Всякий раз, как Стюарт оказывался рядом, Летиция была очень мила. Звезда серии "эротических триллеров" "Бархат", спрятанных в видеомагазинах на самых верхних полках с пометкой "Детям до 17 смотреть не рекомендуется". У Стюарта в кармане блейзера лежала карточка Летиции: пластиковая со встроенным чипом, и, если ее погладить, она шептала имя и номер телефона владелицы.
Прошлой ночью: гараж, битком набитый покойниками. Сейчас: бассейны, кинозвезды. Лос-Анджелес его совсем запутал. Город переменчивых настроений.
- Стюарт Финн? - спросил молодой человек в очках с тонкой золотой оправой.
Когда они обменивались рукопожатием, Стюарт понял, что на молодом человеке хирургические перчатки. В последние дни он уже такое видел. Очередная причуда озабоченных сохранением здоровья, АНТК: абсолютно никаких телесных контактов.
- Осмен Коллинз, - назвался тот.
Пальчики Летиции с алыми кончиками скользнули вверх-вниз по пуговицам рубашки Стюарта. Ему подумалось, что уж она-то не боится телесных контактов!
- Я из Реалити-програм, канал сто восемьдесят семь. Криминальные вести. Мы слышали, что вы были на месте происшествия на Обрегон-стрит?
- Обрегон-стрит?
- Гараж.
Стюарт сообразил, что Коллинз имел в виду.
- Мы делаем дополнительный репортаж и хотели бы договориться насчет интервью.
Коллинз говорил монотонно и без выражения. Стюарту показалось, что ему неловко.
- Боюсь, что я подписал контракт с департаментом полиции Лос-Анджелеса, - пожал плечами Стюарт. - Одно из условий моего участия в патрулировании: я не должен ничего обсуждать со СМИ.
- Разумеется. Но контракт можно и обойти.
- У меня впереди еще пять ночей, - ответил он, взглянув на свои часы. - На самом деле мне пора. Патрулирование начинается в полночь.
- Насчет Обрегон-стрит есть серьезные вопросы, - настойчиво продолжал Коллинз. - Рюи заявил, что конкретных подозреваемых нет.
Что-то теплое и влажное скользнуло Стюарту в ухо. Язык Летиции. Он ждал этого двадцать три года и теперь должен уматывать. Согласится ли Бархатная Вульва, как она сама представилась, подождать до следующего раза?
- Ну, это, конечно, фургон, - сказал Стюарт. - Люди из фургона.
- Какого фургона?
- Черного фургона, что выехал из гаража.
- В сообщениях ничего не говорится о фургоне.
- Ах ты, чтоб тебя! - промурлыкала Летиция уголком рта. - Будь любезен, исчезни.
Коллинз, продолжая обдумывать фургон, исчез.
- Ах вы, британцы, - сказала Летиция, - занялся бы лучше делом.
Крохотная мыслишка (не нужно было упоминать про фургон: нарушение контракта) съежилась у него в мозгу. Другие мысли занимали все больше места, были более важными.
- Эй, - завопил Пец, - Бархатная Вульва, даешь по полной!
Один из его пистолетов, тот, что поменьше, выстрелил, проделав в стене дыру размером с большой палец. Все засмеялись.
Стюарт принес свои извинения.
X
Из "Песен" Диего
Если я мог превращаться, значит, другие тоже могут. Я не слишком удивился, узнав, что я не один такой. Древние предания откуда-то же взялись. Но то, что сказал Хендрик насчет проклятия, сильно меня встревожило. Я понял, что не знаю, кто я и что я. Но опять-таки, кто из нас может сказать, что до конца понимает все?
Лет, может, через десяток мои пути пересеклись с караваном. Он вез груз женщин: невесты, заказанные по почте для шахтеров Калифорнии, оплаченные вперед утробы, которые должны были принести богатый урожай детишек-англосов. Многие были из далеких уголков Европы. Ирландки, немки, датчанки, венгерки. Даже цыганки. По-английски говорили единицы, не говоря уж об испанском.
