Кейт Аткинсон прогремела уже своим дебютным романом, который получил престижную Уитбредовскую премию, обойдя многих именитых кандидатов - например, Салмана Рушди с его "Прощальным вздохом мавра". Однако настоящая слава пришла к ней с публикацией "Преступлений прошлого" - первой книги из цикла о кембриджском частном детективе Джексоне Броуди. Роман вызвал бурю восторга и у критиков, и у коллег по цеху, и у широкого читателя, одним из наиболее ярых пропагандистов творчества Аткинсон сделался сам Стивен Кинг. За "Преступлениями прошлого" последовали "Поворот к лучшему" и "Ждать ли добрых вестей?", не менее полнфоничные и вызвавшие не менее восторженную реакцию. И вот наконец впервые по-русски выходит следующий роман - "Чуть свет, с собакою вдвоем". После всех приключений в Кембридже и Эдинбурге Броуди возвращается в свой родной Йоркшир. Удалившийся, казалось бы. на покой частный детектив пытается выследить обчистившую его банковский счет липовую жену и отзывается, сам того не желая, на внезапное письмо из Новой Зеландии: "Меня удочерили, и я бы хотела спросить: вы не могли бы что-нибудь выяснить о моих биологических родителях?" Но сказать оказывается легче, чем сделать: ни в каких архивах родители Надин Макмастер не значатся, как и сам факт удочерения. Обзаводиться собакой Броуди тоже вовсе не планировал, а вот поди ж ты. Но чего он меньше всего ожидал от себя - так это что увлечется поэзией…
Содержание:
-
Сокровище 1
-
Опасность 24
-
Аркадия 45
-
Жертвоприношение 60
-
Сокровище 70
-
Примечания 74
Кейт Аткинсон
Чуть свет, с собакою вдвоем
Моему отцу
Все ошибки - мои, некоторые допущены нарочно. Я не всегда придерживалась истины.
Благодарность причитается:
как всегда, Расселлу Экви; Малькольму Грэму, старшему детективу-суперинтенденту полиции Лотиана и Шотландских Границ; Малькольму Р. Диксону, бывшему помощнику инспектора полиции Шотландии; Дэвиду Мэттоку и Морин Ленехан - за то, что вместе со мной вернулись в Лидс семидесятых.
Не было гвоздя - подкова пропала.
Не было подковы - лошадь захромала.
Лошадь захромала - командир убит.
Конница разбита - армия бежит.
Враг вступает в город, пленных не щадя,
Оттого что в кузнице не было гвоздя.Народное
Я тут всего лишь чуть-чуть прибрался.
Питер Сатклифф
Сокровище
Лидс - "Шоссейный город семидесятых". Гордый лозунг. Ни капли иронии. Кое-где на улицах до сих пор мигают газовые фонари. Жизнь северного городишки.
"Бэй Сити Роллерз" - номер первый в чартах. По всей стране ИРА взрывает что ни попадя. Партию консерваторов возглавила Маргарет Тэтчер. В первых числах апреля Билл Гейтс в Альбукерке основал будущую корпорацию "Майкрософт". В последних числах Сайгон пал пред вьетконговцами. По телевизору все идет "Черно-белое менестрель-шоу", Джон Поулсон до сих пор в тюрьме. "Прощай, детка, детка, прощай". И посреди всего этого Трейси Уотерхаус беспокоила только дырка на носке колготок. С каждым шагом дырка росла. А еще утром колготки были новые.
Сказали, что на пятнадцатом многоэтажки в Лавелл-парке, и - ну еще бы - лифты не работали. Два констебля, пыхтя и отдуваясь, карабкались по лестнице. Ближе к цели переводили дух на каждой площадке. Констебль Трейси Уотерхаус, крупная неуклюжая деваха, только-только испытательный срок прошла, и констебль Кен Аркрайт, коренастый и коренной йоркширец, с куском сала вместо сердца. Покоряют Эверест.
Оба застанут начало кровавой кампании Потрошителя, однако Аркрайт уйдет на пенсию задолго до конца. Дональда Нильсона, брэдфордскую Черную Пантеру, еще не поймали, а Гарольд Шипмен, вероятно, уже начал убивать пациентов, которым не повезло оказаться под его опекой в больнице Понтефракта. В 1975 году Западный Йоркшир кишмя кишел серийными убийцами.
