Сквозь пелену слез я увидела над собой лицо Андрея. Господи, вот позор-то! Что на меня нашло? И что такого случилось, что я так безобразно сорвалась? Что было, то прошло, а мертвое прошлое пусть хоронит своих мертвецов.
- Ничего особенного, - улыбнулась я. - Неправильный образ жизни. Гулять нужно перед сном. Кефир - обязательно. Ужин отдать врагу. А я съела сама - вот и расплачиваюсь. Опять же алкоголь, который необратимо разрушает психику и вызывает маниакально-депрессивное состояние, плавно переходящее в истерику. Дурдом на колесах. Желтый дом в Белых Столбах - точнее и не скажешь.
- Прикажете возражать? - улыбнулся в ответ Андрей.
Какие уж тут возражения!
Глава четвертая
Утром все ночные страхи и трагические воспоминания показались мне просто неприятным сном. Солнышко исправно светило, обеспечивая то, что почему-то называется "бабьим летом", на подоконнике ворковали голуби, чахлая московская травка все ещё зеленела и даже доллар - кстати, о зелени! - замедлил свой головокружительный взлет и как бы замер, намекая на возможность будущей стабильности.
Мы договорились, что Павел с Людмилой приедут к десяти часам. Зная эту парочку, можно было не сомневаться, что появятся они именно в это время, секунда в секунду, так что все утренние дела пришлось делать в темпе. Первоначально мне это удавалось, но потом ожил телефонный аппарат, подчиняясь непреложному закону всеобщего свинства, и скорость сборов упала примерно вполовину, что, в общем-то, нервировало. Правда, только меня: Андрей как всегда хранил олимпийское спокойствие и на ерунду нервные клетки не растрачивал.
Позвонили, кажется, все: соседка, чтобы проконсультироваться насчет программы телепередач, поскольку её личную газету с нужной информацией увели прямо из почтового ящика, бывшая коллега по работе, которой позарез понадобилась монография о политико-экономических процессах в какой-то слаборазвитой стране - это в субботнее утро! - , незнакомая истеричная тетка, утверждавшая, что звонит по газетному объявлению о покупке спального гарнитура и не желавшая слушать никаких моих объяснений относительно возможной опечатки в газете. Словом, до назначенного часа оставалось от силы пятнадцать минут, я носилась по квартире, как ведьма в ступе, заставляя Андрея вздрагивать и чуть ли не шарахаться в сторону, чтобы не попасть мне под горячую метлу. Так что когда телефон в очередной раз зазвонил, я прямо-таки рявкнула в трубку:
- Ну?!!
На том конце провода царило молчание и слышались лишь механические потрескивания и какие-то слабые голоса - по-видимому, эхо чьих-то разговоров.
- Слушаю вас, - повторила я чуть более мягко.
- Натуля! Это я, твой любимый Алешенька. Доброе утро.
Кому доброе… Масик все-таки осуществил свою вчерашнюю угрозу позвонить, проигнорировав мои попытки объяснить ему, что поезд ушел, рельсы не только разобрали, но даже успели сдать в металлолом и вообще "мы только знакомы - как странно". Уж если он чего решил, так выполнит обязательно. Но - как правильно подметил наш великий, безвременно ушедший бард, - к этим шуткам отношусь я очень отрицательно.
- Здравствуй, - прохладно отозвалась я. - Ты застал нас буквально чудом, мы уже собрались выходить.
- Да, погода чудная, - с энтузиазмом откликнулся Масик, абсолютно проигнорировав употребленное мною множественное число местоимения. - Может быть, пойдем погулять? Ты не против?
Ну что тут будешь делать? То ль убить его, то ль в приют отдать… То ли сделать ещё одну попытку донести до его сознания полезную информацию.
- Солнце мое, я у-ез-жаю! На весь день. За город. С мужем.
В трубке послышался нетерпеливый вздох:
- Про твоего мифического мужа я уже слышал. Хорошо, поезжай, развлекись. Только возвращайся не слишком поздно, я буду беспокоиться. И не забудь, что ты моя невеста, веди себя прилично. А куда ты едешь?
