- Плохо разговаривали, - отрезал Турецкий. - Отсюда я сделал вывод, что Регерт был на озере в ночь на двадцать пятое апреля, что тоже подтвердила Роза Евдокимовна, поворошив извилинами. Итак, он рыбачит. Некоторым "психам" свойственно рыбачить ночью. Собственно, и не ночь уже, примерно пять утра… С южной стороны подъезжает машина, освещает берег фарами. Наблюдается возня. Что уж толкнуло Регерта стать очевидцем этой возни, знает только Бог, но он начинает продвижение по восточному берегу. Попадает в грязь, крадется дальше. И видит все, что происходит. А протекают события в свете фар. Две женщины и один… скажем так, юноша, выгружают из багажника тело, тащат к воде. Разуваются, вволакивают в озеро. А затем кто-то из вас… скажем, юноша, раздевается, ныряет в холодную воду, чтобы зацепить куртку генерала за корягу…
Предположение оказалось в точку. "Юноша" смертельно побледнел.
- Гражданин Регерт, конечно, бирюк, но не отшельник. Он живет в обществе и знает отдельных представителей этого общества. Он узнал генерала, узнал его домашних. Несколько дней он проводит в нерешительности - заявлять, не заявлять. Он, в принципе, законопослушный гражданин, хотя и ненавидит все эти штучки - прокуратуру, милицию, тому подобное. Законопослушность побеждает, он является в районную прокуратуру, но разговаривать хочет только с прокурором. Итак, Инесса Дмитриевна, получается, что Шеховцова своим поступком прикрыла не себя, а вас и вашу компанию. В противном случае все ваше чинное семейство давно бы уже сидело…
Он сделал паузу, отдышался. В боку закололо - как всегда некстати.
- Лыбин, видимо, удивился, когда в прокуратуре нашли труп. Вспомнил про свой звонок Шеховцовой. Пришлось настойчиво крутить ему пальцем у виска - дескать, что ты несешь? Тот вроде бы успокоился, но к моему приезду в ваш город снова нездорово оживился. Мол, никому не скажу, если бросишь своего заморыша-инвалида и переедешь ко мне жить. В четверг вечером она пришла к нему. Пришла так, что никто ее не видел. Пришел и я - поговорил с Лыбиным на лестнице. Он быстро меня сплавил, вернулся в квартиру. Все ей рассказал, в том числе про мои догадки, что в квартире кто-то есть. Начал наезжать. Терпение Шеховцовой окончательно лопнуло, разум помутился, в результате - очередной труп. Но как выйти из квартиры? Она чувствовала, что я нахожусь где-то рядом. Она меня кожей чувствовала! Правильно, битый час я просидел в машине рядом с домом. Потом уехал. Но она-то об этом не знала, я мог быть у подъезда, мог контролировать заднюю сторону дома, выходящую на погреба, вот и сидела в компании с покойником, не зная, что делать. Не всю же ночь ей сидеть! Поступок был не самый умный: в десять вечера она позвонила администратору гостиницы, представилась работницей Генеральной прокуратуры и опосредованно выяснила, что я уже в номере, то есть она может уходить. Что она и сделала - немедленно покинула квартиру. Администратор узнала в голосе этой "работницы Генеральной прокуратуры" голос следователя Шеховцовой. А дальше мне пришлось сделаться наживкой. На свою беду я сказал, что знаю имя убийцы. Это окончательно добило преступницу. К тому же рылся в архивах прокуратуры, мог найти упоминание о пресловутом деле комбината строительных материалов, из которого вытекает начало их связи. Она проникла поздно вечером в архив, подсыпав охране снотворное в чайник, бегала за мной с ножом, рассчитывая на фактор внезапности. Прыгнула перед машиной, спровоцировав аварию. Последним вечером ее охватила форменная истерика, - иначе как расценить затеянную ей бойню у гостиницы? - а все из-за того, чтобы прикончить этого ненавистного Турецкого…
- С Шеховцовой все понятно, Александр Борисович, - сказал майор Багульник. - А вот с сидящими перед нами женщинами складывается не очень.
- Ах, да, - встрепенулся Турецкий, - о моем последнем визите в этот благословенный дом. Инессе Дмитриевне крайне не понравились мои слова о каком-то очевидце преступления, с которым у меня якобы назревает встреча. Эта женщина абсолютно не в курсе проводимого мной расследования. И вообще, моя личность в последнее время стала ее нешуточно беспокоить. Уверовав, что еще один труп погоды не испортит, она набросила на себя что-то соответствующее природе и климату, покинула здание через черный ход, села в пикап, припаркованный за задней калиткой, - машину для чисто хозяйственных нужд - и, не дожидаясь, пока я договорю с Леонидом, поехала объездными путями устраивать засаду. Ей повезло, что я поехал именно этой дорогой, хотя другой я и не знаю. Вернее, не повезло… судя по итогу. Ей метко удалось прострелить колесо из той самой "беретты" - вы просто ворошиловский стрелок, Инесса Дмитриевна. Впрочем, потом вам удача изменила. Вы не попали в меня. Вы удрали, испугавшись решительного сопротивления. Майор, на вашем месте я бы отправил людей обыскать комнату Инессы Дмитриевны на предмет пистолета. Или в другом месте хорошенько поискал - думаю, с санкцией прокурора проблем не будет. Оформите задним числом.