Некоторое время я ехал вместе с начальником каравана. Дорога была тяжелая, через пустыню, обжигающе горячую днем и холодную ночью. Были и болезни, и трудности, и лишения, и несчастные случаи. По прошествии месяца я заметил, что лицо одного из погонщиков начало светиться все ярче и ярче. Он пристрастился, как он сам говорил, "дырявить" невест. Если бы начальник каравана не повесил его, я бы его убил.
Среди невест ехала девушка из Сербии, которая одновременно была Кошкой, большой Кошкой. Едва увидев ее, я знал, что она может превращаться. Ее месячный цикл и мой не совпадали, так что Лис никогда не встречался с Кошкой. За свою многовековую жизнь Милена выучила языки; именно это выделяло ее из всех, а не способность превращаться. Она была переводчиком между женщинами и караванной обслугой, и теми, с кем нам случалось встретиться, тоже.
Я спросил Милену, что Хендрик имел в виду, говоря о моем проклятии, но она не сумела помочь мне понять, хотя сама, как ей думалось, поняла. Я уразумел лишь, что это чем-то отличается от обычных изменений, вызванных лунным светом, что делает меня не таким, как остальные из превращающегося народа.
- Люди называют нас порождениями тьмы, - объясняла Милена, - и они имеют для этого достаточно оснований. Многие, может, даже большинство, из нас такие же, как этот Хендрик, - звери в человеческом обличье. Наше место во тьме, наша сила - ночная. Но твоя сила - от луны. Лунный свет - это свет солнца, отраженный серебряным зеркалом. Ты - порождение света, возможно, даже пленник света. Я охочусь там, где хочу, потому что кошки не признают правил. Путь, которым следуешь ты, жестко определен и одинок, потому что ты должен вечно преследовать зло в людях, должен вечно защищать свой народ. При этом ты никогда не сможешь по-настоящему быть со своим народом, потому что ты превращаешься. Я не завидую тебе, Диего, однако признаю, что ты лучше меня, наверное, лучше нас всех.
Вскоре после этого я убил одну немку, даже не зная почему. Лицо ее горело призрачным пламенем, так же тошнотворно и ярко, как лица худших из грабителей или мерзавцев, когда-либо убитых мною. Оказалось, эта женщина задушила двух своих детей и забрала себе их порции воды. Когда мы пересекали пустыню, умерло множество женщин, которых могли бы спасти несколько капель воды.
Начальник каравана сказал, что женщину, должно быть, загрыз кугуар или койот. Цыганки и венгерки бурчали, что они-то знают, что к чему. Я ушел оттуда на следующую ночь, убежал, обернувшись Лисом.
Позднее я услышал историю про караван, который набросился на одну из ехавших в нем женщин и заживо содрал с нее кожу, чтобы проверить, не покрыта ли она с изнанки шерстью.
XI
- А вот еще одна шикарная идея, парень, - сказал Гарсиа. - Этот коп становится знаменитым мексиканским борцом, El Demonio Azul, и тайно…
Жалобный визг оборвал кинематографические фантазии Гарсиа, таким образом система местного оповещения объявляла: "Всем внимание!" Все полицейские в раздевалке уставились на настенный экран. Как и во всех общественных зданиях Лос-Анджелеса, полицейский участок имел собственную интерактивную телестанцию, вещающую из студии на верхнем этаже. Сначала шла реклама: страхование и пенсионные фонды, улучшенная двуязычная подготовка для аттестационных комиссий, зазывные в духе курортных рекламных проспектов, описания окраинных участков, нуждающихся в кадрах, новые виды защитного снаряжения. Потом дежурный сержант в ореоле голубых завитушек на фоне расплывчатых, медленно кружащих вспышек начал передавать сводку полицейских новостей.
Замелькали фотографии. Скочмен смотрел внимательно, легонько кивая всякий раз при виде знакомого лица. Сержант загружал свои патрульные команды новой информацией: кто-то из наркоторговцев поднялся в иерархии вверх, перейдя от изнасилований через вооруженный грабеж к убийству; другие сползли вниз, их кусок наркотического пирога уменьшился, поскольку они уступили свою территорию вновь пришедшим.
