Обычный камень?
Нет. Бесценный артефакт, побывавший в руках Спасителя. Артефакт, вот уже две тысячи лет странствующий по свету, словно в поисках идеально честного судьи, который, согласно легенде, обретет благодаря ему силу самого Христа!
Мистическая сказка?
Но почему тогда на ладони судьи Эвана Спенсера, получившего камень в наследство от коллеги, выступает странный стигмат?
И какая сверхъестественная сила теперь помогает ему найти настоящего виновника в деле об убийстве девочки-подростка, за которое вот-вот осудят невиновного?
Возможно, истину знает лишь один человек - старик священник, посвятивший всю свою жизнь изучению реликвий христианства…
Содержание:
-
Основные действующие лица 1
-
Часть первая - ПРÓКЛЯТЫЙ 1
-
Часть вторая - ЛИЦОМ К ЛИЦУ 37
-
Часть третья - ВОСКРЕСЕНИЕ 63
-
Благодарности 85
-
Примечания 85
Пит Эрли
Камень Апокалипсиса
Посвящается Патти Мишель, верившей, что я сумею
Основные действующие лица
Лестер Тидвелл Амиль, рэпер и подозреваемый в убийстве
Франк Арнольд, компьютерный вундеркинд зрелого возраста
Максин Арнольд, мать убиенной отроковицы
Тейлор Колдуэлл, генпрокурор штата Виргиния
Патти Делани, адвокат
Преподобный Дино Анджело Грассо, доктор богословия
Чарлз Макдоналд, сыщик в отставке
Эван Леру Спенсер, окружной судья штата Виргиния
Мелисса Ван-ден-Вендер, великосветская львица
Часть первая
ПРÓКЛЯТЫЙ
"…и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает".
Откровение Иоанна Богослова, 2, 17
1
Патрик Макферсон разглядывал свою "руку": десятка пик и семерка треф, итого семнадцать. На кон в блэкджек он поставил тысячу долларов. Открытая карта дилера показывала десятку червей.
- Думаю, лицом вниз у вас лежит фигура, - сказал ему Макферсон. - Получается двадцать. Стало быть, выиграть я смогу, когда вытяну четверку.
Игрок справа фыркнул. Расклад далеко не в пользу Макферсона. Все шансы за то, что с третьей попытки он сядет в лужу. И все-таки Патрик поскреб пальцами по столу, давая понять, что хочет еще. Хлестким движением кисти дилер выбросил очередную карту из красного пластикового чехла и перевернул ее рубашкой вниз. Четверка. "Очко".
- Черт возьми! Откуда вы знали? - возмутилась сидевшая слева дородная матрона.
Макферсон доверительно наклонился к ее щеке и - следуя законам физики - уперся глазами во внушительную складку над декольте. ( Интересно, отчего домохозяйки из Де-Мойна наряжаются шлюхами, когда попадают в Лас-Вегас? - задался он праздным вопросом.)
- Мне открыто будущее, - прошептал Патрик. - Вот вы сейчас возьмете еще одну, и будет перебор, потому что выпадет дама.
Женщина бросила озадаченный взгляд на свои карты и вновь повернула лицо к Патрику. Шестнадцать. Действительно, набор неважный. ( Он что, шутит? Никому не дано видеть будущее! ) Решив не обращать внимания на пророчество, она попросила карту. Дама. Проигрыш, как и было предсказано. Впрочем, женщина не стала поднимать скандал. Она подозревала, что Патрик жульничает или виртуозно ведет счет, а потому надеялась, что рано или поздно он потеряет бдительность и его секрет раскроется.
- Вы, наверное, много играете в блэкджек? - осторожно поинтересовалась она.
- Нет, - ответил Макферсон, - впервые.
Толстушка склонила голову, делая вид, что лезет в сумочку за сигаретами, и внимательно ощупала взглядом его левую ладонь, которую он до сих пор упорно держал под столешницей.
