- Не цепляйся к ней - миролюбиво заметила Императрица. - Какие у её охранника могут быть деньги? Смешно даже. Посмотри, какая красавица пропадает. Найди ей лучше мужа, такого же хорошего как ты, папочка. Клянусь, она достойна лучшего, чем просто охранник, даже в твоей фирме.
Мир был восстановлен. Горничная вкатила столик с завтраком для хозяина. Вместо маленьких кофейных чашек из которых пили дамы, ему подали большую кружку. Он сразу оживился и стал громко чавкая поглощать все принесенное. О Марианне он, казалось, забыл, во всяком случае, ни разу больше не посмотрел в её сторону. Впрочем, он и жене уделял не слишком много внимания, и только когда закончил завтрак бросил ей сухо:
- Сегодня вечером изволь быть дома. Приду.
Когда он вышел из комнаты, Императрица облегченно вздохнула и витиевато выругалась. Марианна с испугом глянула на нее: что-то не так?
- Ты тут не при чем, - усмехнулась Императрица, поймав этот взгляд. - Просто мне предстоит очередная барщина, а я это терпеть не могу. Хорошо хоть, у него до меня руки редко доходят. В общем, жить можно. Давай, собирайся домой, а мне теперь нужно готовиться: массаж, тонизирующие таблетки, успокоительные… Иначе не выдержать. На днях увидимся.
Она кинула Марианне её халат и добавила с циничным смешком:
- Зато после этого денег будет - завались. Папочка у меня, конечно, не подарок, но хотя бы не жмот.
Марианна снова испугалась:
- А ты не боишься говорить об этом вслух? - прошептала она. - Вдруг, кто-нибудь донесет…
Императрица повалилась на кровать и залилась хохотом:
- Донесет? О чем? О том, что я его только терплю? Так он сам это знает. Ты просто дурочка, Мари! Чем хуже к мужикам относишься, тем дороже они тебя ценят. Конечно, на рожон лезть не надо, но и коврик из себя изображать ни к чему. Я женщина дорогая, на меня нужно много денег тратить! А что дешево достается - дешево и ценится. Много тебе твой возлюбленный, за которым ты, точно собачонка, бегала, подарков делал?
Марианна поджала губы, сверкнула глазами и убежала в ванную: привести себя в порядок. Через минуту туда без стука вошла Императрица.
- Злишься? Напрасно. Я тебя жизни учу, говорила же, что хочешь быть на меня похожей. Ну, перестань, я же не со зла. Иди сюда, помогу тебе одеться…
Впрочем, оделась Марианна не скоро: примирение состоялось прямо в ванной, в душистой пене.
При следующей их встрече Марианна вдруг спросила:
- А твой муж не догадывается, зачем я здесь?
- Может, и догадывается, не дурак, но ему - лишь бы мужиков поблизости не было, остальное он стерпит. Так что не волнуйся. Кстати, а как твой знойный красавец поживает? Может, познакомишь? Втроем нам веселее будет.
- А охрана? Донесет твоему папику…
- Это мои проблемы, не твои. А любовник - твой, тут я чиста. Так что все совпадает, не дрейфь, подруга. Вот повеселимся! Устрою тебе замечательную интимную встречу с твоим возлюбленным и ничего за это не потребую. Потом расскажешь… в подробностях. А выпить вместе с вами бокал шампанского - так что в этом плохого? Мы же общаемся с мужиками на всяких тусовках. Да, хочешь попробовать одну штуку? Новую. Тебе понравится.
Марианна увидела в руках у подруги какую-то капсулу, похожую на крошечную космическую ракету.
- Что это?
- Я же обещала: сюрприз. Получишь такой кайф, какого сроду не ловила. Давай сюда руку.
