Едва Григорьев вышел в приемную, охранники, до тех пор подремывающие в мягких креслах, одновременно вскочили, демонстрируя готовность проследовать за хозяином хоть на край света, но министр задержался у стола, за которым сидела секретарша. Инга подняла голову, ее серые глаза смотрели доброжелательно и одновременно с вызовом.
– Хороший кулон.
Инга чуть склонила голову, изображая непонимание.
– Хороший кулон, – повторил Григорьев и легонько дотронулся пальцами до золотой вещицы на шее Инги. – У вас, кажется, есть вкус.
– Ничего особенного, обычная штамповка.
– Но выглядит прелестно. Хотя вы правы, наверное, ничего нет лучше штучной работы. Вы разбираетесь в украшениях?
– Постольку поскольку.
– Я вас как-нибудь украду на часок, – заговорщицки улыбнулся Григорьев. – Хочу сделать подарок моей матери – что-нибудь из золота, и если бы вы помогли мне выбрать…
– Где-то в магазине?
– Нет, что вы! – Григорьев даже руками замахал. – Решье на днях привозит в Москву свою коллекцию. Вы слышали о Решье?
– Нет.
– Ювелир, очень модный. Поставляет золотые украшения королевским домам Европы. И вот он свою коллекцию привозит в Москву. Изумительные вещи, я видел каталог.
– Будет выставка?
– Да, но только закрытая. Для тех, кто может позволить себе купить что-то из этих вещей. Пятьдесят тысяч долларов – минимальная цена. Хотите взглянуть?
– Конечно.
– Так, я заеду за вами.
– У меня работа, – сказала Инга с кокетливо-наивным сомнением.
– Нет такой работы, с которой нельзя улизнуть. Я вас украду. Вы не будете сопротивляться?
– Нет, – улыбнулась Инга.
Ее улыбка была молодой и белозубой. Григорьев склонился и поцеловал Инге руку. От него исходил аромат дорогого одеколона.
– Решье приезжает на следующей неделе. Я заеду за вами, Инга.
5
Утром, едва рассвело, Кирилл проснулся. Он долго лежал неподвижно, вслушиваясь, и вдруг в соседней комнате раздался едва уловимый шорох – значит, Анна еще только поднялась, и он не проспал.
Выждал еще пять минут и только тогда выскользнул из-под простыни.
Лес еще не проснулся. Тихо было под пальмами, только хлопотливо пробегал по верхушкам ветер. Кирилл медленно, стараясь не шуметь, пошел по тропе к океану. На пляж не вышел, присел за деревом. Он видел песок, белые барашки волн и Анну. Анна сбросила халатик, обнажив загорелое тело, и неспешно пошла к воде. Она казалась задумчивой и кроткой. Солнце поднималось перед ней огненным шаром. Океан искрился и ласково принял в себя женщину. Анна плыла медленно, будто нехотя, но Кириллу было знакомо это состояние – сразу после сна, когда еще не проснулся окончательно и пробуждение происходит постепенно, входит в человека прохладой утренней воды. И когда наступила минута пробуждения, Анна стала плескаться подобно рыбе, она уходила под воду, не оставляя на поверхности следа, чтобы вскоре появиться вновь. В какой-то момент она исчезла и долго не появлялась. Кирилл всполошился и даже привстал в своем укрытии, уже решившись поспешить на помощь, как вдруг совсем близко, у самого берега, Анна вынырнула и резко поднялась на ноги. Кирилл испуганно при этом присел – а Анна неспешно пошла к берегу, задумчиво поглаживая ладонями кожу живота, и вдруг одна из ладоней скользнула вниз, погладила мокрый мох лобка, и от этого жеста у Кирилла пересохло в горле. Он не в силах был сдвинуться с места, смотрел завороженно на обнаженную женщину и едва не пропустил момент, когда ему нужно было покидать свое убежище и возвращаться на станцию, и засуетился только тогда, когда обнаружил Анну совсем рядом – она шла по песку, халатик несла в руке и была так близко, что Кирилл рассмотрел капли воды на ее теле. Он резко поднялся и метнулся прочь, в гущу деревьев.
