Фартовые - Эльмира Нетесова

Это - страшный мир. Мир за колючей проволокой. Здесь происходит много такого, что трудно себе представить, - и много такого, что невозможно увидеть даже в кошмарном сне. Но - даже в мире за колючей проволокой, живущем по незыблемому блатному "закону", существуют свои представления о чести, благородстве и мужестве. Пусть - странные для нас. Пусть - непонятные нам. Но там - в зоне - по-другому просто не выжить…

Содержание:

• Глава первая - НЕ УКРАДИ 1

• Глава вторая БАНДА ПРИВИДЕНИЯ 3

• Глава третья - ВЕДЬМИН ЧАС 5

• Глава четвертая - кляп 7

• Глава пятая МЕДВЕЖАТНИК 10

• Глава шестая ЧУВИХИ СЕЗОНКИ 14

• Глава седьмая - БЕРЕНДЕЙ ПРОТИВ УДАВА 18

• Глава восьмая БЕСПРЕДЕЛ: ПЫТКИ И КАЗНИ 23

• Глава девятая ЖАДНОСТЬ ФРАЙЕРА ГУБИТ… 27

• Глава десятая УКРАДЕННАЯ ТЕНЬ 32

• Часть 2. БЕЛОЕ ЭХО 34

• Глава первая САМОСУД 34

• Глава вторая ЗАБРОШЕНКИ 41

• Глава третья НЕДОУМОК 48

• Глава четвертая БЕЛОЕ ЭХО 54

• ЧАСТЬ 3. ИЗГОИ 58

• Глава первая ПАХАН 58

• Глава вторая ЧУВЫРЛА 64

• Глава третья ЗАКОН ВОРОВ ЛЮБВИ НЕ ЗНАЕТ… 71

• Глава четвертая МЕДВЕДЬ НАНОСИТ УДАР 77

• Глава пятая ЖИВУЩИЙ МЕСТЬЮ - НЕ ЖИВЕТ 83

• Примечания 88

Нетесова Эльмира
Фартовые

Глава первая
НЕ УКРАДИ

- Не скажи, Аркадий! У каждого дела своя основа, как корни у дерева. Ан и мне в кого было иным уродиться? Отец - вор в законе, мать - фартовая. Так что мне своя судьба по наследству, как девке перина, досталась. Вот ты чем в малом возрасте игрался? Небось, игрушками навроде зайцев, кошек?

- Ну уж нет! Я с малых лет работал. В сибирской деревне жил. Плуг и коса - не баловство, труд до пота. А мальцом картошками играл. Они у меня и солдатами, и пушками были. И даже генералов заменяли, - засмеялся Яровой.

- А я безделушками играл. Бати, золотыми. Всякими браслетами, цепочками, перстнями, серьгами, кулонами. Да вот однажды, еще по несмышлению, увидел кольцо, стал его на зуб пробовать, да и проглотил ненароком. Отец, когда узнал, обрадовался: мол, знает, гаденыш, что глотать! Червонное золото! Знать, в делах удачливый будет! Мать три дня за мной с горшком бегала. Да требуха моя - не дура. Переварила, видать, кольцо. Не вернула обратно! - расхохотался Дядя. Яровой смеялся до слез. - Отец, бывало, за каждый украденный рубль трешку давал. Едино что - не велел карманами увлекаться. Считал это западло в нашей семье. И уже когда я приучился сам портки застегивать, начал уму-разуму учить. Как отличить вора в законе от шпаны и шушеры, знакомил с кентами. Короче, выводил в жизнь. Батя у меня фартовый ворюга был. Он, поди, и ложку в руках реже фомки держал. С ней ни днем, ни ночью не расставался. Ты хоть раз видел фомку? - повернулся к Аркадию.

- Видел.

- Ни хрена ты не видел. Настоящий вор фомку пуще головы бережет. Ведь ей не только сейф вскрыть, а и мусора вырубить можно. И многое другое. Фомка - это руки и глаза, это голова и судьба медвежатника. Кента потерял - другой будет. А вот фомка - с первого и до последнего часа одна, как смерть.

- Почему не жизнь? - удивился Яровой.

