Президент вытянул из кармана куртки пачку денег:
- Тут кусок. На машину и для Рукавички.
Бублик засунул деньги в задний карман джинсов. Хотел сказать, что и скаты недешево стоят, но не осмелился: в конце концов, решил, за шефом не пропадет.
Бублик ушел, а Президент, сняв куртку, в которой он немного вспотел, направился в комнату и растянулся на диване Включил стереомагнитофон, Мирей Матье пела что-то меланхолическое. Президент любил энергичные ритмы, поменял бобину, теперь пел немецкий вокально-инструментальный ансамбль, и Президент, возбужденный коньяком и лимоном с кофе, подрыгивал в такт музыке голой ногой. Начал даже подпевать, немецкого, конечно, не знал, просто повторял отдельные слова, и на душе было приятно и легко. Правда, если бы знал, кто именно в этот момент шагает по набережной под окнами его дома, вероятно, не напевал бы так беззаботно, но откуда Президенту было знать, что майор Хаблак, который только сегодня услышал о Бублике, едва не столкнулся с ним на станции "Левобережная"? И что этот самый майор живет тут же на набережной, через один дом? И что теперь их пути чуть ли не все время будут незримо перекрещиваться?
Но каждому свое. Хаблак, пообедав дома, что мог разрешить себе далеко не всегда, поехал в прокуратуру, чтоб сообщить Дробахе о встрече с Инессой, а Президент, утомившись от музыки, выключил магнитофон и задремал. Да и почему не поспать? С женой разошелся, дети не докучают, на работу спешить не нужно...
Вообще Президент с презрением относился к тем, кто был обременен хоть какой бы то ни было должностью, то есть должен был в определенное время занимать свое место где-либо за столом, станком или даже в отдельном кабинете. Хотя когда-то такой образ жизни приходилось вести и ему, но, слава богу, это было давно, пока он не выбился в люди, точнее, в деловые люди. Вот тогда и купил справку об инвалидности, даже получал пенсию, слезы, не пенсию, шестьдесят восемь рублей, столько стоят две бутылки марочного коньяка в ресторане.
Президент проспал до семи часов, принял душ, надел легкий летний костюм и поймал на набережной такси. Скорее было бы доехать автобусом до метро, а там всего несколько минут до ресторана, но Президент редко пользовался общественным транспортом, считая, что это унижает его достоинство. В дальние поездки его возил Бублик, с тем же Бубликом выезжал в обществе девушек за город - на пляж или в лес, были еще знакомые с машинами, но собственной Президент не заводил. Хотя и научился ездить. Мог приобрести почти новую или совсем новую "Волгу", Бублик сватал несколько раз, но, поразмыслив, Президент отказывался: еще не время.
"Волга" бросается в глаза. Не приведи господь, кто-нибудь из соседей глянет недобрым оком, сообщит кому следует, что скромный пенсионер (который, кстати, один занимает трехкомнатную кооперативную квартиру) за свои ежемесячные шестьдесят восемь рублей умудрился купить "Волгу". Боже сохрани, кому нужна такая реклама!
Правда, машину можно оформить на подставное лицо, хотя бы на того же Рукавичку. В последнее время Президент начал склоняться к такому варианту, однако окончательного решения так и не принял.
Он медленно поднялся по ступенькам в Зал, где расхаживал Валера, отдавая какие-то распоряжения, постоял с минуту в холле за стеклянной дверью, этого оказалось достаточно, чтоб метр заметил его и поспешил, приветливо улыбаясь, навстречу.
- Рад видеть вас, Геннадий Зиновьевич, - сказал угодливо, - столик, как и велели, свободен.
Метр проводил Президента к его месту, отодвинул для него стул, откупорил бутылку холодной минеральной воды и наполнил фужер.
Президент поблагодарил легким наклоном головы, точно так, как благодарят официантов миллионеры в заграничных фильмах. Эти фильмы Президент смотрел почти все, особенно о шикарной жизни бизнесменов, дипломатов и кинозвезд - они были для него эталоном, на них он равнялся и мечтал о такой жизни, когда можно будет ездить улицами освещенного неоновой рекламой города с роскошными девушками в не менее роскошном автомобиле, не таясь и не боясь никого.
