Огромное впечатление на окружающих производила и неизменная вежливость Третьякова. Ко всем без исключения он обращался на "вы", а если бывал не прав, то обязательно извинялся. Павел Михайлович никогда не повышал голос на своих работников, поэтому они все "из кожи вон лезли, чтобы сделать именно так, как он приказывал". Быть может, приказания Павла Михайловича исполнялись с такой охотой потому, что он ничего не делал необдуманно, ему совершенно несвойственно было полагаться "на авось".
П. М. Третьяков был удачливым купцом и промышленником, не склонным к лишним тратам. Однако, как вспоминает его дочь, "он иногда предпочитал переплатить, но купить товар у русского или знакомого торговца". Но такое выражение купеческой солидарности было уместно лишь в том случае, если товар у знакомого был не хуже, чем у конкурента. Например, когда в Москве появилась французская портниха, платья у которой выходили не в пример лучше, чем у ее русских конкуренток, Павел Михайлович решил, что его жена будет носить только лучшие туалеты, кто бы ей их ни шил.
В характере Третьякова сердечная отзывчивость и доброта сочетались с требовательностью, прямотой, твердой деловой хваткой. Десятилетиями он материально поддерживал художников, помогал Крамскому, Перову, Ф. Васильеву и многим другим, их даже трудно перечислить; помогал во всех затруднительных жизненных ситуациях: Худякову, когда тот переезжал в Петербург, Трутовскому, когда его постигло личное горе – умерли жена и ребенок, М. К. Клодту, когда должны были продать его имение с аукциона. В то же время, покупая картины, он называл весьма умеренные цены, терпеливо торговался с авторами, иногда отказывался от слишком дорогих произведений, которые очень хотел приобрести, – берег деньги все для той же цели: собрать как можно больше произведений, представить русскую школу не только в лучших ее проявлениях, но и со всей возможной полнотой. Чуткость к искусству, всегдашняя искренность, готовность оказать материальную и нравственную поддержку, а главное, одушевлявшая Третьякова высокая цель снискали ему глубокое уважение и любовь художников. Все самое честное и передовое в искусстве того времени тянулось к Павлу Михайловичу, помогало ему. Некий молчаливый уговор художников о предоставлении права первого выбора Третьякову ставил его вне конкуренции с другими коллекционерами. Многолетние дружеские связи соединяли его с Крамским, Репиным, Перовым, Стасовым, Ярошенко, Максимовым, Поленовым, Суриковым, Прянишниковым и другими. Сам же Павел Михайлович был необычайно скромен. Когда в Москве был созван Первый съезд художников, названный в честь заслуг собирателя именем Третьякова, Павел Михайлович просто сбежал из Москвы, чтобы только избежать предстоящего чествования.
Когда Репин однажды сказал Третьякову, что какую-то картину тот купил зря, Павел Михайлович ответил ему: "Все, что я трачу и иногда бросаю на картину – мне постоянно кажется необходимо нужным; знаю, что мне легко ошибиться; все, что сделано – кончено, этого не поправить, но для будущего, как примеры, мне необходимо, нужно, чтобы вы мне указали, что брошено, то есть за какие вещи. Это останется между нами… Прошу вас, ради бога, сделайте это, мне это нужно больше, чем вы можете предполагать". В 1855 году П. М. Третьяков писал Репину: "Ради бога, не равняйте меня с любителями, всеми другими собирателями, приобретателями… не обижайтесь на меня за то, за что вправе обидеться на них".
П. М. Третьяков обладал большими организаторскими способностями. Это можно наглядно продемонстрировать на примере создания портретов русских писателей, ученых, композиторов.
Близко общаясь со многими художниками, известными композиторами, артистами, учеными, писателями, Третьяков задумал создать портретную галерею своих великих соотечественников, современников, сохранить их живые образы для будущих поколений. Павел Михайлович начал разыскивать и заказывать портреты по составленному списку. Он выкупал у наследников уже имеющиеся портреты именитых людей, а также заказал ряд портретов В. Г. Перову, И. Н. Крамскому, И. Е. Репину, Н. Н. Ге и другим мастерам портретной живописи. Так Третьяков заказал портрет Писемского – Перову, Гончарова – Крамскому, добился приобретения портрета Гоголя работы Моллера, заказал портрет А. Н. Островского – Перову, Шевченко – Крамскому, его же попросил написать портреты Грибоедова, Фонвизина, Кольцова и художника Васильева, заказал портрет Тургенева – Гуну и дважды тот же портрет Репину; затем еще раз поручил Перову портрет Тургенева, а также портреты Достоевского, Майкова, Даля; Крамскому предлагал писать Толстого, Салтыкова-Щедрина, Некрасова, Аксакова; заказал Репину портреты Тютчева, Пирогова, Толстого; приобрел у Ге портрет Герцена и т. д.
