* * *
В понедельник Тимофеев собрал своих заместителей и некоторых начальников отделов. Представляя Виктора и Оксану, как своих помощников, пояснил, что ни один правовой или экономический вопрос не будет решаться без их участия, ни один документ не будет подписан без их визы.
Многие внутренне восприняли это в штыки, но открыто возражать губернатору никто не решился, считая, что с мальцами как-нибудь справятся.
Но следующий же день показал ошибочность такой позиции и многие работники, получившие через секретариат назад исполняемые документы, растерялись и разошлись в оценочных мнениях. Каждый из них в душе признал правоту "больших малышей", как их теперь называли, но далеко не все заставили себя подчиниться предъявляемым требованиям, амбициозно считая, что не семилетним детям учить профессионалов.
А "большие малыши" словно и не замечали этого, накладывая свои резолюции вроде таких: "пункт не проработан", "расхождение с приказом?…", "экономически не обосновано, так как…".
Но сроки поджимали, люди первое время злились не на себя, а на "больших малышей": "Где он этот чертов приказ выкопал"? Понимая, что придется устранять несоответствия, сердились, злились, но делали. Производительность труда снизилась, но качество стало отменным.
Постепенно люди втянулись, и стали лучше выполнять свою работу, не отписываясь и не лишь бы, как бы - этот номер уже не пролазил. Труднее всех пережили переходный период теоретики. Люди, которых считали настоящими профессионалами и которые в действительности оторвались от практики. Умеющие красиво говорить, они по существу не апеллировали ничем, кроме призывных лозунгов: увеличить, повысить, качественнее, серьезнее, интенсивнее…
Таких работников Оксана и Виктор считали бесполезными. Более того - вредными, ибо они отнимали время и силы. С несколькими работниками пришлось расстаться, несколько - ушли сами. С трудом, постепенно складывался работоспособный коллектив, решающий поставленные задачи.
Виктор еще раз просмотрел Конституцию России, он знал ее наизусть, но считал не лишним ознакомиться перед работой.
Статья 19 "Все равны перед законом и судом", читает он первый пункт, пункт нужный и правильный. Статья 98 "Члены Совета Федерации и депутаты Государственной Думы обладают неприкосновенностью в течение всего срока их полномочий". Статья 122 "Судьи неприкосновенны". Какое уж тут равенство перед законом, поморщился Виктор, но Конституция принята, народ проголосовал за нее. Значит, и выполнять ее необходимо. А хочет ли народ депутатской неприкосновенности, неприкосновенности судей, которые уже обросли легендами, сводящимися к одному: дашь больше - судья даст меньше. Народ за равенство перед законом, это Виктор знал четко и ясно, как и то, что изменения эти в Конституцию должны быть внесены законным путем. Дума на это не пойдет. Значит, область должна обратиться к Президенту о назначении референдума. Главное добиться референдума, а за его исход можно не беспокоиться. За депутатскую неприкосновенность и 1 % голосов не наберется. Чего боятся судьям и депутатам, если они правопослушны, для чего им неприкосновенность, от кого неприкосновенность - от народа?
Перед глазами Виктора на столе лежала газета с большим жирным заголовком "Тарифы арбитражного суда". "Узаконенные" расценки взяток… Вот таким коррумпированным судьям и нужна неприкосновенность. Законодательство само подталкивает к взяткам, давая неоднозначную трактовку, позволяет выбрать, какой нормативный акт применить…
Необъятное море работы, с которой за год вряд ли справился бы любой правовой НИИ, но у Виктора была "Маша", с работоспособностью которой не сравнятся все вместе взятые институты. "Какой умница все-таки отец, - подумал Виктор, - создать такой компьютер"!
Вовсю идет новое тысячелетие…
Лишение неприкосновенности должно дисциплинировать депутатов, заставить задуматься над своей деятельностью. Народ их выбрал и должен знать об их работе, в местных СМИ депутат обязан отчитаться о своей деятельности и не просто отчитаться - с ежегодным депутатским отчетом должна публиковаться и его предвыборная программа, что бы можно было сравнить: что обещал и что сделал.
"Ох, как это им не понравится, - подумал Виктор, - не помешает запретить избираться от того округа, где не живет и никогда не жил депутат. А то прилетел И. Кобзон в Усть-Орду, спел пару песен - и депутат. До простого бурята ему и дела нет, - считал Виктор. - Неужели во всем округе не найдется достойное лицо"?
