- Что-то не припомню... А ты пойди к Васе Монахову, он тебе подробности лучше меня выложит. Он, кстати, мечтает в твой отдел из гончаренковского перебраться, говорит, что хочет заниматься убийствами, а не кражами.
- Почему ж я об этом ничего не знаю, Валя?
- Во-первых, Гончаренку боится, во-вторых - стесняется напрашиваться, он парень скромный. Это мы с ним так, по душам разговорились. Ты уж меня не выдавай.
Грязнов заглянул в кабинет Романовой, но там было полно начальства и незнакомого люда. Спор шел о том, кому МУР должен присягать на верность: ставленнику Пуго генералу Мырикову или профессору из академии милиции Комиссарову; его выдвигал на этот пост мэр Москвы Гавриил Попов.
Грязнов поспешно прикрыл дверь, примчался к себе и набрал номер приватного телефона начальницы.
- Александра Ивановна, я хочу забрать Монахова от Гончаренко в свое отделение. Объясню всё потом.
Романова помолчала, потом сказала коротко:
- Бери.
Грязнов нашел Василия Монахова в компьютерной, лейтенант милиции сосредоточенно тыкал пальцем в клавиши и еще более сосредоточенно вглядывался в экран монитора. Грязнов постоял в дверях, потом сказал громко:
- Товарищ лейтенант, когда у вас компьютер освободится, дайте мне знать.
- Да я могу сейчас, товарищ майор...
- Нет, нет, у меня еще не всё готово.
Минут через десять Васино удрученное лицо появилось в дверях грязновского кабинета:
- Товарищ майор, компьютеры зависли.
- Зависли?
- Ну да, всё время зависают, программа несовершенная.
- Пусть пока повисят, а мне с тобой поговорить надо. Конфиденциально. Проходи и садись. Я к тебе давно присматриваюсь (это было некоторым преувеличением, "присматриваться" Грязнов начал несколько секунд назад и остался доволен результатом обзора: веснушек у Васи было больше, чем у него самого, и имелся очень решительный курносый нос), такому парню, как ты, надо заниматься серьезными делами. А у меня людей не хватает. Вот и хочу обратиться к тебе с просьбой - не мог бы ты мне помочь? Если понравится у нас работать, останешься, нет - неволить не буду.
- Да я бы хоть сейчас...- Монахов замолк и уставился в окно.
- Так в чем же дело? Романова согласна, она так и сказала: "Тебе люди нужны, забери Монахова у Гончаренки".
- Так и сказала?
- Ну, может, не совсем так, но смысл такой.
- Спасибо, товарищ майор. По правде сказать, мне и самому охота... Вот только как товарищ Гончаренко среагирует...
- Да это тебе спасибо, Василий, что согласился. А Гончаренку я беру на себя. Ты дела-то свои немножко расчисть и с понедельника прямо ко мне. Вы как там с "антиквариатом", закругляетесь?
- Да нет, застряли,- с огорчением сказал Монахов.
- Зависли, значит. Несовершенное программирование.
Лейтенант засмеялся:
- Зависли! Трясем покупателей, да толку мало. Ничего не знают об этих кражах: ценности несколько раз сменили хозяев, прежде чем оказались у коллекционеров.
- А по Матвеевской тоже никаких результатов?
- По Матвеевской у нас вроде ничего и не было. У меня все наши адреса в компьютере.- Монахов подумал немного и сказал: - Нет, товарищ майор, по Матвеевской точно ничего не было. На Мосфильмовской одна старушка была с самоварами. И на Мичуринском проспекте коллекционер редкостей.
- В общем, хватает работы?
- Ух, бегаем до ночи, без выходных. В последний раз повезло, спасибо какому-то Капитонову, товарищ Гончаренко в пятницу к нему в гости собрался, мне он, конечно, ничего не сказал, но я слышал, как он с кем-то по телефону договаривался. В шесть часов отпустил всех домой до понедельника.
Грязное сломал пластмассовую авторучку, острый обломок больно вонзился в ладонь, но он сжимал кулак еще сильнее, чтобы как можно веселее и спокойнее сказать:
- Так что, договорились? Только пока Гончаренке ни слова о нашем разговоре, как приказ подпишут, сразу ко мне.
