- Я-a?! Я полагал, Костя, что это ты у нас мыслитель. Я бы, например, на твоем месте срочно позвонил еще раз Сердюку и сказал, что Агеева обещали освободить скоро, там Гордеев ждет. После чего они понесутся в Бобров. А вот твой покорный слуга хочет знать, кому сказал о моей поездке прокурор? Костя, жми, пусть "колется" немедленно. И еще можешь без всяких намеков сказать, что если с голов Кати или Веры Красновых упадет хотя бы один волос, я этого Крохаля поганого и в Греции достану. А как я умею это делать, ты помнишь. Скольких я бежавших сукиных сынов в бытность свою под твоим "ласковым приглядом" доставил к тебе из загранки? В браслетах! И этот не избежит подобной участи, я твердо обещаю, меня злить не стоит. К тому же и семья его здесь, Юрка говорит, очень даже милая женщина, пусть он и об этом почаще думает. Они-то уж никуда от нас не уедут!
- Ну, хорошо, а что толку-то? Скажу, а ты сам как?
- А вот об этом пусть теперь прокурор думает. Отдает по трассе строгое приказание категорически не трогать, не останавливать и не задавать дурацких вопросов водителю серебристого джипа "тойота" бортовой номер… сейчас скажу…
Турецкий остановил машину, вышел, оглядел простреленный в десятке мест правый борт.: отверстия были аккуратные, даже по-своему элегантные, только вряд ли кто оценит правильно. А затем он продиктовал Меркулову московский номер автомобиля и снова прыгнул за руль. Машина понеслась…
Дальнейшая дорога прошла без происшествий. Правда, в трех местах на трассу выскакивал очередной гаишник, рассматривал номер даже и не думавшего притормаживать джипа, кивал себе и небрежно отдавал честь. Кому? А, черт его знает, может, тому, кто ему такое нелепое указание отдал. Значит, Костя растряс все-таки этого болтливого Сердюка.
Меркулов сам вышел на связь, когда Александр Борисович снова вернулся к оборванной мысли о тщетности всего сущего. Ну конечно, размышлял он, вспоминая текст великого царя Соломона Давидовича… "Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после…… Как хочется жить после этого! Причем красиво…
- Саня, как у тебя дела? Ты не поверишь, я накричал на него! И сказал насчет волоса. Сперва, конечно, с твоей головы. Ну, а потом и про Красновых. Кажется, он понял. Тебя не останавливают?
- Бог милует.
- Да не бог, а прокурор, - сердито поправил Меркулов. - В общем, не волнуйся, у поста при въезде в Смоленск тебя встретят из смоленского ОМОНа и проводят прямо в прокуратуру.
- Ты считаешь, что они - такие дураки, чтобы пропустить меня?
- Ну, Саня, ты становишься подозрительным просто уже не по делу. Неужели ты думаешь, что Сердюк не понимает, что делает?
- Все может быть, Костя. Ну, так ты выяснил, откуда произошла утечка?
- Да, я забыл. Он сказал-таки. Знаешь, кому?
- Догадываюсь. Сутягину.
- Слушай, ну, с тобой просто нельзя уже… ты мысли, что ли, читаешь?
- Нет, лучше тебя представляю себе расклад здешних сил. Значит, надо понимать, Сердюк твой предупредил, ничтоже сумняшеся, разумеется, господина Сутягина, что скоро из Боброва приедет Турецкий и привезет убийственный компромат на его шурина. Готовьтесь, мол, да? А начальник следственного управления прокуратуры - такой дурак, что готов немедленно арестовать родного себе по духу и образу жизни мента-оборотня? Интересные у тебя, однако, знакомства, Костя.
- Перестань, что ты, в конце концов?
- Я-то и помолчу, дорого не возьму, а вот что ты, друг любезный, теперь будешь делать с прокурором, который, извини, положил на все твои регалии это… свое сокровенное?
- Саня, я попросил бы!.. - Меркулов сердился.
- Пожалуйста, стучите - и вам откроют, просите - и вам подадут… Ничего не напоминает?
