– Бедняжка была вдребезги пьяная. Сержант отправил ее наверх. Он хотел, чтобы кто-нибудь из наших сотрудниц обыскал ее насчет наркотиков, потому что она несла страшную чушь. А там был только я. Она сказала, что у нее есть данные об убийстве. Что она знает парня, который кого-то убил.
– Это была правда?
– Я дал ей возможность высказаться. Попросил рассказать об убийце. Она была перепугана. Это был ее парень, с которым они познакомились во время реабилитации.
– Монти? Его звали Монти? – спрашивал Майк.
– Нет. Может, это была его кличка, но Эмили его так не называла, – ответил Китредж, нахмурившись и покачивая головой. – Прошло целых двадцать лет – я что, обязан помнить, как его зовут?
– Вы его так и не видели? Эмили разве с ним не жила?
– Она к тому времени переехала. Снова сорвалась и ушла жить в Ассоциацию молодых христианок. Как-то на улице она мне его показывала, но я толком не разглядел. Он показался мне обычным придурком из Виллидж. Обкуренный. Хиппующий паренек из богатеньких. Большинство из них этим благополучно переболели. Я решил его опросить, пошел за ним, но он уже смылся. По-моему, они жили вместе на улице Салливан. Потом я не нашел никаких его следов.
– Он тоже был студент?
– Скорее всего, уже нет. Сам ушел, а может, отчислили. По-моему, она говорила, что семья не хотела за него платить. Синдром паршивой овцы, – проговорил Китредж, улыбаясь Майку. – Сам таким был.
– Кого он убил?
– Этого она тоже не знала. – Китредж облокотился о кухонный стол. – Только сказала, что это кто-то из той же наркоманской компании.
– Где это случилось?
– Послушайте, если б она знала, я бы раскрыл это дело. Чэпмен, передо мной была до чертиков обкуренная девица, которая твердила, что ее приятель кого-то похоронил заживо. Кто похоронил, где похоронил… Вполне возможно, что сам этот друг был галлюцинацией. Они у нее частенько случались.
– Она объясняла, почему так считает?
Китредж задумался на секунду.
– Да. Однажды ночью, через несколько недель после того, как Эмили вылетела из программы, этот парень вернулся с собрания…
– Вы имеете в виду собрание анонимных алкоголиков?
– Что-то в этом роде. По-моему, оно называлось собранием студентов, злоупотребляющих алкоголем и наркотиками. Насколько я помню, он держался дольше, чем Эмили. Он пришел туда, когда еще учился в Нью-Йоркском университете. А в тот день он принес несколько пакетов кокса, и они вдвоем забалдели. Вот тогда он и сорвался.
– В смысле?
– Его забрало. По словам Эмили, он совсем съехал с катушек. Он сказал ей, что, еще когда он не пил и не принимал наркотики, ему не давали покоя воспоминания. В тот вечер он рассказал двоим участникам собрания, что ему кажется, что он убил кого-то. У него были галлюцинации, видения, вся эта лабуда. Провалы в памяти – до того он упивался. Но как только… Как это дурацкое слово? Как только он поделился этим в группе самопомощи – тут же стал нервничать, что его могут сдать с потрохами. Он прямо впал в исступление, достал наркотиков, чтобы протянуть ночь, и пошел рыдать у Эмили на плече.
– И та прибежала в полицию, – продолжил за него Майк.
– Вы думаете, что она пришла той же ночью? Когда и должна была? – Китредж усмехнулся. – Она пришла не в ту ночь и даже не на следующий день. Она опоздала месяца на четыре.
– С чем это было связано? – спросила я, впервые уступая в разговор.
– Обычная бабья упертость. Эмили не верила в но. Ах, нежная душа, хорошая семья, поэтический гении, блестящий студент, добрый к животным. Его бредни она списала на белый порошок, который он засиживал себе в нос.
– И она осталась с ним?
– Да. Но потом, после кражи, все стало хуже. По правде сказать, я так и не понял, то ли она его испугалась, то ли он просто вышвырнул ее на улицу.