- Что это?! - вдруг взвизгнула она. - Ведь у вас кровь!
Дилер замер. Все уставились на Патрика.
- Нет, - тихо ответил он. - Это просто родимое пятно. Хотя действительно иногда его принимают за кровь. - Он спрятал подозрительную ладонь в карман, а правой рукой придвинул все свои фишки к женщине. - Берите, они ваши.
- Здесь же двадцать тысяч! - пискнула та. - О Боже мой! Боже мой!
Макферсон встал из-за стола и скорым шагом направился к выходу вдоль шеренги звякающих игральных автоматов. ( Как можно сокрыть убийство? Сохранена ли тайна? Впрочем, стоит ли волноваться об этом теперь? Один Бог ведает… Вердикт уже вынесен. Спасения нет. Не жди ни помилования, ни отсрочки в последнюю минуту. Библия недвусмысленно дает понять, чего Он хочет. "Езжай немедленно, - говорит Писание. - Езжай в Содом и Гоморру, езжай в гнездилища великого греха и разврата…" )
- Простите… - вывел из задумчивости женский голос. - Посыльный из "Федерал экспресс" уже забрал ваш пакет. Доставка завтра, в первой половине дня. Могу ли я помочь еще чем-нибудь?
- Нет, - ответил он, протягивая пятерку. Для работника гостиницы дежурная не сделала ничего особенного, но в Лас-Вегасе принято раздавать чаевые всем подряд. ( Да и не важно. Деньги уже не играют роли… )
Макферсон подошел к лифту. Во всяком случае, в любом другом отеле Лас-Вегаса это сооружение назвали бы лифтом. В "Луксоре" же его именовали "инклинатором", а все потому, что сей отель был построен по подобию египетской пирамиды. Вдоль ее ребер, словно фуникулеры, под углом 39 градусов ходили четыре таких инклинатора. Архитектура увеселений. Можно было остановиться в гостинице-казино "Нью-Йорк - Нью-Йорк", построенной в стиле небоскребов Манхэттена, или в "Париже", рядом с этим отелем стояла миниатюрная копия Эйфелевой башни. Но лучше всего его интересам отвечал как раз пустотелый тетраэдр "Луксора". Сегодняшний завтрак он съел в кафе "Пирамида", а из подложенного под тарелку рекламного листка узнал, что главный банкетный зал "Луксора" по своим размерам занимает первое место в мире. Он до того громаден, что в нем с успехом разместились бы девять "Боингов-747", поставленных друг на друга. Словом, то что надо.
Макферсон нажал кнопку двадцать восьмого этажа, но в последний момент в кабинку ворвались две супружеские пары с оравой детишек. Самодельные шорты из обрезанных джинсов; канареечные футболки, обтягивающие подернутую жирком молочно-белую плоть; оранжевые сумки-набрюшники, побрякивающие при каждом шаге; майка с надписью "Сам дурак!". Стиснутый со всех сторон, Макферсон слушал путаный, грамматически изнасилованный лепет. Слова колокольным гулом отдавались в ушах. На гарвардском юрфаке он отполировал один любопытный навык: если сосредоточиться, то внутренним взором удавалось буквально увидеть чужие высказывания. Со всеми знаками препинания. Изрядная помощь на судебных слушаниях… в инклинаторе это сводило с ума.
