- Да что это я? Ничего не случится с лярвой! Небось, закадрила какого-нибудь фраера и лижется теперь где-то в лесу. Фартовые и шпана ее не тронут. Дрезины зассут. А с фраерами - сама управится. Да и кто к ней намылится? Страшна, как сто чертей! Морда суслячья. Жевалки из пасти выпирают. Ни бровей, ни ресниц… Лопухи, что сковородки! Шнобель - колени почешет не сгибаясь. Такую перед банком поставь - охрана со страху сама ожмурится. Малине и пальцем для этого не шевели. Только сумей башли выгрести. И унести. Если Задрыгу средь города поставить, все пацаны поверят, что баба-яга существует на самом деле. Ее за башли показывать можно сорванцам, чтоб враз тихонями стали. И сколько на этом огрести можно! Особо, если по городам возить. В наморднике! Только вот кто своему кровному худа пожелает? Задрыга не только с виду безобразна. Ежели и пасть отворит? Сколько с ней промудохался… Светскому обучал. Воспитывал в мамзели. Да разве дано барбоске летать голубем иль порхать бабочкой? Ни в жизни! Чуть что не по кайфу - такой хай откроет, малине не устоять на катушках. Всех перебрешет паскуда! Не-ет! Фраера не приклеятся к этой заразе. Свои яйцы пощадят. Оно хоть и ночь, а харю видно. К тому ж, бабьего в ней маловато. Ни спереди, ни сзади. Такие - никому не по кайфу, - успокаивает себя Сивуч.
Но сердце не уговорить.
Тихо за окном, ни звука во дворе, не слышно посапывания из спальни Задрыги,
- А вдруг лягавые попутали? - пришло в голову внезапное.
- Не может быть. Она - пацанка. Таких не заметают. С виду хуже обезьяны. Возраст небольшой. Кто подумает о ней хреново? Пожалеют безобразие в юбке! Да и с чего к ней мусора прикипятся? Она башли взяла. Выходит, тыздить ничего не собиралась. Да и музей помнит. За него вкинули и ей. В одиночку фартовать не решится. Мала. Так, поглазеет. И возникнет. Засиделась она с нами, одичала. А вырвалась и ворвалась, - думает Сивуч. И ждет…
Когда совсем рассвело, фартовый не выдержал. И, разбудив рыжего парнишку, послал к фартовым, чтобы пронюхали, надыбали Задрыгу.
- Не враз беги. Дождись. Узнай, что с нею? - просил фартовый, отправляя пацана. Тот, вырвавшись из дома от постоянных занятий, помчался в город бегом, как на крыльях, мечтая, урвав свободную минуту, дорваться до мороженого и нажраться вдоволь всяких сладостей.
Сивуч смотрел вслед мчавшемуся в город мальчишке и был уверен, что к обеду тот вернется вместе с Задрыгой.
- Уж фартовые весь Брянск на уши поставят, а вернут домой пропадлину. Уж я ей тут вломлю поперек хребта, - думал он.
Но ни мальчишка, ни Капка к обеду не вернулись. И фартовый встревожился не на шутку.
К вечеру Сивуч уже не мог находиться в доме. Вышел во двор. Сел на табуретку. Неотрывно смотрел на дорогу, ведущую из города. Но на ней - никого. Никто не показывался, не торопился к Сивучу. И фартовый вздумал ночью пойти в город.
Он уже начал собираться, когда под окном услышал быстрые шаги посланца. Он вихрем влетел в дом. Один… У Сивуча внутри похолодело:
- Что с нею? Где Задрыга?!
- В мусориловке. Замели ее лягавые. Еще вчера. Кенты только сегодня пронюхали. Велели тебе не соваться из хазы. Сами попытаются вырвать Капку. Пока не пронюхали, за что сгребли. Она в предвариловке канает. Алкаши видели. Точно описали. Там рядом вытрезвитель. Трехали, что тыздили Задрыгу мусора целой кодлой. А она их поливала по фене так, что все ханыги со смеху усирались. Ну, а менты своего оставили на стреме, чтобы не смылась Капка. Видать, отмочила лафово, иль доперли, кто она, коль закрытую в камере стремачат и ночью.
Сивуч рухнул на стул. Этого он боялся больше всего на свете.
- Нет, не велели тебе возникать, если не хочешь все испортить. Так кенты велели передать, - напомнил пацан, заметивший, как Сивуч начал одеваться.
