- Я хорошо информирован о своих сотрудниках. - Боденштайн поднял воротник. - Ты же знаешь.
Пия вспомнила утренний разговор с Катрин Фахингер. Случай для разговора был идеальный.
- Ну, значит, тебе известно и то, что у Бенке есть еще одна работа, по совместительству, на которую он вряд ли получил официальное разрешение.
Боденштайн нахмурился и коротко взглянул на нее сбоку.
- Да. Но до сегодняшнего утра я этого не знал. А ты?
- Я, скорее всего, была бы последней, кому Бенке захотел бы рассказать об этом, - ответила Пия и презрительно фыркнула. - Он же вечно темнит, никогда ничего о себе не рассказывает, как будто все еще служит в своем спецназе.
Боденштайн, повернув голову и внимательно глядя ей в лицо, освещенное бледным светом фонаря, сказал:
- У него серьезные проблемы. Год назад от него ушла жена, потом он лишился квартиры, потому что не мог больше выплачивать кредит…
Пия остановилась и изумленно уставилась на него. Вот, значит, чем объясняется странное поведение Бенке, его раздражительность, угрюмость, агрессивность. И все же она почувствовала не жалость к нему, а досаду.
- Значит, ты опять будешь его защищать… - полувопросительно, полуутвердительно произнесла она. - Что это у вас с ним, интересно, за дружба такая - что он пользуется полной безнаказанностью?
- Это не безнаказанность, - возразил Боденштайн.
- А почему же ему постоянно сходят с рук все его ошибки и нарушения?
- Я старался не очень на него давить, потому что надеялся, что он как-нибудь разберется со своей личной жизнью и начнет наконец нормально работать. - Боденштайн пожал плечами. - Но если он действительно завел себе еще одну работу без разрешения начальства, то я уже ничем не смогу ему помочь.
- Значит, ты доложишь об этом Энгель?
- Боюсь, что придется. - Боденштайн вздохнул и пошел дальше. - Но сначала я все-таки поговорю с Франком.
Суббота, 8 ноября 2008 года
- О боже!.. - воскликнула фрау доктор Лаутербах с неподдельным ужасом, когда Боденштайн объяснил ей, каким образом он узнал номер ее телефона. Лицо ее побелело, несмотря на загар. - Рита моя подруга. До ее развода мы были соседями.
- Один свидетель утверждает, что видел, как фрау Крамер столкнули с пешеходного моста, - продолжал Боденштайн. - Поэтому мы ведем расследование по делу о покушении на убийство.
- Какой ужас! Бедная Рита! Как она себя чувствует?
- Плохо. Состояние критическое.
Фрау Даниэла Лаутербах сложила руки, как для молитвы, и горестно покачала головой. На вид ей было лет сорок восемь - пятьдесят. Очень женственная фигура, блестящие темные волосы стянуты на затылке в простой узел, теплые карие глаза, окруженные мелкими морщинками, излучают сердечность и еще что-то материнское. Судя по всему, она была из той вымирающей породы врачей, которым не жаль времени на пациентов и их проблемы. Ее просторная клиника с большими, светлыми помещениями, высокими потолками и паркетными полами располагалась над ювелирным магазином в пешеходной зоне, в самом центре Кёнигштайна.
- Пройдемте в мой кабинет, - предложила она.
Боденштайн проследовал за ней в огромную комнату, главной доминантой которой был массивный, старомодный письменный стол. Выдержанные в мрачноватых тонах большие экспрессионистские картины на стенах как-то необычно, но приятно диссонировали с приветливой обстановкой.
- Могу я предложить вам чашку кофе?
- Спасибо, с удовольствием! - с улыбкой кивнул Боденштайн. - Я сегодня еще не пил кофе - все некогда.
- Рано у вас начинается рабочий день. - Даниэла Лаутербах поставила чашку под кран автоматической кофеварки эспрессо, стоявшей на полке рядом с грудами медицинских книг и брошюр, и нажала кнопку. Загудела кофемолка, распространяя аромат свежемолотого кофе.