- В результате событий прошлой ночью на Обрегон-стрит криминальное сообщество, известное как Калдиарри, вышло из игры, - объявил сержант, к всеобщей радости. На экране появилось нечто похожее на любительскую видеосъемку из гаража, камера кружила вокруг подвешенного парня. С распростертыми руками и упавшей на грудь головой, он казался распятым. Топорная компьютерная графика изобразила свирепую рожу, которую Стюарт видел на куртках мертвых юнцов, перечеркнутую жирным черным крестом, - Это расследование закрыто. Шеф Рюи похвалил работавших на месте происшествия полицейских за службу.
На внутреннем экране инфракрасного порта появились служебные фотографии Гарсиа и Скочмена, и полицейские принялись отпускать шуточки в адрес патрульной команды.
- А фургон нашли? - спросил Стюарт.
- Какой фургон? - удивился Гарсиа, отбиваясь от дружеских объятий.
- Черный фургон, - настаивал Стюарт, чувствуя себя идиотом. Что-то связанное с Обрегон-стрит засело занозой в уголке его сознания. - Ну, той ночью, помнишь?
- Не видел никакого фургона, парень, - заявил Гарсиа, скосив глаза в сторону камеры слежения с изменяемым углом обзора.
Ее направленные микрофоны могли улавливать слова, но лицо его было вне ее поля зрения. Гарсиа выразительно повел глазами.
Стюарт понял, что эту тему лучше оставить.
Множество людей носят по ночам темные очки, тем более такие, что при этом еще и идут с белой тростью. Но эта слепая девушка размахивала короткоствольным пистолетом. Далеко не столь привлекательный с эстетической точки зрения, как любая вещица с витрины Мулдона Пеца, он все же был способен продырявить человека. Гарсиа выхватил пушку из ее пальцев и сдернул темные очки с носа подозрительной особы. Ее глаза были в красных прожилках, с крохотными желтыми радужками, похожими на гнойные прыщи.
Девушка была просто никакая: третья степень наркотического опьянения.
Приятели девушки отступили и позволили полицейским арестовать ее. Компания гурьбой вывалилась из какого-то паршивого клуба в Джунглях, наделав там достаточно шуму, чтобы администрация все же вызвала полицию. Наверное, смылись не заплатив, и охрана клуба капнула на них в полицию, чтобы та привела их в чувство.
В окнах, узких, как бойницы, пульсировали стробоскопические огни. Группа под названием "Заклятое племя" наяривала скретч-рэп "Сердечный приступ и лоза". Борец сумо в боевых доспехах забаррикадировал дверь, наблюдая, как Гарсиа и Скочмен делают свое дело.
Когда Скочмен подтолкнул наркоманку к патрульной машине и отстегнул от пояса одноразовые наручники, до Стюарта вдруг дошло. Он понял, что так беспокоило его с этой Обрегон-стрит.
Безумные глаза наркоманки налились кровью, она выворачивалась и отбрыкивалась наугад. Она была в короткой юбке и армейских ботинках. Скочмен увернулся от пинка и ткнул ее дубинкой в бок. Раздался треск, запахло озоном. Она была настолько одурманена, что не почувствовала разряда.
- Тот Калдиарри в гараже был в наручниках, - вслух произнес Стюарт, вспоминая жуткую картину. - Его руки были подняты над головой. А на записи в новостях у него руки были раскинуты в стороны, как у пугала. Кто-то снял с него наручники.
- Дело закрыто, - бросил Гарсиа. - Забудь об этом, парень.
Гарсиа вступил в дело и принялся бить наркоманку. Он сгреб ее за ирокез и ударил головой о капот. Ее воинственный пыл угас. Скочмен накинул пластиковое лассо с храповиком на запястья правонарушительницы и туго затянул его. Разрезать его можно будет только специальными ножницами.
"Какой-то заметавший следы полицейский, должно быть, разрезал наручники на Обрегон-стрит. Они были одноразовые, поэтому их просто выкинули".