- В Белые Столбы! - машинально ответила я, пытаясь одной свободной рукой хоть как-то докрасить ресницы и вообще привести себя в порядок перед выходом.
Шут с ним, пусть как хочет, так и называет. От меня не убудет.
- Да? Знаешь, я там… Хотя, нет, я все перепутал. Я был в Черноголовке, делал снимки…
- Извини, невежливо прервала я, - мне уже некогда. Пока.
О себе, любимом, Масик может рассказывать неопределенно долго, причем реакция собеседника для него как бы и необязательна. Так что мое невоспитанное поведение было почти оправданным в данной конкретной ситуации.
Надо отдать должное Андрею, он эту ситуацию воспринял адекватно. Только поинтересовался, чего на сей раз добивается мой эксцентричный поклонник. Ответ о том, что, как и раньше, заключения счастливого семейного союза, его вполне удовлетворил и единственный комментарий, который прозвучал, был:
- Правильно ты когда-то говорила: где бы какого психа ни носило, обязательно на тебя выведет.
Звонок в дверь лишил меня возможности достойно ответить на этот выпад. Хотя ничего, кроме банального "сам дурак" мне все равно ничего не пришло в голову. А на таком уровне я все-таки ещё не дискутирую.
Пятнадцать минут спустя наш кортеж из двух машин весело катил по шоссе мимо подмосковных лесов и полей и расплодившихся там в невероятных количествах краснокирпичных особняков "новых русских". Некоторые постройки были очень даже недурны, некоторые почти радовали глаз, но подавляющее большинство отличалось вопиющим дурным вкусом и отсутствием фантазии. Стандартные четырехугольные коробки с непременной башенкой, присобаченной где-нибудь, точнее, где для неё нашлось место. Но в некоторых творениях местных зодчих просматривались явные признаки мании величия: например, пятиэтажный дом с готическим шпилем. Умереть, уснуть и проснуться, рыдая.
Тем не менее, на фоне этого "новодела" обычный подмосковный дачный поселок выглядел, если честно, довольно убого. Когда-то Белые Столбы делились на две части железной дорогой: справа обычный поселок городского типа, где одноэтажные избы-развалюхи чередовались с двухэтажными, ещё пленными немцами строенными, бараками, а слева - чуть ли не элитный дачный поселок с гектарными участками и шикарными - по послевоенным меркам - дачами. Но за полвека многое изменилось, причем не сказать, чтобы к лучшему: жилая часть поселка переползла в дачную и изрядно потеснила летние жилища горожан, а там, где дачи все-таки сохранились, участки давным-давно были поделены и переделены на несколько частей, дома перегорожены пополам, а то и на три части, и вместо вековых сосен за серым штакетником маячили огороды с "самопальными" парниками. В общем, "Вишневый сад" в постсоветском исполнении - без слез не взглянешь.
Дом тети Тани тоже представлял собой половину когда-то роскошной профессорской дачи, но все-таки выгодно отличался от соседних построек. Во-первых, крыша сверкала на солнце новеньким оцинкованным железом, а не мозолила глаза ржавчиной или просевшей черепицей. Во-вторых, недавно возведенный второй этаж тоже радовал взор медовым цветом натурального дерева и большими, чуть ли не во всю стену, окнами. А в-третьих, если на участке и были так называемые парники, то они удачно прятались за стеной дома и не оживляли пейзаж погнутой арматурой и рваным полиэтиленом - заменителем стекла. Зато яблок действительно было много: ветви деревьев буквально гнулись под их тяжестью, а за желтыми и красными плодами практически не было видно листвы.
- Ничего себе! - присвистнул Андрей, остановив машину у калитки. - Сюда надо было на самосвале приезжать. Эта твоя тетя Таня случайно не родственница Мичурина?