- Что закажете, Геннадий Зиновьевич? - Метр наклонился над столиком, поправляя и так безукоризненные салфетки.
- Сообрази сам, Валера.
- На сколько персон?
- Будем вдвоем. Я и еще один.
- Мужская компания? Не соскучитесь?
- Соскучимся, тебя кликнем.
- Сделаем, Геннадий Зиновьевич, для вас все будет по высшему разряду.
Президент подумал: попробовал бы ты не организовать!.. Правда, Валера, его фамилия, кажется, Лапский, не знает точно, кого именно обслуживает. Считает, одного из "деловых", и даже в голову ему не приходит, что самого Президента.
- Кто из официантов? - спросил.
- Вася.
- Это тот, беленький?
- Вы остались довольны им.
- "Арарат" есть?
- Для вас найдется.
- Две бутылки. Сначала одну.
- Заметано.
- А если заметано, - Президент покрутил фужер на тонкой ножке, наблюдая, как играют в нем воздушные пузырьки, - так скажи Васе, чтоб не тянул кота за хвост.
Валера поклонился и скользнул между столиками. Президент не без удовольствия проводил его взглядом и посмотрел на стеклянные двери холла, где уже появился Леонид Павлович Гудзий, или просто Ленька. Но так могли называть его лишь сам он, Президент, и Бублик. Для всех остальных Леонид Павлович - человек уважаемый, начальник отдела главка.
Президент помахал рукой над головой. Леонид Павлович заметил и направился к нему, солидный, еще молодой, но уже несколько отяжелевший мужчина - от дел и забот, как любил говорить в кругу товарищей по службе, или от просиживания штанов, об этом более категорично и правдиво заявлял после нескольких рюмок в ресторане.
Правда, в кругу "деловых" не пил никогда. Президент оберегал Леонида Павловича и позволял только себе, и то нечасто, посидеть с Гудзием - попробуй отыскать еще такого Леньку! Он - на переднем крае, с него да Гаврилы Климентиевича, непосредственного шефа Гудзия, заместителя начальника главка, начинались их дела, и дай, боже, чтобы так было всегда!
Где еще откопаешь таких людей? Эти уже подкормлены, знают таксу за услуги, а к другим еще надо было бы искать подход, и неизвестно, найдешь ли...
Леонид Павлович сел напротив Президента, белоснежной салфеткой вытер вспотевшее лицо и потянулся к фужеру, наполненному Валерой.
"Хамье, - неприязненно подумал Президент, - разве так ведут себя в изысканном обществе?"
Но Гудзию, вероятно, было наплевать на все изысканные общества мира - осушил фужер и заявил:
- Голоден как черт. Уже начало девятого, а я не ужинал. И домой не зашел, задержался в главке.
- Несут, - не без торжества промолвил Президент, - уже несут, и сейчас все будет.
Увидев "Арарат", Леонид Павлович с уважением посмотрел на Президента, однако сразу же забыл о нем и стал накладывать в тарелку салат. Подцепил вилкой кусок жирного балыка, намазал маслом ломоть белого хлеба и лишь тогда выжидательно посмотрел на Президента. Тот взял рюмку.
- Будем, - сказал коротко. Не любил долгих тостов. Тосты нужны для девушек, слушают и раскисают, а "деловые" люди потому и называются "деловыми", что умеют делать дела, а не болтают.
- Будем, - повторил Леонид Павлович, и они выпили. Гудзий сразу жадно набросился на еду, а Президент поковырял вилкой салат, пососал маслину и налил по второй.
- Куда гонишь? - запротестовал Леонид Павлович, но Президент отмахнулся: не хочешь, не пей, а сам сделал маленький глоток. - Ты уже заказал горячее? - спросил, жуя, Леонид Павлович. - Я бы не возражал против вырезки.
Президент кивнул и повернулся к дверям, где стоял официант. Тот сразу заметил это движение и скользнул к их столику. Наклонился к плечу Президента и слушал внимательно.