Депутаты Государственной Думы работают на профессиональной постоянной основе. Нужно ли профессиональное пение Кобзона в Думе Усть-Ордынскому Бурятскому автономному округу или же у них есть наболевшие социальные и экономические вопросы? Лишь бы и как бы - пролезть в депутаты - вот теплое, доходное, райское местечко! Главное - можно не работать, даже на заседание Думы ходить изредка. И пустует часто треть депутатских мест…
Не-ет! Жизненно необходима России жесткая рука Закона, Закона народного - не депутатского!
Время пролетело незаметно, Виктор еще был готов поработать, но Тимофеев просил уходить после обеда, не давать повод для нежелательных разговоров об эксплуатации труда малолетних. Он зашел к Оксане, она еще объясняла кому-то суть финансового документа и, взглянув на него, сказала:
- Сейчас, Виктор Николаевич, мы скоро закончим, подожди, пожалуйста.
Оксана снова углубилась в объяснения, Виктор отошел к окну. По площади перед зданием администрации спешили по своим делам немногочисленные прохожие, за ней, чуть подальше, простирался сквер. Он залюбовался высоким фонтаном - солнце отсвечивало в его брызгах, создавая иллюзию меняющейся подсветки, словно маленькие неоновые капельки рассыпались веером по воздуху. Около фонтана всегда собирались ребятишки и взрослые полюбоваться летящей вверх мощной струей воды, разлохмачивающейся наверху и опадающей вниз маленьким водопадом. Невдалеке, чтобы не долетали брызги, гуляли молодые мамы со своими малышами, спящими в своих колясках.
- Все, Витенька, я освободилась, можем ехать. Я не заказывала машину, с тобой поеду - хочу к Юле заехать, узнать, как прошел ее первый день в операционной, как отнеслись к ней люди. Каждый хочет попасть к твоему отцу…
Они созвонились из машины - Юля еще была в клинике, но предложила приехать домой, они все собирались идти на обед. Виктор и Оксана попросили Юлю задержаться в клинике, им хотелось посмотреть на нее, как на врача - в белом халате. Зайдя в приемную, они первым делом увидели сияющую Аллу Борисовну. Поздоровавшись с Оксаной, она показала рукой на обе двери - справа на двери скромная табличка: "Михайлов Н.П.", слева: "Профессор Михайлова Ю.Н."
- Коля настоял, внес в "штатку" должность профессора, - пояснила она, - теперь Юленька профессор! Сейчас она освободиться и мы пойдем домой - у нее там журналисты, телевизионщики… Юленька сделала 10 операций, ну, прямо, как отец, все у нее ладится, "писаки" в восторге. Шумейко приехала ее поздравить, она и сейчас там. А как у вас? - Наконец спросила она.
- Нормально, бабушка, - ответил Виктор, - конечно, со славой у нас похуже, но дело свое делаем. Юлю сегодня по телевизору "прокрутят" и нам легче работать станет, люди и в нас поверят. Одна порода…
В приемную вышел Михайлов, обняв Виктора и Оксану, поинтересовался делами, потом со смехом стал рассказывать:
- Взял на работу на свою голову внучку Аллы Борисовны - все, теперь я на втором плане. Прошу приготовить мне кофе, а в ответ слышу: "Минутку, занесу Юлии Николаевне сок, потом и вам кофе"…
- А как вы хотели, Николай Петрович, не разорваться же мне, - смеясь, ответила Алла, - внучка, естественно, в первую очередь!
В приемную вошел Зеленский, поздравил Виктора и Оксану с первым рабочим днем. Он сегодня лично проводил "сортировку" прессы, пропуская в клинику, по совету Михайлова, лишь телевизионщиков. Право на интервью для газет и журналов раз и навсегда было отдано его дочери Танюше - студентке журфака. Оксана и Виктор с одобрением поддержали эту привилегию - им легче, свободнее было общаться с ней и Тане уже пора зарабатывать свое имя среди читателей и будущих коллег.