- Э-э, нет! Вот "маслину" иной получит от лягавых, когда на деле накроют, и все ж выживет. Считай, в другой раз родился. Иль финач в нетвердой руке - не сумел дух выпустить из фартового. Снова - народился. Да ты глянь на фартового без тряпья. На нем дыр, рубцов и шрамов больше, чем денег на кармане. Вся шкура в заплатках.

- У тебя тоже?

- А я - не особый. Меня и сзаду и спереду изрисовали. Потому и помнится обидное - больнее. Дело провернули. Барыш взяли хороший. Положили в общак. Решили обмыть. В "малине", само собой. Ну и Нюрка там была. Раздухарился я тогда. Стал клины к ней бить. А она, падла, и не сказала, что фарт ей от Старика вышел, с ним она… Тот пьяный-пьяный, а финач мне в задницу по ручку вогнал. Совсем пришить не хотел. Так, проучить. А я - всю зиму на пузе валялся. О бабах забыл думать. Но чуть оклемался - сколотил свою "малину". И откололся от Старика. Решил завязать с беспредельщиками, стать честным вором.

- Да брось, Григорий. Раз вор, то о какой честности тут речь? - махнул рукой Яровой.

- Что ты в том смыслишь? Честный вор не убивает, он не фарцовщик, не форточник, не домушник, не майданщик и не карманщик. Не берет на гоп-стоп старух-стариков с авоськами, не вытаскивает в подворотнях из бабьих сисек потные пятерики… Честный вор - это вскрыть пузатый сейф, ювелирный иль меховой магазин взять. Но без грабежа: без насилия, а втихую - чтоб комар носа не подточил. Все другое - пацанам оставалось, шпане. Честный вор, так мы себя держим, кентов- бедолаг, что по лагерям маются, поддерживает гревом: посылками, деньгами… Вернется человек из лагеря - ему ни крова, ни заработка; наш общак не даст ему пропасть. А жмуров в своей работе не оставляли. За это вышку можно схлопотать. Нам такое - не по фарту. Жизнь и смерть - от Бога, а не от барыша.

- Ишь ты, с выбором, - удивился Яровой. - А по-моему, все вы из одной колоды карты, хоть и масть разная.

- Потому и в законе мы, средь воров верховодим. Без закона воровского - беспредел будет. От того, от беспредела, и душегубство беспонтовое происходит. Не всякий блатняк честным вором себя назвать может.

Аркадий Яровой и Григорий Смелов знали друг друга много лет. Они не могли быть друзьями, но и врагами не стали. Хотя первый был розыскником высокого ранга, а второй - профессиональным вором, да еще и медвежатником.

В воровском мирке относились к Яровому по-разному. И лишь в одном мнение было общим: смел, не подличает. А еще - оставалось для многих загадкой - то ли при милиции он состоит, то ли чекист…

Наслышан был Аркадий о законах воров, многих знал в лицо. И тех, кто недавно завязли в "малинах", и завязавших с нею навсегда.

В его картотеке значились многие. И те, кого не стало, и их ученики. Отбывающие сроки в лагерях и оставшиеся на свободе, осевшие в городах и гастролирующие по свету до поры до времени.

Иные, "завязавшие" с блатными, не считали для себя опасным поговорить с Аркадием о прошлом, вспомнить былое. Ведь не о сегодняшних делах разговор. Да и не знали отколовшиеся о временах нынешних. Боясь получить за уход финач или "маслину", сидели тихо в своих углах, не высовываясь на улицы долгими месяцами.

Григорий Смелов, а по-блатному Дядя, был одним из таких.

Последний свой срок отбыл в Усть-Камчатске. И вернувшись в Оху в шестьдесят семь, без сбережений и пенсии, наскоро подженившись, жил со своей сожительницей в однокомнатной квартире на Фебралитке - так назывался этот городской район.

Приходу Ярового Дядя обрадовался как подарку. Что ни говори - вести о малинах все еще будоражили старую память. Да и не был Смелов последним среди воров в законе. "Малины" Охи и Сахалина знали и помнили его смолоду. Лихим вором слыл Григорий много лет. Зато и не было по Крайнему Северу ни одной зоны, где бы не тянул свой срок Дядя.