- Черт… - пробормотал охранник Константин. - А вы ведь правда куда-то уезжали, Инесса Дмитриевна. Я очень удивился. Я не видел, как вы уехали, но видел, как вы вернулись, обогнули здание, поставили пикап у задней калитки. На вас лица не было…
- Инсинуации, - фыркнула женщина. - Вам ни за что не доказать…
- Уже доказано, - оскалился Турецкий. - Во-первых, запах духов в том месте, где вы упали. Вы же активно пользуетесь "Пуазоном"? И растопыренной пятерней вы влезли в грязь. Ваша рука, Инесса Дмитриевна. Она же такая характерная. Я прикрыл ее целлофановой пленкой из багажника, думаю, дожди для вашей ручки теперь не помеха… Вы решительная особа, Инесса Дмитриевна. Невзирая на возраст и конституцию. Всю жизнь не устаю поражаться, на какие только безрассудные авантюры не пускаются женщины для достижения собственного благополучия!
Он оборвал свою пламенную речь. Кажется, все сказал. Несколько минут в холле царило завороженное молчание.
- Зачем ты это сделала, мама? - прошептала, глядя в одну точку, Анастасия Олеговна. - Ты все испортила…
- Я ничего не делала, дочь! - звенящим голосом сказала ее мать. - Молчи, ничего не говори, мы должны немедленно позвонить адвокату!
Анастасия Олеговна заплакала навзрыд. Дернулась было Ольга, но как-то испуганно посмотрела на Турецкого, осталась на месте. Опустил голову Леонид.
- Скажите, - хрипло вымолвила Ольга, - вы арестовали ту женщину? Ну, которая следователь…
- Она застрелилась, - простодушно сказал Турецкий. - Но перед смертью все о себе рассказала. Сохранилась диктофонная запись: направляясь к ней на рандеву, я догадался включить диктофон.
- Хоть что-то, - проворчал майор.
- Там есть информация и про комбинат строительных материалов, - добавил Турецкий. - Если руководству местной милиции эта тема, конечно, интересна.
От внимательного взора не укрылось, как на чело майора милиции улеглась тень. Тема, разумеется, была интересная. Но еще интереснее было бы о ней не упоминать.
- Вы должны немедленно покинуть этот дом, - процедила Инесса Дмитриевна. - И разговаривать с нами будете только в присутствии наших адвокатов. Ваши улики смешны.
- Это не так, - добродушно улыбнулся Турецкий. - Думаю, Владимир Иванович Багульник со мной согласится. Да, это не тот случай, когда можно рассчитывать, что обрадуется генеральный прокурор и его супруга. Но мы ведь работаем не для того, чтобы радовать сильных мира сего? Если вы не задержите этих людей, Владимир Иванович, я немедленно сообщу в Следственный комитет Генеральной прокуратуры и сниму с себя всю ответственность. Эти люди совершили преступление. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей.
Возможно, Анастасия Олеговна виновна меньше всех - она не нажимала на курок, не ныряла в озеро, чтобы окончательно убить человека. Она не обязана давать показания против матери и приемного сына, но ответить за сокрытие улик, введение следствия в заблуждение и избавление от мертвого тела ей придется. Решайте, Владимир Иванович. А мне пора. Устал я чего-то сегодня…
Он сидел в машине, припаркованной у ограды, жадно курил, смотрел, как из дома вытекают люди. Честь и хвала майору Багульнику, он принял непростое, хотя и правильное решение. Первой в чреве милицейской машины исчезла Инесса Дмитриевна - она высоко держала голову, не сопротивлялась. Села Анастасия Олеговна - она плакала. Последним пристроился отрок Леонид. Меньше всего Турецкому хотелось бы думать об их дальнейшей судьбе. Он дождался, пока уедет кортеж, пока растворятся в темноте габаритные огни, завел машину…
В три часа ночи он добрался до районной больницы. Раскошелиться на охрану местное здравоохранение не могло. Он беспрепятственно добрался до отделения неотложной хирургии, разбудил дежурную - некрасивую девушку с веснушками, весьма похожую на Рене Зелльвегер. Объяснил, чего хочет в столь поздний час.
