- Выход есть только один. Только вряд ли мы сумеем его осуществить. В первую очередь нам нужен полный список пассажиров, летевших на самолете. Потом их адреса, а далее нужно сколотить команду из полутора десятков журналистов и за предстоящую ночь обойти всех родственников и получить подтверждение, что эти люди вылетели рейсом 14-69 в Минводы. А здесь мы обязаны получить справку из аэропорта о том, что самолет к месту назначения не прибыл. И все это надо сделать до утра, пока свежие номера газеты не попали в руки Ершова. Ну как тебе задачка, приятель?
Горохов немного подумал и ответил:
- Ну, положим, ребят я найду. Те обегут родственников. Со списком тоже постараемся уладить. У секретарши главного муж работает в аэропорту - не последней спицей в колесе. Придется всех на ноги поднимать. Да и это не проблема. Если главный поверит в важность материала и в его сенсационность, он своего добьется.
Литовченко снял трубку и протянул Горохову.
- Звони, Митяй. И предупреди, чтобы они тебя под собственным именем не выставляли. Нужен крепкий псевдоним, типа - Петя Иванов. Не подставляй себя раньше времени. Не пройдет и суток, как мы очутимся в западне. Что касается моих возможностей, то я справки из Минвод не достану. Там, где ступала нога полковника Ершова, нашему брату делать нечего. Мертвая зона, вечная мерзлота.
Горохов взял телефонную трубку и попросил соединить его с междугородной линией.
8
То ли это был сон, то ли смерть играла с ним, используя плоские шутки с садистским уклоном, но он отчетливо чувствовал запах еды. Аромат жареной рыбы разбудил его, но он не решался открыть глаза. Жив он или нет? Никаких ощущений. Где руки, где ноги? Где тело, где стук сердца? Вот тут он себя поймал, услышав собственный пульс. Значит, жив.
Сергей открыл глаза. Красные круги постепенно рассеялись, и все вокруг начало приобретать четкие очертания.
Он лежал на жестком топчане, накрытый одеялом, сверху деревянный потолок, слева маленькое окошко, вырубленное в крупных бревнах, белые занавески, старый комод, фотографии, пожелтевшие от времени, в самодельных рамках, и старушка у печи со спицами в руках.
Обстановка, похожая на дом его детства, о котором он вспоминал. Где же голос матери, исполнявший заунывную колыбельную? Нет, это смерть привела его в загробный мир. Здесь он так и останется.
Женщина подняла глаза, и их взгляды встретились. Она улыбнулась, а он вздрогнул. Слишком живая и открытая у нее была улыбка. У смерти такой быть не может.
- Проснулся. Вот и хорошо. Теперь и подкрепиться не грех.
Женщина встала и начала подавать на стол.
В огромную комнату вошел старик в овечьей безрукавке и, увидев проснувшегося гостя, подошел к нему и сел рядом на скамью.
- Жив? Ну и слава богу, а то уж мы и не чаяли тебя увидеть в здравии. Бабка тебя тут отхаживала, примочки да травы к ногам прикладывала, отвары разные, пойлом тебя поила, и впрямь помогло. Не зря ее вся округа ведьмой зовет. Свое дело туго знает.
- Где я?
- В горной деревеньке. Мы тут охотой промышляем, рыбку ловим, овец пасем да виноград выращиваем. Всему свой сезон.
- А кто же меня сюда приволок?
- Я с внуком. Шли с рыбалки через ущелье, дым почуяли. Думали, свои, а там ты бездыханный лежал у затухавшего костра. Волки-то уже зубы наточили. Слюной исходили. Ну, с этой братвой мы научились общий язык находить. Не один десяток баранов они у нас потаскали. А сейчас у них голодные времена, зверь опасным к весне становится. Ну что делать, притащили тебя в дом, раздели, а ты весь синий. Ноги сильно пострадали, да еще сыпь странная по коже пошла. Вот бабка тобою и занялась. Она от любой болезни отвести может. Глянет на человека - и будто насквозь его видит, обо всех болячках узнает и на каждый случай пойло имеет.
- Значит, я вам жизнью обязан?
- Как же ты ей обязан? Не для того тебе ее вернули, чтобы ты ее вновь кому-то предлагал. Жизнью не разбрасываются, она одна у человека. Встать-то сможешь? Стол готов, а ты, поди, забыл, как еда выглядит. Брюхо-то к спине приросло.
Сергею помогли подняться, усадили за стол, дали выпить настоя, накормили. Стопку виноградной водки налили, и он чувствовал, как силы возвращаются к нему. Глаз приобрел ясность, а взгляд осмысленность. Конечно, не наступил еще тот час, когда он проанализирует все, что с ним случилось, но он мог стоять на ногах, думать головой, а значит, и делать выводы, строить планы - жить, одним словом.