Фартовый снял рубашку. Швырнул ее на стул и, заложив руки за спину, заходил по комнате. Иногда он смотрел на часы, выходил во двор. Но к трем часам ночи свалила его усталость. Он прилег в гостиной на диван и уснул не раздеваясь.
Проснулся от того, что кто-то настырно трепал его за плечо, вырывал из сна грубо.
, Сивуч выругался спросонок и, услышав собственный, мат, проснулся. Вспомнил, от чего он валяется на диване.
- Ну и здоров кемарить! - услышал за спиной удивленное. Он повернулся и увидел фартовых.
- А Капка? Где Задрыга?
- Гони магарыч!
- Навар на бочку!
- Мечи положняк! - посыпалось со всех сторон.
Фартовый протер глаза и ответил гулко:
- Вначале - Задрыгу покажите. Потом про навар потрехаем.
- Ишь, шустряга! Колись на башли! Твою кентуху и за червонец никому не загонишь! Когда получишь ее - про должок память посеешь. А и куда ее денешь? Обратно в ментовку не воротишь. Лягавые, поди, до сих пор усравшись канают. Так и не доперли, что стряслось? - хохотали фартовые.
- Да что она отмочила? - не понимал Сивуч.
- Валяй сюда, Задрыга! - крикнул один из воров, и Сивуч, не веря глазам, увидел Капку, словно ни в чем не бывало выплыла она из спальни лебедушкой, в куцем платье, рыжих туфлях, крупные красные бусы на шее. Будто и не покидала дом.
Сивуч кинулся к ней. Капка зажмурилась, ожидая крепкую затрещину. Но вместо этого обнял ее фартовый накрепко, словно родную дочь к себе прижал:
- Падла облезлая, сучка гнилая, гнида недобитая, параша ржавая! Ну где тебя, паскудную носило? Чтоб ты через пасть до конца жизни просиралась! - пожелал беззлобно.
Капка поняла, колотить не будет. Весь запал выпалил в брань. И теперь ей опасаться нечего. Она уверенно подошла к столу.
- Ну, ботай как влипла? Да не лепи лажу! - потребовал Сивуч.
Фартовые сели вокруг послушать подробности случившегося еще раз.
- А ничего особого! Я хиляла по улице, как любая фря. Глазела на барахло в витринах. Возле одной - застопорилась случайно.
- Да! Возле рыжухи! Витрину в ювелирке приметила! - дополнил кто-то из фартовых.
- А ты не суй свой шнобель в мою сраку! - обрубила его Задрыга и, словно ни в чем не бывало, продолжила:
- Ну, возникла я там. Глядь - кое-что стоящее имеется. По кайфу пришлось. Хотела за башлями вернуться, но тут перерыв наметился. Бабы-продавцы гоношиться начали, выкидывать из ювелирки толпу. Ну, я не могла позволить, чтоб меня, словно овцу, выперли оттуда. В это время уборщица одна уже смылась. И халат свой оставила на стуле. Когда все бросились выгонять толпу, я к этому халату. Натянула и бочком-бочком за прилавок. На меня и внимания никто не обратил. Все в раздевалку. Халаты побросали и ходу на обед. Я огляделась понемногу. Вокруг никого. Я тихо сработала. Набила полную сумку рыжухи. Ждала, когда бабье с перерыва прихилияет, чтоб незаметно смыться. А тут, минут за десять до них, вернулась уборщица, что раньше всех на обед сорвалась. И давай она свой халат дыбать повсюду. Я ей его на прилавок тихо положила. А она - кривая падла, ботает:
- Хочь я и косая, но точно помню, только что сюда смотрела - халата не было. Нет, я так не оставлю, будь хоть сам черт, не дозволю своим халатом играть. И позвала охрану. Те смеялись над бабой. Все осмотрели. А я за коробки надежно забилась. В жизни не надыбали б, если б не собака. Уборщица ее позвала. Овчарку. Та меня враз за барахло, за самую что ни на есть жопу - вытащила. Хорошо, что я успела сумку вытряхнуть в ящик. В самый последний миг. Когда собака уже ползадницы отгрызла. Так-то и выволокла всю подранную. Меня тут же в лягашку сдали. Мол, воровка она, обыщите внутри и снаружи. Она, мол, стерва, кольца и серьги живьем глотала. А у нас потом недостача будет…
В магазине мне вломили не спрашивая, как и зачем я у них оказалась. Скопом трамбовали, пока лягавые возникли. Те враз дали сапоги понюхать. Вбили в машину и в лягашку прикатили. Обшмонали снизу доверху. Потом, сами себе не поверив, цирк устроили. Наголо меня раздели и в душ под брандспойт отправили, чтоб я выронила все, чего у них не брала. Ну да ничего из меня ценного не взяли, кроме вони. Загнали в камеру, залив мне в глотку силой стакан слабительного. И каждые два часа в парашу чуть не с кентелями ныряли. Моим дерьмом в жизни еще так никто не интересовался, - хохотала Задрыга нервно поеживаясь.