Бессмысленные жизни. Мелкие мечты. Нули, бредущие в никуда. Транжиры сезона отпусков с бюджетом в три сотни мучительно скопленных долларов под азартные игры… Сам Макферсон был другим. Он всегда был другим. Третий сын Альфреда Камберленда Макферсона и Алисы Хейворт из Стамфорда, штат Коннектикут. Деньги со старыми корнями. Генетический фонд верхнего социального слоя - если угодно, корки - Америки. Впрочем, богачи знают: признать существование такой культурной иерархии - себе дороже. Нет, пусть лучше низкородный плебс верит, будто Америка до сих пор является страной безграничных возможностей, где ничтожный фермер из Джорджии или, скажем, сопляк, вылупившийся в трейлерном поселке Арканзаса, может стать президентом. Да, конечно, может, но даже после переезда в Белый дом ему не быть одним из своих. Из президентов получается интересное угощение к званому ужину, однако в конце их всегда ждет дверь на выход. Учись сколько влезет, все равно не освоишь социальные нюансы и тонкости, что ведомы Макферсонам и иже с ними. Это у них в крови, в костном мозгу породы. Ни единая душа во всем семействе ни разу не завела с ним разговор просто так. Что бы он ни сказал, все подвергалось придирчивому анализу и по мере возможности использовалось против него. Его манера одеваться или вести себя за обеденным столом, его стиль речи или взгляды, любая его мысль или поступок - все это безжалостно критиковалось полчищами нянек и репетиторов, не говоря уже про братьев, родителей и деда с бабкой. Что поделаешь, ведь он - Макферсон, и это кое-что значит. Его требовалось вылепить по правильному шаблону, не то выйдет некондиция. После Гарварда он пришел в одну из самых старых и влиятельных юридических фирм Бостона. Куда же еще? Женился на юнице из равноценной семьи, тоже при деньгах и положении. На ком же еще? И вот сейчас ему сорок девять. Седеющие виски придают солидный вид. Жизнь, кажется, удалась. Впрочем, нет, не кажется. Так оно и есть. Жизнь удалась. Абсолютно. Летний дом на Мартас-Вайньярде, апартаменты-студия в Париже, семизначный доход. Он удачно попал в колею, и все бы хорошо, кабы не та посылка, что неожиданно пришла девять месяцев назад. Он тогда еще подумал: "Подарок, наверное". Или, скажем, чья-то шутка. А оказалось, что это начало конца. Причина, по которой он здесь…
Макферсон вылетел из инклинатора, не дожидаясь, пока двери раскроются полностью. (Наконец-то тишина. В голове смолк стрекот пишущей машинки.) Если не считать забытого обслугой столика с горкой немытых тарелок, лифтовый холл совершенно пуст. Торопливо миновав коридор, Макферсон остановился и, перегнувшись через балконное ограждение (устроенное в половину человеческого роста, чтобы гости ненароком не кувыркнулись вниз), посмотрел в банкетный зал. С этого карниза он мог видеть змейку из киноманов, терпеливо поджидавших своей очереди у входа в кинотеатр "IMAX" двадцатью восемью этажами ниже. Другие посетители толкались возле пары верблюдов, точнее, их роботизированных копий в натуральную величину. Компьютерными голосами верблюды пропагандировали удобства и пикантные достоинства "Луксора". Третья категория посетителей напоминала куколок, рассаженных за столиками игрушечного фаст-фудного ресторана.
Макферсон перелез через ограждение, встал каблуками на пятисантиметровый поясок у основания и, придерживаясь заведенными назад руками, наклонился вперед.
Сверток отправлен. Теперь кое-кого другого ждет "подарок". А ему осталось решить последнюю задачу. Время платить за грехи. Искупление.
Вдруг страшно захотелось вспомнить какое-нибудь счастливое событие из жизни. Нечто, о чем он мог бы думать, разжимая пальцы. Это оказалось трудным делом. Но в конце концов получилось.