Дед поел и ушел по хозяйству, а старуха не сводила глаз с гостя.
- Зачем же ты дом бросил, суженую свою и ребятишек? Грех это.
- А ты почем знаешь, бабуся? - У Сергея мурашки по коже пробежали.
- Старая я уже, многое знаю. Злые люди тебя в свои сети заманили, обманули, а потом ядом опоили.
- Ядом?
- Плохие то люди были. У них в глазах только золотой блеск отражается, а жизни в них нет, рассудок помутился. Желтый металл на землю сатана принес. Он подчиняет себе разум, делая человека своим рабом. Учит коварности, изворотливости и беспощадности. Из его плена никто не выбирался. Сатана не отпустит душу, если заполучил ее в свой полон.
- Я, бабушка, золота отродясь не видел. Все больше о хлебе насущном думал, да, видать, кишка тонка. Выдохся. Вот и попутал меня чертушка, и дружка своего совратил. Денег предложили. Много денег. При виде их я и сломался. Пусть хоть семья поживет по-человечески, а с меня игрок какой? Только водку хлестать и кулаками в грудь себя бить. Как работы лишился, так и кончился.
- Вижу, голова твоя просветлела. Берись за ум, сынок. Только будь осторожен. Злые коршуны еще долго над твоей головой кружить будут. Видел ты их, поди, в ущелье-то, так это лишь тень их была.
- Что же мне делать?
- Покаяться. Отними у сатаны желтый металл и погреби его в морской пучине и лишишь его жала ядовитого, не то судьбу своего дружка разделишь, которого волки обглодали да коршуны доклевывают. Ты меч смертоносный в руки сатане отдал, а тот жизнь друга отнял. И не токмо друга одного, а и жены его грешной.
- Ты, бабуся, что-то путаешь. Жена его тут ни при чем. Она в городе осталась.
- Сам все узнаешь. А с рассветом собирайся в путь. Внук тебя на равнину спустит на лошадях, а там и до города рукой подать. Тучи тут нехорошие собираются. Ураган будет. Оставаться тебе здесь нельзя, в смерче закрутит. А как только выберешься из мрака к солнечному краю, так твоя дорога ляжет к глубоким водам синего моря. Тернист и долог путь твой будет, тяжелым камнем на грудь ляжет, но другого пути не ищи. Вовсе заблудишься.
- Загадками говоришь, бабуся.
- А отгадки жизнь подскажет. Ты парень сильный. Если сам не дашь себе слабину, то выйдешь победителем. Грехи свои делом отмаливай да на небеса поглядывай, чтобы про коршунов не забывать. А теперь спать ложись.
Сергей лег на топчан, но уснуть не мог. Он видел тень старухи за занавеской, что-то она там бурчала, руками размахивала. В комнате пахло воском и ладаном.
Ничего не понимая, он заснул. И опять ему снились мать, деревня, лес, грибы, много грибов, и вывела его дорога к старому, поросшему бурьяном кладбищу. Шел он по нему, шел и наткнулся на вырытую могилу, глянул в нее, а там слитки золотые лежат и он на них, мертвый. Вдруг глиняные стены могилы стали лопаться и из щелей хлынула вода. Синяя, пенистая, она тут же заполнила могилу, и волна выплеснулась наружу, заливая траву и холмики с крестами. Его подняло вверх, и вокруг разлилось синее море.
Он закричал и проснулся.
Сквозь окошко в дом пробивался солнечный свет. Где-то на дворе драл глотку петух. Пахло блинами.
- Вот она, отдушина. Может, это и есть жизнь, а все остальное суета земная.
У плетня бабка с дедом проводили гостя, сказали несколько добрых слов в напутствие и отпустили с Богом.
Лихой казачок быстро гнал лошадей, и, когда солнце осветило макушки гор, они спустились к подножию. Перед ними раскинулась плоская равнина. Бескрайний простор. Так начался его новый путь, и кончиться он должен тем же, если верить сумасшедшей старухе.
9
В прокуренном кабинете главного редактора шли последние приготовления к утреннему выпуску номера. Просматривались гранки, вычитывался текст, трещал внутренний телефон. В работе были задействованы все сотрудники газеты, здесь кипела жизнь, в то время как небольшой провинциальный городок спал мирным сном.
Чтобы отвлечь Олю от глубокой печали, ей тоже нашли работу, и она вклеивала фотографии в архивный альбом. Горохов проверял текст, а Литовченко давал команды ответственным секретарям.
- Как только сверстаем номер, всех распустить по домам. Негативы и рукописи я заберу с собой. На следующий номер оставить дежурную бригаду и забить полосы снятым с сегодняшнего номера материалом. Первый удар будет самым сильным, если нас не сшибет взрывной волной, послезавтра жахнем еще раз. Утром я уеду в Краснодар и буду готовить номер в редакции у Золотухина, я с ним уже договорился, а печатать будем в нашей типографии.