- Слушаюсь, товарищ майор!
Не успела за лейтенантом закрыться, дверь, Грязное уже крутил телефонный диск.
- Александра Ивановна, если у тебя кто есть, гони к едрене фене. Экстренное сообщение.
* * *
- Они говорят - ваша диссертация нуждается в доработке. Я им - вы не правы. Они мне - вы понимаете преступность упрощенно, а это - большое социальное явление, на которое воздействуют по крайней мере двести пятьдесят факторов. Я им - но юстиция может влиять лишь на полсотни из них. Одним словом...
В кабинете криминалистики важняк Гарольд Чуркин в лицах рассказывал, как ученый совет института криминологии зарубил его диссертацию. Старый криминалист Семен Семенович Моисеев терпеливо вслушивался в эту муть, лишь в антрацитовых глазах его отражалась вековая скорбь еврейского народа.
- Чуркин, там для тебя правительственная телеграмма,- сходу сочинил Турецкий.
- Я побежал. Доскажу в следующий раз.
- Правда, телеграмма? - спросил Моисеев, когда они остались вдвоем.
- Не исключено.
В кабинете криминалистики пахло денатуратом, на столике у окна была разложена чья-то одежда: Моисеев расследовал убийства известного московского рэкетира. Турецкий сел на стул рядом с криминалистом. Тот неожиданно встал из-за стола, взял в руку свою палку и стал ходить по кабинету. Его фигура напоминала вопросительный знак.
- Семен Семеныч, я знаю, вы заняты. Я постараюсь покороче. Бабаянц меня подвел, уехал неожиданно в отпуск. Мне нужна помощь.
Турецкий остановился, подумал, что Моисеев его не слушает.
- Продолжайте, Александр Борисович... Саша. Я просто очень устал. Нет, нет, я не имею в виду - сегодня. От жизни устал... Да о чем это я, слушаю вас, Саша, извините.
"Значит, опять у старика что-то стряслось. Может, с детьми что случилось? Да какие уж они дети - близнецам сейчас лет по двадцать. Или Мухомор прицепился, гонит на пенсию? Остался один приличный человек в прокуратуре, и его скоро не будет", думал Турецкий, вслух произнося совсем иное:
- Когда-то Бабаянц вел одно дело. Он его так и не раскрутил. Не захотел или не смог, не знаю. А может, не позволили раскрутить. Десять дней тому назад дело передали мне. Я установил, что это было убийство. Потерпевшая - директор торговой фирмы "Детский мир". Супружник - председатель Госкомспорта, правда, теперь уже бывший. Убил ее человек, которого на днях прикончили. Бабаянц собирался мне сообщить какие-то сведения по делу, но исчез. Оказалось, уехал в отпуск.
Моисеев молчал. Турецкий чувствовал себя очень неловко, сидя за столом, в то время как Моисеев ковылял у него за спиной.
- Муж потерпевшей говорит, что следователем была изъята записная книжка убитой. Записная книжка пропала. А она могла бы дать ключ к разгадке.
- Вы хотите поискать ее в этом кабинете?
- Ну вот, Семен Семенович, теперь я вижу, что вы действительно устали от рутины жизни и вам хочется развлечься. Давайте, я не гордый.
Моисеев засмеялся:
- Да мне Чуркин так действовал на нервы, что я решил на вас отыграться. Маленький человечек в общем-то, а воображает о себе черт знает что. У него сильная рука в лице Амелина. Что-то я каламбурами вдруг заговорил. Не к добру это. Стоит пигмею завести сильного заступника, как он мнит о себе невообразимое. Смотрите, он вам припомнит правительственную телеграмму. Так я слушаю вас, Саша, простите, ради Бога.
- Дело в том, что наш Мухомор - друг Бардина. По его указке Бабаянц прекратил дело два года назад, еще в Москворецком районе. Теперь Зимарин вдруг передает дело на новое расследование. Но при этом из дела, исчезает важный документ.
- Не хотите ли вы сказать, Саша, что прокурор города замешан в убийствах?