- Только твою наглость!.. Ладно, не будем ссориться, дело важнее. Но ты, пожалуйста, постарайся быть с ним повежливей. Он клянется, что ничего не знал о Сутягине. Странно, конечно, но тот, оказывается, пришел из оперативно-розыскного бюро, из другого ведомства, другими словами. Говорили, умный и опытный. Ну, теперь он, конечно, посмотрит более внимательно, он и сам очень переживает.
- Ладно, пусть попереживает, это полезно. А вот кто дырки заделывать будет, не знаю. Может, друг-Сутягин? Вместе со своим шурином? Не поинтересовался?
- Все, не отвлекайся от дороги, - сухо ответил, как попрощался, Меркулов.
Финал поездки скомкан не был: "омоновцы" действительно встретили, осмотрели, покачивая головами, прострелянный джип и успокоили: больше, мол, такого не случится. Хорошо бы… Главное, чтоб Вера поверила… Поверила Вера… интересно получается… Вот в таком настроении и поднялся Турецкий по лестнице в приемную главного областного "законника", неся в руке Филину синюю спортивную сумку с легкомысленной для такого учреждения надписью "Адидас".
Сердюк приподнял зад в кресле, из чего следовало, что он оказывает уважение бывшему первому помощнику генерального прокурора. Костя в редких случаях все-таки предпочитал козырять прежними чиновными заслугами друга Сани. Наверное, намекая таким образом, что бывшие связи иногда имеют обычай сохраняться. А там, глядишь, и мнение при встрече - другое. Оно, как увидел вскоре Александр Борисович, и было другим.
- Обошлось? - коротко, деловым тоном спросил Сердюк, подавая руку и снова занимая место в кресле.
- Так точно, Борис Анатольевич, - спокойно подтвердил Турецкий, зная, что этакая "послушность" нередко бывает в чести у важных чиновников, носящих форму.
- Ну, слава Богу, - кивнул тот. - А то мне показалось, что Константин Дмитриевич воспринял… ситуацию с несколько обостренным чувством. Я рад, что все благополучно закончилось. Так надо понимать?
- Если не считать того, что машину расстреляли довольно основательно. Более десятка пулевых отверстий. Она, к сожалению, не моя, а хозяйка ее, Вера Краснова, сестра убитого бизнесмена, одолжила ее мне для поездки к вам. Такая вот история, понимаете ли.
- Да что вы? Так надо же немедленно предъявить автомобиль экспертам! - прокурор словно обрадовался тому, что нашлось конкретное дело.
- Неплохо бы. Но если можно, то поскорее бы. А то мне ведь еще обратно ехать надо. И еще просьба, Борис Анатольевич, если разрешите?..
- Да, конечно, слушаю.
- Желательно не поручать расследование эпизода господину Сутягину. Иначе вещдоки будут безвозвратно утеряны, а факты подтасованы.
- Я в курсе, - неохотно ответил прокурор и нахмурился, Ему явно был неприятен разговор на эту тему. - Разумеется… - он тут же нажал клавишу интеркома и сказал: - Анна Сергеевна, пригласите ко мне Селезнева. Срочно. Пусть он возьмет у господина Турецкого ключи от машины и сделает то, что нужно. Акт экспертизы - ко мне на стол. - Отключился и сказал с покровительственной интонацией: - Можете не сомневаться, Александр Борисович.
Он с пытливой цепкостью посмотрел на гостя через круглые очки, так когда-то на фотографиях выглядел известный Андрей Вышинский. Александр Борисович, проведя такое сравнение, тут же подумал, что оно отнюдь не в пользу Сердюка. Хотя кто знает? А вдруг он в самом деле не в курсе родственных связей своих руководящих кадров? Хотя тот же Вышинский, возможно, не допустил бы подобного. Впрочем, кто их теперь знает…
Размышляя, Турецкий как-то не обратил внимания на то, что прокурор по-прежнему с ожиданием смотрит на него. Ясно же, что ему нужно! И наверняка причину заторможенной реакции Турецкого он объяснил себе происшествием на трассе. Обстреляли все-таки…
- Простите, Борис Анатольевич, - словно бы спохватился Турецкий, демонстрируя, что он действительно еще не отошел от недавнего стресса, - все необходимые документы я привез. Разрешите вам представить их? Кроме того, я мог бы устно добавить еще кое-что, представляющее несомненный интерес для будущего следствия, но акт экспертизы по одному их криминальных фактов будет готов только к вечеру, криминалист обещал постараться. А лист текста можно и передать на ваш И-мейл.
