Молодой мужчина, которому прожарило мозги до крайнего безумства, или старый импотент, сошедший с ума на почве собственного бессилия?
А, может, весь город уже напичкан тихо помешанными? Ведь это же страшное дело, что способны выдумывать люди за дверями своих квартир!
И говорят, что все друг друга знают. Какая нелепость!
Люди проходят мимо, заглядывают в лицо, улыбаются, здороваются, а потом идут дальше, унося с собою свои тайны, свои желания, свою психику, в конце концов. А что, если именно этот молодой человек, что подмигнул мне только что, и совершил сегодня ночью тяжкое преступление?
И, не смотря на палящий зной, я неожиданно продрогла всем телом. Похолодели сперва ноги, затем руки, живот и голова. Противные "мурашки" промчались по пояснице. Я выбросила расплывшееся эскимо и пугливо, против собственной воли, стала оглядываться: где-то здесь, по улицам города ходит убийца!
Я представила, как все окажутся шокированы, возмущены и напуганы, когда эта новость ворвется в общепринятые нормы жизни обывателей, поселиться незваной тревогой, затравленным страхом в семьях, где есть молодые девушки. И вот тогда каждый станет гадать: кто же он? Сосед, близкий родственник, сотрудник по работе или случайный приезжий? И тревога обрастет паникой, злостью и недоверием. Никто не откроет дверь даже лучшему другу, не позволит своему ребенку пойти на прогулку в парк. Все и повсюду будут угадывать друг в друге убийцу!
И только он один, кто знает всю правду, будет спокойно смотреть в измененные страхом лица и наслаждаться своим превосходством, своей надчеловеческой силой, что сумела вырвать этот город из апатии…
Глава 3
До сдачи номера в печать оставалось несколько часов, поэтому в редакции стояла традиционная для такого случая суматоха.
В приемной молоденькая секретарь в коротком цветастом платьице принимала последние объявления. С видом заложницы она распечатывала на матричном принтере квитанции для ожидающих в очереди заказчиков, и при этом безуспешно пыталась смахнуть с себя надежно приклеившуюся жару, раздраженно размахивая тетрадкой. При комнатной температуре воздуха, превышающей тридцать пять градусов, от включенного на полную мощность вентилятора, пользы было небольше, чем от жужжащего над головой насекомого.
Справа находился кабинет редактора, из приоткрытой двери доносилось монотонное бормотание, сливающееся в общем звуке с визгом принтера и разговорами в приемной. Самая, что ни есть типичная газета – со здоровой рабочей обстановкой.
Дверь слева привела меня в комнату, где стояло несколько столов, оборудованных компьютерами и прочей офисной техникой. Два места уже были заняты, в том числе мое любимое – возле окна в углу. Лада Пикулина, обозреватель бюджетных перспектив города, сидела у монитора и двумя острыми, как у хищника ноготками старательно набирала накрапанную от руки и выправленную редактором статью. Мне оставалось лишь вздохнуть, не беря в толк, с каких это пор Лада так полюбила мое место.
Еще там был Федя Васин, самый молодой труженик в команде "Информа", который только этим летом закончил третий курс заочного отделения журналистики и числился в редакции точно так же, как и я – нештатным сотрудником.
– Эй, Ань, привет! – Оживился парень, как только меня увидел. – Помоги мне придумать гороскопы на эту неделю. Запарился просто, веришь?
Федя казался божьей искрой в нашем занудливо-профессиональном коллективе. Всегда с приколами, розыгрышами, детской беспечностью. Чего только стоил этот взъерошенный рыжий чуб в комплекте с веснушками и манерой одеваться во все яркое. На парне отлично держались такие мелочи, как погода, новости музыки и кино, анекдоты. Те мелочи, ради которых половина города только и открывала газету, не ведая разве о том, что попирая банальное тиражирование из интернета, мальчишка сам сочинял их гороскопы.