– Как она снова вас отыскала? – спросил Майк.
– Она рассказала своему адвокату из Бесплатной юридической помощи, что у нее есть товарищ в полиции. Тот позвонил и сказал мне, что если у нее останется все тот же временный адрес, типа Ассоциации молодых христианок, то прокуратура не станет прекращать дело. Он попросил меня приютить ее на месяц.
– Вы с ней жили?
– Не ваше собачье дело, Чэпмен.
– Вы проверяли то, что она рассказала? – спросила я. – Встречались с другими участниками этой группы?
– Все это оказалось сложно, – говоря со мной, Китредж смотрел на Майка. – Во-первых, когда Эмили перебралась ко мне, группа приостановила работу На лето. Во-вторых, собрания проводятся на условиях конфиденциальности. Вы же знаете закон – информации, связанная с лечением от наркомании, не подлежит огласке. Поэтому в университете не было никаких сведений о том, кто вообще входил в эту группу.
– Выходит, у вас была только невразумительная кокаиновая исповедь, – сказал Майк.
– Ни тела, ни места преступления. Не было даже подозреваемого. Я занимался этим делом несколько месяцев, – сказал Китредж.
Наверное, пока Эмили на него давила, подумала я.
– Потом начальник забрал у меня дело. Он считал, что она наговаривает на парня, который ее бросил. Мы не могли перерыть весь Манхэттен, пока не будет сообщения о без вести пропавшем.
– У вас сохранился файл? – спросил Майк.
– Тогда все было на бумаге, компьютерами не пользовались.
– Возможно, вы что-нибудь взяли… Какие-нибудь документы с именами…
– Зачем? Для мемуаров?
Китредж усмехнулся. Он подошел к выходу и потянул за дверную ручку.
– Не возражаете, если мы снова придем, когда накопится информация? – спросил Майк, понимая, что разговор закончен.
– Постарайтесь не тратить мое время. Эмили не разбиралась в мужчинах. В основном ей, видимо, попадались любители выпить с крутым характером. Она так и не научилась держаться от бутылки подальше.
Мы вышли на улицу и направились к машине. В этот момент у Майка зазвонил сотовый телефон. Когда он заговорил, у него изо рта пошел пар. Казалось, что внутри его все кипело. Что ж, это было заметно.
– Где? Скотти Тарен знает об этом? – ответы явно нравились Майку. – Спасибо, Хэл. Буду должен.
Потом он впустил меня в машину, сел сам и захлопнул дверь.
– Звонил Хэл Шерман, – озабоченно произнес он. – Похоже, груз публичности оказался для доктора Ичико слишком тяжелым. Сегодня он покончил с собой. Его тело только что обнаружено в Бронксе.
Глава 19
– Почему звонил Шерман? – удивилась я. – Это же дело Скотти!
– Потому что Скотти честный парень. Когда Хэл связался с ним, он сказал, что прикинется чайником и даст мне возможность начать первым. В конце концов я присутствовал при осмотре скелета в подвале, а Хэл делал снимки. Так что с его стороны было бы логично позвонить мне, а уж я мог бы ему сказать, что дело передано Тарену. И почем мне знать, что Маккинни запретил ему говорить об этом тебе.
– Не надейся от меня отделаться.
– Маккинни здорово психанет, если ты появишься на месте происшествия, Куп.
– Уже хотя бы поэтому хочется сделать все поперек. Ты говорил, что Бронкс мне понравится. Пока что мое знакомство с ним ограничивалось стадионом "Янки". Теперь у тебя есть возможность показать мне все достопримечательности.
Майк учился в Фордэмском университете. Он очень любил богатую историю этого района. Она началась, когда в семнадцатом веке Йонас Бронк, швед по происхождению, основал там ферму.
– Да, но я хотел бы выбрать другой повод…
– Думаю, на сегодня "Фактору преступления" придется изменить план показа. Доктор Ичико не сможет открыть тайну скелета в эфире. Давай взглянем, что стало с этим жадиной психологом. Куда едем?
– В ущелье.