Он успел нырнуть в постель и притвориться спящим, а через минуту почти бесшумно открылась дверь, вошла Анна и остановилась на пороге, Кирилл зашевелился, открыл глаза и спросил сонным голосом:
– Который час?
– Семь.
– Неужели? – изобразил удивление Кирилл.
На Анне уже был халат. Она, наверное, накинула его у самого порога.
– Ты давно не спишь? – спросил Кирилл.
– С шести.
– К чему такие ранние пробуждения?
Он поднялся и отбросил в сторону простыню. На нем были отличные белоснежные плавки, он надел их впервые в жизни. Но Анна, кажется, не оценила, скрылась в своей комнате. Оставалось ждать. Время – лучший союзник.
Позавтракали. Сняли показания приборов. Передали данные в Москву. Больше делать было нечего до самого вечера.
– Хочешь, я покажу тебе остров? – предложил Кирилл.
Спеси за последние дни у него поубавилось, но он все еще считал себя хозяином здешних мест.
Они вышли из дома, не дожидаясь наступления полуденной жары. Кирилл шел впереди, Анна за ним.
– Он совсем небольшой, этот остров, – рассказывал Кирилл, не видя Анну, а лишь угадывая ее присутствие рядом. – Самый маленький из всех, которые здесь есть. Потому, наверное, местные тут не селились.
Солнце уже поднялось над пальмами. Теплый и сырой воздух струился вверх. Кто-то крикнул совсем близко, и Анна вздрогнула.
– Обезьяны, – сказал Кирилл, не оборачиваясь. – Их здесь тьма. Да ты и сама видела этих разбойников.
– Ты не пытался их приручить?
– Бесполезно. Они попрошайки. Слопают все припасы, а когда обнаружат, что у тебя больше ничего нет – возвращаются на свои деревья и корчат оттуда рожи. Неблагодарные, словом.
– А я бы хотела приручить обезьяну. Если бы удалось поймать хоть одну. Сделай мне какие-нибудь силки, Кирилл.
– Чтобы обезьян ловить?
– Да.
– Ладно.
Заросли становились все гуще. Тропинка исчезла совсем.
– Куда мы идем? – спросила Анна.
– Мы пересечем остров поперек. Это не так далеко, как может показаться.
Возможно, так оно и было, но идти становилось все труднее. Приходилось прорываться сквозь сплошную зеленую стену, а когда очередное препятствие было преодолено, всегда оказывалось, что впереди – еще одно, более сложное, чем предыдущее.
– Не устала?
– Немного.
– Может, вернемся?
– Нет, мне интересно.
– Там, где ты жила раньше, тоже было красиво?
– На Камчатке?
– Да, на Камчатке.
– Очень красиво. Я такой природы нигде больше не видела. Эти деревья, сопки, а какое там небо!
– Какое?
– Красивое. Оно глубокое там.
– Глубокое – это когда вниз.
– А там – вверх, – засмеялась Анна.
Кирилл протянул руку и снял с ветки плод – невзрачный, коричневого цвета, похожий на причудливой формы картофельный клубень. Кирилл переломил его пополам, и открылось с бледно-розовыми прожилками нутро.
– Попробуй, – протянул Анне одну из половин.
– Что это?
– Местные называют это нгве-нгве.
– Целиком можно есть?
– Только мякоть. Кожура невкусная.
Мякоть оказалась слабосладкой. Белые комки отдавали сладостью и после этого таяли во рту, исчезая бесследно.
– Вкусно?
– Да. Немного похоже на банан. Только вкус не так ярко выражен.
Они прошли еще около часа, как вдруг деревья перед ними расступились, и Анна увидела океан. Солнце поднялось в зенит, океан искрился и выглядел очень празднично и беззаботно, и только далеко, на самом горизонте, была прочерчена узкая полоска.
– Что это? – спросила Анна и показала вдаль рукой.