Стояло лето, и было жарко. Ему едва исполнилось десять. Еще один паренек, Майкл, приехал навестить свою бабушку, и оба семейства решили их познакомить. Мальчики подружились и как-то днем, в нескольких милях от Стамфорда, наткнулись на заброшенный карьер. Раздевшись до трусов, они с неровного, скалистого обрыва ныряли в этот явно бездонный пруд, чья темная прохладная вода заполнила рваную рану, оставшуюся от динамита и экскаваторов. После бесчисленных прыжков мальчики растянулись на горячем камне и, обсыхая под июльским солнцем, повели невинную болтовню о том, чье же ядро дало больше брызг. Это Майкл ему показал, как ныряют "ласточкой". Они по очереди становились на краю и, широко-широко раскинув руки, уходили в полет гигантскими птицами. Макферсон узнал, как надо напрячь мышцы, чтобы правильно сомкнуть ноги, вытянуть пальцы по струнке, запрокинуть голову и, прогнувшись в поясе, смотреть вверх, прямо в слепящее солнце. Он научился выжидать до самой последней секунды - вот-вот он приложится животом о воду! - и в этот критический миг резко сгибался и входил в пруд головой вперед, да так ловко, что худенькое тело подростка едва оставляло за собой ленивую рябь…
Макферсон отпустил перила и полетел. Падая внутрь банкетного зала, он раскинул руки, плотно сомкнул ноги, вытянул пальцы, запрокинул голову, отвел назад плечи и прогнулся в поясе. Молча. Сто килограммов его живого веса ударились о пластиковую столешницу в паре метров от стойки из полированной нержавейки. Ударились с такой немыслимой силой, что тело будто взорвалось изнутри - мозгами, костяной крошкой и кровавыми ошметками забрызгав перепуганных клиентов "Макдоналдса" вместе с их недоеденными бигмаками и жареным картофелем.
Теперь он свободен. Он уплатил по счетам.
2
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ
Дожив до семидесяти двух лет, преподобный Дино Анджело Грассо определенно внушал достаточно уважения к своим годам и политическим связям в Католическом университете Америки - единственном колледже Соединенных Штатов, чью хартию выдал сам Ватикан, - чтобы не читать вступительных курсов по теологии. Впрочем, доктор Грассо, всемирно признанный эксперт по Ветхому Завету и библейским переводам, сам настоял на том, чтобы в каждом семестре преподавать как минимум по одному предмету начального уровня. Ему нравилось общаться с первокурсниками; он находил их религиозную наивность освежающей, а студенты, в свою очередь, из года в год называли его предмет самым любимым. Вот почему тот факт, что и на этой лекции не было ни единого отсутствующего, нисколько не удивил досточтимого клирика. В теме сегодняшнего занятия стояли чудеса (а если точнее, Мистические Стигматы), и Грассо безошибочно угадал: бывшие ученики дали понять новичкам, что такую лекцию пропускать не стоит.
Человеку постороннему, лишь на время посетившему студгородок, такая популярность могла бы показаться загадочной. С какой стороны ни возьми, доктор Грассо смотрелся просто дико. Во-первых, горб, а во-вторых, лысая тыквообразная голова столь огромного размера, что за него становилось страшно: того и гляди опрокинется. Еще он отличался расплющенным боксерским носом, удивительным левым глазом (жившим своей жизнью и вращавшимся куда и когда ему хотелось), изрытым оспинами лицом и противоестественно большим числом желтоватых зубов, едва помещавшихся в крошечном рту. И хотя душ он принимал ежедневно, от него постоянно исходил некий пряный запах, а дыхание отдавало луком. Правая нога была на пять сантиметров длиннее левой, да еще и левая рука с рождения сухая. Такое впечатление, что Всевышний решил поэкспериментировать с его телом, дабы выяснить, до какой степени из человека можно сделать инвалида. Тем не менее внутри сей гротескной оболочки помещался блестящий ученый и добросердечный человек, с энтузиазмом встречавший каждую утреннюю зарю.
В прошлом этого священника не имелось ничего, что могло бы оправдать такую жизнерадостность. Его родители были неграмотными рабочими с нищенской окраины Кассино, итальянского городка между Римом и Неаполем. Сам он был десятым по счету ребенком, причем мать, едва успев родить калеку, тут же решила его удавить, потому как знала, что он станет вечным камнем на шее у семьи. Но стоило ей опустить подушку на младенческое лицо, как верх взяла материнская вина. Словом, вместо этого она просто оставила ребенка у входа ближайшего католического монастыря. Выбрала бы она какую-то иную секту францисканцев, ее новорожденного сына отправили бы в один из неапольских приютов, под крылышко монахинь. Однако местное братство считало, что в жизни не бывает случайных совпадений и что всякое деяние спланировано Всевышним, а потому в ненужном родителям ребенке они усмотрели божественное повеление вырастить и воспитать подкидыша, как если бы он был покалеченным, выпавшим из гнезда птенцом.