- Я ничего подобного не имел в виду. Но что он то ли кого-то прикрывал или прикрывает сейчас, у меня подозрение есть. Но, по правде говоря, я и сам некоторым образом запутался.
- Саша, у вас плохая память. Разве вам Эдуард Антонович лично передал дело Бардиной?
Турецкий насторожился: так уважительно - по имени-отчеству - прокурора Москвы сотрудники прокуратуры за глаза не называли, обходились прозвищами вроде "Мухомора" и "Городничего" или в крайнем случае фамилией.
- Нет, конечно, не лично. Мне принесла его Клава, когда я вернулся из отпуска, в позапрошлую пятницу. К делу была присобачена препроводительная за подписью... Семен Семенович!
- Вот то-то и оно, великий сыщик Турецкий,- за подписью первого заместителя прокурора по кадрам Амелина, исполнявшего обязанности прокурора Москвы. Зимарин вернулся из отпуска в прошлый понедельник... Но это не значит, что Амелин изъял из дела документы. Так что не советую приставлять пистолет к его виску и требовать признаний. Надо все-таки дождаться приезда Бабаянца, тогда многое может проясниться.
- Вот, видите, Семен Семенович! Я все-таки правильно сделал, что пришел поискать в вашей епархии записную книжку. А то у меня никак в голове не укладывалось: сначала Мухомор прикрывает дело, а потом снова открывает!.. Но все-таки, что вас тревожит? Вы какой-то не такой, как всегда.
Моисеев наконец сел на стул рядом с Турецким и неожиданно выпалил:
- Ребята мои уезжают в Израиль.
- Ну и молодцы!
- Эдуард Антонович сказал, что я должен буду положить партбилет на стол.
- Если бы я по дикой случайности оказался в партии, то давно бы уже-выбросил билет в помойку! Для чего он вам нужен? Все порядочные люди уходят из этой заплесневелой конторы: Окуджава, Тихонов, Афанасьев... Я слышал, что за последний год это болото покинуло больше двух миллионов.
- Саша, так нельзя. Я сорок шесть лет в партии, я убежденный коммунист. Я прошел фронт, потерял ногу... Впрочем, это не имеет отношения... Для меня это трагедия. Позор. Мальчики пусть едут, они уже давно решили, всё боялись мне сказать.
- Семен Семенович, но ведь времена-то сейчас другие, вы же можете протестовать, я не знаю - подать жалобу, написать в газету.
- Ни в коем случае, мальчикам станет известно, они меня в беде не бросят, я себе не прощу... Так что прислушайтесь к моему совету - подождите Бабаянца, не лезьте на рожон.
Турецкий вышел из криминалистического кабинета в полном расстройстве чувств. Если уж у такого честного и доброго человека совершенно зацементированы мозги, то чего же ожидать от других? "Убежденный коммунист"! За свои сорок шесть лет партийного столбняка он так и не понял, в чем он был убежден... Уже не думая о совете Моисеева - подождать возвращения Бабаянца, и скорее даже из духа противоречия, чтобы доказать самому себе самостоятельность своего мышления, он открыл дверь кабинета зампрокурора Амелина. Знал бы он, чем обернется - и очень скоро - такая самостоятельность, пройти бы ему мимо этой двери, ну, просто забыть на время о ее существовании.
Амелин, разложив на столе графленые простыни бумаг, переписывал какие-то данные. Турецкий начал с места в карьер прямо от двери:
- Вы мне передали дело по факту смерти Бардиной. В деле должна быть записная книжка убитой. Отсутствует также опись приобщенных к делу документов.
Короткие ножки Амелина поджались под столом, так что стали видны только давно не чищенные ботинки.
- Вы разве не видите, что я занят? Надзор за следствием осуществляет сам товарищ Зимарин. Прошу обращаться к нему,- сказал Амелин и уткнулся в простыню.
- Кто копался в деле, прежде чем вы его передали мне? - решил упорствовать Турецкий, но кадровик явно не желал разговаривать. Тогда Турецкий решил зайти с другого конца: - У вас есть ереванский адрес Бабаянца? Мне надо срочно с ним связаться. Мне не нравится, когда люди ни с того, ни с сего уходят в отпуск.