Марианна ещё колебалась, когда Императрица схватила её за руку и прижала капсулу к внутренней стороне локтевого сгиба. Чуть заметный укол заставил вздрогнуть, но в следующую минуту по телу разлилась необыкновенная истома, сменившаяся внезапным приливом сил. Марианне захотелось смеяться, петь и танцевать одновременно, она вскочила с кресла, подпрыгнула и повисла в воздухе, смеясь от наслаждения. Мир вокруг был необыкновенно ярок, прямо в комнате распускались невиданной красоты цветы с чудесным ароматом, а она все парила и пела - полным голосом, звучным и прекрасным…
Императрица с жестоким любопытством наблюдала за своей подругой, распростертой в кресле. Глаза её были закрыты, губы шевелились, на них появилась смутная улыбка, руки и ноги чуть-чуть подергивались. Лицо не выражало абсолютно ничего, оно было безмятежным, как у фарфоровой куклы.
- Действует, - прошептала Императрица. - Не обманули. Интересно, что она сейчас испытывает? Очнется - расскажет, тогда и я попробую. Говорят, что привыкания не происходит.
Молодой женщине уже смертельно надоели все имевшиеся в её распоряжении развлечения, хотелось новизны, и вот теперь она испытывала на Марианне, какой-то наркотик, рекомендованный ей надежными людьми как незаменимое средство для получения эйфории. Только, кажется, доза великовата, можно будет ограничиться и половиной…
Когда дверь в гостиную внезапно распахнулась, она вздрогнула. Появление мужа в этот момент её, мягко говоря, не обрадовало. И как же она не расслышала звука машины? Замечталась не к месту…
- Развлекаешься, детка? - проскрипел супруг. - Странно, что дома, а не в своих излюбленных кабаках.
- Чем ты недоволен? - холодно осведомилась она, незаметно засовывая использованную капсулу-шприц в сидение кресла. - Тем, что я дома, или тем, что развлекаюсь?
- Я, как тебе известно, всем доволен… если ты не делаешь глупостей. Что с куколкой?
Он кивнул в сторону Марианны.
- Кайфует, - как можно более небрежно бросила Императрица.
- А ты? Смотри, доиграешься до наркодиспансера…
- Районного? - в притворном восторге ахнула Императрица. - Папик, ты и вправду засунешь меня туда? С воровками и проститутками? Вот класс! Там и мужское отделение есть…
- Ну-ну, потише. Как что - сразу мужское. Опять ты за свое?
- А ты меня брось. Найди непорочную. И дешевую.
Босс цепко ухватил её за запястья и повернул руки ладонями вверх.
- Пока ещё вроде не колешься, - констатировал он. - Что ты бесишься? Чего тебе надо?
- Ты мне этого все равно дать не сможешь, - усмехнулась Императрица. - Так что терпи… если хочешь.
- Я-то потерплю. Но имей в виду…
- Что? Ну, говори. Денег не будешь давать? Под замок посадишь? Убьешь? Ну, давай, убивай.
- Дура! Да если бы я захотел…
- Скажи лучше, если бы смог, - язвительно заметила Императрица. - У тебя же только со мной что-то получается, сам говорил.
Внезапно лицо Босса исказилось и он рухнул на колени перед креслом жены:
- Ириша! Ну, не мучай меня! Сколько лет я уже терплю твои выкрутасы. Есть в тебе сердце?
- Нет! - сухо отрезала она. - Было, да все вышло. И не трогай меня. Вообще не трогай. Ты мне надоел.
- На девочек переключилась?
- Не твое дело! И встань, наконец, смотреть на тебя противно.
- Что мне сделать для тебя?
- Оставить в покое!
- Ты знаешь, что это…
- Невозможно, - устало закончила Императрица. - Черт с тобой, живи. Только убери от меня эту идиотскую охрану. Пусть хоть в комнаты не лезут. Стерегут дом, и все. Меня уже тошнит от их морд.
- Тебе только один охранник нравится?
- Какой еще? - искренне изумилась Императрица.
- А муж этой цыпочки. Ты, небось, и с ней связалась, чтобы с ним видеться.
Императрица расхохоталась, хотя в смехе её явно звучали истерические нотки.
- Нет, ты неподражаем! Затащить в койку жену, чтобы получить мужа! Самому не смешно?
- Нет. Я его уволю.
- Да увольняй хоть всю обслугу, мне до лампочки. А в мои комнаты пусть никто не лезет. Тогда я, может быть, тебя прощу…
Босс хотел обнять Императрицу, но та отстранилась с высокомерным видом:
- Убери охрану, папик, тогда и поговорим. Завтра. Сделай, как я хочу, и приходи. А до этого…
И она сделала не слишком пристойный жест.