Оксана с Виктором скрылись у Николая Петровича в кабинете - от Юли стали выходить тележурналисты и они не хотели, что бы их расспрашивали эти видеописаки. Наконец Юля освободилась, и они искренне поздравили ее с успешным началом трудовой деятельности. Непривычно было видеть семилетнюю девочку в белоснежном докторском халатике с фонендоскопом на груди - атрибутом врача, который она надела специально для съемки. На практике Юля, как и ее отец, не пользовалась им - она видела и слышала без помощи приборов и приспособлений.
В обед к Михайловым подтянулись Александр и Нина Граф, Михаил и Алена Зеленские - всем не терпелось поглядеть на маленьких работяг, пообщаться с ними, никто не хотел ждать до вечера, слишком радостным и неординарным стало это событие. После обеда Оксана и ее мать остались у Михайловых, вечером, после работы, Александр должен был забрать их.
Вначале Оксана и Виктор немного отдохнули, позагорали и, искупавшись в бассейне, пошли в кабинет Виктора поработать. Одну из пустующих домашних комнат переоборудовали ему под кабинет, еще три комнаты оборудовали для Юлии, Бориса и Глеба. Вика и Алла шутили по этому поводу, что они одни остались бескабинетными и радовались за детей. "Маша" выдала Виктору необходимую информацию для подготовки уголовно-процессуального кодекса. Над его созданием уже работали ученые-юристы и они имели большой объем предложений от практиков. Но в действительности Виктор знал, что создатели кодекса обычно не используют предложения рабочих коллективов. Кодекс сформируют в видении элиты, будут комментировать, что "рабочие" предложения очень помогли им в создании закона, но рабочие коллективы не найдут там выражения своих предложений, необходимых народу, как это уже было при создании уголовного кодекса, который увидел свет недоработанным и уже устаревшим. Виктор работал над документами, а Оксана загружала "Машу" своими экономическими вопросами.
До поднятия уровня экономики Юле можно было подождать со своими нововведениями, сейчас невозможны большие вливания в систему здравоохранения, у государства нет денег для обеспечения больниц необходимым оборудованием и медикаментами, что бы любой гражданин мог получить бесплатную квалифицированную медицинскую помощь. Страховая медицина не оправдывала, не обеспечивала необходимого финансового уровня медицинских учреждений. Но небольшие задумки у Юли имелись, и она кое-что собиралась предложить руководителю департамента здравоохранения, намечая встречу с Шумейко на следующей неделе.
Юля не хотела мешать Виктору с Оксаной и решила пойти к отцу, помочь ему на операциях, взяв на стол человек пять, что бы отец мог сегодня пораньше прийти домой.
Идя по коридору в операционную, она услышала за спиной тихий шепот: "Дочка Михайлова, уже профессорша, говорят классная хирургиня, операции не хуже его делает, через год - два отца перещеголяет". "Да, у них вся семья такая, на то и ученики - что бы превосходить своих учителей. Интересно - зачем пришла, будет оперировать или нет"? - спрашивал другой голос.
Юля, заходя в операционную, улыбнулась, всегда приятно слышать лестные слова в свой адрес, знать, что в тебя верят и доверяют самое дорогое - жизнь. Она пригласила первого больного и, как ей показалось, это был один из говорящих о ней людей. Просканировав его, поняла, что после нескольких острых приступов воспаления поджелудочной железы, она стала "переваривать" саму себя. Решив эту проблему достаточно быстро и эффективно, Юлия взяла еще четверых. Выйдя в коридор, она столкнулась с отцом.
- А мне говорят, что по записи все больные прооперированы, но желающих сегодня больше обычного, - улыбался он, - больные рассчитывают на тебя, на твою помощь, Юленька. Ты иди домой, я скоро подойду - не хочу лишать их надежды, возьму пятерых вне плана.
Михайлов ласково обнял дочь и легонько подтолкнул ее к двери, а сам вернулся в операционную. Молва уже облетела стоянку автомашин около клиники - возьмут еще пятерых - каждый надеялся, что назовут его имя. Маленький список зачитали в соответствии с последующей очередностью, попавшие в него радовались, другие, смиряясь с судьбой, вздыхали - их день придет завтра. Но уверенность в излечении не покидала никого, день - два можно и подождать, главное они в списке! Если раньше больные, выбирая по возможности врача, раздумывали - вылечит ли, сможет ли, то сейчас, попадая в Михайловский список, уже с уверенностью ждали благого часа исцеления. Михайлов с большой ответственностью относился к деонтологии - науке поведения врача с больным - не давая коллег в обиду, разъяснял скрупулезно, что подавляющее большинство медиков заслуживают всеобщего уважения и почета, но не каждый человек может быть Чайковским в музыке, Толстым в литературе, Улановой или Плисецкой в балете, Михайловым в медицине.