Вопрос ответа явно не требовал, посему я молча вылезла из машины и пошла открывать калитку. Хозяйки пока не было видно, но я помнила, что собак в доме нет, а калитка днем "запирается" на палочку. Так оно и оказалось: я беспрепятственно вошла в сад и, обогнув дом, оказалась перед невысоким крыльцом - тоже явно недавно сооруженным. И тут меня ждал сюрприз: входная дверь оказалась запертой. Н-да… Это, кажется, называется примерно так: "Приходите, приходите, нас все равно не будет дома".
- Ты уверена, что нас приглашали именно сегодня? - раздался сзади голос Андрея.
От неожиданности я слегка вздрогнула: никак не могу привыкнуть к тому, что мой друг ходит почти бесшумно даже по городской квартире, а уж на природе-то в нем и вовсе просыпаются все охотничьи инстинкты вместе взятые. Когда-нибудь по его милости у меня случится столбняк. Или - если крупно повезет - всего лишь родимчик.
- Нас приглашали не "именно сегодня", а в любой день. Тетя Таня живет здесь постоянно до морозов. То есть до середины ноября, как минимум, а сейчас только начало сентября, если я не ошибаюсь.
- Не ошибаешься, хотя это и нехарактерно. Но хозяйки, как видишь, нет. Что будем делать?
- Собирать яблоки, - решительно ответила я. - В конце концов, нас за этим и звали - спасать фрукты. Пока будем работать, глядишь, и тетя Таня вернется. Может, она просто вышла куда-то, не может же она безвылазно сидеть на участке.
- А если она уехала в Москву?
- Наберем столько яблок, сколько успеем до сумерек и поедем домой. Пикник организуем у меня, вот и вся разница с предыдущей программой. Если все-таки замерзнем, то ключ должен лежать под половицей на крыльце: зайдем в дом, погреемся. В общем, там видно будет. Скорее всего, тетя Таня пошла в магазин или в гости к соседям и вернется с минуты на минуту…
- Смотри - смотри. Твоя подруга, твоя инициатива. Мы тут присутствуем только в качестве рабочей силы, - пожал плечами Андрей и пошел звать Павла и Людмилу, которые так и не выходили пока из своей машины: то ли целовались, то ли обсуждали подробности недалекой свадьбы.
Около четырех часов мы добросовестно собирали яблоки, и чем больше проходило времени, тем сильнее становилось во мне чувство смутного беспокойства. Что могло случиться с тетей Таней? Плохо себя почувствовала и срочно уехала в Москву? Возможно. В любом случае, это было единственной мало-мальски подходящей версией событий. Настойчиво приглашать к себе в любой день и при любой погоде - и исчезнуть в неизвестном направлении в субботу, да ещё тогда, когда осень решила напоследок побаловать теплом и солнечным светом? Странно это как-то…
По-видимому, не одну меня мучили сомнения. Павел оторвался, наконец, от своей Милочки, которая, если верить моим наблюдениям, не столько работала, сколько мечтала о своем, потаенном, и подошел ко мне. Я не без удовольствия прекратила битву за урожай и сладко потянулась:
- Перерыв на перекур?
Павел кивнул и протянул мне зажигалку. Эталон настоящего мужчины - сильный и молчаливый. Рядом с ним я всегда чувствовала себя просто трещоткой и поэтому старалась говорить меньше, чем обычно. Но ведь как-то общаться надо! Понимать с полувзгляда можно только очень близкого человека, а я даже с Андреем ещё не дошла до такой стадии. Тем более, что от Павла и полувзгляда-то не всегда можно добиться. Больше всего он мне напоминает остро отточенный нож: сплошные вертикали и серо-стальные тона глаз и прически. Делайте со мной, что хотите, на работа в компетентных органах накладывает на человека неизгладимый отпечаток. Просто надо уметь этот отпечаток видеть. Я - умею. И прощения за нескромность просить не собираюсь.
- Куда все-таки подевалась хозяйка? - нарушил наконец молчание Павел. - Может, позвонить твоей подруге?
Мысль, конечно, интересная. Только откуда прикажете звонить? Идти полчаса пешком до станции, где телефон-автомат хоть и есть, но как бы не факт, что в действующем состоянии? Или ходить по домам и спрашивать, нет ли там случайно телефонного аппарата?
