След черной вдовы - Фридрих Незнанский 17 стр.

А вот и он сам, отставной генерал Питер Реддвей - крупный, высокий пожилой мужчина, таскающий на своих ногах, по нашим понятиям, до ста шестидесяти килограммов живого веса, а по американским представ­лениям, порядка четырехсот фунтов, бывший замести­тель директора ЦРУ и, соответственно, лютый враг со­ветского народа, поскольку в Центральном разведыва­тельном управлении друзей Советского Союза отродясь не было. И старина Пит не был исключением до тех пор, пока на одной шестой части суши тоталитарный режим не сменился победившей демократией. Что это за де­мократия - другой разговор. Это даже скорее любо­пытная тема для беседы в хорошем, дружеском засто­лье, и не в ней в конечном счете суть. А в том, что когда в середине девяностых годов президенты стран, только что переживших "холодную войну", обнаружили ново­го, теперь уже общего врага - международный терро­ризм и решили объединить в борьбе с ним совместные усилия, приняли решение образовать Центр подготов­ки специалистов по антитеррору. Руководителем этой новой секретной школы и стал Питер Реддвей, а его первым заместителем - от России - Александр Турец­кий. Вот так они и познакомились. И с тех пор старина Пит не стеснялся оказывать "своему искреннему другу Алексу" всевозможные и также исключительно дружес­кие услуги и профессиональную помощь в розыске бег­лых преступников, в установлении рабочих контактов со спецслужбами Соединенных Штатов и так далее и тому подобное. Питер не раз посещал Москву, позна­комился с друзьями Турецкого- Грязновым, Мерку­ловым, ребятами из агентства "Глория", которые и ему, американцу, постоянно проживающему теперь в Гер­мании, в маленьком городке у самого подножия Альп, Гармише-Партенкирхене, где и расположен междуна­родный Центр, помогли однажды в розыске уникаль­ного, сделанного по специальному заказу ему в пода­рок от фирмы Форда, автомобиля. Словом, всякое бывало.

Питер стоял, загораживая своей мощной фигурой весь проход, и не чувствовал никакого дискомфорта. Прилетевшие пассажиры, с явным недоумением на ли­цах, обходили эту чудовищную махину чуть ли не боч­ком. А Питер привычно размахивал руками и орал, будто влюбленный слон:

- Алекс! Я уже тут! Я встречаю! Ты видишь меня?

Не видеть было невозможно. Люди невольно отша­тывались - это ж надо кричать так громко и по-рус­ски! - пожимали плечами, ухмылялись и шли дальше, обтекая неожиданное препятствие.

А потом Турецкий с Реддвеем долго обнимались - тоже чисто по-русски - и наконец освободили проход. Столик на двоих в ресторане аэропорта был накрыт и уже частично оприходован. Питер не умел томиться в ожидании, когда можно и перекусить, чтобы немного скрасить время. Эту словосочетание - "скрасить вре­мя" - он взял из своей записной книжки, которую тща­тельно заполнял идиоматическими выражениями: так он постигал глубинный смысл "великого и могучего русского языка". А вообще-то он владел, практически в совершенстве, основными европейскими и парочкой- другой азиатских языков - такое вот имел хобби.

- Итак, - торжественно заявил он, садясь за стол, расстегивая пуговицу обширного пиджака и по-дженльменски изящно затыкая крахмальную салфетку по­верх приспущенного галстука, - как мы любим гово­рить по-русски? За столом - о работе, на работе - о девках, так? - и захохотал басом. -Давай о твоих са­мых ближайших планах. Я что-то слышал про Евро- пол? Или - Евроюст, это так? Кстати, я себе уже зака­зал большую свинскую отбивную, очень рекомендую, если ты хочешь. - И он, подняв руку, щелкнул пальца­ми, призывая официанта и сверху показывая на Турец­кого. Жест был более чем понятен - Питер, вероятно, давно уже считался здесь своим человеком.