- Сейчас посмотрим, - вздохнула девушка, запуская компьютер. В виртуальном пространстве информации не нашлось. - Ах, да, - сообразила работница медицинского учреждения, открыла журнал. - Буслаевой сделали срочную операцию, состояние стабильно-тяжелое, но с ней все будет в порядке. Лежит в палате номер восемь.
- Спасибо, - поблагодарил Турецкий.
- Куда вы, к ней нельзя! - спохватилась дежурная.
- А зачем тогда сказали номер палаты? - рассмеялся Турецкий. - Да вы не волнуйтесь, я на минуточку. - Он аккуратно сунул в нагрудный кармашек дежурной сложенную вчетверо тысячную купюру и пошел своей дорогой…
Эльвира открыла глаза, когда он склонился над ней. Сделала их большими-пребольшими.
- Привет, - прошептал Турецкий.
- Сами вы привет… - прошептала она, закрывая глаза. Впрочем, подумала и открыла. - Говорят, я буду жить - они не врут, Александр Борисович?
- Врачи никогда не врут. - Он склонился и поцеловал ее в щеку, которая тут же заалела. - Раз сказали - будете жить, значит, будете.
- Жалко, что я вас подвела… - она вздохнула. - До Татарцева не дозвонилась, схватила попутку, помчалась. Из кустов опять пыталась дозвониться, но не успела…
- Все в порядке. - Он приложил палец к ее губам. - Все в порядке, дело закончено, все почести достанутся мжельской милиции, не забудут и про вас. Спите, Эльвира, я просто хотел убедиться, что с вами все в порядке. Завтра еще раз приду… если моя физиономия, конечно, не вызывает у вас негодования.
- Приходите, - она прыснула.
- Договорились. - Он наклонился, поцеловал ее еще раз - в забавную ямочку между щекой и краешком губы.
Остаток ночи он провел в ночном баре неподалеку от прибежища местной исполнительной власти. Пил коньяк крохотными стопочками, тупо таращился на барную стойку. Одолел дюжину "дринков", отшил ночную бабочку, побрел на выход. В шесть утра с бутылкой водки под мышкой он дотащился до затрапезной трехэтажки на краю городка, поднялся на последний этаж, заколотился в трухлявую дверь. Когда Мышкевич допрыгал на одной ноге до двери, он уже обдумывал, не полить ли облезлые стены подъезда.
- Александр Борисович… - журналист растерялся. Он спал. Сломанная нога не мешала, оказывается, спать.
- Ну, чего вылупился, Эдик? - пьяно вопросил Турецкий. - Я пришел к тебе с приветом - вот… - Он помахал литровой бутылкой.
- Входите, конечно… - Мышкевич и растерялся, и обрадовался, засуетился. - А вы знаете, меня в больнице продержали не больше часа. Сделали снимок, наложили гипс и пнули. Хорошо, санитар со смены возвращался, подбросил меня до дома.
- Накрывай, Эдик, болтать будем, научишь меня добывать информацию. - Турецкий хлопнул бутылкой по столу. Зарылся в холодильник, напевая: - Весь покрытый плесенью, абсолютно весь, в белом холодильнике сыр французский есть…
- А вы знаете, я теперь почти не пью, - вспомнил Мышкевич.
- А мне начхать, - отмахнулся Турецкий. - Не бойся совершенства, Эдик, оно тебе не грозит…
Он пил по-черному и не пьянел. К восьми утра Мышкевич завалился спать, Турецкий собрался, поплелся в гостиницу через весь городок. Мжельск уже просыпался, открывались магазины, выбирались из своих укрытий похмельные дворники с метлами. На остановке стояли люди, куда-то собравшиеся в выходной день. Кто-то шутил, что, если выйти из дома пораньше, можно успеть на предыдущий автобус. Медленно проехала машина ППС - сержант придирчиво осмотрел плетущегося вдоль обочины пешехода с нехарактерным для провинций экстерьером. Разглядел лицо, что-то буркнул водителю, машина поехала дальше. У городской церквушки его пробило на благотворительность - сунул бродяге, которому недавно хорошо надавали по репе, крупную купюру. До гостиницы так и не добрался - подвернулось второсортное питейное заведение, и он забрел в него, чтобы пропустить стаканчик-другой. Снова пил и не пьянел. Зазвонил телефон.
- Здравствуй, дорогой, - вежливо сказал Меркулов. - Ну и голосок у тебя. Спишь?
Он булькнул что-то невразумительное.
- Какой-то длинный у тебя тормозной путь, Саня, - заметил Меркулов. - Знаешь анекдот? Приходит эстонский мальчик домой, а у него уже жена и двое детишек…
- Ты на что-то намекаешь? - проворчал Турецкий.
- Ну вот, теперь узнаю, - обрадовался Меркулов. - Только не говори, что ты пьешь с утра пораньше.
- Пью.
- Ну и дурак. Избавляешься от комплекса неполноценности?