– Составь таблицу чередований. Один прогноз хороший, второй – не очень. Я могла бы посоветовать тебе бросать жребий, но так будет дольше, поэтому просто подели зодиаки на черное и белое – и вперед!
– Что бы я делал без тебя? – Клавиатура зашуршала с реактивной скоростью. – Кстати, что тебе написать? Какие пожелания у нашей Аннушки?
Парень пытливо воззрился.
Обычно люди многое хотят себе пожелать, не так ли?
– Ну так чё? – У него буквально искры из глаз сыпались от вдохновения. И откуда возникает столько жизненной энергии, подумала я невольно.
– Знаешь, что, Федя, – сказала я несколько отстраненно. – Придумай лучше сам. Я тебе доверяю.
– Окей! – Он с удовольствием принял мое предложение и стал диктовать утробным, вещательским голосом: – На этой неделе ждите головокружительных любовных приключений, страсть захлестнет вас целиком в бурлящем потоке долгожданного счастья. Неожиданно обнаружится, что ваша половинка все это время находилась совсем поблизости…
Я уже почти сдалась, улыбка стала медленно подкрадываться к губам. От Федькиных кривляний мог растаять лед. Но все же облегченно вздохнула, когда вмешалась Лада, зычно напомнив, что сегодня четверг.
Все верно. Время на исходе. У меня очень необычное известие, а я еще не придумала, как правильно его подать.
И смех здесь точно неуместен.
Сев за свободный стол напротив парня, я решительно повернулась к нему спиной.
Мимолетно оглядев меня, словно до этого момента не замечала, Лада проронила скупое "привет", деловито прицелилась оком на часы, громко вздохнула и ткнула нос обратно в черновик.
А Федя все никак не унимался:
– Пс! Ты главного не дослушала. Присмотритесь ближе к своему окружению, быть может, ваша пара совсем-совсем рядом, стоит обернуться… Ань! Ну что это? Я пялюсь, а ты не реагируешь! Я сейчас обижусь…
Вот так птица Говорун!
Подчиняясь минутному импульсу, раздражение почти сорвалось с губ, но я вовремя прикусила язык, еще до того, как оно приняло словесную форму. Парень только стремился поднять мне настроение. В конце концов, откуда ему знать, что кипит у меня внутри? Слава Богу, он далек от всех тех мук…
Так что – пусть развлекается, пока жизнь ему позволяет.
– Ты была в отделении? – Вдруг опомнилась Лада. – Правда, что в парке нашли труп? – Ее глаза засверкали любопытством. В ожидании ответа она даже забыла про сверхсрочную работу.
Я отвернулась, но продолжала затылком ощущать ее жгучий взгляд и Федькино недоумение.
Перед глазами, как живое вспыхнуло лицо с фотографии, дрогнуло… и уже не исчезало.
– Это вы о чем, – спросил Федя.
– Сегодня ночью в парке убили девушку, – поведала я чуть слышно и больше не выдала ни слова.
Парень изумленно присвистнул и тоже затих, с непривычным усердием погрузившись в работу.
Ладе не терпелось все обсудить:
– Это просто бомба!
Но, к ее глубокому разочарованию, ответной реакции не последовало.
Рабочую атмосферу в комнате накрыла тишина.
* * *
Колонка криминальной хроники в тот раз получилась гораздо меньше стандартной. Чаще там присутствовала сводка каких-либо событий, а теперь – лишь краткое сообщение.
Даже не верится, что чья-та жизнь, что оборвалась таким жестоким образом, способна уместиться в несколько скупых фраз мелким шрифтом.
Через четверть часа, свободная, я вновь шагала по раскаленному асфальту. Глаза прикрывали солнцезащитные очки, дышалось трудно, сухой воздух царапал и обжигал ноздри, сочился сквозь гортань, оседая в легких тяжелой массой. Необходимо было срочно спрятаться куда-то в тень, покуда солнце не "ударило" в голову.
До дома оставалось рукой подать, но я подумала, что не помешает отвлечь себя чем-то второстепенным, чем-то обыденным.
Чем-то вроде парикмахерской.