- Хавать не давали. Только пить. Когда из меня одна вода пошла, поняли, что ничего из меня не выдавить, никаких улик и вещественных доказательств. Взяли меня на сапоги, чтобы признала попытку к воровству, приготовление, умысел. Но и это сорвалось. Но я почуяла, что сил мало остается и сыграла в приступ эпилепсии. Долгий, затяжной… Получилось натурально. Они меня водой обливали, паром обдавали, нашатырь давали нюхать, уколы пытались сделать. Все без понту. Уговаривать пытались, били, материли, грозили. Я вошла в роль и, наверное, под конец это был настоящий приступ. Пена пошла клочьями. Вонючая. Я их всех избрызгала. Меня не могли удержать пятеро ментов. Когда я заказала себе эпилепсию - была в кабинете следователя. Как очутилась в душевой - не помню. Было холодно и пусто. Я - одна. Уборщица мне барахло принесла. Сказала, что скоро за мной из психушки придет машина. Увезут надолго. Я испугалась, что перегнула палку. Стала плакать. Она пожалела. Я попросила у нее разрешения сходить в туалет. Она, конечно, позволила. Только вышла - кенты наготове. В коридор вошли. Хотели ментовку, как кубышку расколоть. А повезло слинять без кипежа. Никто не видел и не хватился. Меня на десяток шагов в сторону отвели, в "тачку" и аля-улю… Слиняла из ментовки. Не будь фартовых - сама бы смылась. Пешком. На час позже возникла б. Но непременно сорвалась бы…
- Ишь, падла, заливает! Да чтоб тебя с ментовки снять, мы двоих лягавых оглушили. Дежурили они. Кто ж лягашку без стремачей оставит? Телефоны им обрезали. И оперчасть закрыли своим ключом. Там два десятка лягавых до утра не выберутся наружу. Железную дверь не вышибут ни за что, - не выдержал пахан фартовых и добавил:
- Сам секи, у нас ключи от каждой камеры лягашки имеются. От всех кабинетов. Даже от ханыжника. Тут же открыли клетку, а Задрыги нет. Кентели кругом пошли. Думали успели мусора в тюрягу ее сунуть. Одного лягавого припутали в коридоре - он на душевую указал. Чтоб не помешал Задрыгу вытащить, оглушили его. А тут смотрим, и она возникла. В охапку и на хазу. Пофартило, что лягавые изнутри не закрылись на ночь. Обычно они так делают и оставляют ключ в замке. Вот тогда попробуй возьми ежа за яйца голыми руками! - рассмеялись фартовые.
- Файно Сивуч натаскал Задрыгу полудурку из себя ломать! Алкаши ботали, когда она об пол колотиться стала, лягавые затрехали, мол, в ювелирном у ней тот приступ начался. Потому закатилась под прилавок. Даже не почуяла, как овчарка полжопы откусила. А тут шмары магазинные вломили ей. Ну и понесло девку на полную катушку. Вовсе мозги поплыли. Мол, будь она нормальной, разве оторвалась бы на следователе матерно? А уж покатила на него файно! Всего вывернула. У мусоряги все отсохло от удивления! - хохотала малина, восторгаясь выучкой Задрыги. А та отвернулась на секунду, будто замерла.
- Капка, ты чего Иль опять отчебучить вознамерилась? - смеялся Сивуч.
Задрыга повернулась к кентам. Фартовые, глянув на нее, онемели от ужаса. Волосы на головах зашевелились.
Лицо Капки перекошено. Глаза закатились так, что одни белки видны были. Голова тряслась. Рот безобразно открыт, перекошен, посинелый язык вываливается, словно нет ему места во рту. Задрыгу будто жестокие судороги одолели. Плечи, спину, ноги скручивало в спираль.