- Шлюха! - выдохнул Босс, став уж совершенно сине-зеленым.
- Послезавтра! - мгновенно отреагировала его супруга. - Сутки штрафа за непристойное выражение.
- Когда же я, наконец, от тебя освобожусь? - простонал тот, покорно направляясь к двери. - Любого другого на молекулы бы разъял в две секунды. А ты… Ладно, будь по-твоему. Но послезавтра…
- Я свое слово держу, - надменно усмехнулась Императрица.
Она подождала, пока за мужем закрылась дверь и принялась кружить по комнате в каком-то сумасшедшем танце. Выгорело! Получилось! Теперь в доме она может делать все, что угодно. А Марианна ей поможет. Еще два-три сеанса "кайфа" и эта маленькая потаскушка будет у неё из рук есть. И любовника своего сама приведет. А там… там видно будет.
Глава двенадцатая
Весь тот день Милочка просидела в библиотеке, работая с невероятным азартом. Можно сказать, что сегодня она кончила, или почти кончила, труд всей своей жизни. Осталось придти домой, вставить бумагу в машинку и допечатать эпилог.
"Хорошо Наташе, - подумала Милочка - у неё компьютер есть. Ничего, вот напечатают мой роман и я тоже компьютер куплю."
Еще на последних курсах института она начала интересоваться этой темой - приход к власти Екатерины Великой, её первые годы правления. Ее притягивала эта женщина и она прочитала практически все, что было о ней написано и уже тогда, ещё совсем девчонкой, твердо решила, что напишет большой исторический роман, основанный на подлинных документах и фактах. Покажет эту великую женщину такой, какой она была на самом деле, а не Мессалину, "по недоразумению" занимавшую российский трон тридцать с лишним лет. Напишет так, чтобы все поняли, почему Екатерина была действительно великой.
С тех пор прошло ровно десять лет. Все эти годы, чем бы Милочка ни занималась, где бы ни работала, она потихоньку собирала документы о той эпохе, врастала в нее, подолгу сидела в архивах, даже добилась командировки в Германию, где тоже все время просидела в архивах, в общем, посвящала этой теме все свое свободное время.
Не последнюю роль в их отношениях с Павлом играло то, что он, в отличие от других, хоть и немногочисленных поклонников, серьезно отнесся к её увлечению и всячески поощрял её, а сейчас и помогал материально, что давало ей возможность целиком отдаться любимой работе. Огорчало только то, что поговорить об этом времени и о своей любимой царице она с ним не могла, Павел плохо знал историю, ей казалось, что ему будет скучно, что рассказывать ему, с её точки зрения, прописные истины, бестактно, что она может показать себя как бы выше его, она совсем не хотела огорчать его. А поговорить на эту тему очень хотелось, особенно сегодня, когда до завершения книги - рукой подать.
Задумавшись, все ещё мысленно пребывая среди кринолинов и шлейфов, надушенных кавалеров и ангелоподобных пажей, Милочка спустилась в метро. На станцию пришли сразу два поезда с двух сторон, повалила густая толпа, её затолкали, закрутили.
- Спящая красавица, что стоишь на дороге всем мешаешь? Обкурилась что ли? Хочешь домой провожу? - услышала она вдруг над собой гнусавый голос и кто-то бесцеремонно обнял её за талию, обдав густым запахом перегара и чеснока.
Для любого человека такой резкий переход от изящного менуэта, в котором в данный момент мысленно Милочка раскланивалась с высоким брюнетом в красном камзоле, к нашей суровой действительности был бы чересчур, а для такого субтильного создания тем более. У неё закружилась голова и подкосились ноги, она вырвалась из объятий молодого, длинноволосого, увешанного металлическими побрякушками парня в черной коже, показавшегося ей в этот момент каким-то выходцем из преисподней, и почти упала на руки другого мужчины.
- Пошел вон, щенок! Совсем распоясались, плебеи, - услышала она над собой разгневанный голос.