У Трейси Уотерхаус еще молоко на губах не обсохло, хотя сама она в этом не призналась бы. Кен Аркрайт видел столько, что другим и во сне не приснится, но сохранял добродушие и оптимизм - хороший полицейский, большая удача, что он взял совсем зеленую девчонку под крыло. Паршивые овцы тоже встречались - смерть Дэвида Олувале по сей день черной тучей осеняла полицию Западного Райдинга, - но Аркрайта тень не коснулась. Дрался, когда нужно, а порой и когда не нужно, но кары и награды раздавал, не глядя на цвет кожи. Нередко звал женщин шалавами и потаскухами , однако с уличными девчонками делился, бывало, сигаретами и наличкой и к тому же любил жену и дочерей.
Как учителя ни умоляли остаться и "чего-нибудь добиться", Трейси в пятнадцать бросила школу, поступила на курсы, обучилась стенографии и машинописи и тут же пошла секретаршей в контору Монтегю Бёртона - манила взрослая жизнь.
- Вы умненькая девочка, - сказал сотрудник отдела кадров, предлагая ей сигарету. - Далеко пойдете. Сегодня помсек, а завтра, кто знает, может, и д. м. н.
Она не знала, что такое "д. м. н.". Насчет "помсека" тоже сомневалась. Кадровик так и ел ее глазами.
Шестнадцать лет, никогда не целовалась с мальчиком, никогда не пила вино, даже "Синюю монахиню". Никогда не пробовала авокадо, не видала баклажан, не летала на самолете. Тогда все было иначе.
Купила в "Итаме" твидовое пальто до пят и новый зонтик. Готова ко всему. Дальше можно и не готовиться. Спустя два года очутилась в полиции. К такому не подготовишься. "Прощай, детка".
Трейси боялась, что никогда не уйдет из дома. Вечера проводила с матерью перед телевизором, а отец между тем напивался - культурно - в местном клубе консерваторов. Трейси и мать ее Дороти смотрели "Шоу Дика Эмери", или "Стептоу и сын", или как Майк Ярвуд пародирует Стептоу и его сына. Или Эдварда Хита - у него плечи ходили вверх-вниз. Загрустил, наверное, Майк Ярвуд, когда премьером стала Маргарет Тэтчер. Все загрустили. И вообще, что хорошего в пародистах?
Живот урчал, как тепловоз. Трейси неделю жила на творожно-грейпфрутовой диете. Любопытно, может ли толстячка подохнуть от голода?
- Господи Исусе, - прохрипел Аркрайт, когда они наконец добежали до пятнадцатого этажа. Стоит, согнулся пополам, руками в колени уперся. - Я раньше крыльевым форвардом был, представляешь?
- Ага, а теперь ты просто пожилой боров, - сказала Трейси. - Какая квартира?
- Двадцать пятая. По коридору до конца.
Соседи позвонили, анонимно пожаловались на дурной запах ("кошмарную вонь") из квартиры.
- Небось крысы дохлые, - сказал Аркрайт. - Или кошка. Помнишь собак в Чепелтауне? А, нет, девонька, это еще до тебя.
- Слыхала. Мужик уехал, еды им не оставил. Они потом сожрали друг друга.
- Они не жрали друг друга, - сказал Аркрайт. - Одна сожрала другую.
- Ну ты педант.
- Чего? Нахалка ты растакая!.. Опля, пришли. Ебать-колотить, Трейс, вот это вонища. Досюда добивает.
Трейси Уотерхаус пальцем вдавила кнопку звонка и подержала. Скосила глаза на уродливые черные форменные ботинки на шнуровке, пошевелила пальцами в уродливых черных форменных колготках. Большой палец уже вылез в дырку, и дорожка взбиралась к мощному колену. С такими ногами только в футбол играть.
- Наверняка старик какой-нибудь, которую неделю там лежит, - сказала она. - Ненавижу их, сил нет.
- Я ненавижу этих, которые под поезда прыгают.
- Деток мертвых.
- Да уж. Хуже нету, - согласился Аркрайт.
Мертвые дети - неуязвимый козырь, всегда выигрывает.
Трейси сняла палец со звонка и покрутила дверную ручку. Заперто.
- Господи, Аркрайт, там жужжит. Уж явно никто не встанет и не выйдет вон.
Аркрайт заколотил в дверь:
- Эй, полиция, кто-нибудь дома? Бля, Трейси, ты слышишь?
- Мухи?
Кен Аркрайт нагнулся и заглянул в щель почтового ящика:
- Ах ты ж!..