Амелин оторвался от бумаг, глаза его бегали за толстыми стеклами очков. Но в это время распахнулась дверь, и секретарша Клава устрашающе прошептала:
- Александр Борисович, срочно, к телефону...
На этот раз Грязнов звонит из вполне исправного уличного автомата и сообщает, что на девяносто девять процентов он установил убийц Била, и одному из них, Гончаренко, Шура Романова организовала "служебный арест" - посадила на дежурство, чтобы был на виду и никуда не отлучался, до тех пор, пока Грязнов не установит личность Била, а теперь это раз плюнуть, и что Ника Славина может спокойно со своим пацаном ехать домой уже сегодня, в крайнем случае завтра.
Турецкий настолько ошарашен, что не реагирует должным образом на появление в кабинете Амелина, который, сменив гнев на милость, лично, сам пожаловал к подчиненному, чтобы лично принести ему на подпись какую-то ведомость, кажется, статотчет по законченным следственной частью за квартал уголовным делам; он расписывается в нескольких местах, отмеченных Амелиным, и продолжает слушать Грязнова, наблюдая, как семенит к, двери короткими ножками Амелин.
- Почему ты сказал - "раз плюнуть"?
- Потому что я еду к Кларе, моей старой знакомой. Ты же сам мне дал наводку насчет подружки Татьяны Бардиной. Только это не подружка, а гадалка... старая клизма. Так что жди вечером вестей. Где тебя искать?
16
"Старая клизма" Клара Бальцевич жила на старом Арбате, превращенном ныне в немыслимый вертеп, где жители испуганно прячутся от этого пира во время чумы за наглухо задрапированными окнами. Вход в знакомый Грязнову с давних пор подъезд перегораживала толпа: два "афганца" бренчали на гитарах и голосили о незавершенной борьбе с душманами. Майор пробился сквозь толпу зевак, поднялся на второй этаж. "Клара Бальцевич. Экстрасенс" - гласила позолоченная табличка на двери. "Легализовалась, маруха",- почти вслух произнес Грязнов и нажал кнопку музыкального звонка. Десять лет назад на этой двери были штук пять кнопок, теперь квартира принадлежала одной Бальцевич. Грязнов слышал, как она подкрадывалась к двери и, вероятно, рассматривала его в "глазок", а когда открыла дверь, то защебетала сходу:
- Вячеслав Иванович! Какими судьбами?! Сколько лет, сколько зим... Да проходите, дорогой, садитесь!
Грязнов не узнавал квартиры: вместо сундуков и старомодных буфетов, вывезенных предками Фиры Бальцевич с киевского Подола, в большой комнате стояла ультрасовременная мебель, в углу жужжал компьютер, на экране телевизора марки "Сони" другой экстрасенс, Кашпировский давал сеанс парапсихологии, записанный на видеомагнитофон. Но табаком и лекарствами пахло по-прежнему. "Охреновели что ли все - на каждом шагу компьютер",- разозлился Грязнов: он второй год безрезультатно выбивал у начальства компьютер для своего отдела, а тут сидит эта курица и тюкает пальчиком...
Клара перехватила взгляд Грязнова:
- Анатолий Михайлович извращает метод психотерапии, использует в своих сеансах гипноз. Меня беспокоит, не управляет ли он всей нашей перестройкой? Я сейчас пишу работу...
- Вот что, Клара Романовна, она же Фира Рувимовна и временами Клавдия Петровна, меня меньше всего интересует Кашпировский, с ним все ясно, он делает политически важное дело, успокаивает толпу: не режьте друг другу глотки.- Грязнов заметил, как напряглась огромная Кларина грудь и закосили в стороны когда-то зеленые, а теперь цвета болотной трясины ее глаза.- Так же, между прочим, как меня не интересует сегодня твоя психотерапия.