– Один из ближайших к нам островов.
– Там есть люди?
– Да.
Кирилл как-то посмурнел лицом, и Анна, догадавшись о причине, негромко и необидно засмеялась.
– Там твои обидчики живут, да? Те, которые тебя оставили без провианта?
– Смешного мало, – беззлобно огрызнулся Кирилл. – Посмотрим, что ты запоешь после их очередного налета.
Анна беззаботно махнула рукой.
– Искупаемся? – предложила она.
Кирилл еще ничего не успел ответить, а она уже сбросила шорты и футболку – на ней оказался купальный костюм – и пошла к воде, и Кирилл был вынужден последовать ее примеру.
Вода была теплой, но это было лучше, чем жариться на солнце. Анна легла на спину и поплыла. Белые ступни ее ног дразняще мелькали. Кирилл отвел взгляд.
– Как хорошо, – сказала Анна. – Здесь настоящий рай.
Редкие облака плыли высоко-высоко.
– Знаешь, иногда окажешься в таком месте, что не верится, что есть еще что-то, кроме него. Другие города, другие люди. Ничего этого нет. Только ты и вот этот рай.
Анна кувыркнулась в воде.
– У тебя бывает так, Кирилл?
– Как?
– Ну вот чтобы ты оглядывался вокруг и тебе не верилось, что есть какая-то другая жизнь.
– Не знаю. Не задумывался.
– А у меня бывает. Вот как сейчас, например. Неделю назад я еще была в Москве, ходила по улицам, ездила в метро, и меня не было здесь, вот именно здесь. Понимаешь? Вот эта вода – она и тогда здесь была, и эти пальмы, и этот песок…
– И я, – подсказал Кирилл.
– И ты. А теперь я здесь. А Москва – пропыленная, суматошная, она там, далеко, без меня, и мне сейчас кажется, что ее нет вовсе, что это сон, фантом, призрак.
– Скучаешь?
– О чем?
– О Москве.
– Нет. Она какая-то чужая стала, я ее и не узнала поначалу, когда вернулась с Камчатки. Это как если бы во время твоего сна в спальне полностью поменяли обстановку. Представляешь? Вот ты заснул, а просыпаешься – все вокруг другое, незнакомое.
Анна повернула голову и неожиданно засмеялась:
– Хотя зачем я тебе обо всем рассказываю? Ты и сам это в конце концов испытаешь. Вот вернешься в Москву – а там все другое.
– Зачем же я вернусь в Москву? Мне и здесь неплохо.
– Это не будет продолжаться вечно, я имею в виду твою работу здесь.
– Что я слышу? – насторожился Кирилл. – Ты прибыла сюда ко мне или вместо меня?
Анна уловила разницу и, улыбнувшись, выбрала ответ:
– К тебе.
Кирилл подозрительно посмотрел на нее:
– Послушай, откуда ты вообще взялась? Зачем здесь, на станции, второй сотрудник? Пять лет я справлялся со своими обязанностями в одиночку, и вдруг мне понадобился дублер.
– Ты думаешь, меня готовят как замену тебе?
– Похоже на то…
– Не думаю.
– Почему?
– Мне бы сказали. Ведь правильно? Готовили бы к отправке – и сказали.
– Разговора не было? Там, в Москве? Точно?
– Нет, – уверенно подтвердила Анна.
Кирилл посмотрел в ее глаза и, ничего в них не прочитав, вздохнул.
– Ты напрасно переживаешь, – сказала Анна. – Нет повода для беспокойства.
– Но почему тебя прислали?
– По штату здесь должны работать двое. Двое, понимаешь?
– Им что – валюту девать некуда?
– Кому?
– Начальству нашему. Ведь я один здесь справлялся.
Анна подплыла к Кириллу, положила руку ему на плечо и спросила, заглядывая в глаза:
– Ты против того, чтобы я здесь работала?
– Нет, почему же, – смутился Кирилл.
– Тогда не надо больше об этом говорить. Ладно?