Создания портретов великих людей России Павел Михайлович добивался с поразительной настойчивостью и терпением. Он советовал с близко знающими их людьми и перезаказывал портрет по несколько раз, если он его не удовлетворял сходством или качеством живописи. Третьяков следил даже за местонахождением тех или иных престарелых известных русских писателей и уговаривал художников отыскать их и создать портреты. Так, Третьяков напоминал Репину, находящемуся за границей, что поблизости от него "живет наш известный поэт Вяземский, старик 95 лет. Тут также надо взглянуть с патриотической стороны. Если да – то я узнаю его адрес и сообщу Вам". Такое высокое понимание роли национальной русской живописи, призванной увековечить видных людей русской науки, искусства и литературы, характерно для П. М. Третьякова, полного веры в торжество не только русской живописи, но и всей русской культуры. При этом, выбирая лиц для портретирования, Третьяков прежде всего выдвигал прогрессивных писателей-реалистов, прославивших русскую литературу во всем мире.
Первоначально собрание Павла Михайловича Третьякова размещалось в небольшом двухэтажном доме Третьяковых в Лаврушинском переулке. Быстрое пополнение коллекции побудило владельца задуматься о сооружении специального музейного здания. В 1872–1874 годах к дому была сделана первая пристройка специально для музея, а в дальнейшем, по мере увеличения коллекции, Павел Михайлович трижды расширял свою галерею. Так в старом замоскворецком переулке выросло одно из первых в России специализированных зданий для размещения художественного собрания.
Для посетителей музей открылся в 1881 году. Вход был бесплатным, полотна разрешалось копировать. В одном зале соседствовали картины разных художников и разных эпох, иногда они висели в пять-шесть рядов: коллекционер никогда не держал произведения в запасниках. Работы художников не делились на главные и второстепенные: каждая из них считалась уникальной. Павел Михайлович знал в галерее все вплоть до последнего гвоздя, которым холст прибивался к подрамнику. Он сам покрывал картины лаком и выполнял первые реставрации.
Давно мечтавший о превращении личной коллекции в общенациональное достояние, П. М. Третьяков в августе 1892 года (после смерти брата Сергея) решил передать свою коллекцию в дар Москве. В том же году, выполняя волю умершего брата, он присоединил к этому дару и его собрание русской и западно-европейской живописи. По описи в коллекции Сергея Михайловича Третьякова, сделанной в 1892 году, значилось 75 картин западно-европейских художников, 8 рисунков, а также несколько картин и скульптур русской школы. Она была перевезена в Лаврушинский переулок и первоначально размещалась в одном из залов, а в 1898-м выставлена в двух специально для нее пристроенных залах. В 1925 году картины в основном были переданы в Музей изящных искусств, несколько – в Эрмитаж.
Третьяков обратился в городскую думу с просьбой принять его подарок. "Озабочиваясь, с одной стороны, скорейшим выполнением воли моего любезнейшего брата, а с другой – желая способствовать… процветанию искусств в России и вместе с тем сохранить на вечные времена собранную мною коллекцию, ныне же приношу в дар Московской городской думе". 15 сентября 1892 года дума приняла дар, присвоив галерее имя братьев Третьяковых. Дар коллекционера (1287 живописных произведений, 518 рисунков, 9 скульптурных работ русских художников, 75 картин и 8 рисунков французских и немецких художников) был оценен в один миллион четыреста двадцать девять рублей, что по тем временам считалось огромным состоянием. Это был внушительный итог 35-летнего собирательства. 15 августа 1893 года "Московская городская галерея имени братьев Третьяковых" торжественно открыла свои двери.
Стоит несколько слов сказать и о брате Павла Михайловича – Сергее Третьякове. При жизни этот человек был куда известнее и намного богаче своего брата, никогда не стеснял себя в средствах. Сергей Михайлович был известным московским общественным деятелем, старшиной купеческого сословия (1863–1867 годы), городским головой (1877–1881 годы). "За отличную и усердную службу" ему был пожалован чин статского советника, а за устройство в Москве Всероссийской промышленно-художественной выставки в 1882 году – чин действительного статского советника. Сергей Михайлович оказывал всяческое содействие благоустройству Москвы. Он жертвовал крупные суммы на детские приюты, больницы, училища, выкупил для города из казны Сокольничью рощу. Состоял членом московского отделения Русского музыкального общества (в 1869–1889 годах был его председателем), Московского художественного общества. В 1881–1887 годах на свои средства издавал "Художественный журнал". Участвовал в подготовке Всероссийской художественно-промышленной выставки 1882 года в Москве. В юности увлекался музыкой, брал уроки пения; близким другом братьев Третьяковых был Н. Г. Рубинштейн. Согласно его завещанию значительная сумма (125 тысяч рублей) шла на расширение коллекции брата.