Майк включил передачу и тронулся с места.
– Куда? – переспросила я.
– В ущелье реки Бронкс.
– Никогда не слышала о такой.
На дорогах было вечернее затишье, и мы по мосту Трайборо добрались до скоростной автострады. Я никогда не заезжала в эти места Бронкса.
– Ты бывала в ботанических садах?
– Только в детстве. – Я выросла в северном пригороде и помнила, как ходила в ботанические сады с мамой – весной, когда так восхитительно цвели розы, и во время цветения десятков видов орхидей. Она их так любила.
– Туда мы и едем. Ущелье находится на территории Ботанического сада. Фордэмский университетский городок – прямо через улицу.
– Я помню оранжереи…
– Никаких цветочных горшков, Куп. Это часть реки Бронкс. Ты знаешь, что это единственный пресный водоем во всем Нью-Йорке?
– А как же Гудзон? Или Ист-Ривер?
– Это всего лишь приливные устья, Куп. Внимательней надо быть к этому, что тебя окружает.
Почти всю дорогу Майк рассказывал о ранней истории этих мест. После их открытия Генри Гудзоном они попали под контроль Голландской Вест-Индской компании и получили название "Новые Нидерланды". Часто происходили жестокие столкновения поселенцев с индейскими племенами.
– В сороковых годах семнадцатого века тебя бы здесь завалили работой.
– И чем бы я занималась?
– Ты когда-нибудь слышала об Анне Хатчинсон?
– Пуритане выслали ее из Массачусетса. Она основала где-то здесь небольшую колонию, спасаясь от религиозной нетерпимости, – вспомнила я.
– Именно. Вождь Уомпейдж обиделся на то, что были убиты его люди, пришел в дом к Хатчинсон и всадил ей томагавк прямо в лоб. Потом снял скальп с нее и детей…
Когда мы подъезжали к речному парку Бронкса, я уже знала основные военные сражения в округе – от революционных укреплений у Королевского моста до Битвы при Пеллз-Пойнт.
Парк был уже закрыт. Майк показал свой значок, и полицейский отворил ворота. Он указал в южном направлении – там в полумиле нас ждали полицейская бригада и сотрудники парка.
Этот пустой темный парк совершенно не походил на мои детские воспоминания о прекрасных солнечных садах, наполненных яркими цветами. Вдоль дороги маячили фонари, по обеим сторонам тянулись заросли высоких деревьев, от которых разбегались пляшущие тени. Пространство, раскинувшееся перед нами, казалось жутким, зловещим.
Полмили тряски по извилистой дороге – и мы увидели Хэла Шермана. Он подошел к машине, чтобы помочь мне открыть дверь.
– Сомневаюсь, Чэпмен, что ты был бойскаутом, – его голос рокотал у меня над головой. – Но если ты хочешь, чтобы я тут задержался, будь добр, разыщи какие-нибудь палки и разведи огонь. Я замерз как цуцик…
– Это он? – спросил Майк, показывая на машину "скорой помощи" у обочины.
– Не слишком приятное зрелище.
Тронув меня рукой, Майк вышел из машины. "Скорая" была открыта сзади. Подойдя к медикам, он что-то сказал им, и те расстегнули мешок. Светя фонарем, Майк осмотрел голову и грудь. Потом вернулся.
– Он как будто провел десять раундов против Майка Тайсона, – сказал Чэпмен. – И кто сказал, что это самоубийство?
Хэл пожал плечами.
– Это точно был не грабеж, – проговорил он. – Он живет в Ривердейле. Между его домом и офисом в Виллидж предостаточно темных мест, чтобы расправиться с человеком. Можно, конечно, предположить, что есть какой-нибудь клуб "Белый медведь" и член этого клуба приволок нашего доктора сюда, чтобы окунуть в ледяную воду, а потом прикончить. Его жена говорит, что он всю ночь не смыкал глаз и рвал на себе волосы – переживал, что пресса критиковала его решение пойти на эту дурацкую передачу и выдать имя пациентки. Он, видимо, уже вознамерился понежиться в лучах славы. Но как только понял, какие профессиональные последствия может иметь этот дикий поступок, решил покончить с собой.