- Кто сегодня на кухне, Вася? - спросил Президент.
- Шеф?
- Я бы на твоем месте не задавал глупых вопросов.
- Извините. Платон Кондратьевич.
- Передай Платоше бутылку шампанского, - приказал Президент. - И скажи: мы не против вырезки.
- Сейчас обязательно передам... - буквально расцвел в улыбке официант.
Он поспешил на кухню, а Президент поучительно сказал Леониду Павловичу:
- Что официант? Пешка, от него почти ничего не зависит. Ему на поднос поставят - принесет. А ты шефу угоди - он тебе в вырезку душу вложит, не говоря уже о приправах. Вот увидишь, Платоша нам сегодня такой соус выдаст, пальчики оближешь.
К вырезке официант принес вторую бутылку коньяка, и Президент решил, что Леонид Павлович созрел для разговора. Потому, когда Гудзий потянулся к "Арарату", Президент перехватил его руку.
- Подожди, Леня, - сказал, - ешь это Платошино творенье и слушай меня как следует.
Гудзий положил вилку. Знал: в ресторан позвали недаром, вот и начинается настоящая беседа. И нужно взвешивать каждое слово, иначе этот тип обведет вокруг пальца - главное, мера риска и плата, важно не продешевить.
- Ешь, Леня, - продолжал Президент чуть ли не нежно, будто имел дело с капризным ребенком, но Гудзий решительно покачал головой:
- Говорите, что надо. - Глаза у него напряглись.
- Ничего особенного. Во-первых, дела с металлом пока что прекращаем. До лучших времен.
- Что-то случилось? - Леонид Павлович испугался.
- Ничего особенного, Манжула наследил... - не хотел Президент сообщать об этом, но в последний момент решил, что нужно: немного постращать этого министерского гуся не мешает - станет осторожнее и будет знать, что именно ждет его в случае отступничества. Потому и добавил угрожающе: - Наследил Манжула и погиб. На тот свет унес все тайны.
- Михаил Никитович? - не поверил Гудзий.
- Да, Манжула, - подтвердил Президент и продолжал, зная, что делает ошибку, однако не в силах остановиться, все же коньяк ударил ему в голову и развязал язык: - Слишком умным оказался Михаил, деньги за последний вагон себе в карман положил, к тому же милиция на него вышла, сам в этом признался, вот и пришлось убрать.
- Убить? - ужаснулся Гудзий.
- Называй это как хочешь, Леня, но нет больше Михаила Манжулы. И не будет никогда.
Леонид Павлович невольно отшатнулся от стола и спросил испуганно:
- Вы?
- Ну что ты, дорогуша, есть разные способы. - Вдруг врожденная осторожность взяла в нем верх и он объяснил: - Я к этому не имею отношения. Нет Михаила, так и нет, и пусть земля будет ему пухом.
- Как он погиб?
- Не все ли равно? Шел по берегу моря, оступился, не удержался, упал с высоты на камни. Несчастный случай.
- Так я и поверил...
- Говорю: несчастный случай, и должен верить. Но сам понимаешь - с металлом теперь опасно. Что милиции известно, за что уцепились - мы не знаем. Еще один вагон - и должны переждать. До конца года.
Леонид Павлович разгладил на столе смятую салфетку. Сказал, глядя на Президента исподлобья:
- Все это правильно, береженого и бог бережет, но я рассчитывал... И жена договорилась насчет нового гарнитура...
- Сколько? - спросил, будто гавкнул, Президент.
Гудзий хотел сказать: три, однако вовремя запнулся и с трудом выдавил из себя:
- Пять тысяч. Знаете, мебель подорожала.
- Получишь.
- Благодарю. - Леонид Павлович вздохнул с облегчением и наполнил рюмки. Но Президент помахал указательным пальцем.
- Погоди, - остановил, - эти пять кусков надо заработать.
- Считаю, что мой вклад... Я уже не говорю о Гавриле Климентиевиче! Что вы без нас?
- А что ты без меня? - рассвирепел Президент.
- Хорошо, - попятился Гудзий, - что нужно?