- Мои ближайшие планы... - повторил Александр Борисович. - Я надеюсь, Пит, что мимо твоего вни­мательного ока - так? - не прошел ряд газетных со­общений о том, что не так давно в Дюссельдорфе были совершены убийства президента Норденкредит-банка Герхарда Шилли и главного бухгалтера акционерной компании "Норма" Владимира Меркеля. А чуть позже здесь, во Франкфурте, то ли застрелили, то ли взорва­ли в автомобиле российского генерального консула Ивана Матвеевича Герасимова. В курсе?

- Да, я слышал, - важно кивнул Реддвей и, ткнув указательным пальцем, похожим на хорошую сардель­ку, в подошедшего официанта, перевел свой жест на Турецкого и добавил длинную фразу уже по-немецки.

Официант выслушал и кивнул, одарив Турецкого мелькнувшей усмешкой. Александр Борисович, владев­ший немецким на сугубо бытовом уровне, все же без труда понял, что Пит заказал и для него "толстую свин­скую отбивную".

- Да, конечно, я видел в телевидении и читал в га­зетах об этих преступлениях, - продолжил свою мысль Пит, когда официант отошел.- И потом, я помню наш телефонный разговор с тобой. Кое в чем, возможно, мне удастся помочь тебе. Тут есть вполне приличные парни в криминальной полиции, я познакомлю тебя. Ты го­ворил, если память мне не изменяет, о прачечной, так? Где мафия стирает грязные деньги, я не путаю?

- Память тебе, старина, никогда не изменяет. И это делает тебя практически неуязвимым в любых ситуа­циях.

- Неплохо сказано... Нет, все-таки неплохо - это, как говорят, можно думать туда-сюда. И не одно, и не другое. А вот хорошо - звучит более определенно. И гораздо правильнее по смыслу.

Турецкий засмеялся -лингвистические изыски Реддвея его всегда забавляли.

- Ну что ж, тогда я советую тебе плотно поесть, потому что мы с тобой сразу отправимся для начала - так? - в Висбаден. Это недалеко, ты там был.

- Естественно, там же штаб-квартира Евроюста.

- Но нам с тобой, Алекс, он сейчас не нужен. Тебе будет нужен приличный парень Генрих Крафт. Он, по моим понятиям, занимается русской мафией.

- Господи, Питер, ну сколько же тебе можно по­вторять? Существует не русская мафия, просто мы так часто говорим, не отдавая себе отчета, а российский преступный мир! Организованная преступность, будь она проклята! Вот, между прочим, - Турецкий даже пальцем погрозил Реддвею, - когда у тебя наглым об­разом сперли твой хваленый джип... извини, что я не­вольно прикасаюсь к твоей ране... бывшей, ага. Ты тог­да тоже сильно грешил именно на русских бандитов, так? Та-ак! А что мы обнаружили? Напомнить? Что твою машинку увели прямо у тебя из-под носа, и кто? Все, до единого, были выходцами из Азербайджана! Так при чем здесь русские?

- Это верно, - серьезно подтвердил Питер. - Ты абсолютно прав, а моя... неверная разборчивость - да? - может обидеть. Я приношу извинение русским э-э... бандитам. Но нашего дела это не меняет.

- Само собой, старина, - улыбнулся Турецкий. - Ты говоришь, этот Крафт -приличный парень? Он кто по должности?

- Представитель Федерального криминального ведомства. Я с ним знаком. Моей рекомендации тебе будет вполне достаточно.

- Я понимаю, вполне, Пит. Но дело в том, что кон­кретно меня, как представителя нашей Генеральной прокуратуры, пригласил для расследования различных версий этих убийств сам шеф криминального ведомства Гюнтер Траутфеттер, ты, конечно, слышал и о нем?

Реддвей кивнул.

- Так вот что я подумал. Твой Крафт наверняка отличный парень, но правильно ли будет, если я посе­щу его раньше, чем его шефа? Как ты думаешь? Здесь ведь есть... - И Турецкий изобразил ладонями свою неуверенность. - Все-таки существует определенная субординация...