Пет, не интерес к биографии дряхлеющего Дяди привел сюда Аркадия. В городе, а такие периоды время от времени случались, снопа началась волна загадочных убийств. Натолкнуть на след, дать ключ к разгадке могли и такие треп-разговоры. Но и вести их нужно было очень умело, чтоб не спугнуть, не насторожить недавнего фартового, который, почуяв, что пахнет порохом, может забыть о страхе и пойти предупредить бывших друзей об услышанном.

Каждое слово в этом разговоре должно быть много раз обдумано и взвешено. Торопиться нельзя.

Дядя тоже понимает, что не просто на огонек завернул к нему Яровой. И хотя не вносила его имя в списки мусоров блатная братия, общение с ним было все же опасным. Не ради блага фартовых заглядывал Аркадий к "завязавшим". А что-то узнать, услышать. Знать, снова в городе паленым пахнет. "Не иначе, как фартовые кипешат", - решил Смелов. Но сгорая от любопытства, не посмел спросить впрямую. Валял ваньку, вспоминал прошлое. Ждал, пока Аркадий сам проговорится.

- Это сколько ж лет мы знакомы, не припомнишь? - прищурился Григорий.

- Да уж за два десятка перевалило.

- А впервой где?

- Не помню, - слукавил Аркадий.

- Да как же? На "рыжухе". Нас накрыли. Всех сгроба- стали тогда. А все Филин, жадность его нас подвела. Говорил я ему… Так нет, загоношился. И - накрылись.

Аркадий хорошо помнил то дело. Еще бы! Тогда фартовые сработали чисто. Ни одного следа, казалось, не оставили. Сигнализация - не тронута, сторожа ничего не видели. А все золотые украшения, что продавались в универмаге, будто испарились. Не вывезли их вовремя перед выходным днем, - пурга помешала. А фартовым она - на руку. Заперлись в туалете, а снаружи на двери написали "ремонт". После закрытия магазина взяли золота почти на сто тысяч. Сковырнув висячий замок на чердачном люке, выбрались на крышу и оттуда по пожарной лестнице ушли.

И лишь в подсобке, где, казалось бы, не было и надежд напасть на след, приметил Яровой то, что не увидел никто из следственной группы. Отпечаток пальцев на пыльной полке. Где продавцы прятали особо дефицитные товары. Фартовые на них не позарились. Но был средь них один, по кличке Филин, какой не побрезговал коробками со столовым серебром. Только он, длиннющий и худой, как жердь, мог вот так с пола, без подставки, взять с этой полки все, что глянется. Да видно много чего было припрятано. Снимать устал. Забывшись, взялся за пыльный угол полки, оставил отпечатки. По ним, с помощью картотеки, идентифицировали принадлежность оставленной вором этой "визитной карточки", раскрутили дело, взяли всех. И Дядю… Не один год кормил он комаров на Колыме. Проклинал Филина и его жадность.

- Лихо ты нас тогда накрыл. Прямо в ресторане. От каких девок оторвал, а?! Мне это и теперь памятно. Ту, что я приглядел себе, такая пышная, круглая. А и всего-то успел пару раз за задницу ущипнуть, - признался Дядя,

.

- Филин тогда с тобой отбывал срок?

- Нет, он с Горелым в Воркуту попал.

- Филина мы, помнится, с девчонкой взяли!

- Ну да! Он успел. А я, дурак, поддал не в меру. Надавил на армянский коньяк - и все тут… Не то не взяли б вы меня. Ушел бы. Я в том ресторане…

- Окружен он был, - перебил коротко Яровой. И напомнил: - Ты же в окно хотел выскочить. Даже раму ногой вышиб. А там уже ждали. Ты и передумал ноги ломать. А вот Филин голову потерял. "Розой" хотел поработать. Не дали. Так все кричал подружке своей, что вечером он к ней вернется, что это ошибка и его выпустят.

- Да кто нас ждет, кому мы нужны? За утеху платили, за жратву и выпивку, за короткий отдых - втрое откупались. Вот только судьбу не ублажишь ничем. От нее, как от тюрьмы, ни деньгами, ни угрозами… Судьба хоть и баба, да подушку одну ни с кем не делит. Несговорчивая. Ни к молодому, ни к старому души и жали не имеет, - вздохнул Дядя.