Глава 4
Виолетта, женщина, которой я доверяла свою непокорную гриву, была самым лучшим специалистом в городе, ее руки творили невероятное. Это она подсказала мне постричься полгода назад, когда я путалась и терялась в волосах, как русалка в тине, и предложила стрижку "актриса 20-х", которая, к тому же, полностью отображала внутренние перемены, что настигли меня к тому времени.
Не секрет, что прическа – один из признаков характера человека. Кардинально меняя стрижку, мы позволяем измениться себе. Комфортны наступившие перемены или нет – это уже отдельный разговор. Но если твое отражение в зеркале становится не знакомым, ты видишь себя другими глазами. Обрезав почти всю длину волос, оставив лишь короткие завитки, я обрезала всю свою прошлую жизнь, которая мне больше не принадлежала. Я не привыкла к новому облику, но важно то, что я удалила ненужную информацию, и мое существование казалось облегченным.
Спасибо матушке-природе за ее гениальную милость подчинять эту особенность нашему внутреннему состоянию, а течению времени – за то, что позволяет вернуть себе утраченное внешнее равновесие.
В салоне работали кондиционеры и оживленно гудели фены. Я упала в кресло, расслабленно повиснув на нем всем телом, чувствуя, что снова подбираюсь и твердею, как размякшая сосулька на ветру.
Не успела я прийти в себя, как Виолетта уже припорхнула откуда-то из зазеркалья, и ее ловкие пальчики принялись заботливо перебирать мои пряди.
– Ну? Что делать будем, радость моя? – Спросила она, как всегда энергично и весело.
В отличие от нее, мое собственное отражение в зеркале выглядело не так бодро: скулы торчали на бледном лице, от чего глаза казались впавшими и бесконечно огромными, словно два зеленых фонаря. Волосы цвета спелой пшеницы отливали шелковой гладью, но при этом были небрежно заткнуты за уши. А белая блузка и джинсы, в сочетании с этой бледностью, делали меня и вовсе бесцветной.
– Если я просто посижу, послушаю, как гудят фены, ты не возражаешь?
Виолетта даже не удивилась, она понимающе улыбнулась и я подумала, что, вероятно, подобный каприз клиента не новшество в ее салонной практике.
Оставаясь на своем месте, я имела возможность наблюдать через зеркало за всеми движениями зала. Какое-то время смотрела, как работают стилисты, потом переключилась на посетителей. От входа меня отделяло шагов десять, он находился за спиной, но в зазеркалье все выглядело иначе. Прямо перед собою, как в кинотеатре, я отчетливо видела каждого, кто входил и выходил из парикмахерской. Достаточно забавное занятие и, что важно – отвлекающее.
Люди всегда такие смешные, когда не знают, что за ними наблюдают.
Растерянные, неуклюжие, с озабоченными лицами-мешками. А едва поймают посторонний взгляд, как скулы напрягаются, животы подтягиваются, и появляются типично публичные, заученные и в деталях проработанные жесты незаурядности.
Сперва я разглядывала пожилую дамочку с прической-адуванчиком неестественного рыжего отлива. Виотлетта назвала бы это "взрывом не на том месте". "Взрывная" женщина была одета в яркую многослойную одежду, ужасно не гармонирующую по цвету, и что-то непрерывно искала в своей битком набитой сумке. Лицо ее выражало крайнюю сосредоточенность, словно говоря: "Что я вам – старая кошелка, чтобы оставить деньги дома?"
Потом были две девушки лет по пятнадцать, надолго засевшие за выбор стрижек. Обе с длинными прямыми волосами, из косметики только помада, зато много-много перешептывания и приглушенного заговорческого смеха, когда они показывали друг другу что-то в журналах.
Но вот появился мужчина, одетый очень необычным образом, совсем не по-погоде: в затрепанной фетровой шляпе и в наглухо застегнутом бежевом плаще.