- У вас тоже, - ответил Боденштайн. - К тому же в субботу.
Вчера поздно вечером он оставил ей сообщение на автоответчике, и она позвонила ему в половине восьмого утра.
- По субботам в первой половине дня у меня домашние визиты. - Она протянула ему чашку. От молока и сахара он отказался. - А потом обычно начинается писанина. К сожалению, ее становится все больше. Я бы лучше употребила это время на пациентов.
Она жестом пригласила его к письменному столу, и Боденштайн устроился на одном из стульев для посетителей. Из окон позади стола открывался великолепный вид на парк и руины замка Кёнигштайн.
- Чем я могу вам помочь? - спросила Даниэла Лаутербах, сделав глоток кофе.
- В квартире фрау Крамер мы не нашли ничего, что указывало бы на наличие родственников или других близких людей. Но ведь должен же у нее быть кто-то, кому мы могли бы сообщить о несчастье.
- У Риты сохранились хорошие отношения с ее бывшим мужем. Я уверена, что он позаботится о ней. - Она опять горестно покачала головой. - Кто же это мог сделать? - произнесла она, задумчиво глядя на Боденштайна своими темно-карими, как у косули, глазами.
- Нас это тоже интересует. У нее были враги?
- У Риты? Что вы, боже упаси! Она такой кроткий человек, и ей так досталось от жизни. Но это ее не ожесточило.
- "Досталось"? Что вы имеете в виду? - Боденштайн внимательно посмотрел на нее.
Даниэла Лаутербах с ее спокойной, несуетливой манерой поведения все больше нравилась ему. Его собственный домашний врач обрабатывал своих пациентов как на конвейере. Каждый раз после визита к нему Боденштайн, заразившись его нервозностью и лихорадочной поспешностью всех его манипуляций, еще какое-то время был словно наэлектризован.
- Ее сын попал в тюрьму, - ответила Даниэла Лаутербах и вздохнула. - Это было тяжелое испытание для Риты. Из-за этого распался и ее брак.
Боденштайн, который как раз поднес чашку к губам, удивленно застыл.
- Сын фрау Крамер сидит в тюрьме? За что?
- Сидел. Его выпустили позавчера. Десять лет назад он убил двух девушек.
Боденштайн напряг память, но так и не припомнил молодого убийцу двух девушек по фамилии Крамер.
- Рита после развода опять взяла свою девичью фамилию, чтобы каждый раз не отвечать на вопрос, не имеет ли она отношения к той жуткой истории, - пояснила Даниэла Лаутербах, словно прочитав мысли Боденштайна. - По мужу она Сарториус.
* * *
Пия не верила своим глазам. Она еще раз прочитала письмо, написанное казенным языком на "экологической" серой бумаге. Когда она обнаружила в почтовом ящике это долгожданное письмо из строительной комиссии Франкфурта, ее сердце радостно екнуло, но то, что в нем было написано, повергло ее в шок. С тех пор как они с Кристофом решили вместе жить в Биркенхофе, они носились с мыслью перестроить ее домик, который и для двоих-то был тесноват, не говоря уже о возможных гостях. Один знакомый архитектор сделал по ее просьбе проект перестройки и подал заявку в строительную комиссию. С тех пор она с нетерпением ждала ответа, потому что готова была немедленно приступить к делу. Она перечитала письмо раз, другой, потом отложила его в сторону, поднялась из-за кухонного стола и пошла в ванную. Торопливо приняв душ, она обмоталась полотенцем и угрюмо уставилась на свое отражение в зеркале. Она вернулась с вечеринки в половине четвертого утра, а встала в семь, чтобы выпустить из дома собак и покормить остальных животных. Потом, пользуясь тем, что дождь ненадолго прекратился, погоняла на корде двух своих молоденьких лошадок и вычистила их стойла. Долгие ночные вечеринки были уже явно не для нее. В сорок один год после бессонной ночи с вином и музыкой чувствуешь себя уже совсем не так, как в двадцать один.
Она долго задумчиво расчесывала свои светлые волосы до плеч, потом заплела их в две косички. После такого письма о сне не могло быть и речи. Пия отправилась в кухню, взяла письмо со стола и вошла в спальню.