- Хорошо, - нетерпеливо ответил прокурор, - доставайте ваши секреты. Меркулов утверждает, что работа проведена серьезная. Посмотрим?
- Разумеется…
Александр Борисович вытащил из сумки папку с документами, которые он отобрал из всех других папок, где было много материалов, не имеющих прямого отношения к указанным делам. Плюс - выложил на стол несколько кассет с записями признательныx показаний фигурантов.
- Это все? - спросил прокурор.
- Пока, Борис Анатольевич. Жду новых показаний относительно убийства гражданина Плюхина, проще говоря, бобровского ростовщика. Они поступят, как только Филипп Агеев окажется в Боброве. И в том случае, если подозреваемый нами гражданин Захариков еще будет к тому времени жив. Что - под большим вопросом. Но, думаю, мои коллеги не опоздают.
- Даже так? - Сердюк хмыкнул, и нельзя было понять: с одобрением или осуждением.
- Более чем серьезно, Борис Анатольевич.
- Хорошо, оставьте, я все это просмотрю и… прослушаю. О нашем разговоре пусть никто пока не знает, - прокурор нахмурился.
"Это тем более остроумно, - мелькнуло у Турецкого, - что сам прокурор не умеет держать язык за зубами… Да, Вышинский из него, мягко говоря, - никакой…". Можно было уходить и возвращаться в Бобров.
- Здесь все? - прокурор, видимо, имел в виду оригиналы.
- Копии у нас имеются, Борис Анатольевич. Адвокат защищает интересы семьи Краснова, и как раз сегодня знакомился с материалами прекращенного по настоянию младшего советника юстиции Прыгина уголовного дела по якобы самоубийству Краснова. Впрочем, акт судебно-медицинской экспертизы, за которым, очевидно, и охотились те "вольные стрелки" на дорогобужской дороге, находится здесь, у вас. Мы считаем, и не без оснований, что широкое ознакомление определенного круга лиц с выводами судебного медика по этому и следующему уголовному делу, связанному с убийством ростовщика, может представлять серьезную опасность для жизни самого эксперта. Он знает об этом, но, тем не менее, подлинник акта нам передал без всяких колебаний.
- Давили на него? - прокурор прищурился.
- Не мы, у нас-то разговор как раз был сугубо доверительным.
- Я именно о… о них.
- Да, разумеется.
- Ну, что ж…
В дверь постучали, и вошел пожилой мужчина.
- Сергей Сергеевич, - сказал прокурор, - познакомьтесь, Александр Борисович Турецкий. Его машина была обстреляна в Дорогобуже. Я прошу вас посмотреть, можно ли там определиться… ну, вы понимаете. И прошу вас приступить срочно, Александр Борисович торопится.
- Здрасьте, - эксперт повернулся к Турецкому и протянул руку. - Это ваша "тойота" просвечивает там?
- Моя, - улыбнулся Турецкий.
- Давайте ключи, постараемся. Машинку найдете в гараже. Так я пошел, Борис Анатольевич?
- Да-да, и акт сразу - ко мне… - И когда эксперт-криминалист вышел, прокурор спросил: - А какова ваша точка зрения относительно следующих возможных ходов подозреваемого?
- Ударится в бега. Непременно. Если уже не сбежал.
- Хм, да? И что?