К счастью, я не успела озвучить эти вопросы, потому что Павел достал из нагрудного кармана мобильный телефон. И об этой детали его экипировки я исхитрилась забыть. Действительно, все гениальное просто, особенно в наш век стремительного технического прогресса.
Просто-то просто, но… Но номер телефона Анны наизусть я не помнила, он остался в записной книжке, а книжка, естественно, дома. Звонить Галке - бессмысленно, её нет в Москве. Нет, ничего не выйдет.
- Приедем в Москву, позвоним, - как можно непринужденнее сказала я. - Ты же знаешь, у меня отвратительная память на цифры.
- Может быть, ты хотя бы фамилию Елены помнишь? - спросил Павел.
Интонация не оставляла сомнения в том, насколько глубоко он в этом сомневается.
- Не помню. Имена, фамилии - это для меня вообще беда. Знакомлюсь с человеком и через две минуты забываю, как его звать-величать. Помню только, что у Елены очень простая фамилия: то ли Муратова, то ли Мурашова, то ли Муравьева. Нет, бесполезно. А знаешь, можно войти в дом и поискать там - может, телефон записан…
- На стене? Наташа, эта идея никуда не годится. И как ты собираешься войти в дом, интересно?
- А здесь ключ обычно лежит под половицей. Раньше, во всяком случае, его туда клали, если отлучались ненадолго.
Павел не успел оценить по достоинству ещё одну мою идею, как я поднялась на крыльцо и быстро нашла незакрепленую половицу. Но ключа под ней не оказалось. Я бы ещё долго бессмысленно таращилась на пустоту под доской, если бы меня не оторвали от этого увлекательного занятия.
- Так, - услышала я над собой голос Андрея, интонация которого не предвещала ничего хорошего. - Мне все это перестало нравиться. Хозяйки нет, хотя она должна быть дома, ключа тоже нет, хотя он должен лежать на условленном месте. Насколько я знаю Галку, она женщина серьезная и информацию выдает только проверенную. Остается предположить, что случилось нечто серьезное. Например, хозяйке стало плохо и соседи отправили её в больницу. Или что-то случилось в Москве, пришлось срочно туда ехать. Вариантов много, а веселого мало.
- А может быть, она дома? Заперлась на ночь изнутри, а потом ей стало плохо…
Павел молча оглядел участок, потом притащил от сарая какой-то чурбак, поставил его на попа и с этой импровизированной табуретки заглянул в незавешеные окна веранды. Потом спрыгнул и покачал головой:
- Все в абсолютном порядке.
Потом он проделал ту же процедуру и с окном в комнату. В доме действительно никого не было, так что вариант с дверью, запертой изнутри, сам собой отпал. Андрей обменялся с Павлом взглядом и вынес вердикт:
- Сворачиваем сельхозработы, тем более, что яблок уже набрали достаточно на три года вперед. По коням - и в Москву, звонить твоей приятельнице Анне. К тому же скоро начнет смеркаться, становится прохладно. Я прав, Павел?
Павел ограничился кивком и поспешил сообщить новости Милочке, которая давно уже сидела на голубом диванчике-качелях, установленном на полянке, и, похоже, одиночеством не тяготилась. Когда Павел подошел к ней, она не сразу это заметила, но внимательно выслушала то, что он ей сказал, и обменялась с ним поцелуем. Идиллия, блин! Павел пошел к машине и тут я увидела, как Милочка проводила его странным взглядом, в котором было что угодно - тоска, непонимание, загнанность какая-то, наконец, - только не нежность.
Интересно получается! Так можно смотреть на человека, с которым, например, собираешься расставаться, но не представляешь себе, как осуществить этот процесс, чтобы не было мучительно. Женщина, которая так смотрит вслед своему мужчине, не только любит, но и страдает. По определению. Этот взгляд невозможен там, где любовь безмятежная и взаимная. Тогда зачем она морочит Павлу голову, изображает из себя горлицу, воркующую со своим голубком? Разумеется, всегда кто-то любит, а кто-то лишь подставляет щеку, но подставляет же, черт побери, а не считает чувства партнера карой небесной. Нет, я решительно отказывалась понимать эту женщину.