- С вами все в порядке? - обратился он к ней.
Милочка только помотала головой, пребывая ещё в полуобморочном состоянии.
- Давайте отойдем в сторонку, а ещё лучше поднимемся наверх, здесь очень душно.
Незнакомец крепко взял её под руку и повлек к выходу. На эскалаторе она встала на две ступеньки выше и, оглянувшись на своего спасителя, оказалась лицом к лицу с усатым брюнетом интеллигентного вида. Выйдя на улицу, он уверенно повел её в ближайшее кафе, благо их сейчас полно, как в любой западной столице, сажая за столик, галантно отодвинул стул и протянул меню.
- Не хотите ли что-нибудь заказать? Или просто чашечку кофе с пирожным? Я бы рекомендовал вам глоточек коньяка, чтобы окончательно придти в себя.
Дальше все было как в сказке. Новый знакомый, представившийся Аликом, оказался художником-фотографом. В завязавшейся беседе он показал такую эрудицию, так неподдельно заинтересовался рассказами Милочки о Екатерине, что она и не заметила, как пролетело часа два за кофе с коньяком, пирожными и удивительно приятными разговорами. Потом он проводил её домой ("Чтобы никто опять не напугал такого ангела как вы", - объяснил он), взял её телефон ("Чтобы узнать, как вы себя чувствуете, иначе места себе не найду от беспокойства"). В результате Милочка пришла домой совершенно ошарашенная, зачарованная и заинтригованная.
Позже вечером он действительно ей позвонил узнать, как она, и опять они проговорили чуть ли не час. Алик пригласил её на выставку, где они на следующий день и встретились, потом гуляли по набережной, наперебой читая любимые стихи и обсуждая любимые литературные произведения, причем вкусы их удивительным образом совпадали. К концу встречи Алик предложил сделать её портрет, сказал, что готовит выставку своих фотографий, и что её лицо станет украшением всей экспозиции. Милочка была как пьяная, все казалось ей прекрасным и немного нереальным, вот только Павлу почему-то не хотелось говорить про нового знакомого.
Себя Милочка успокаивала тем, что это - не роман, а просто дружба, что с Аликом ей хорошо и спокойно просто как с человеком. И ещё тем, что о любви они не говорили никогда. Комплименты - да, были, причем в избытке. Но если бы Алик вдруг заговорил о своих чувствах, стал бы на что-то претендовать - о, вот тогда бы Милочка быстро поставила его на место и прекратила всякие встречи и телефонные разговоры. Она иногда представляла себе, как это произойдет: Алик вдруг замолчит посередине какой-нибудь изысканной фразы, посмотрит на неё своими красивыми темными глазами и скажет:
- Я больше так не могу. Давайте объяснимся…
А она печально покачает головой и ответит:
- Увы, я люблю другого и никогда ему не изменю. Мы можем быть только друзьями.
Тут Алик зарыдает… то есть не зарыдает, а на его глаза навернутся слезы и он стиснет зубы от невыносимой душевной муки. Потом возьмет её руку в свои, почтительно поцелует и скажет:
- Ваше желание для меня - закон. Позвольте мне только иногда видеть и слышать вас, иначе моя жизнь потеряет смысл.
Милочка улыбнется и погладит его по щеке. И они снова будут беседовать о чем-нибудь благородном и возвышенном…
Профессия неизбежно накладывает на человека свой отпечаток. И Милочка даже не отдавала себе отчета в том, что её грезы - плод слишком пылкого воображения. Даже если Алик и стал бы объясняться ей в любви, то наверняка не в таком романтически-сентиментальном стиле, да и кто сейчас вообще изъясняется такими фразами? Разве что герои бесконечных "мыльных опер". Но Милочка их не смотрела, поэтому такое сравнение ей даже в голову не могло прийти.
Был момент, когда ей ужасно захотелось поделиться с кем-нибудь своей новой, замечательной дружбой. По сравнению с Аликом, все остальные мужчины выглядели, мягко говоря, бледно - в качестве спутников и собеседников, разумеется. Она уже почти было собралась рассказать кое-что Наташе, но… Вспомнила не в меру острый язычок Наташи, её вечное подшучивание над всеми и над собой. Вспомнила - и передумала. Пусть уж это будет её маленькой, красивой тайной. Ничего плохого ведь она не делает, правда?