- Мелочь... Подпись товарища... - назвал фамилию начальника главка. - Это из вашего же министерства, и должен найти ход.
Гудзий покачал головой:
- Но в том главке у меня никого нет.
- А ты подумай. Гарнитур стоит того.
Леонид Павлович оперся локтями на стол. Почувствовал, как вкусно пахнет вырезка, и подумал: сегодня они пропьют в ресторане половину его зарплаты. Роскошная жизнь, и когда он еще позволит себе такой коньяк? Но, в конце концов, он может ограничить себя, перейдет на обычную водку в буфете за квартал от главка - бутылка на троих и приятный разговор в обществе коллег, - с этим можно смириться. Однако жена уже договорилась насчет гарнитура и он сказал, что деньги будут...
А попробуй заработать пять тысяч! Полуторагодовая его, Гудзия, зарплата...
- Что нужно подписать? - поинтересовался.
- Полиэтиленовая крошка. Двести тонн сырья для одного завода. И все, точка.
Леонид Павлович быстро прикинул варианты. Когда-то был с одним чмуром из того главка. Приблизительно его, Гудзия, ранга. Начальник отдела. Может, он? Нет, сильно идейный, такому только намекни, побежит в партком...
Неужели никого нет?
Леонид Павлович хотел уже признать свою несостоятельность, когда вдруг вспомнил Лиду. Улыбнулся, обрадовавшись. Да, Лида сделает это шутя и играя. Ну, в общем, без особых трудностей. Работает в плановом отделе - подсунет начальству на подпись бумажку среди прочих - кто обратит на нее внимание? Впрочем, есть еще нюанс, он научит Лиду, знает, как это делается: надо уже после подписи добавить в документе цифру, может, только во втором экземпляре - и пошла бумажка, кто ее заметит в огромном потоке "входящих" и "исходящих"?
А Лидочке за это две сотни на новые сапожки. От заинтересованного человека - мол, друг там на заводе работает, с планом у них тяжело, вот и попросил помочь.
Сапожки же - так, игрушка, премия, мелочишка...
Леонид Павлович поднял рюмку и пообещал:
- Сделаем. Я знаю там одну девушку... Попробуем организовать, Геннадий Зиновьевич, думаю, будет порядок.
Президент выпил с облегчением. Собственно, ради этой полиэтиленовой крошки и пригласил Гудзия в ресторан, и потратился на марочный коньяк. Если бы не крошка, на черта ему этот самоуверенный индюк!
Президент посмотрел, как энергично жует Леонид Павлович, вспомнил, как тот пять минут назад пытался задрать хвост, выказал непокорность. Подождите, как же он сказал? Кажется: "Что вы без нас?" То есть, без него, Гудзия, и еще его вечно надутого шефа - заместителя начальника главка... Обнаглели. Надо поставить на место. Иначе потом будет хуже.
Президент выпил стакан минеральной и начал вкрадчиво:
- Ты, Леня, послушай меня внимательно. Это там, в главке, ты и твой шеф - начальники, а тут, - похлопал ладонью по столу, - придется быть помягче. Ведь мы теперь с вами одной веревочкой связаны и в таком виде над пропастью ходим. Если один оступится, все упадем, усек?
Но Леонид Павлович наслаждался вырезкой под воистину божественным соусом, а коньяк вскружил ему голову. Он не обратил особого внимания на слова Президента и отмахнулся:
- Что это вас потянуло на такой разговор? Все под богом ходим, что кому выпадет, то и получит. - Вдруг суть сказанного дошла до него, и Гудзий, сразу протрезвев, перегнулся через стол и выдохнул в лицо Президенту: - Нет, не пройдет! Вы меня в свою компанию не зачисляйте. Вы - особая статья и на дно меня не потянете. Ясно? В случае чего - я ни при чем и вас впервые вижу...
Президент воспринял этот взрыв спокойно и даже с каким-то любопытством. Покачал головой и ответил кротко и с укором:
- А я считал, что ты умнее. Будто нам с вами решать, кто и насколько виноват. Слышал о таком управлении: борьбы с расхищением социалистической собственности? Еще их называют обэхээсовцами? Так вот, возьмут кого-нибудь из наших, начнут клубок распутывать и обязательно на тебя и твоего начальника натолкнутся. Чьи подписи на документах? Кто распоряжения насчет алюминия давал?