Дружок наркоманки стоял в сторонке, он был удивлен, но не шокирован. Похоже, он находил все это вполне забавным. Сражаясь с наручниками, она свернулась клубком, на губах у нее выступила пена. Тротуар, на котором она корчилась, был изрисован из баллончика с краской находящими друг на друга, затертыми очертаниями тел.
- В самый раз для клиники, - заметил Гарсиа, когда она скатилась в канаву, заваленную выдавленными контейнерами из-под зонка, остатками еды на вынос из "Маклиттера" и пустыми коробками.
Скочмен помог девушке подняться и утер ей рот.
Бойфренд засмеялся и потрусил прочь, перебираясь вместе с дружками в очередной клуб. В какую-нибудь из ночей это уже он будет пускать розовые пузыри на тротуаре.
"Зачем было полицейским срезать наручники? Потому, что наручники означает полицейские?"
Копы покрывают копов, это было первое, что Стюарт узнал за время патрулирования: Скочмен отвлекал его, пока Гарсиа глотал "колеса". Гарсиа прав: он не должен думать об этом, это значит только зря голову ломать.
Подъехала "скорая помощь". Наркоманы считались чем-то средним между преступниками и жертвами и имели право на гарантированную медицинскую помощь. Фельдшер, парень-китаец в темном комбинезоне, спрыгнул на тротуар.
- Почему такая маскировка? - спросил Стюарт.
- В белом становишься слишком удобной мишенью, - ответил фельдшер.
Гарсиа помог ему погрузить наркоманку в кузов. Скочмен закинул следом ее белую трость и темные очки.
Когда "скорая" завернула за угол, Стюарт заметил, что эта машина той же модели, что и фургон с Обрегон-стрит, только в камуфляжной полосатой раскраске, а не тускло-черная.
Охранник - борец сумо глянул в небо, устало опустив плечи под тяжестью бронежилета.
- В Джунглях в полнолуние всегда так, - сказал он. - Оно действует на их гнилые мозги. Лунный свет, он как наркотик.
- Ты чего там притих, Стью? В чем дело?
Стюарт задумался. Он ничего не мог с собой поделать; мысленно он все пытался увязать все факты в один ряд. Та картинка, что, похоже, получалась у него в голове, выглядела ужасно, но остановиться он никак не мог и продолжал раскладывать недостающие кусочки мозаики по местам.
Они ехали по хорошо освещенной улице. Здесь находились клубы и ночные магазины. И тут и там прогуливались пешеходы, лавируя между машинами.
Плакат с именами пропавших без вести в Лос-Анджеле-се. Полицейские наручники на парне из клана Калдиарри. Гараж, битком набитый мертвыми наркоторговцами. Закрытое расследование. Фургон, такой черный, что совершенно растворяется в ночи.
Из темноты донеслись выстрелы. Гарсиа вздрогнул.
Всякий раз, как Стюарт включал в отеле телевизор, шеф полиции Рюи говорил о войне наркотикам. Рюи напоминал ему Гомеса Аддамса, маленький человечек с хищной улыбкой, в костюме в тонкую полоску. После шефа всегда выступала мэр Джут, предлагая выделить дополнительные средства специальному подразделению по борьбе с наркотиками.
Стюарт мысленно уже окрестил эти спецподразделения. Командой Смерти.
- Чертовы Джунгли! - ругнулся Скочмен, ударив по тормозам.
Посреди улицы, подобно баррикаде, торчал перевернутый автомобиль. Два подростка с пистолетами скорчились позади него, ведя перестрелку с кем-то засевшим на низкой плоской крыше.
Пуля угодила прямо в армированное ветровое стекло, но пробить его не смогла. Стреляли с крыши.
- Я им все мозги повышибаю! - проворчал Скочмен, вынимая из зажима помповое ружье.
Он выскочил из машины, низко пригнулся и метнулся через улицу. Гарсиа по рации запрашивал помощь.
Скочмен выпрямился и выстрелил по крыше, ни в кого особенно не целясь.
Гарсиа окончил вызов:
- На этот раз, парень, сиди тут. Голливуд не может позволить себе потерять тебя. Ему нужны все таланты, какие только он может заполучить.
Гарсиа вытащил свой кольт "питон" и выскользнул через боковую дверь.