- Валерий Борисович, - усмехнулся один из секретарей, - сейчас не девятьсот пятый год, чтобы уходить в подполье. Вроде как у нас демократия. Свободу слова никто душить не собирается.
- У нас никогда не было свободы слова, Игорек. Мы выполняли заказ администрации и получали за это дозированный процент свободы, когда нам позволяли разевать варежку. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю. С этими монстрами я в одной бане парился. Они хороши, пока ты им служишь, как послушный раб, но если ты решил приподнять голову, то тебе ее снесут.
- А стоит ли ее поднимать? - спросил второй секретарь. - У нас в городе работу найти непросто. Тут не Москва и не Питер.
- А сколько можно жить под диктовку, Коля? - Литовченко скривил рот. - Когда-то надо и зубки свои показать. Звание журналиста нужно оправдывать ежедневно, а мы не способны этого сделать один раз в жизни. Чего мы стоим после этого? Все, идите по местам, нет времени на словоблудие.
Одновременно с выходом из кабинета секретарей Горохов положил трубку.
- Как это ни странно, Лерик, но ты прав. Поначалу я думал, что ты перестраховщик, но вижу, что ты зришь в корень. В Питере тоже обстановка не сахар. Все корешки билетов с рейса 14-69 из аэропорта изъяты, словно такого рейса не существовало. Но выход нашли. Данные из компьютера еще выбросить не успели. Муж нашей секретарши - парень свой, авантюрист по крови. Он договорился с одной кассиршей, и та делает выписки прямо с монитора. Если ее не застукают, то фокус пройдет. Статья уже в наборе. Курьер вернется с минуты на минуту. Главный выделил мне пять кусков зеленых, так что я смогу перейти на нелегалку.
- Но я сам себе не могу выделить денег из кассы, правда, у меня своих хватает. Нам нужно успеть сделать как можно больше до выхода номеров в свет.
- Не одни мы работаем, Лера. Монстры тоже не сидят без дела. Из Минвод в Питер вернулся рейс 14-69. Разумеется, самолет и экипаж подменены, но ясно одно, они пытаются замять катастрофу. Я уверен, что и в Минводах зарегистрировано прибытие рейса 14-69 из Питера. Нам нужны веские доказательства. А для начала нужны фотографии самолета с бортовым номером, приземлившегося в ущелье. А где их взять, если покореженная машина погребена под снегом? Да и весь район наверняка уже оцеплен.
В дверь постучали, и в кабинет вошел капитан милиции. Неожиданный визит насторожил журналистов.
- Валерий Борисович, здрасьте. Меня прислал дежурный по городу. Срочный материальчик для утреннего выпуска. Личная просьба начальника УВД. Полковник сказал, что вы ему не откажете.
- Чем можем, тем поможем, - улыбаясь, сказал Литовченко. - По пустякам Герман Осипович беспокоить не будет.
Капитан положил на заваленный бумагами стол солидный конверт.
- Ну, я пошел, а вы уж тут сами разбирайтесь.
- Бывай здоров, капитан.
Конверт тут же распечатали. Пять листов с портретами и короткая записка, напечатанная на машинке.
- Это фотороботы, - констатировал Горохов.
Литовченко прочитал текст: "Разыскиваются опасные преступники, пособники чеченских главарей, участвовавшие в террористических операциях на территории России. Вниманию граждан! Всех, кто видел этих людей либо знает их местонахождение, просим срочно сообщить в ближайшее отделение милиции, патрулям УВД или позвонить по телефону…"
Горохов отбросил листок и начал рассматривать лица, изображенные на бумаге. Оля тоже присоединилась к изучению портретов.
- Лихо работают! - покачал головой Литовченко. - Значит, пассажиры находятся под колпаком у Ершова. Больше некому составить фоторобот. Но как они их подали? "Пособники чеченских главарей". Все правильно! Никакой катастрофы не было, а значит, и свидетелей быть не должно. Что задумал этот хитроумный Ершов?
Оля отложила два снимка в сторону и сказала:
- Эти двое мужчин сидели позади нас, в следующем ряду. В кожаных куртках на меху. У Наташи был ухажер, и тот ходил точно в такой же куртке. Он служил на севере в авиации.
- И я их видел, - подтвердил Горохов. - Когда самолет поднялся на высоту после посадки в Москве, я ходил в сортир и столкнулся в дверях клозета с этим мужиком. - Он указал на один из портретов. - Но он уже был без куртки и в летной форме, четыре лычки на погонах. Я еще подумал, что у экипажа своего сортира нет, если они общим пользуются. Второй тип стоял рядом. Я так и решил, что он ждет коллегу, чтобы уступить ему очередь, но он отрицательно покачал головой, мол, иди, мне туда не надо.