– Кто на него наткнулся?
– Мы ждем переводчика, – ответил Шерман. – Тот высокий, в хаки, – главный смотритель угодий. А двое рядом с ним, вьетнамцы, как раз вытащили труп из реки.
Я двинулась следом за Майком. Троица пряталась от ветра, стоя под соснами.
– Вы здесь главный?
– Меня зовут Синклер Фелпс, – ответил смотритель угодий. – Эти люди работают на меня.
Профиль Фелпса вырисовывался на фоне светлосерых скал, тянущихся вдоль берега реки. Смотритель был ростом около пяти футов одиннадцати дюймов – чуть ниже Майка. У него были густые длинные волосы, но с серебристым оттенком, который выдавал его возраст – пятьдесят с чем-то. Крючковатый орлиный нос придавал смотрителю строгий вид. Он постоянно работал на воздухе, отчего кожа на лице у него стала похожей на крокодилью.
Майк представил нас и спросил:
– Вам что-нибудь известно?
– Только то, что сказал мне Тран, – ответил Фелпс, указывая на того вьетнамца, который был особенно тщедушный. Их трясло не меньше меня.
– Вы говорите по-вьетнамски?
– Нет, ну что вы, – улыбнулся Фелпс. – Они немного говорят по-английски, зато довольно хорошо знают язык жестов. Я могу рассказать вам то же, что они рассказали мне. Вечером… Мисс Купер, по-моему, вы чувствуете себя не в своей тарелке… Может, зайдем внутрь?
– Давайте уж закончим здесь, – сказал Майк.
Хэл Шерман протянул мне резиновые перчатки. Они хоть как-то помогли согреться. Поверх униформы Фелпс носил свитер с треугольным вырезом и казался совершенно защищенным от промозглого ветра – впрочем, как и Майк в своей темно-синей куртке с поднятым воротом. На остальных было страшно смотреть.
– Вы знаете реку? – спросил смотритель.
Я качнула головой, а Хэл и Майк утвердительно кивнули.
– Она тянется на двадцать пять миль. Семь миль проходит по городу, еще восемнадцать – до Вестчестера.
– Вам не кажется странным, что кто-то зимой решил утопиться? Я, например, подумала бы, что реку сковало льдом, – сказала я, поглядывая на мерцающую внизу ледяную поверхность и присыпанные снегом ветви.
– На мелководье к северу она местами замерзла. Есть места, где глубина всего несколько дюймов, – объяснил Фелпс. – Но здесь все не так из-за водопадов.
– Водопадов? – переспросила я.
– Да, мадам. Здесь ущелье. Здесь, понимаете, в древности, в результате движения ледников, образовался разлом.
Он включил фонарик и, нагнувшись, раздвинул сосновые лапы, чтобы мы могли следовать за ним в глубь леска.
Я расслышала шум. Мощный поток. Мы подходили к котловине, в которую низвергалась вода.
Словно бы мы были в горах, а не в центре Нью-Йорка. Толща холодной воды падала из расселины, со всех сторон окруженной лесом, огромная бешеная пучина тяжело летела вниз и неслась дальше по течению.
– Фантастическое зрелище, правда? – проговорил Фелпс. – А проза жизни такова, что наши рабочие вытаскивают отсюда горы мусора. Находили магазинные тележки, автомобильные детали, матрасы – все, что тонет. Или плавает. Мы пытаемся с этим бороться. Сегодня здесь прибирались Тран и Хэнг.
Двое рабочих стояли позади нас. На них были рыбацкие резиновые костюмы, болотные сапоги и шерстяные шапки. Фелпс подозвал их взмахом руки.
– Где лежал человек, которого вы нашли? – спросил он.
– Между камнями, вон там, – ответил Тран, указывая на реку.
В пятнадцати футах от берега два огромных камня образовывали пенистый водоворот.
– Как они его достали? – спросил Майк.
– С помощью "кошки", – объяснил Фелпс.