Реддвей задумался. Даже жевать прекратил.

- Я знаю, - сказал наконец, - мы этому твоему Гюнтеру ничего не скажем. А с Генрихом ты познако­мишься случайно, как с моим приятелем. У меня ведь могут быть приятели в германском криминальном ве­домстве, как ты полагаешь?

- Ну, конечно, шли по улице и... познакомились. Совершенно случайно вместе выпили пива. А почему бы и нет?

- Ты правильно понял! - Реддвей захохотал. Он был очень доволен своей выдумкой. - Крафт - насто­ящий немец и обожает свое пиво.

А Турецкий подумал, что Питер-то пусть и шутит, но по-своему очень прав. Ну как это обычно бывает? Шеф ведомства, тот же Гюнтер Траутфеттер, предста­вит помощника российского генерального прокурора своим сотрудникам, с которыми русскому гостю при­дется работать, потом пожмет ему руку и уйдет зани­маться собственными проблемами.

И совсем другое дело, когда тебя с тем, с кем пред­стоит в дальнейшем "пахать" рука об руку, познако­мит ваш общий коллега, приятель, даже отчасти друг, и так можно сказать! Тут уж совсем иное отношение. Ну а мелкие розыгрыши поощряются у всех умных лю­дей. И тот же Траутфеттер наверняка не дурак, если пригласил в Германию именно Турецкого. Опять же и Крафта Пит называет приличным парнем и своим при­ятелем, а Реддвей дураков и на пушечный выстрел к себе не подпускает. Значит, и никакая субординация не бу­дет нарушена. Если действовать осторожно и "случай­но".-Пивка попить с приличным парнем...

Это ж надо - повсюду сплошная дипломатия! А когда бандитов ловить? Вопрос, конечно, интересный...

3

Рустам принял ответственность, мягко выражаясь, этак ненавязчиво возложенную на него Вячеславом Ивановичем. Неизвестно, с кем он встречался и с кем разговаривал, но уже утром следующего дня в кабине­те генерала раздался телефонный звонок. Тихий, веж­ливый голос с заметным кавказским акцентом, указы­вающим на то, что абонент, вероятно, сильно волнует­ся, произнес:

- Извините, если я правильно набрал указанный мне номер, то я, навэрно, звоню в кабинет господина генерала Грязнова?

- Правильно звоните. - Вячеслав Иванович поче- му-то сразу догадался, кто абонент. - Представьтесь, Грязнов у аппарата.

- Господин генерал... - Голос задыхался.

- Можете просто Вячеслав Иванович. А вы, надо полагать, Али Магомедович? Я не ошибся?

- Вы нэ ошиблись.

- Ну и отлично. Вы где? Я в том смысле, что дале­ко ли? Сами приедете или машину за вами прислать?

- Пожалуйста, нэ надо машины! - почти взмолил­ся голос.

- Как хотите, если нравится, езжайте на троллей­бусе, на метро, в конце концов. Знаете, где я нахожусь?

- Э-э, уважаемый Вячеслав Иванович, конэчно, уже знаю. Мнэ сказали - надо позвонить. Я клянусь ма­мой, ны в чем нэ виноват! Так получилось!

- Вот и расскажете мне, из-за кого так получилось? Вам ведь наверняка угрожали?

- Вы правильно говорите.

- Ну вот, сами видите, что скрываться нет никако­го смысла. И лично к вам у нас не будет претензий, если вы поможете разобраться в этом деле. И чем скорее, тем лучше. Потому что может пострадать невиновная женщина.

- Я готов все рассказать, если вы...

- Давайте, Али Магомедович, не будем пока выд­вигать друг другу какие-либо условия. Это в первую очередь не в ваших интересах. Так я повторяю свой воп­рос: прислать машину или сами доберетесь? Времени у вас мало!

- Я почти рядом.