Он так шарахнулся от двери, что Трейси подумала - ему в глаза чем-то прыснули. С сержантом такое приключилось пару недель назад: попался псих с брызгалкой, отбеливателем пшикнул. Всем расхотелось через почтовые ящики заглядывать. Но Аркрайт тотчас опустился на корточки, снова толкнул крышку ящика и заговорил ласково, будто с дерганой собакой:
- Все в порядке, все хорошо, теперь все хорошо. А мама дома? А папа? Мы тебе поможем. Все хорошо. - Он встал и приготовился плечом вышибить дверь. Потоптался, выдохнул через рот и сказал Трейси: - Приготовься, девонька, сейчас будет грязно.
Полгода назад
Пригород Мюнхена, холодно, скоро вечер. Крупные снежные хлопья белым конфетти лениво опускаются на землю, оседают на капоте безликой немецкой машины.
- Красивый дом, - сказал Стив. Наглый типчик, слишком много болтает. Вряд ли его по правде зовут Стивом. - Большой, - прибавил он.
- Да, красивый большой дом, - согласился он, - в основном чтобы Стив закрыл рот.
Красивый, большой и, увы, окружен другими красивыми большими домами, стоит на улице, где соседи бдят, а по стенам блестящие карбункулы охранных сигнализаций. У пары-тройки самых красивых, самых больших домов - автоматические ворота, а на оградах видеокамеры.
Первый раз - рекогносцировка, второй раз - обращаешь внимание на детали, третий - делаешь дело. Сейчас третий.
- Конечно, чуток слишком германский на мой вкус, - сказал Стив. Как будто полный каталог европейской недвижимости листает.
- Может, отчасти тут дело в том, что мы в Германии, - сказал он.
- Я ничего против немцев не имею, - сказал Стив. - В Deuxième была парочка. Приятные ребята. Хорошее пиво, - прибавил он, поразмыслив. - И сосиски ничего.
Стив говорил, что служил в британских ВДВ, демобилизовался, понял, что жить на гражданке не в силах, и вступил во Французский иностранный легион. Думаешь, что крутой, а потом узнаёшь, что такое крутой на самом деле.
Ну да. Сколько раз он это слышал? В свое время сталкивался с ребятами из легиона - бывшие военные, сбежали от смертоубийственной гражданской жизни, дезертировали от разводов и исков об отцовстве, слиняли от скуки. Все убегали от чего-нибудь, и все не то чтобы изгои, которыми себя мнили. Уж Стив-то явно. Прежде они вместе не работали. Он, конечно, чуток дурачок наивный, но ничего, внимательный. Не курит в машине, всякую лабуду по радио не слушает.
Тут есть дома - точно пряничные домики, вплоть до снежной глазури по кромкам канав и крыш. Он видел пряничный домик на рынке Christkindl, где накануне они провели весь вечер - бродили по Мариенплац, пили Glühwein из рождественских кружек, как ни посмотри - обыкновенные туристы. За кружки пришлось оставить залог, и на этом основании свою он унес к себе в номер в "Платцле". Дома подарит Марли, хотя дочь, пожалуй, будет воротить нос, а то и хуже - равнодушно поблагодарит и больше на кружку не взглянет.
- Это ты в Дубае работал? - спросил Стив.
- Ага.
- Я так понял, не выгорело?
- Ага.
Из-за угла вывернула машина, и оба инстинктивно глянули на часы. Машина проскользила мимо. Не та машина.
- Не они, - избыточно отметил Стив.
Есть и плюсы: они в длинном проезде, который сворачивает прочь от ворот, с дороги дом не видно. И вдоль проезда густо растут кусты. Ни лампочек охранной сигнализации, ни датчиков движения. Темнота - друг секретной операции. Не сегодня - сегодня работаем при свете. Не ярком и не белом - ото дня остался один окурок. Сумерки дня.
Из-за угла вывернула машина - на сей раз та.
- А вот и малышка, - пробормотал Стив.
Пять лет, прямые черные волосы, карие глазищи. Понятия не имеет, что с ней сейчас произойдет. Пакистанка, звал ее Стив.
- Египтянка. Наполовину, - уточнял он. - Зовут Дженнифер.
- Я не расист.
Но.
Снег опускался, трепеща, на миг лип к ветровому стеклу и таял. Ни с того ни с сего он вдруг вспомнил, как его сестра входит в дом, смеется, смахивает лепестки с одежды, вытрясает из прически. Ему казалось, в городе, где они выросли, не встретишь ни деревца, и, однако же, в воспоминании сестра была как невеста, ливень лепестков - словно розовые отпечатки пальцев на черной вуали ее волос.
Машина свернула в проезд и исчезла из виду. Он повернулся к Стиву:
- Готов?
- Заряжен и взведен, - ответил тот, заводя мотор.
- Не забудь: няню не трогаем.
- Если не придется.