Гарсиа и Скочмен не возвращались. Стюарт слышал выстрелы, крики и звуки сирены. Рация в патрульной машине потрескивала, но никаких сообщений не было. Он ерзал на скрипучем сиденье и думал о пропавших без вести, вспоминая, как пастельно-удушливый газ обволакивал протестующих женщин на Миллениум-плаза.
Если по каким-то недоступным Стюарту соображениям вы хотите иметь Миллениум-плаза, вы должны иметь и Джунгли тоже. Так уж устроен город. Все эти люди на вечеринке у Мулдона Пеца стоят на спинах и головах уличного отребья, кидающегося врассыпную, едва начнется стрельба. Если Пец только сунулся бы к этим бунтовщикам, пусть даже волоча с собой свой драгоценный уравнитель, он бы и семи секунд не прожил, как кто-нибудь взял бы на мушку его ничем не защищенную башку и оборвал его последнюю хохму. И Стюарт Финн не обманывал себя, будто он лучше приспособлен к выживанию в этом Городе Дарвина.
Улица была теперь пуста, словно ее перегородили для киносъемки. Перестрелка ушла куда-то дальше. Гарсиа и Скочмен, должно быть, пустились в погоню. Все остальные благоразумно решили убраться подальше.
Стюарт уже набрался достаточно впечатлений для сценария, и ему хотелось домой. Он может работать в Бате и пересылать страницы в "Нью фронтир" по факсу. Там городской совет, возможно, и бывал недоволен лишними расходами на полицию, но даже самые фанатично настроенные не предлагали согнать всех преступников в одно место и всадить им по пуле между глаз.
Кто-то постучал костяшками пальцев по стеклу возле его головы, заставив вздрогнуть. Он выглянул наружу и увидел грудь в черной полицейской форме. Рука в перчатке поманила его пальцем.
Стюарт был озадачен, потом сообразил, что ему предлагают выйти из машины. Он кивнул и толкнул дверь. Та не поддавалась. На внутренней ручке светился зеленый огонек. Как в лондонских такси, задние двери можно было запереть с приборной панели. Чтобы помешать задержанным удрать. Прошлой ночью, на Обрегон-стрит, дверь не была заперта, поэтому он и смог забрести в гараж и увидеть то, что он не должен был видеть.
Он пожал плечами, извиняясь перед типом в униформе. Зеленый огонек погас, и дверь открылась. Замок открыли с пульта дистанционного управления. Стюарт вышел и вгляделся в серебристый щиток защитного шлема. В нем отражалось его собственное лицо с выпученными глазами. Другие люди в униформе, вызванное офицером Гарсиа подкрепление, стояли рядом. У них не было знаков различия, просто черные комбинезоны и защитные шлемы. Стюарт мог понять, что это полицейские, по их увешанным смертоносной всякой всячиной ремням. И по походке, по манере стоять, по повадке. Актеры бы так не сыграли.
Стюарт указал в ту сторону, куда скрылись Гарсиа и Скочмен. Человек в униформе помотал шлемом и положил перчатку на плечо Стюарта, потом резко развернул его лицом к патрульной машине.
Что-то впилось Стюарту в правое запястье, словно собачьи челюсти, и он услышал знакомый треск. На него надели наручники.
Поверх автомобильной крыши он увидел черный фургон, в который садились люди в униформе, и по ногам у него потекло. Он упал, прежде чем тип в униформе успел защелкнуть наручник на втором его запястье, и понял, что визжит.
Он писатель, а не какой-нибудь герой. Ему не спастись. Он станет одним из пропавших без вести.
Продолжая визжать, он сжался и втиснулся под машину. Он зажмурил глаза, но ничего не изменилось. Он видел ботинки. К ним присоединились другие. Загудела рация.
Стюарт понимал, что они осторожничают. Никто не полез за ним, потому что никому не хотелось лечь на землю и получить пулю в случае, если он тут сжимает в руке собственный пистолет и готов продырявить их защитные шлемы. Патрульная машина весила несколько тонн, и поднять ее они не могли. Случайно или инстинктивно, он нашел хорошее убежище.