Не будь Грязнов в цейтноте, он бы с удовольствием поддержал светский разговор на модную тему, тем более, что в агентурно-оперативном деле МУРа значится, что дважды судимая Бальцевич, в прошлом недоучившийся врач, а ныне экстрасенс-гадалка, наряду с занятиями астрологией и гомеопатией балуется психотерапией: тайно готовит дельцов из теневой экономики к перекрестным допросам и очным ставкам в следственных органах. Некоторых из своих клиентов Клара время от времени сдает или МУРу, или ОБХ СС, или КГБ (в зависимости от жанра преступления и поступающих от этих организаций заявок) - так она откупается от правосудия.
- Меня интересуют данные на Татьяну Бардину и ее любовника Била. Только не делай мне удивленное лицо, Кларетта, и не вздумай сетовать на плохую память...- И тут у Грязнова мелькает весьма своевременная мысль и он продолжает, как ни в чем не бывало: - Тем более, что у компьютера память жуть какая вместительная. Где у тебя на них данные - на твердом диске или на припрятанной где-нибудь дискетке? А ну, давай, подружка, вызывай на экран нужный файл.
Грязнов не очень силен в компьютерной терминологии, но оперирует словами бойко. Клара, однако, быстро не сдается. Вытаскивает сигарету из коробки "Герцеговина флор", закуривает и предлагает Грязнову:
- Закуривай, майор. Зачем тебе компьютер? Я тебе продам Таньку с потрохом, мне жмурики как до п... дверцы.
- В "свою" решила поиграть, Кларисса? Так вот, гражданка Бальцевич, мне твоя "феня" по одному месту, понятно? И матерных слов я все равно больше тебя знаю раз в восемь. Давай, орудуй с умной машинкой. Ведь я сейчас вызову муровского программиста, и он быстро твою программку расшифрует. И весь твой экстрасенс вместе с компьютером испарится. А кстати, через кого все это сооружение достала?
- Законная сделка, товарищ милиционер,- зло говорит Клара.
- Ну, а все-таки, через кого персонально?
- Ничего не персонально, а через кооператив.
- "Рога и копыта"?
- Банально острите, товарищ милиционер. Кооператив "Логика".
- Через кого вышла на эту "Логику"?
- Через одного очень приличного человека. Его сейчас в Москве нет.
- Отдыхает?
- Да. Поехал к морю на пару месяцев.
- Ага, к морю. К Белому. И не на пару месяцев, а лет на восемь... Вот видишь, Клэйр, я тоже могу читать чужие мысли. Вот только как мне воздействовать на твои парапсихологические точки, чтобы ты поняла, что песенка твоя спета, если не захочешь сделать со мной гешефт. Догонишь в пути своего очень приличного человека, а потом будешь варить в лагерной столовой баланду для своих бывших подельников. Усекаешь, о чем идет речь?
Кончиком языка Клара слизывает кровавую помаду с губ, фиолетовые веки со страху подрагивают. Она знает, о чем идет речь: спекуляция компьютерами с иностранными фирмами пахнет керосином, и ее влиятельные покровители из органов не станут на ее защиту. Ей лишь неизвестно, что Грязнов по ходу разговора блефует, что он только краем уха слышал о посреднике кооператива "Логика", недавно загремевшем со своими миллионами в лагерь.
- На Бардину я сейчас распечатку сделаю,- говорит наконец Бальцевич и решительно подходит к компьютеру,- а никакого Била я не знаю.
Но Грязнов видит, как дрожат на клавишах Кларины короткие пальцы, слышит, как предупреждающе свиристит компьютер - Клара ошибается в командах. Но вот застрекотало печатающее устройство, и из него медленно полезли страницы убористого текста. Майор брал листы один за другим, прочитывал по диагонали. Упоминания о Биле или намека на него там не было.
- Ну, вот и ладненько. С Татьяной нам все ясно. Мужик у нее никудышный, значит, был. Это как же по-научному - онанист, фетишист, мазохист? Славные у нас министры, по ним психушки скучают, а они страной правят. А как же его чемпионка, Нинель эта, такую жизнь переносит, а?
- За миллион можно и потерпеть,- прошипела Бальцевич.
- За миллион?
- Слухи имеются. Она с него миллион за любовь потребовала.
- Это интересно, давай подробности.