Хэл зашептал мне в ухо:
– Теперь уже все равно, кто будет его вскрывать. Удар об эти камни из кого угодно сделает отбивную, а потом еще эти волокли его "кошкой". Кровавая каша вместо тела. Понятия не имею, как экспертиза с ним будет работать.
Чэпмен вернулся на то место, где мы оставили машину.
– Спросите их, почему они трогали труп до приезда полиции, – обратился он к Фелпсу.
– Они его не трогали. Мне точно это известно. Они связались со мной, и я сразу приехал. – Он показал на мини-мотороллер, который, видимо, использовал для передвижений по территории Ботанического сада. – Это заняло две-три минуты. Я тут же набрал 911 и приказал вытащить его из воды.
– Зачем вы это сделали? Разрешили трогать его до нашего приезда?
Казалось, вопрос застал Фелпса врасплох.
– Детектив, а вдруг он был жив? – вывернулся он. – Просто был без сознания или… Бессердечно оставлять человека, если тот еще дышит. Сожалею, если сделал что-то не так.
Рабочие пригнули головы, очевидно понимая, что Фелпса винят за их действия.
– Хэл, ты ищешь место, откуда он упал? – крикнул Майк.
– Ищу. Тут его машина.
– Там есть следы?!
– Весь снег утоптан. Будто здесь танцевали. Вы здесь были, мистер Фелпс?
– Нет, сэр. Тран? Хэнг? – Смотритель обратился к рабочим, указывая наверх.
Оба закивали.
– Я ходить туда за помощью, – ответил Хэнг.
Майк обернулся к Хэлу:
– Да, это явно не Чарли Чен. Что в машине?
– Бумажник доктора Ичико. Удостоверение личности, деньги, кредитные карты. Ничто не тронуто, но мы на всякий случай обработали сажей.
– Может, там есть какая-нибудь записка? Что он хочет со всем покончить? Что-нибудь, намекающее на это решение?
– Нет.
– Следы борьбы?
– Ничего такого тоже нет.
– Господа, – Майк обратился к Трану и Хэнгу, – когда вы заметили тело? Когда убирали мусор?
Вьетнамцы усердно закивали.
– Где он теперь?
Те одновременно указали в сторону трех темно-зеленых пластиковых мешков.
– В это время года мусора не так много, – проговорил Фелпс. – В остальные три сезона работы по горло. Всяческие бутылки, банки и прочие следы пикников…
– Принесите брезент, – попросил Майк.
Шерман сходил к своей машине, вернулся с большим куском ткани и расстелил ее на ровном участке.
– Высыпайте все сюда.
– Прямо здесь? Зрелище будет неприятное, – пробормотал Фелпс, помогая рабочим развязывать и вытряхивать мешки.
Обертки из-под еды, обрывки бумаги, пустые банки кофе и даже несколько мертвых птиц. Майк направил фонарь на эту груду и стал ворошить ее, отбрасывая ногой крупные предметы.
Мы увидели какое-то серебристое поблескивание. Майк извлек этот предмет и тут же кинул обратно – это оказалась мятая банка из-под содовой.
Фонарик высветил еще один блестящий предмет. Я наклонилась и подняла небольшой сотовый телефон.
– Так держать, Куп. Ребята, вы достали его из воды?
– Нет, – сказал Хэнг и показал наверх. – Снег.
Я открыла телефон, чтобы проверить, работает ли он, и нажала на кнопку вызова. Хотела узнать, какой номер был набран последним.
– Не трогай. Сначала пусть наши техники разберутся, что там есть.
Майк двинулся ко мне, обходя кучу мусора.
– Извини. Я просто хочу узнать, принадлежал ли он доктору и кому был последний звонок, – сказала я, держа телефон возле уха.
Послышалось четыре гудка, прежде чем заговорил автоответчик. Я жестом попросила Майка подождать. Голос тянул слова с сильным южным акцентом и доносился словно из подземелья.
– Вы попали в сообщество "Ворон". Пожалуйста, оставьте свое сообщение после звукового сигнала.