- Привет, Малыш… - пробормотал Кристоф, сонно моргая и щурясь от света. - Который час?
- Без четверти десять.
Он выпрямился и со стоном принялся массировать виски. Вчера он против обыкновения явно переборщил с алкоголем.
- Я забыл - когда у Анники самолет?
- В два часа. У нас еще уйма времени.
- Что это у тебя за бумага? - спросил он, заметив письмо.
- Смертный приговор, - ответила она мрачно. - Ответ из строительной комиссии.
- Ну и что они пишут? - Кристоф пытался стряхнуть с себя остатки сна.
- Это распоряжение о сносе дома!
- Не понял?..
- Прежние владельцы построили дом без разрешения комиссии, ты представляешь?.. И мы своим запросом сами себя выдали. Разрешение было только на строительство летнего садово-дачного домика и конюшни. Не понимаю!
Она села на край кровати и покачала головой.
- Я уже несколько лет здесь прописана, плачу за воду и канализацию, за вывоз мусора. Что они там себе думали? Что я живу в летнем садово-дачном домике?..
- Покажи-ка. - Кристоф почесал в затылке и прочел письмо.
- Мы это опротестуем. Это же ерунда какая-то! Сосед отгрохал себе целый холл, а тебе нельзя перестроить маленький домишко!
На столе зазвонил мобильный телефон. Пия, у которой сегодня было дежурство, без особого восторга нажала кнопку ответа. С минуту она молча слушала, потом сказала:
- Хорошо. Сейчас приеду. - Она выключила телефон и бросила его на кровать. - Зараза!
- Ты что, уезжаешь?
- Да. К сожалению. Там у коллег в Нидерхёхстштадте объявился мальчишка, который вчера вечером видел, как какой-то мужчина сбросил с моста ту женщину.
Кристоф положил ей руку на плечо и притянул ее к себе. Пия тяжело вздохнула. Он поцеловал ее в щеку, потом в губы. Приспичило этому мальчишке давать показания в такую рань! Не мог подождать до обеда! В эту минуту у Пии не было ни малейшего желания работать. Тем более что по графику в эти выходные дежурить должен был Бенке. Но он был "болен". И Хассе тоже. Черт бы их всех побрал, этих придурков! Пия откинулась назад и прижалась к теплому со сна Кристофу. Его рука скользнула под полотенце, погладила ее живот.
- Не переживай из-за этой бумажки, - прошептал он и еще раз поцеловал ее. - Что-нибудь придумаем. До сноса еще далеко.
- Вечно какие-то проблемы… - пробормотала Пия и подумала про себя, что этот нидерхёхстштадтский мальчишка тоже вполне мог бы подождать лишний час в местном отделении полиции.
* * *
Боденштайн сидел в своей машине перед бад-зоденской больницей и ждал Пию. Он попросил ее съездить с ним в Альтенхайн. Даниэла Лаутербах дала ему адрес бывшего мужа фрау Крамер в Альтенхайне, но, прежде чем отправиться туда со страшной вестью, он поинтересовался состоянием Риты Крамер. Первую ночь она благополучно пережила и сейчас, после операции, лежала в искусственной коме в отделении интенсивной терапии.
Пия приехала в половине двенадцатого. Выйдя из машины, она пошла к Боденштайну, огибая лужи.
- Мальчишка довольно подробно описал этого типа, - сообщила она, садясь на переднее сиденье и пристегиваясь. - Если Каю удастся выкроить более-менее приличное фото из записи камеры видеонаблюдения, у нас будет с чем обращаться в прессу.
- Очень хорошо.
Боденштайн включил зажигание.
По дороге он рассказал Пии о своем разговоре с Даниэлой Лаутербах. Пии стоило немалых усилий сосредоточиться на его словах. Ее больше занимало письмо из строительной комиссии. Распоряжение о сносе! Она ожидала чего угодно, но только не этого. А что, если они и в самом деле заставят ее снести дом? Где же они с Кристофом будут жить?