- Не скажи. Тебе жаловаться совестно. С такой судьбиной, а все ж до старости и дожил. Здоров. Живешь тихо, спокойно. Теперь, наверное, лишь во снах с прошлым своим встречаешься.

- Это верно. Недавно, несколько дней назад, видел во сне Филина. И вроде он такой маленький, как старый ребенок. А я его уж лет десять не видел. С чего это он мне привиделся? С бабой своей поделился. Она и говорит: "Плохо это".

- Убили Филина. Неделю назад, - подтвердил Аркадий.

Дядя онемело уставился на Ярового.

- Здесь, в Охе убили?

- Да. Перед смертью истязали долго. Весь избит. До черноты. Видно ногами били, - умолк Аркадий.

Дядя, понемногу придя в себя, спросил хрипло:

- Где нашли его?

- В горсаду. В самом конце. Глухой угол. Туда никто не ходит. А тут собака бездомная, воет и воет. Над головой Филипа. Она и надоумила людей. Сообщили. Я его сразу узнал.

- Давно он вернулся?

- Да у вас и сроки были одинаковыми. Разница в считанных днях.

- А чем убили? "Маслиной"?

- Скончался от ножевого. Так судмедэксперт определил, - наблюдал Аркадий за Смеловым.

Тот, подперев голову кулаками, уставился в одну точку, А потом сказал, словно себе самому:

- Обычные блатные его не пришили бы. Не за что. Да и мордовать зачем, если жмуром решили сделать? Тут не мелкая сошка, не их рука. Это точно. Чтоб Филина пришить, десяток воров нужен! Тут без шуму не обойтись. Да чтоб и пришить - серьезная причина нужна. Если ссучился, либо общак спер. Но ни на что такое Филин не способен. Это не шпана - вор в законе. Его пришить мог только равный ему. За иное "малина" взыщет, - размышлял вслух Григорий. И спросил: - А вы кого нашли?

- Ищем.

Дядя, помолчав, вдруг сказал:

- А помнишь, как Филин из кпз сбежал? Ну додумался! Я тогда и не сообразил ничего: зачем он эту вольнонаемную банщицу раздевает? Старовата, вроде, для него. А он в ее тряпки переоделся, ростом они одинаковы были, платок на голову и - поминай, как звали. Мимо конвоя, что в предбаннике нас дожидался, с тазиком в руках проскользнул. А голос - любой мог подделать. Потому и кликуха у него особая - Филин. А когда хватились его, то связанная подштанниками старуха больше всего на то обиделась, что Филин ей рот грязной портянкой заткнул вместо кляпа. Известное дело, кпз - это еще не тюрьма. Охранник, что на воротах в дежурке торчит, глянул в глазок: банщица идет, ну и дернул рычаг, каким засов калитки в воротах открывается. Выпустил, значит. Ну, добрался он до порта, решил пробираться во Владивосток. Узнал, какой пароход отходит и, не сообразив, что тот грузовой, а не пассажирский, устроился на корме. Его там ночью обнаружили. Приняли за бабку. Чаем угостили. Он и разомлел. Когда по нужде приспичило, пошел в гальюн. А там - старпом. Все бы ладно, да про тряпье свое забыв, высветился Филин по-мужичьи. Морячок ему и скажи: "Что, бабуленька, признавайся, от кого и куда путь держишь?" Филин ему бабьим голосом - мол, во Владивосток, сыночек. А тот в ответ: "Немножко крюк придется дать. В Магадан на пару часов". Оттуда его к нам через неделю доставили. Когда он рассказывал, что было со старпомом, в гальюне, вся камера со смеху животами маялась несколько дней. - Посмеявшись, Дядя сказал: - А ведь Филин того старпома запросто мог за борт выкинуть. Но не был он душегубом. И с мокрушниками не кентовался. А вот за что его пришили - ума не приложу.

- Ну а если он ушел от своих кентов в другую "малину"?

- Нет, за это не пришивают. Такое часто случалось. Смывались на материк, в другие города и "малины". И ничего.

- За откол от кентов могли ведь его убить?