- Отлично. У дежурного на входе будет пропуск на ваше имя. Там все указано - этаж и номер кабине­та. Жду...

Он, видимо, действительно был рядом, потому что появился в кабинете через пятнадцать минут после те­лефонного разговора. И полностью соответствовал тому описанию, которое дал ему Николай Щербак.

Все оказалось и проще, и гораздо сложнее, чем мог­ли даже предположить сыщики...

Еще в начале весны этого года в дирекцию Большо­го театра обратился бывший депутат Государственной думы, а ныне крупный предприниматель из Германии, некто господин Масленников.

Вопрос, который он желал обсудить с директором по телефону, тоже не открывал Америк, то есть не был ни для кого в дирекции неожиданным. Речь шла об од­ной известной балерине, которая, в соответствии с на­мечаемым договором, переезжала из Петербурга в Мос­кву и вступала в труппу Большого театра.

Господин Масленников интересовался именно этим вопросом. С какой целью? Он объяснил, что и сам при­нимает некоторое участие в судьбе балерины, но в на­стоящее время, по его сведениям, она обратилась за помощью к его родственнику. Да ради бога! Если Не­стеров берется помогать человеку, он делает это всегда искренне и активно. Ну и что, к какому решению при­шли наконец? Он надеется, что это не секрет? Ведь о новом контракте со Светланой Волковой знает прак­тически весь театральный Петербург и наверняка уже добрая половина московской публики!

Разговор был достаточно тактичный, мягкий. Мас­ленников поинтересовался новыми проектами театра, намекнул довольно прозрачно, что не исключает, на­пример, и участия своего российско-германского хол­динга в субсидировании, скажем, той же вечно длящей­ся реконструкции помещений, спонсировании отдель­ных программ, в том числе и гастрольных. Находясь практически постоянно в Германии, многие вещи де­лать ведь гораздо легче, особенно когда они связаны с поездками труппы. Ну и все такое прочее. Хороший состоялся разговор, ни к чему, правда, особо и не обя­зывающий, но отчасти все же перспективный.

Короче, состоялся, и забыли. Но осталась одна де­таль, если можно так выразиться, нравственного, что ли, порядка. Дело в том, что звонивший настойчиво попросил не разглашать сведений об этом разговоре. Слава, мол, ему не нужна, о своем спонсорстве он, ра­зумеется, подумает и сообщит нечто более конкретное, когда окажется с деловой поездкой в Москве, где и мож­но будет обсудить более конкретно уже некоторые, вза­имно интересующие обе стороны, вопросы. Но пока говорить и тем более обсуждать сам факт его интереса к контракту с Волковой не стоит. И уж конечно не надо сообщать об этом господину Нестерову, у которого с ним, Масленниковым, несколько натянутые отношения, что не мешает им, однако, заниматься общим бизнесом.

Странно, конечно, но чего в жизни не бывает?

Но после того телефонного разговора в дирекции господин Масленников так и не появился, да и о нем забыли. А Нестеров тем временем четко придерживал­ся своих прежних финансовых договоренностей с руко­водством театра. Волкова и в самом деле пришлась, что называется, ко двору, и в будущем сезоне ее ждала очень даже приличная работа. Так что ни к ней, ни к ее спон­сору вопросов, не говоря уже о каких-то претензиях, просто не существовало. Официальное подписание кон­тракта с балериной могло состояться в любой момент, для этого требовалось личное присутствие представи­телей обеих сторон и соответственной юридической службы. Ждали только возвращения из Петербурга Бориса Ильясовича, который находился в городе на Неве, в связи с празднованием славного юбилея, во гла­ве делегации ведущих артистов Большого театра. Ну какой же контракт без подписи генерального дирек­тора?!