- К расследованию, проводимому адвокатом Гордеевым и его помощниками из частного охранного агентства "Глория", этот факт не будет иметь ни малейшего отношения. А доказательства виновности того или иного лица будут представлены, как это и положено, в областную прокуратуру. Мы не собираемся выходить за пределы круга своих полномочий, очерченных законом о частных охранных предприятиях.
- Приятно слышать. Благодарю вас. Помощь нужна?
- Нет, теперь уже я вряд ли буду представлять для них, Борис Анатольевич, какой-либо серьезный интерес. Разве что месть? Но она - и для него чревата.
- Пока эксперт будет работать, Анна Сергеевна проводит вас к нам в буфет, покушайте. Всего хорошего, вы свободны.
Прокурор кивнул, не поднимаясь и не подавая руки, лишь благосклонно махнул ею, как бы отпуская посетителя, и перевел взгляд на папку с документами.
"Хождение по кругу", о котором говорили Турецкий с Гордеевым, кажется, на этом "торжественном акте" передачи "полномочий" и завершился.
Отобедав и выйдя из прокуратуры, Александр Борисович отправился в гараж к джипу-ветерану, - на меньшее замечательный автомобиль и сам, очевидно, теперь не согласился бы! - Александр Борисович улыбался. Трудно, конечно, объяснить свои чувства, но лично он ни за что не стал бы заделывать дырки в серебристом боку серебристого джипа. "Авторитетно" выглядит. Но не для красивой женщины, разумеется.
"А жаль, - подумал он, - Вере очень бы подошло такое транспортное чудо, сразу видно - не простая женщина. Ох, какая непростая!.. Надо бы не забыть сказать ей об этом. Хотя бы - в утешение…".
И снова в руках - телефонная трубка.
Доклад Меркулову не занял и пяти минут. Просто обменялись впечатлениями о прокуроре. Костя считал, что тот - дельный человек. Александр Борисович в принципе согласился, хотя чувствовал себя в кабинете несколько скованно, как бывало повсюду, если собеседник оказывался ему мало интересным. Скорее, как говорится, до противного понятным. Как и в данном случае: ему же надо и невинность соблюсти, и, елико возможно, о капитале озаботиться. Громкие события вокруг начальника районной милиции чести ведомствам не приносили. И самым лучшим, - ведь недаром же именно об этом и спросил Сердюк, - для них было бы исчезновение фигуранта, до такой степени замаравшего многочисленные мундиры. И прокурора, по мнению Александра Борисовича, очень устраивала, в этом смысле, откровенно высказанная им точка зрения о дальнейшем невмешательстве "Глории" в местные "разборки" и "заморочки". А что касается возобновления уголовного дела в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, так это же, в сущности, обычное дело. Кто-то из новых "младших советников юстиции" примет его к своему производству и с успехом "раскрутит", указав на совершенно конкретного преступника и найдя все основания для его задержания и привлечения к уголовной ответственности. "И нет ничего нового под солнцем…".
Глава двенадцатая
"КРОШКИ СО СТОЛА"
Так решили Филипп Агеев с Юрием Гордеевым назвать финальную часть операции по уголовному делу об убийстве Бориса Краснова. Пока ехали из Дорогобужа в Бобров. И тому были у них веские причины.
Кстати, сами по себе причины этого убийства были всем понятны: удачливый предприниматель Краснов просто по понятиям, не мог жить, или, точнее, не должен был существовать, на той территории, где правил бал честолюбивый полковник Крохалев. А он жил не только с удовольствием, но и с пользой для окружающих тем, что именно ему, а не кому-то другому, казалось нужным и интересным. Кроме того, он был по-своему счастливым человеком. Красивая и умная жена, прелестный сын и прочее, что позволяло ему, по меткому изречению одного популярного разбойника - Черного Абдуллы, хорошо и спокойно встретить старость. А вот у Степана Ананьевича отродясь не было такой уверенности в отношении себя. Ведь далеко не всякая власть способствует душевному спокойствию. И подобная моральная ущербность толкала его на непредсказуемые поступки с тяжкими и особо тяжкими последствиями? Но, как бы то ни было, Краснов пал жертвой чужой, но отчасти и собственной жадности, в этом уже никто не сомневался. Как говорят в близких ситуациях, заигрался, подчинился азарту. Правда, если бы не Крохалев с его амбициями, остался бы жив.