Что-то жутко настораживающее присутствовало в его поведении. Он как будто немного щурился, но не от солнца, и не от того, что страдал аллергией на препараты, используемые в салоне. Это был до такой степени холодный и пронзительный взгляд, что у меня на коже вздыбились волоски от отвращения.
Внезапно он повернулся – и в упор посмотрел на меня.
Еще тогда, когда этот странный человек возник за стеклянной перегородкой двери, стало ясно, что он ищет кого-то внутри зала. И как только колючие, словно битое стекло, глаза впились в мое лицо, я испуганно содрогнулась и стала следить за каждым движением незнакомца.
Он уверенно вошел в парикмахерскую, бесшумной целенаправленной походкой терминатора, достигшего объекта поиска.
Шаг, второй, третий.
Не моргающий мертвый взгляд придавил меня к креслу и лишил возможности пошевелиться. Рот онемел, не в силах выдать хоть звук.
Я видела, как он приближался, вот уже стоял за спиной. Все тело сжалось, стало болеть от напряжения, сердце стучало уже где-то в мозге. Зеркало показало, как из кармана плаща не спеша появляется грубая волосатая рука и ложиться мне на плече…
Встрепенувшись, я едва не перевернулась вместе с креслом, и с ужасом уставилась на Виолетту.
Ее рука замерла в воздухе, она не сводила с меня изумленного взгляда. Женщина всего лишь тянулась за чем-то к своему рабочему столику, когда ненароком коснулась меня и… разбудила.
Я сухо сглотнула и обернулась на выход.
Там никого не было.
Никаких мужчин в плащах.
Никаких маньяков.
Сама не понимаю, как умудрилась задремать.
Жара совсем разморила…
Стало неудобно перед Виолеттой, пришлось попрощаться. Но меня по-прежнему трясло, когда я уходила от нее. В горле возник неопределенный горький привкус, а ноги слегка подкашивались.
Теперь точно пора домой.
По сердцу разлилось приятное тепло при воспоминании о любимой двухкомнатной норке.
Остаться одной. Выпить чашку ароматного чая. Собрать в пучок мысли. Разве что-то может быть лучше?
* * *
Но, пока я так думала, небольшая площадь, вымощенная белой шашкой и от того носившая символическое название "Белая", привела меня к театру.
Красивое старинное здание, преисполненное величия и достоинства, с высокими гладкими колоннами и рельефными балкончиками в стиле барокко, являлось истинным предметом гордости для этого города.
Еще одно достояние на виду с прочими, которое находилось тут же, - гигантский памятник одному из основателей древнего града – господину в длинной свите. Он стоял на холме, обдуваемый дикими ветрами и, прижав к груди неведомый толмут, устремленно разглядывал даль, примеряясь к просторам еще не отстроенной тогда местности. Либо с тревогой, запавшей в межбровные складки, лицезрел картину многоэтажного рая.
Так или иначе, он вовремя оказался поблизости, потому что через дорогу, из парадного входа театра вышел напарник Борщева лейтенант Лихачев.
Дабы избежать бесполезной встречи, я юркнула за памятник, укрывшись в его тени, и взглянула на часы. С того момента, как я ушла из отделения, прошло не меньше часа.
Он провел там достаточно времени и, судя по его довольной, как у отличника физиономии, лейтенанту удалось найти полезную информацию в театре, вопреки неутешительным прогнозам Борщева.
Через минуту молодой человек прошел в каком-то метре от меня, но не заметил. Я проводила его удаляющуюся широкую спину опасливым взглядом и только тогда вышла из своего укрытия. Я не имела ни малейшего представления, каким образом действуют профессионалы для поимки преступников. Знала только, что не всегда, увы, злодея удается найти.
Неоспоримая правда, удачно подмеченная Борщевым: я писала о ворах и мошенниках, а этих особей не сложно отыскать в приделах маленького города.
Но вдруг я совершенно по-новому взглянула на знакомую с детства "Белую площадь". И поняла, что нисколько не представляю, чем живет этот жалкий пыльный городишко в перерывах между сном и работой!