… … …
Все случилось так стремительно и неожиданно, что Милочка опомнилась только утром. Накануне вечером позвонил Алик и сказал, что хочет сделать её портрет, хочет посмотреть, наконец, как живут ангелы, говорил что-то еще, такое же приятное. В общем, напросился в гости. Павел был в этот вечер занят и, поколебавшись немного, она пригласила Алика "на чашку чая". В конце концов, они оба интеллигентные, воспитанные люди, ничего из ряда вон выходящего в таком визите не было.
Алик появился с букетом цветов, церемонно поцеловал руку, но потом, к немалому смущению Милочки, вытащил из сумки не фотоаппарат (он появился много позже), а две бутылки хорошего коньяка, фрукты, печенье. Милочка знала, что к коньяку полагается кофе, а не чай, но настолько растерялась от неожиданного поворота событий, что забыла все правила хорошего тона: заварила все-таки чай и достала из серванта хрустальные бокалы, из которых обычно пьют вино. Позже она вспомнила, как удивленно приподнял брови Алик, когда эти бокалы появились на столе, и как в его глазах мелькнуло что-то неуловимое, но что именно, она так и не поняла…
Сидя на разобранной постели, обнаженная, и вздрагивая от утренней прохлады, Милочка с трудом вспоминала прошедший вечер и ночь. Сначала все было очень чинно и даже, можно сказать, церемонно. А потом… Наверное, сочетание коньяка со стихами, которые читались как и всегда в огромных количествах, оказалось для неё роковым и опьянела она очень быстро. Хотя, коньяк она до этого вообще практически никогда не пила, так, пару раз чуть-чуть пригубила: для неё это был слишком крепкий напиток. Так как же все это могло произойти? И что вообще произошло?
Милочка поднялась, набросила халат и с тоской оглядела комнату. Разбросанные вещи, пустые бокалы, нетронутые чашки с чаем. Наполовину пустая бутылка из-под коньяка, вторая - опорожненная - валяется на полу. Постель сбита… Милочка сжала руками виски и застонала:
- Боже мой! Что я наделала! Так мало знакома с человеком - и сразу в постель. Какая грязь! Как я буду смотреть в глаза Павлу? Что ему скажу? Надо срочно в душ. Господи! Да что же это такое? Все болит, будто палками меня избили, к груди притронуться невозможно… Нет, не душ, а ванну надо принять. Полежать в горячей воде, прийти в себя. Боже, как болит голова, с ума можно сойти!
Но и горячая ванна с душистой пеной не принесла обычного наслаждения и покоя. Милочка лежала с закрытыми глазами, мысли бились у неё в голове, как надоедливые мухи, и она непроизвольно всхлипывала.
"Что же теперь делать? Сказать Павлу "Прощай"? Но ведь я люблю его! Ничего не говорить, все скрыть? И потом всю жизнь ощущать эту вину перед ним? Да, а как же Алик? Ведь он, наверное, позвонит сейчас, попросит о новой встрече… И что я буду делать? Почему он ушел так рано, даже не попрощался? Может, срочная работа? Да что я, господи! Нельзя же любить двоих сразу! Или… можно?"
Милочка застонала сквозь стиснутые зубы.
"Нет, я конечно же люблю Павла, а Алик… Что - Алик? Он мне даже в любви не объяснялся, просто… Но ведь ночью все казалось другим!"
Милочка вспомнила некоторые эпизоды минувшей ночи, покраснела и снова непроизвольно застонала.
"Какая же я, оказывается, дрянь! Испорченная, развращенная дрянь! Сплошной туман в голове… Ведь когда он пришел, я и не думала ни о чем таком. Когда же я голову потеряла, как это могло произойти? Так хорошо разговаривали, пили коньяк… Никогда! Никогда больше эту мерзкую жидкость в рот не возьму! А потом я стала рассказывать про свою работу, про Екатерину… Или это позже было? Господи! Все в голове перемешалось…"