Из носа, изо рта текло вонючее, липкое. Задрыга пошла на кентов буром, крича дико:
- Чего возникли, падлы? Канать негде? Метитесь вон, козлы, лидеры плешивые! Чтоб вас менты в лягашке в параше приморили б! Чего яйцы сушите? Иль слабо в дела хилять? Навар со старого хорька сорвать решили? Отваливайте шустро, паскудные мудилы! Чтоб вам шмары все поотрывали!
- Во дает Задрыга!
- Кой хрен! Крыша у ней поехала!
- Точно, мозги поплавились!
- …Вашу мать, кобели облезлые! Чего толчетесь, мудозвоны треклятые?! - схватила стул и только сделала шаг к фартовым, Сивуч за руку перехватил:
- Кончай, Задрыга, комедь ломать! Все в ажуре! Классно ломалась в сдвинутую.
- Вот это да! А я за верняк принял! - удивлялся пахан малины, глядя на улыбающуюся, нормальную Капку, какая уже успела вернуть по местам глаза, рот, язык. И голова ее уже не дергалась. Скрюченные руки и ноги выпрямились.
- Нарисуйся в побирушку! - потребовал Сивуч.
Капка мигом нацепила серый старый платок. Села на пол,
поджав под себя ноги, затряслась всем телом, мелко, часто. Глаза косыми стали, лицо моментально собралось в морщины и стало похоже на печеное яблоко.
- Вот это класс! Увидел бы, не поверил, не признал бы Задрыгу! - восторгались фартовые.
А та встала, скрипя всеми костями, причитая и охая, хромая на обе ноги, пошла к кентам, гнусавя занудливо и жалобно:
- Подайте старухе на пропитание. Помогите, люди добрые! - руки кентов невольно в карманы зашмыгали.
- Тьфу ты, черт, вовсе с панталыку сбила! - рассмеялся один из воров, вспомнив, что перед ним - Капка.
- Лафово настропалил "зелень"! - хвалили законники фартового, жалея, что их в свое время такому не обучали. А уж как пригодилось бы, как выручило бы умение ломать комедию.
•- Без этого нынче совсем невпротык! Вон малина Гнилого, пацана ты для них сделал, так теперь они на большой
дышат. Наметили себе точку, вначале пацана туда воткнут. Он, змей, возле банка побирался. Слепым прикинулся. Зенки на макухе держал. И все запомнил хорек. Когда инкассаторы башли привозят, сколько охранников, когда открывают и во сколько закрываются… А через два дня колонули кубышку подчистую. Пацан навел. Его даже лягавые от банка не выпирали. Поверили, что и впрямь слепой. Он же знал, куда смотреть. И в нужное время зенки из лба выкатывал. Теперь Гнилой с кентами в Сочи приморился, небось. Башлей, хоть жопой хавай. Нам бы такую лафу!
Ведите пацана! Отшлифую, наловчу, тоже задышите файно, - предложил Сивуч.
- Ты не всякого берешь. Особых примариваешь. Где взять такого? Сами не присмотрели. А тех, какие у нас шестерят, ты не возьмешь, - завздыхали законники.
- Что верно, то верняк. Всякого - не приморю. Уж если возьму канаться, только того, кто вором родился. Их - бестий - судьба метит! - усмехнулся Сивуч. И, указав на Задрыгу, продолжил усмехнувшись:
- Вот эту мамзелю, едва сюда привели, она давай дом шмонать. Я ее припутал, дал легонько по сраке. Она такой вой подняла - вся малина переполошилась. Думали - мокрят Задрыгу. Она же, сучка грязная, из хари своей паскудной козью морду скорчила и вопит так, что в хазе стекло зазвенело, как сявка зубами - на разборке. Да так жалобно, что меня пробрало. Я к ней - прощения просить. А Задрыга вывалила брехуна по самые колени и ботает:
- Манала я тебя, старый пидер! Прихиляет пахан, натянет глаз на жопу, чтоб не махался. И клешни твои, вонючие, вырвет. Допер, мудак гниложопый, мартышка немытая?
- Я ее за лопухи и к пахану! Мол, забирай выродка от греха подальше. А Капка повернулась, свинячью улыбку изобразила. И давай меня старого передразнивать - гузном трясти, ноги раскорячивать, сморкаться и вонять! Всего вывернула! - сознался Сивуч под громкий хохот.
- За это я и взял стерву! Готовая кентуха! Все чисто обделывает. И все ей легко дается….