Он кивнул.
Вышли из воды. Горячий ветер скользил над пляжем, Песок накалился и казался на солнце ослепительно белым.
– Ты приехала сюда не вместо меня? – все-таки не удержался Кирилл.
– Нет.
Анна потрепала его по волосам, как неразумного мальчишку. Больше они к этому разговору не возвращались.
Вечером Кирилл сделал силки для ловли обезьян. Это была хитроумная самозатягивающаяся петля. Первый изготовленный образец Анна забраковала – он показался ей слишком непрочным.
– Порвется. Не годится.
– Ты посмотри, какая толстая веревка.
– Сделай ее вдвое.
– Это уже будут не на обезьяну силки.
– А на кого?
– А разве мамонты здесь водятся?
– Нет.
– Вот видишь. Значит – на обезьяну.
Потом они опять плавали в океане. Солнце уже пряталось, черные силуэты пальм на берегу казались декорациями провинциального театра. И опять было такое чувство, что нет никого и нигде – только этот остров, пальмы и они – Кирилл и Анна.
– Я никогда отсюда не уеду, – сказала Анна. – Даже если мне не найдется больше места на станции – я останусь. Построю дом там, в глубине острова, и буду жить. Не прогонишь?
– Нет! – ответил Кирилл.
У него почему-то опять стало сухо в горле – как сегодня утром, когда он увидел обнаженную Анну. Безотчетно протянул руку в темноте, прямо в воде, погладил ее прохладную гладкую кожу – лишь мгновение это продлилось, потому что почти сразу Анна отстранилась и сказала:
– Не надо этого, Кирилл. Не делай так больше никогда.
Звезды мерцали над их головами. Луна смотрела вниз с прищуром, и под ее взглядом океан, казалось, светился.
6
Бородину представлялось, что доктор Морозов обязательно окажется человеком преклонных лет, с пучком седых волос на голове и в старомодных очках в черной оправе, будет он сух кожей, худощав и взглядом печален, а оказалось – они почти одногодки. Морозов был хотя и невысок ростом, но ладно сложен, глаза умные и взгляд доброжелательный, прическу носил длинную – с того времени, наверное, как носил длинные волосы в школе – и ругали его, и наказывали; и с тех самых пор осталась в нем эта фронда, уже и сражаться не с кем, а он все не может успокоиться, демонстрирует независимость. Сам Бородин всю жизнь носил короткие прически, даже в институте – комсомольская юность. "Волосатиков" недолюбливал, с ними все время приходилось разбираться: как "волосатик", так сразу и мозги набекрень, вот тебе и персональное дело – комитету комсомола работа.
И сейчас Бородин подсознательно насторожился, а Морозов, совершенно не видя в нем врага, приветливо обратился:
– Ваше лицо мне знакомо. Где-то встречались, наверное?
Бородин всмотрелся и качнул головой:
– Не припоминаю.
Они действительно никогда не встречались прежде, это у Морозова был такой тактический ход – мостик перебрасывал к собеседнику, устанавливал контакт.
Кабинет Морозова совершенно не был похож на врачебный: ковер на полу, книги вдоль стен, в углу негромко мурлычет радио. Хорошее радио, дорогой аппарат, Бородин даже заинтересовался.
Морозов его и не тревожил, давал время освоиться. И только после длительной паузы сказал:
– Из Гонконга приемник. Друг привез. Отличная вещица, я даже не мог предположить, что там такое умеют делать.
– Я думал, японская.
– В том-то и дело, что Гонконг. Вы, кстати, радиоделом не увлекаетесь?
– Нет.
– Времени не хватает, – поддержал ниточку разговора Морозов.
– Не хватает.
– Но какие-то увлечения есть, наверное.
– Нет.
– Совсем?
– Совсем.
– А где вы работаете, если не секрет?
– Я предприниматель.
– Фирма крупная?
– Достаточно крупная, – ответил Бородин, суровея.