Условий дарения Павел Михайлович Третьяков назвал несколько: он пожизненно остается попечителем галереи и продолжит пополнение собрания картин, а галерея должна быть "открыта на вечное время для бесплатного обозрения всеми желающими".
Дар братьев Третьяковых родному городу явился событием огромной важности и для Москвы, и для культурной жизни всей страны. Современники по достоинству оценили его, откликнувшись множеством приветствий создателю музея. К открытию галереи был приурочен 1-й Всероссийский съезд художников. Передвижники, творческие искания которых Третьяков самоотверженно поддерживал многие годы, писали в адресе собирателю: "Весть о Вашем пожертвовании давно уже облетела Россию и во всяком, кому дороги интересы русского просвещения, вызвала живейшую радость и удивление значительности принесенных Вами на его пользу усилий и жертв".
Газета "Новости" писала тогда: "Говорят, будто по покупной цене картин Третьяковская галерея стоит 1,5 миллиона рублей. Подите-ка, купите ее теперь по этой цене! Ей, милостивые государи, нет теперь цены! Она является беспримерным и бесценным художественным собранием".
Передачу Галереи городу Павел Михайлович хотел произвести как можно более тихо, не желая быть центром общего внимания и объектом благодарности. Ему это не удалось, и он был очень недоволен. Третьякова особенно огорчил собранный в Москве съезд художников, на который он не пошел, и статья В. В. Стасова в "Русской старине". Эта статья появилась в декабрьской книжке 1893 года и произвела большое впечатление. В ней впервые было обрисовано то значение, которое имело третьяковское собирательство картин для развития русского искусства и, в частности, живописи. Вот как характеризует Стасов Третьякова как собирателя: "С гидом и картой в руках, ревностно и тщательно пересмотрел он почти все европейские музеи, переезжая из одной большой столицы в другую, из одного маленького итальянского, голландского и немецкого городка в другой. И он сделался настоящим, глубоким и тонким знатоком живописи. И все-таки он не терял главную цель из виду, он не переставал заботиться всего более о русской школе. От этого его картинная галерея так мало похожа на другие русские наши галереи. Она не есть случайное собрание картин, она есть результат знания, соображений, строгого взвешивания и всего более, глубокой любви к своему дорогому делу".
Третьяков продолжал пополнять собрание. Например, в 1894 году он передал галерее 30 картин, 12 рисунков и мраморную статую "Христианская мученица" работы М. М. Антокольского; занимался изучением коллекции, с 1893 года издавал ее каталог (с 1896 года – под названием "Каталог художественных произведений Городской галереи Павла и Сергея Третьяковых").
Но, несмотря на грандиозность и значимость предпринятого дела, Павлу Михайловичу были присущи сдержанность и некоторая замкнутость. Даже его обширная переписка не дает исчерпывающего представления о вкусах, мнениях и взглядах этого человека. Но некоторые факты могут показаться интересными.
Третьяков избегал встреч только с двумя категориями представителей власти – светской и духовной. Однажды ему сообщили, что в галерею прибудет Иоанн Кронштадский. Популярность этого священнослужителя среди верующих была огромной, многие считали его святым. В день посещения галереи Иоанном Кронштадским Третьяков ранним утром уехал в Кострому, на свою фабрику: "Скажите, что меня экстренно вызвали по делам фирмы на несколько дней".
Был только один визит высокого гостя, когда Павла Михайловича все-таки вынудили присутствовать при осмотре его коллекции: в 1893 году галерею посетил Александр III с супругой. Их сопровождали министры граф С. Ю. Витте, граф И. И. Воронцов-Дашков и президент Академии художеств, брат царя Великий князь Владимир Александрович.
Одним из отличительных качеств Третьякова была его неприязнь ко всякого рода политической рекламе, чинам и званиям. Павел Михайлович неоднократно отказывался от торжественного празднования основанных им благотворительных учреждений. Пожалование званий также вызывало в нем только раздражение. В одном из его писем жене можно найти следующие слова: "Я был бы в самом хорошем настроении, если бы не неприятное для меня производство в Коммерции Советники, от которого я несколько лет отказывался и не мог отделаться. Теперь меня уже все, кто прочел в газетах, поздравляют, и меня это злит. Я, разумеется, никогда не буду употреблять это звание, но кто поверит, что я говорю это искренне".