- Мы могли ошибиться, директор завода неправильно нас информировал.
- Это ты, Леня, не мне, обэхээсовцам будешь объяснять. Только поверят ли?
Гудзий сразу как-то скис, налил себе коньяку и выпил без удовольствия.
- Вы меня с собой не сравнивайте, - сделал все же попытку отмежеваться. - Вместе рискуем, но отвечать будем по-разному. Вам, если не ошибаюсь, хищение в особо крупных размерах угрожает, а мне...
Президент рассвирепел. Это самоуверенное ничтожество еще и ершится! И смеет перечить ему, Президенту! Но сразу овладел собой: редко давал волю эмоциям, умел управлять ими и в самые напряженные моменты, что называется, с ходу оценивать ситуацию.
Усмехнулся покровительственно и остановил Леонида Павловича:
- Да, я знаю, что мне светит. Если распутают все - минимум пятнадцать лет строгого режима, и я приму это как дар судьбы. Ведь может быть и хуже, потому, сам понимаешь, мне терять нечего, и я пойду на все.
- Точно, пойдешь! - Леонид Павлович вдруг перешел на "ты", это случилось впервые за все время их знакомства, однако не удивило, не поразило Президента, наоборот, польстило: понял, что Гудзий наконец признал масштабность его личности.
- Ты же пойми: мне с этой властью не по пути. Если хочешь, мы с ней враги! Она против меня, я против нее, все, надеюсь, понятно... Только она сильнее, законы на ее стороне и в случае чего раздавит меня и даже не заметит. Мне бы туда, - неопределенно качнул головой, - туда, где все, что мы делаем, другими словами называется! Там бы я показал себя!
- Проклятым капитализмом грезишь?
- Кому проклятый, а кому и по душе. Ты бы передо мной там потанцевал! Я бы тебя с Гаврилой Климентиевичем и в младшие клерки не взял.
Гудзий оскалил зубы в презрительной улыбке.
- А ты уверен, что имел бы там вес? Не ошибаешься? Там таких хитромудрых навалом, один другому горлянку рвут...
И опять Президент чуть не взорвался, но сумел сдержаться. Ответил:
- Хорошим хочешь быть? Пай-мальчиком у советской власти? А вот дудки! Неизвестно, кто больший враг для нее - ты или я!
- А я с ней не враждую, я ей служу!
- Служишь и обкрадываешь?
- У вас беру, не у нее.
- А мы у кого? Ты налей мне и себе, Леня, нам с тобой ссориться ни к чему, просто мы выясняем кое-что. В моральном аспекте, не так ли? - Дождавшись, пока Гудзий наполнит рюмки, Президент чокнулся с ним, но пить не стал и продолжал: - Ты послушай меня, Леня, и запомни. Я точно говорю: неизвестно, кто больший враг для власти, ты или я. Ведь я враг неприкрытый, я беру то, что могу, на их языке - краду, лично я называю это бизнесом, ну, черным бизнесом, но почему-то ни милиция, ни прокуратура со мной не согласны и величают преступником. Я делаю деньги, если попадусь, оправдаться тяжело. А ты? Больший враг, потому что замаскированный. Ты как на собраниях в главке выступаешь? К честности и порядочности призываешь, с бюрократизмом небось борешься!..
- Конечно, что же в этом плохого?
- А то, что одной рукой с государством обнимаешься, а другую ему в карман запускаешь. Прикидываешься, государство тебя другом считает, а ты ему нож в спину. Так кто же лучше, ты или я?
- Но я все же служу...
- Да, вроде бы служишь... Но я бы тебе на месте этой власти за такую службу вдвое больше, чем мне, отвесил бы. А то что же выходит? Мне - вышку, а тебе лет пять - семь...
- Однако я получаю от вас крохи, - поморщился Гудзий. - Подумаешь, на вшивый гарнитур.