Он уже привык к тому, что сначала выведывают, хорошо ли поставлено у него дело, а потом, убедившись, что он в средствах не стеснен, назначают цену за свои услуги – втрое выше обычной. Морозов, кажется, прочитал эту мысль на бородинском лице и с доброй снисходительной улыбкой поправился:
– Я лишь хочу понять, насколько напряжен ритм вашей жизни.
– Я понял, – кивнул Бородин, еще больше суровея, оттого что его мысли угаданы.
– Много приходится работать?
– Да.
– Встаете рано?
– Да.
– И поздно ложитесь?
– Да.
Морозов провел ладонью по столу, будто смахивая с его поверхности невидимую пыль.
– Вы несколько зажаты.
– Что? – не понял Бородин.
– Я говорю, что вы очень настороженны и зажаты. И у нас с вами беседа получается какая-то протокольная, сухая.
– Я не очень люблю говорить о себе.
– А вы не говорите о себе. Отстранитесь. Как ваше имя-отчество?
– Андрей Алексеевич.
– Фамилия?
– Бородин.
– Вот и расскажите мне об Андрее Алексеевиче Бородине. Знаете такого человека?
– Знаю, – осторожно усмехнулся Бородин.
– Расскажите мне о нем, что вам известно.
– Это очень неконкретно. Вопросы, пожалуйста, задавайте.
– Бородину много приходится работать?
– Много.
– А что в его работе самое трудное?
– Думать.
– Почему?
– От его реакции слишком много зависит.
– Прибыль, да?
– И прибыль тоже.
– А кроме прибыли – что?
– Все. Вся жизнь.
– У Бородина есть враги?
– Как и у любого человека.
– Он их боится?
– Нет.
Морозов быстро взглянул на собеседника.
– Бородин сильнее своих врагов?
– Да.
– Они не доставляют ему хлопот?
– Нет.
– А семья?
– Что – семья?
– У Андрея Алексеевича Бородина есть семья?
– Есть.
– Жена? Дети?
– Жена и сын.
– Бородин беспокоится за сына?
– В общем, да.
– Его сыну угрожает опасность?
– Нет.
– А жене?
– Нет.
– Жена Бородина изменяет?
Бородин резко вскинул голову.
– Изменяет? – повторил вопрос Морозов.
– Нет. Ну у вас такие вопросы…
– Я не задал еще ни одного лишнего вопроса.
– Ну хорошо, – поморщился Бородин.
Он уже совершенно не проявлял энтузиазма.
– Родители Бородина живы?
– Да.
– Они часто болеют?
– Не чаще, чем другие люди в их возрасте.
– У Бородина часто срываются сделки?
Переход был слишком стремительным – и Бородин растерялся, переспросил:
– Что?
– В бизнесе Бородина часто случаются неудачи? Сделка сорвалась, кто-то подвел, кредит не дали или еще что-то в этом роде.
– Бывает.
– Это нервирует?
– Конечно.
– Сильно?
– Я бы не сказал.
– А как выходит из стресса?
– Кто?
– Бородин?
– По-разному.
– Алкоголь?
– В меру.
– Выезды на природу?
– Нет.
– Женщины?
– Нет.
– Нет? – вроде бы даже удивился Морозов. – Почему?
– После стресса на женщин смотреть не хочется.
– Но потом все приходит в норму?
– Да.
Бородин уже совсем посмурнел лицом.
– Бородину часто приходится обманывать?
– Нет.
– У него есть такие враги, которые способны устранить его физически?
– Нет.
Бородин все больше темнел лицом.
– А сам он способен расправиться со своим конкурентом с жестокостью? Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю?
– Я понимаю! – взорвался Бородин. – Я все в ваших вопросах понимаю! Я не понимаю одного – к чему все это? Что за комедия?
Он побагровел и выглядел ужасно.
– Не надо кричать, – кротко попросил Морозов.
Чертов "волосатик"!
– Я не того ожидал, когда шел к вам! – все еще кричал Бородин, правда, уже остывая.
– А чего вы ожидали?
– Помощи.