Юные годы Грассо прошли под строгим надзором монахов. Детство, заполненное кропотливым трудом и вечными молитвами при постоянном одергивании и полном запрете каких-либо удовольствий. Ту любовь, что выпала на его долю, Грассо нашел в чтении Святого Писания и в своей пылкой вере, что Христу доступно то, что, судя по всему, не дано ни одному человеку: искренне любить маленького Дино. К шести годам он понял, что с рождения оказался нежеланным ребенком, и по ночам, забившись в убогую келью, задавался вопросом, уж не был ли поступок его родителей предопределен изначально, нет ли здесь какого-то Божественного промысла. Оставаясь наедине со своими мыслями, он убедил самого себя, что Всемогущий создал его для некой задачи, что у родителей просто не было выбора. Словно пешек, их неисповедимо подвинула длань Господня. И точно так же его физические недостатки были не чем иным, как испытанием, своего рода подготовкой. А раз их такое количество, то - пришел мальчик к заключению - задача, к которой предназначал его Бог, должна быть поистине грандиозной.
Шли годы. Грассо добросовестно готовился и терпеливо ждал, когда же Вседержитель раскроет ему суть той секретной миссии, которую он один способен выполнить. К подростковому возрасту он уже обладал могучим интеллектом. Свободно говорил на пяти языках, читал по-латыни и на греческом. В девятнадцать лет монахи организовали для него переезд в Рим, где он получил должность исследователя при Тайном архиве Ватикана. Идеальное решение по всем статьям: теперь церковь могла пользоваться плодами его блестящего ума, не выставляя на всеобщее обозрение уродство. Запрятанный в чреве архива, Грассо с головой ушел в древние рукописи, да с такой страстью, что порой забывал о времени и не отрывался от манускриптов сутками напролет. Именно в ту пору он овладел арамейским, затем быстро освоил иврит (на тексте Премудростей Бен-Сиры, или Иисуса, сына Сирахова), а затем и прочие древние книги, которые в библейских студиях считаются элементарным введением к пониманию истоков христианства.
В возрасте двадцати одного года Грассо вызвал некоторый переполох среди ватиканских ученых, написав статью, ставящую под сомнение репутацию церкви Святого Антония возле итальянского города Ла-Специя. Сюда столетиями приходили благочестивые пилигримы, чтобы увидеть раку с мощами: крошечный фрагмент кости, якобы от ноги этого святого. Здесь явилась миру чуть ли не сотня чудес, и когда Грассо побывал на месте сам, то увидел ворота, украшенные костылями излеченных инвалидов. Кропотливая работа молодого исследователя показала, что кость принадлежит вовсе не святому Антонию. Выяснилось, что в девятом столетии некий мошенник, выдававший себя за монаха, откопал скелет местного крестьянина и раздробил его кости на мелкие кусочки. Священник Ла-Специи потратил практически все средства своего и без того нищего прихода на покупку святыни и поверил в ее подлинность, узрев чудо через три дня после выставления мощей. Дело было так: в церковь ворвались перепуганные родители, на руках неся своего потерявшего сознание сына. Оказывается, ребенок ковырялся на поле и вдруг упал, содрогаясь в конвульсиях. Родители решили, что он выкопал демона. Сжимая в руках мощи, священник воззвал к святому Антонию с просьбой изгнать нечистого, и спустя буквально пару секунд мальчик пришел в себя, ничего не помня о случившемся. Новость о чудесном изгнании бесовской силы волной прокатилась по Италии, и с каждым пересказом легенда обрастала новыми подробностями.