- У меня нет комплекса неполноценности. Я действительно неполноценный. Но я работаю над собой, - быстро добавил он, когда на том конце телефонной линии воцарилось недоуменное молчание.
- Ясненько, - протянул Меркулов. - А про работу ты случайно не забыл?
- Сделал я вашу работу, - проворчал Турецкий. - Серьезно, сделал, Константин Дмитриевич. Осталась техническая сторона, но с ней, я думаю, милиция справится. Слушай, может, избавишь меня от своего голоса? Так жутко раскалывается голова…
Почему алкоголь не избавлял его от головной боли? Обрушился шквал телефонных звонков - он не успевал донести рюмку до рта. Звонил майор Багульник - попросил Турецкого, как только образуется свободная минутка, зайти в управление, подумать вместе, как разгрести эту кучу дерьма. Он ответил, что зайти не сможет, только заползти. Позвонил прокурор Сыроватов, поздравил с успешно проделанной работой, выразил уверенность в завуалированной форме, что теперь-то знаменитый сыщик избавит городок от своего назойливого присутствия. Турецкий сказал, что поздравления принимаются, но виновен в случившемся не он один, а целый коллектив товарищей. Позвонила Маргарита из ФСБ, сказала, что до нее дошли определенные слухи. Он ответил, что слухи вполне обоснованные, он благодарит федеральную службу за содействие в работе, особенно за обезвреживание одноногого злодея Мышкевича. Позвонили из секретариата Генеральной прокуратуры, и официальный женский голос, немного похожий на голос с того света (Турецкий задрожал), поведал, что от имени и по поручению самого главного прокурора хочет знать, как протекает расследование и виден ли свет в конце тоннеля. Турецкий пробормотал, что дело практически завершено, а в конце тоннеля оказался не свет, а кромешная египетская тьма.
В завершение всей этой вакханалии позвонила дорогая супруга Ирина Генриховна.
- Как дела? - спросила сухо.
- Я все сделал, Ириша, - смиренно поведал Турецкий.
- Ты пьян?
- Безобразно…
- Почему?
- Тяжелая ночь, Ириша. Не то, что ты подумала.
Она помялась.
- А вчера… что было?
- Ничего.
- Ты уверен?
- Мне ли не знать?
- Ну, ладно, - она вздохнула облегченно. - Будет настроение, расскажешь. Сегодня не вернешься?
- Не думаю, Ириша. Здесь такая заварушка… Подозреваю, в определенных кругах постараются замять это дело, во всяком случае, общественность информировать не станут. И какая мне уготована роль в этом спектакле, пока не знаю. Буду вести себя, как настоящий скалолаз: главное, не залезть на скалу, а спуститься со скалы.
- Ты будешь осторожен?
- Как никогда, любимая. Пока. Целую, обожаю.
Он выпил стопку виски с каким-то подозрительным вкусом, стал прислушиваться к реагированию организма. Тень улеглась на барную стойку - кто-то пристроился рядом.
- Бармен, мартини, пожалуйста.
Он покосился вправо. Слетаются дневные бабочки после ночных? Нет, эту женщину он немного знал. Она не проститутка. У нее усталые глаза и натруженные, хотя не потерявшие формы руки.
- Здравствуйте, Александр Борисович, мы с вами уже несколько часов не виделись. - Домработница Ольга поставила сумочку на стойку, вынула заколку из волос, помотала спутанной шевелюрой, которая тут же красочно рассыпалась по плечам. Турецкий сглотнул. - Вы не против, если я тут, с вами?..
- Ни в коем случае… - он чуть не поперхнулся. - А как вы тут? Вы не меня, случайно, искали?
- Ни в коем случае, - она засмеялась. - Просто зашла - чтобы посмотреть на красивого мужчину.
- Женщины не смотрят на красивых мужчин, - Турецкий покраснел. - Женщины смотрят на мужчин с красивыми женщинами.
- Пусть будет так, - кивнула Ольга, принимая от бармена какой-то мутноватый напиток - видимо, с "новым и улучшенным вкусом". - Это было ужасно, Александр Борисович - то, что произошло сегодня ночью. До утра мы с Константином сидели в пустом доме - отрешенно смотрели друг на друга. Завтра утром меня вызывают в милицию, после обеда - в прокуратуру. В семье Бекасовых я больше работать не буду, сегодня же съеду. Нужно где-то переночевать. В вашей гостинице есть свободные места? Не составите мне компанию, Александр Борисович? А то как-то страшно…
Она смотрела на него вызывающе, соблазнительно, почти с требованием - раз уж сломали мою жизнь, то теперь компенсируйте. Подалась к нему, окутала ароматом хороших французских духов, в красивых глазах переливались ирония и что-то еще…
Осталось выдержать последнее испытание. Это будет трудно, почти невозможно, но вдруг получится?