- Ты меня слушаешь? - спросил Боденштайн.
- Конечно слушаю. Сарториус. Соседка. Альтенхайн. Извини - мы вернулись домой в четыре утра…
Она зевнула и закрыла глаза. Ей безумно хотелось спать. К сожалению, она не могла похвастать железным самообладанием Боденштайна. Тот всегда был в форме - даже после бессонных ночей и напряженной работы. Кажется, она вообще никогда не видела, чтобы он зевал.
- Этот случай одиннадцать лет назад наделал много шуму, - продолжал шеф. - Все газеты только об этом и писали. Тобиаса Сарториуса приговорили за двойное убийство к высшей мере. Обвинение было построено на одних косвенных уликах.
- Ах да… - пробормотала Пия. - Смутно припоминаю. Двойное убийство - и ни одного трупа. Он еще сидит?
- В том-то и дело, что нет. В четверг Тобиас Сарториус вышел из заключения. И сейчас живет в Альтенхайне у своего отца.
Пия задумалась на несколько секунд, потом открыла глаза.
- Ты хочешь сказать, что между его освобождением и нападением на его мать есть какая-то связь?
Боденштайн бросил на нее насмешливый взгляд.
- Поразительно!
- Что "поразительно"?
- Твоя проницательность не покидает тебя даже во сне!
- Да я совсем не спала! - возмутилась Пия и нечеловеческим усилием подавила очередной приступ зевоты.
Они миновали табличку с названием населенного пункта - Альтенхайн - и через минуту были уже на Хауптштрассе, по адресу, который дала Боденштайну Даниэла Лаутербах. Боденштайн въехал на неухоженную автостоянку перед бывшим трактиром. Какой-то мужчина замазывал белилами надпись на стене: "ЗДЕСЬ ЖИВЕТ ГРЯЗНЫЙ УБИЙЦА". Красные буквы все еще просвечивали сквозь белую краску. На тротуаре перед въездом во двор стояли три женщины среднего возраста.
- Убийца! - услышали Боденштайн и Пия, выходя из машины. - Убирайся отсюда, скотина! Иначе тебе несдобровать! - Говорившая плюнула в сторону мужчины.
- Что здесь происходит? - спросил Боденштайн.
Но женщины, не обратив на него ни малейшего внимания, сами убрались восвояси.
- Чего они от вас хотели? - с любопытством спросила Пия.
- Спросите их сами, - грубо ответил мужчина.
Окинув ее равнодушным взглядом, он продолжил свое занятие. Несмотря на холод, он был в одной серой футболке с длинными рукавами, в джинсах и рабочих ботинках.
- Мы хотели бы поговорить с господином Сарториусом.
Мужчина обернулся, и Пие показалось, что она узнала его.
- Это не вы были вчера вечером у дома, в котором живет фрау Крамер, в Нойенхайне? - спросила она.
Если он и удивился, то не подал вида. Он неотрывно, без улыбки смотрел на нее необыкновенно синими глазами, и ей вдруг стало жарко.
- Да, был, - ответил он. - А что, это запрещено?
- Да нет, конечно. А что вы там делали?
- Я приходил к своей матери. Мы договорились встретиться, но она не пришла. Вот я и хотел узнать, что случилось.
- Ах, так вы, значит, Тобиас Сарториус?
Его брови вздрогнули, лицо приняло насмешливое выражение.
- Да, это я. Убийца двух девушек.
У него была какая-то настораживающе привлекательная внешность. Тонкий белесый шрам, протянувшийся от левого уха к подбородку, не портил его хорошо скроенное лицо, а, наоборот, делал его еще интересней. Что-то в его взгляде пробудило в Пии какое-то странное чувство, и она пыталась понять, что именно.
- Ваша мать вчера вечером серьезно пострадала в результате несчастного случая, - вмешался Боденштайн. - Ночью ее прооперировали, и сейчас она находится в реанимации. Состояние критическое.