- Актриса! - похвалил пахан.
Никто из фартовых не мог предположить, как буйствовала, как негодовала, как не любила эти занятия Задрыга, пока не рассказал ей Сивуч о некоторых случаях из жизни малин, чьи пацаны умели ломать комедию.
- Тебе, мамзели, куда ни шло… Хоть побирушку иль дурку изобразить. А вот пацану попробуй старушечьим скрипом ботать. А надо было. В меховом магазине прикипелась в уборщицах старая алкашка. Ее, сукотку, за блевотин в покупательском зале пинком из магазина вышвыривали. А тут - товар пришел. В магазине четыре склада. В какой с них товар сгрузят? Ведь там - соболь, норки, горностай, песцы, кунички! Аж дух прохватывало! Та алкашка все за бутылку ботала. Тут же - ужралась до визгу и попала в горячке ночью в больницу. Не вытащить ее оттуда. Вот тут-то и сработал пацан. Обрядился под старуху. Его и запихали в складе ажур навести. Он дурака не валял. Заодно все высмотрел. На пластилин снял отпечаток складских ключей. И чтоб ты думала? Все, как по маслу прошло. Без шухера!
- И никто его не рассмотрел?
- Кому был нужен? Он голос той алкашки точь-в-точь скопировал. Бабка с ума б спятила, услышь свое повторение. Когда мех увели со склада, Лягавые и продавцы мозги посеяли от удивления, как это воры склад открыли, не ломая замка? И все ту ханыгу винили, мол, видно, она ключи не раз теряла по пьянке, а воры и уследили, воспользовались.
- Ну голос подделать не сложно. Это много кто умеет, - отмахнулась Задрыга.
- Много умеют? Он своим умением громадные башли огрести помог. А дарма уметь - без понту. Секи про то. Всякая наука должна давать навар, - щелкнул ее по лбу Сивуч.
Задрыга умела сыграть в дебилку. Но не любила, когда на эти занятия приходили пацаны. Им нравилось смотреть, как Капитолина преображается в полнейшую кретинку. Та требовала, чтобы пацаны не мешали и ушли. Но Сивуч отмахивался и говорил - пусть учатся, от них помехи нет.
Мальчишки лишь поначалу молча наблюдали за Задрыгой.
Та, поковырявшись в носу, тащила палец в рот и обсасывала его с причмокиванием, повизгиванием, что конфету. Почесываясь, ловила кого-то в голове, раздирая волосы всей пятерней. По-свинячьи чесала бока и спину об углы. Все это не вызывало эмоций у ребят. Смеяться начинали, когда, задрав ногу, Капка начинала обкусывать ногти с пальцев ног, потом, повалявшись с боку на бок, лезла пальцем в задницу. Чесала, ковырялась там, похрюкивая от наслаждения, закатывала глаза, высовывала язык от восторга. Потом тянула этот палец к носу. Долго его рассматривала, обнюхивала, лизала, даже не морщась.
Мальчишки хохотали до слез. К концу занятий все они всерьез верили, что Задрыга чокнутая.
Та, вдобавок ко всему, ловила себя за что-то на спине, злилась и хохотала совсем как дура. То начинала плясать.
словно в горячке, задирая ноги выше головы, то скручиваясь в спираль, то выгибала ноги в колесо, дергалась, плевалась, несла какую-то чушь. Брызгала слюной, строила дурацкие рожи пустоте.
- Кончай, Капка! Хватит трандой зелень дразнить! - обрывал Сивуч девчонку и прогонял пацанов.
Потом они лазили по деревьям, лестницам и шпагатам. Учились удерживать равновесие на тонкой жердочке, быстро и бесшумно спускались с крыши по тонкой веревке. По едва заметным выступам поднимались по стене дома опять на крышу и тем же путем опускались обратно во двор.
Сивуч учил их не бояться высоты, держаться на ней легко и свободно. Приучал часами лежать в земле. Научил нырять на большую глубину и проплывать, не показываясь на поверхности, значительные расстояния.
- Все это сегодня для будущих побегов! Из тюряг и ходок, - объяснял зелени. И та, понимая, сколь серьезно их будущее - не роптала.
Они умели переносить любую жару и холод. Проскакивали сквозь огонь костра, не опалив ничего и не обжегшись. Они умели отличить на слух все звуки и ориентировались ночью, как днем, даже в лесу.