Для подведения окончательного итога сыщику и адвокату нужны были еще, как минимум, двое фигурантов. Это исполнитель, или тот, кто лично знал исполнителя, и тот, к кому официально переходила легкая добыча. Заказчик был известен. И не столько даже конкретный заказчик, сколько он же, но выступающий уже в роли обладателя богатого приза. Но в дело вмешались неучтенные заказчиком обстоятельства, которые поставили под большое сомнение весь, казалось бы, стремительный процесс достижения заветной цели. Подвели завышенная самооценка и неверные исполнители воли хозяина…
Примчавшись на Первомайскую улицу и загнав джип во двор, "защитники интересов" семьи Красновых быстро проследовали в приоткрытую дверь дома. Отметили очередной приступ беспечности молодых хозяек и поняли, насколько прав был Александр Борисович. Меньше всего женщины думали о собственной безопасности. А как же, ведь их же защищали достойные мужчины!
Появление Филиппа их обрадовало - значит, справедливость восторжествовала. А где Александр Борисович? Это чтоб для полного комплекта, что ли? Нет, просто забота о здоровье… Они еще не знали о происшествии на шоссе. И, как ни чесался у Гордеева язык рассказать о стрельбе и испорченном джипе, он, памятуя о просьбе Александра Борисовича, промолчал. Сами скоро узнают, зачем два раза милую женщину расстраивать? Но все равно, слишком уж явная забота Веры о Турецком почему-то немного задела самолюбие адвоката. И чего это они все без него никак не могут? Но эти мысли скользили так, попутно. Очевидно, для любых женщин отсутствующий всегда чем-то дороже.
Как бы там ни было, а до конца дня необходимо было провести еще одну важную операцию. Нужен был Лешка Захариков. Для серьезного разговора, причем без всякого снисхождения на этот раз.
Для Фили это не являлось проблемой. Проблема была в другом: заставить женщин понять, что происходит, и принять все меры безопасности, чего они никак не понимали. Ответ у них простой: зачем, если они под надежной защитой? Причем Вера была абсолютно в этом уверена, да и Катя, несмотря на неустранимую печаль в глазах, кажется, тоже готова была уже озарить свое лицо нежной улыбкой. Сердясь на непослушание, мужчины между тем увидели, что все-таки и тут дело начало сдвигаться в лучшую сторону. Можно было сказать, что народ выздоравливает после перенесенных потерь.
- Если ты дашь мне свою "тачку", - сказал Филя, маясь оттого, что дело стоит, а время уходит, - я, пожалуй, привезу его сюда.
- Ты о ком? - не понял Юрий.
- О Лешке, разумеется.
- А он тебя послушается?
- Пусть попробует отказаться, - Филя ласково улыбнулся обеим женщинам сразу - они не знали, о ком речь, да им и не надо было. - А ты оставайся за стража.
- Тогда бери…
Филипп еще не знал, каким образом он принудит Захарикова "расколоться" до самого дна, причем в присутствии свидетелей, но он знал, что сделает это.
Дорога была истоптана. Дверной звонок оповестил Лешку о явлении его судьбы. Он не знал этого и открыл дверь, не спрашивая "Кто". Филипп вошел и спокойно сказал:
- Собирайся, поедем.
- Куда? - вмиг испугался тот.
- Показания давать, - так же спокойно продолжил Филипп. - Пока ты еще живой.
Захариков побледнел.
- Ну, чего? - вразумительно спросил Филя. - Хочешь стать покойником? Ты хоть соображаешь, во что вляпался, дурила? Продал тебя твой друг полковник. На тебя убийство повесил. И одно, и другое.
- Нет!! - заорал парень и попятился к двери в комнату.
Но Филя ловко ухватил его за рубашку и дернул к себе и вниз. Лешка рухнул на колени. В глазах его был ужас.