- Завязавшего могут пришить. Тут и спору нет. Но не так, как ты рассказал. А по слову воровского схода. Значит - без мучений. И обязательно похоронили бы. Эх, Филин, Филин! Тихо жить не умел. И жрал - либо в ресторанах, либо баланду в лагерях. Все крайности. Потому и конец беспутный, - пожалел старого кента бывший вор.

После ухода Ярового Дяде долго не спалось. Сожительница в этот день на работе дежурила. И должна была вернуться утром. Григорий сидел один на кухне. Курил, вспоминал. А вспомнить ему было что.

С Филином его свел случай. Собрались в тот день фартовые взять сберкассу. Да не какую-нибудь понезаметнее, а центральную. Вот такой кураж ударил в отчаянные головы. Так и вломились за минуты до закрытия. Впятером. А тут пацан стоит - кудлатый, худой, недокормыш. Увидел фартовых - не испугался, руки не поднял. Почему он там оказался, никого тогда не интересовало. Может, погреться с мороза зашел… Горящими глазами смотрел на пачки денег, которые рассовывали воры по карманам и за пазухи. Когда фартовые уходили, пацан бросился аа ними. Зачем? Никто не спросил. Так и остался он в "малине" уже потому, что видел воров в лицо. А еще - пришелся по душе тем, что мог доподлинно скопировать любой голос, плач и смех. Оказался способным в воровском деле, был смекалист и проворен.

Лишь через время узнали фартовые, что была у него в Охе мать. И Филин жил с нею вдвоем в маленьком деревянном домишке на Сезонке. Мать работала уборщицей в сберкассе. А когда хворала - сын подменял, как мог.

Любил Филин больше всего на свете деньги. Их вид и запах вводили его в дрожь. Эта жадность долго злила Дядю. А потому не раз предупреждал пацана:

- В нашем деле жадность равна краху. Жадность - это болезнь нищих и обжор. Ею страдают чахоточные старухи и могильщики на кладбище. Вырви из себя это паскудство. Иначе ии и одно дело не возьму. Сам попадешься и нам будет крышка.

Григорий видел и удивлялся, как жадно и много ест этот пацан, будто у него вместо желудка бездонная пропасть. Но в деле он мог заменить любого из начинающих воров: не шелохнувшись, мог простоять несколько часов подряд на шухере. Мог не спать подряд несколько ночей и один выпить за двоих, не опьянев. Характер Филина ковали фартовые в делах. А они случались всякими. И вскоре понял повзрослевший пацан, что свою долю из общака можно увеличить нахрапом, глоткой и кулаком.

п

А потому пользовался этими средствами все чаще и небезуспешно.

Дядя помнит, как однажды пожилой вор хотел выделить Филину его пацанскую долю. Заметно возмужавший стремач саданул вора так в висок, что тот потом несколько дней не мог вспомнить свою кликуху.

Пытался наехать на Филина и Старик - голова и сердце фартовых Охи. За жадность решил проучить. Ну и поставил ему здоровенный фингал. Филин, даже не сморгнув, поддел обидчика в челюсть - откинул метра на три под стол и сказал, оскалив редкие, острые зубы:

- Тихо, плесень! Шуршать станешь - добавлю. Я за свое все получу, если мне придется его даже из твоей глотки достать.

Может, и плохо бы пришлось Филину, да Дядя за него вступился. Старик после этого отдал Филину его долю. Но затаил лютую злобу на вора, еще не признанного фартовым.

Филин никогда ничего не просил. Он брал, отнимал. Этому его научили сами блатные.

Он никого и ничего не боялся. Д&же смерти. Зато его самого, уже очень скоро, боялись многие фартовые.

Филин и по молодости не ходил на дело, очертя голову. Все заранее обдумывал и взвешивал. Но попадался не реже других.

У Филина была одна слабина. Помимо денег, любил он баб. Может, от того, что слишком рано связался с блатными и жизнь воспринимал как бы с изнанки.

Но ни девки, ни бабы, ни за какие подарки, даже в угаре, не соглашались добровольно ответить на любовь Филина. Его рожа насмерть пугала сторожей. Приводила в ужас старух-кас- Ьирш. И даже видавших виды милиционеров передергивало при виде худосочной, острозубой и длинноносой физиономии Филина.