Я обнаружила, что давным-давно курю не сигарету, а фильтр, и прекратила это занятие. Пора было собираться в обратный путь, и Павел, и Андрей уже пошли к своим лимузинам. А Милочка, похоже, опять замечталась и я решительно двинулась в сторону качелей. Что-то явно происходило с любимой женщиной Павла: до сегодняшнего дня я не замечала у неё тяги к уединению и грезам. Обычно она старалась держаться поближе к своему жениху, словно черпая силы в его поддержке. Впрочем - чужая душа, как известно, потемки.
- Что-нибудь случилось? - спросила меня Мила.
- Нам пора ехать. Мужчины ждут, пойдем.
- Уже? А я думала, мы тут побудем еще. Так хорошо!
Вокруг действительно было хорошо. Несколько сосен, сохранившихся на краю участка, наполняли воздух совершенно необыкновенным хвойным ароматом, от которого мы, городские жители, давным-давно отвыкли. Ярко-голубое небо чуть-чуть поблекло, готовясь к закату, но солнце ещё ярко освещало верхушки елей, на одной из которых блестела целая гроздь шишек - абсолютно неестественных в своей красоте. Где-то далеко прошумела электричка. Сейчас бы сидеть на террасе за самоваром, где горят шишки, уже отжившие свое на соснах и елках, вдыхать их изысканно-горьковатый дымок, любоваться на сад в осенних красках и вести неспешные беседы о смысле жизни. Или - просто молчать, вбирая в себя прелесть и покой природы, заряжаясь от неё жизненной энергией. В Москве такое времяпрепровождение никому из нас не грозило по определению. Нет, уехать от такой красоты можно было только в форс-мажорных обстоятельствах.
Что, в самом деле, могло приключиться с тетей Таней? Инфаркт? Инсульт? Перелом ноги или руки? Сильная простуда, при которой необходим строгий постельный режим? Загадка. Как бы то ни было, а чувство тревоги, доселе смутное, стало почти осязаемым. Я уже забыла все "прелести" подобных ощущений за полгода нормальной, можно даже сказать, безмятежной жизни. К Андрею, к Андрею, он уже справляется с моими глюками вполне профессионально. Если это, конечно, глюки, а не проза жизни, которая в нашей многострадальной стране все больше и больше напоминает сводки с полей битв, а не нормальное существование законопослушных граждан.
Я дождалась, пока Людмила, наконец, выйдет на улицу и тщательно закрыла за нами калитку все на ту же палочку, которая тут обозначала засов. Странно все-таки: калитка настежь, а дверь на замке. Нестыковочка получается. Да, кстати, сарайчик с инструментами тоже открыт. А часть инвентаря, между прочим, разбросана по участку, хотя в наше время любая лопата - материальная ценность, не говоря о почти новой тачке, которая притулилась недалеко от калитки. А качели эти новомодные - по нынешним ценам просто сокровище, как минимум, три среднестатистические пенсии. И тетя Таня бросила все это на произвол судьбы? Н-да…
Павел стоял возле своей машины и не спускал глаз с калитки. Увидев Людмилу, он явственно просветлел и двинулся ей навстречу. Андрей, наоборот, с рассеянным видом любовался окрестностями и на меня практически не отреагировал. Меня кольнуло легкое чувство зависти: бывают же женщины, которых действительно любят. Прямо-таки до самозабвения. А мой ненаглядный ухом не ведет при появлении как бы любимой женщины. Вот именно: как бы. О любви у нас разговора до сих пор не заходило: Андрей помалкивал, а я не хотела рисковать.
Но вообще женщины и любовь - это что-то с чем-то. Женщина без любви - это абсурд. Это даже не ночь без луны (бывает сплошь и рядом!), и не рояль без струны (одной струной больше, одной меньше, - какая разница!), и даже не банька без тазика. Это - черная дыра в Космосе, куда вполне может затянуть кого угодно и даже что угодно, лишь бы заполнить зияющий вакуум.