Когда же П. М. Третьякову сообщили о пожаловании ему императором Александром III дворянства, то речь шла уже не о нелюбви к чинам, а о вошедшей в поговорку купеческой гордости. Третьяков ответил: "Очень благодарен Его Величеству за великую честь, но от звания дворянина отказываюсь… Я родился купцом, купцом и умру".
Естественно, П. М. Третьяков пользовался огромным общественным уважением. В наши дни, когда большинство простых людей по меньшей мере настороженно относится к предпринимателям, следующая сцена кажется почти невероятной. Е. К. Дмитриева вспоминает: "Как-то мой муж ехал на извозчике по Мясницкой. Впереди он обратил внимание на кого-то, едущего на плохой лошадке, в стареньких санках… вид кучера какой-то неказистый, а самого седока почти не было видно за большим поднятым воротником шубы – однако все встречные, и на хороших рысаках, и просто прохожие… только увидя встречную скромную фигуру, усиленно все кланяются. Мужа это заинтересовало – кто же это, заслуживающий такого почета? Он попросил извозчика обогнать впереди едущего, и, когда обогнали, муж мой оглянулся и с восхищением увидел Павла Михайловича. Обеими руками он снял шапку и как можно низко поклонился Павлу Михайловичу – великому создателю Третьяковской галереи".
В конце ноября 1898 года Третьяков слег, началось обострение язвы желудка. Он отказался от консилиума врачей. Скрывая свои страдания от близких, каждое утро вызывал к себе служащих галереи и торговой конторы с докладами. О галерее он думал и в свое последнее утро 4 декабря 1898 года. Молча выслушав сообщения, Павел Михайлович угасающим голосом произнес: "Берегите галерею…" и тотчас умер. Эти слова были последними.
Похоронили П. М. Третьякова на Даниловском кладбище. А в 1948 году прах был перенесен на Новодевичье кладбище. В. В. Стасов в некрологе на смерть Павла Михайловича писал, что Третьяков умер знаменитым не только на всю Россию, но и на всю Европу: "Приедет ли в Москву человек из Архангельска или из Астрахани, из Крыма, с Кавказа или с Амура – он тут же назначает себе день и час, когда ему надо, непременно надо, идти на Замоскворечье, в Лаврушинский переулок, и посмотреть с восторгом, умилением и благодарностью весь тот ряд сокровищ, которые были накоплены этим удивительным человеком в течение всей его жизни".
После смерти Павла Михайловича Третьякова, галерея, по его завещанию, отошла в собственность города Москвы. В июне 1899 года Московской городской думой был создан попечительский совет – коллегиальный орган по управлению Галереей. Кроме Городского головы, князя В. М. Голицына (председателя совета), в него вошли В. А. Серов – от российских художников, И. С. Остроухов и И. Е. Цветков – от московских коллекционеров. Семью основателя представляла вторая дочь Третьякова, Александра Павловна Боткина.
Главной своей целью совет видел пополнение коллекции. Приобретались как произведения старого, так и нового искусства. Члены совета пристальное внимание уделяли приобретению картин современных художников. Их интересовало творчество молодых петербуржцев, создавших в 1898 году объединение "Мир искусства", москвичей из Союза русских художников, экспонентов выставки "Голубая роза". За первые три года существования совета в собрании прибавилось около семидесяти произведений. Во времена попечительства И. С. Остроухова в Галерее существенно расширился раздел, посвященный портретам, кисти живописцев XVIII века. Но вновь поступавшие работы размещались отдельно от основного собрания – в залах, которые специально отстраивались в бывшем жилом доме Третьякова.
Во время реконструкции 1900–1905 годов музейные здания обрели новые фасады, выполненные по проекту В. М. Васнецова в "русском стиле". Главный фасад с изображением Георгия Победоносца стал символом Третьяковской галереи. Неудобства, связанные со строительством, не мешали все более растущему потоку посетителей: за один только 1903 год в Галерее побывало 130 548 человек.
В 1899 году наследники Павла Михайловича передали совету завещанные Галерее 62 иконы, которые были тщательно изучены известным византологом и специалистом по древнерусскому искусству Н. П. Лихачевым. На основе проведенной им атрибуции в 1904 году была создана экспозиция икон. В ее устройстве принимали участие профессор Н. П. Кондаков, художник В. М. Васнецов, члены совета Галереи И. Е. Цветков и И. С. Остроухов.
К 1911 году стало ясно, что экспозиции необходима коренная перестройка. Московская городская дума в 1913 году избрала попечителем Третьяковской галереи Игоря Эммануиловича Грабаря, художника, архитектора и историка искусства. В Совет вошли Р. И. Клейн и А. П. Ланговой, от семьи основателя – старшая дочь, Вера Павловна Зилоти, а из прежнего состава остался князь Сергей Александрович Щербатов, живописец и коллекционер.