- Точно, - подтвердила Оля. - Они летели от Питера. Наташу тошнило, и они ее конфетами угощали. Очень любезные, шутили. В жизни не подумаешь о них плохо. А как из Москвы вылетели, они встали и пошли вперед. Потом я их больше не видела, просто забыла о них.
Горохов взял третий портрет.
- Ну а эту красавицу все запомнили. Стюардесса. Она одна оба салона обслуживала после вылета из Москвы. Другие девчонки куда-то пропали. Классная баба. Ну а этих я не помню. Молодой парень и этот седовласый мне на глаза не попадались.
Литовченко снял трубку и вызвал фотолаборанта; когда тот появился в дверях, редактор велел ему забрать портреты.
- Пересними-ка, Юрик, этих ребят на пленку и сделай мне пять отпечатков каждого карманного размерчика, девять на двадцать. Потом сдашь фоторобот Крамину и текст прихвати. Пойдет на четвертую полосу в послезавтрашний выпуск.
Лаборант вышел, а его место занял репортер из хроники.
- Валера, я ее нашел.
- Кого?
- Женщину, которая сбежала из больницы. Ты был прав, на вокзале ошивалась. С трудом приволок сюда. Все руки искусала. И пацан с ней четырехлетний.
- Давай ее сюда.
Двое сотрудников ввели под руки испуганную женщину, лицо которой говорило о бесконечных страданиях, а взгляд был таким острым, что о него можно было порезаться.
- Вы ради Бога не пугайтесь, уважаемая. Здесь вам зла никто не желает. Тут не милиция, а редакция газеты. Поверьте: мы хотим вам помочь.
Женщину усадили на диван, и она тут же взяла ребенка к себе на колени.
- Вы не отнимете у меня Андрюшу?
- А почему мы должны лишать мать ее ребенка? Это же ваш сын?
- Мой. Он только мой, и ничей больше.
Оля повернулась к Литовченко и тихо сказала:
- Кажется, я понимаю, в чем дело. Разрешите, я сама с ней поговорю. У меня лучше получится.
Редактор едва заметно кивнул.
- Как вас зовут? - спросила Ольга.
- Ира, Ирина Подкопаева.
- Мы здесь все с рейса 14-69. И помогаем всем, кто попал в аварию.
- Да, я помню этого мужчину с хвостиком, - она указала на Горохова. - Он помогал нам спускаться с трапа.
- Хвостик придется сбрить вместе с моржовыми усами, - шепнул на ухо приятелю Литовченко.
- Скажите, а к кому вы летели? К родственникам? - продолжала допрос девушка.
- Нет. У моего сыночка больные ноги. С рождения. Врачи говорят, что ему нужны грязевые ванны, но в Доме ребенка нет средств на лечение детей.
Она испугалась собственных слов и замолчала, еще сильнее прижав мальчика к груди.
О каких средствах тут можно было говорить? Женщина выглядела не лучше бомжа. Правда, все на ней было чистым, глаженым, и носила она вещи аккуратно, дорожа тем, что имела.
- А у вас есть деньги на лечение?
- Не очень много, но я копила. Пенсию откладывала. Мне сказали, что я могу устроиться в санатории посудомойкой и мальчик пройдет курс лечения бесплатно.
- Пенсию? - удивленно переспросил Горохов.
Женщина выглядела лет на тридцать, а если ее привести в порядок, то и моложе. Красивое лицо, правильные черты и огромные печальные глаза с болезненным взглядом.
Горохов хотел переспросить еще раз, но Оля подняла руку.
- Вы получаете пенсию по инвалидности? - задала следующий вопрос девушка. У молодой матери навернулись слезы. - Прошу вас, вы только не волнуйтесь, - продолжила Ольга. - Мы попытаемся вам помочь.
- Как? Теперь они меня все равно найдут.
- Никто вас искать не будет. Вы не опасны для них. Вы часто лежите в больнице?
- Два раза в год. Но я не опасна. Меня без милиции привозят. Я сама врачу говорю, когда мне становится плохо, и она дает мне направление. У нас с ней такая договоренность. Я сама прихожу в больницу.
- Вы живете одна?
- У меня своя квартира. Андрюша может жить со мной. Я не опасна. Я говорила…
- Вам разрешали его навещать в Доме ребенка?
- Один раз в месяц.
- А теперь вы его взяли и обратно не привели?
- У него ножки больные, а они не лечат. У них нет средств. А он очень хороший мальчик. Умненький, все понимает и, кроме ножек, ничем не болеет.
- У вас первый ребенок?