И вот, пока торжества были в самом разгаре, про­изошло нечто чрезвычайное. Появились сведения о том, что и Нестеров, и его подопечная, и охрана бизнесмена были в упор расстреляны на одной из набережных Мос- квы-реки. Причем сведения об этом убийстве были са­мые противоречивые. Там и трупы, и раненые, а потом только одни трупы, затем необъяснимое исчезновение балерины, словом, сплошная путаница! Никакие теле­фоны не отвечали, обратиться было тоже не к кому, говорили даже, что в милиции это дело не то закрыли ввиду отсутствия свидетелей, не то отложили на нео­пределенное время - по той же причине.

У дирекции не осталось иного выхода, кроме как отказаться от подготовленного контракта и практичес­ки начать все заново, то есть объявить конкурс на ос­вободившееся место в балетной труппе. А это всегда связано с большими нервами, тяжелой атмосферой вечного соперничества, преодолеть которое фактически невозможно.

Да, был и еще один, несколько, правда, странный, эпизод, поставивший неприятную кляксу там, где дол­жен был стоять автограф замечательной молодой ба­лерины, на которую возлагались такие надежды!

Дело в том, что Борис Ильясович совершенно слу­чайно обнаружил у себя записанный номер телефона того Масленникова, который звонил ему однажды из Германии. Вот он и позвонил, не затем, чтобы обсуж­дать свою частную проблему, а просто, возможно, за­хотел услышать слово сочувствия. И услышал такое, чему несказанно изумился.

Этот самый Масленников неприятным тоном сооб­щил Ахундову, что контракт, на который тот, возмож­но, рассчитывал не без тайного умысла по поводу щед­рой спонсорской помощи со стороны Нестерова, мож­но считать аннулированным. По двум причинам.

Первая - это смерть самого спонсора, которая и де-юре, и де-факто прекращает вообще всякое спонсор­ство со стороны акционерной компании, принадлежа­щей теперь лично ему, Масленникову. В этой связи речь о немедленном возврате перечисленных ранее театру сумм пока еще не стоит, но... Нестеров распорядился не своими личными средствами, а деньгами Особого фонда, и правомерность его действий еще предстоит обсудить с юридической службой. Результаты рассмот­рения, как и окончательное решение совета директоров, будут непременно доведены до сведения дирекции Боль­шого театра.

А вторая причина заключается в том, что многочис­ленные огнестрельные ранения, полученные балериной, по окончательному приговору врачей, как это ни печаль­но, исключают всякую возможность продолжения ее дальнейшей танцевальной карьеры вообще. Ну разве что в виде стриптиза в кабаках вокруг известного шеста.

Сказано это было с таким невероятным цинизмом, что Борису Ильясовичу едва не стало плохо.

И вот совсем уже недавно, в отсутствие генерально­го директора, который снова выехал в Петербург по организационным делам, в помещении дирекции появи­лись двое необычных посетителей. Вообще-то крими­нальная братва уже ни у кого из нормальных людей удивления не вызывает, ее присутствие в самых неожи­данных местах Давно, к сожалению, стало нормой на­шей действительности. Но в театре-то им что надо? Оказалось, что уже и Большой театр стал сферой их криминального интереса, а явились сюда они, чтобы продиктовать лично ему, Али Магомедовичу Зароеву, заместителю генерального директора, свои условия.

Суть сделки была проста до примитива. Но это тем более заставило достаточно сдержанного и не очень впе­чатлительного по природе Али Магомедовича прийти в смятение. Он бы и рад был отказаться помогать этим бандитам, вызвать охрану и выгнать их взашей, но...

Они были прекрасно осведомлены о том, чем зани­мается двоюродная племянница Ахундова - Зульфия, жена Али Зароева. Знали, в какой школе учится и с кем в классе дружит его любимая дочка Фатима, названная так в память покойной матери Али. Они знали его до­машний адрес, марку автомобиля, домашний телефон и номера трех мобильных аппаратов, два из которых были известны исключительно узкому кругу людей. Словом, они знали о нем практически все, даже то, что он предпочитает на завтрак крепкий кофе с раскален­ным, прямо с жара, хачапури. Кто мог рассказать? От кого узнали? Но ведь знали же!