Пия заметила, как ноздри Сарториуса на секунду раздулись, а губы плотно сжались. Он, не глядя, бросил валик в ведро с краской и пошел к воротам. Боденштайн и Пия, переглянувшись, последовали за ним. Двор напоминал городскую свалку. Боденштайн вдруг приглушенно вскрикнул и застыл на месте, словно окаменев. Пия оглянулась на шефа.
- Что случилось? - спросила она удивленно.
- Крыса! - выдавил из себя Боденштайн, белый как мел. - Эта тварь пробежала прямо по моей ноге!
- Неудивительно - при такой грязи.
Пия пожала плечами и хотела идти дальше, но Боденштайн по-прежнему стоял на месте, как соляной столб.
- Если б ты знала, как я ненавижу крыс!.. - произнес он дрожащим голосом.
- Ты же вырос в помещичьей усадьбе, - откликнулась Пия. - Уж наверное, там водились крысы.
- Именно поэтому…
Пия удивленно покачала головой. Такой чувствительности она от своего шефа не ожидала!
- Ну ладно, пошли, - сказала она. - Они же видят нас и сами разбегаются. Уличные крысы боятся человека. У моей подруги раньше были две ручные крысы. Это совсем другое. Мы с ними…
- Перестань! - перебил ее Боденштайн и глубоко вдохнул. - Иди вперед!
- Нет, ну надо же!.. - ухмыльнулась Пия, оглядываясь на Боденштайна, который шел за ней по пятам, стараясь не отставать ни на шаг. Опасливо косясь на груды мусора по обеим сторонам узкой дорожки, он готов был в любой момент обратиться в бегство.
- Ой! Еще одна! Да какая жирная! - воскликнула Пия и резко остановилась.
Боденштайн налетел на нее и в панике стал озираться по сторонам. От его обычной невозмутимости не осталось и следа.
- Пошутила! - ухмыльнулась Пия.
Но Боденштайну было не до смеха.
- Еще раз так пошутишь - и обратно пойдешь пешком! - пригрозил он. - Меня чуть инфаркт не хватил!
Они пошли дальше. Сарториус скрылся в доме, но дверь оставил открытой. На последних метрах Боденштайн обогнал Пию и взбежал по ступенькам крыльца, как странник, который после долгого марша через болото ощутил наконец под ногами твердую почву. В дверном проеме показался пожилой мужчина в стоптанных домашних тапках, в замызганных серых брюках и потертой вязаной кофте, свободно болтавшейся на его тощем теле.
- Вы Хартмут Сарториус? - спросила Пия.
Мужчина кивнул. У него был такой же запущенный вид, как и у его двора. Узкое лицо было изрезано тонкими морщинками, и о его родстве с Тобиасом Сарториусом напоминали лишь необыкновенно синие глаза, которые, однако, уже давно утратили свой блеск.
- Сын говорит, что речь идет о моей бывшей жене? - произнес он тоненьким голосом.
- Да, - ответила Пия. - Она вчера серьезно пострадала в результате несчастного случая.
- Проходите.
Он провел их по узкому мрачному коридору на кухню, которая могла бы быть уютной, если бы не была такой грязной. Тобиас стоял у окна, скрестив на груди руки.
- Нам дала ваш адрес фрау доктор Даниэла Лаутербах, - первым заговорил Боденштайн, который быстро пришел в себя. - Согласно свидетельским показаниям, вашу бывшую жену вчера во второй половине дня кто-то столкнул с пешеходного моста на станции Зульцбах-Норд прямо под колеса проезжавшего мимо автомобиля.
- О боже!.. - Хартмут Сарториус побелел и схватился за спинку стула. - Но… кому и зачем это могло понадобиться?..
- Мы это выясним, - ответил Боденштайн. - У вас нет никаких предположений - кто мог это сделать? У вашей бывшей жены были враги?
- У моей матери вряд ли, - вмешался Тобиас Сарториус. - Зато у меня хоть отбавляй. Вся эта проклятая деревня.
В его голосе звучало ожесточение.
- У вас есть определенные подозрения? - спросила Пия.
- Нет-нет, что вы! - поспешно ответил Сарториус-старший. - Я не знаю никого, кто был бы способен на такое.