Прооперировав и разбудив последнего, Михайлов собирался выйти из операционной, но больной попросил его задержаться на минутку. Предчувствуя важность разговора, он решил пригласить пациента к себе в кабинет.
- Вы одевайтесь, не торопитесь, я буду ждать вас у себя в кабинете, вас проводят ко мне: там удобнее разговаривать.
Михайлов попросил Аллу в приемной:
- В предоперационной ветеран одевается, ты проводи его ко мне, пожалуйста. Что-то серьезное он сообщить хочет, и домой позвони, скажи, что немного задержимся.
Михайлов вошел к себе, как обычно, поудобнее устраиваясь в кресле, налил пиво и закурил, поджидая ветерана, прошедшего нелегкий солдатский путь от Москвы до Берлина. Очень он уважал участников Великой Отечественной, особенно простых солдат, на плечи которых легла основная тяжесть войны. Заглянув в список, прочитал: Захаров Ефим Степанович.
Ветеран вошел робко и неуверенно, Михайлов, выйдя из-за стола, усадил его в кресло, сел напротив.
- Ефим Степанович, - обратился Михайлов к ветерану, протягивая ему маленький кусочек металла, - вас уже более не станет беспокоить этот осколок войны, подлечил я вам и сердечко и желудок, так что вы теперь, можно сказать, помолодели. А поэтому я предлагаю вам принять со мной фронтовые сто грамм.
Алла быстро накрыла на стол, порезала колбаски, овощей, хлеб, достала водку и рюмки.
- Да как же так, Николай Петрович, неужели мне такая честь - вместе с вами за одним столом… и водочки еще отведать… Не поверит никто.
- И не надо, а мы сфотографируемся с вами на память.
Алла достала поляроид и щелкнула их пару раз, отдала фотографии Захарову, потом вышла из кабинета, давая возможность ветерану высказать, не стесняясь, наболевшие в душе вопросы.
Выпив и закусив, Михайлов приготовился слушать. Захаров еще долго не мог собраться с мыслями, видимо, растерялся от радушного приема, да и возможно тема разговора была нелегкой. После второй рюмки он расслабился и заговорил.
- Николай Петрович, мы, ветераны, очень ценим и уважаем вас, вам тоже нелегко досталось в Афганистане и Чечне… И особенно мы благодарны вам за то, что принимаете нас без очереди и без оплаты. Символический рубль, который мы оплачиваем, скорее является какой-то приметой, чем деньгами. Но один вопрос не дает мне чувствовать себя спокойно, даже в эти радостные минуты выздоровления, камнем лежит он на сердце, бередя душу. Расскажу все по порядку.
Я приехал издалека, живу в деревне. В вашей клинике два телефона, по которым можно дозвониться до вас и записаться на прием. По этим номерам звонят все: городские и деревенские, люди из других городов и областей России, звонят из-за границы. Я месяц ходил на почту, там у нас переговорный пункт, и никак не мог дозвониться до вас - телефонистка все время отвечала одно и то же - линия занята, перегружена и так далее. Потом она намекнула мне, что есть выход из положения - надо подмазать городской телефонистке и она все сделает, с меня, как участника войны, возьмут немного. Я заплатил 5 тысяч рублей - тысячу нашей, четыре городской. Все деньги отдал нашей, может она их себе взяла, может, поделилась с городской, как говорила, не знаю. С большим трудом собрал я эти пять тысяч, но дело не в деньгах, если бы они пошли вам, я бы считал вполне заслуженной и даже низкой ценой плату за свершенное излечение - в других больницах десятками тысяч дерут. Скажите, Николай Петрович, почему вы, великий из докторов, берете с нас, ветеранов, всего один рубль, а какая-то сволочь наживается на этом? Вы, понимая наше тяжелое материальное положение, не берете с нас своих кровно заработанных денег, а кто-то, не ударив и палец о палец, забирает наши последние деньги?
Слезы появились на глазах Ефима Степановича, Михайлов, негодуя в душе от услышанного, успокаивал его, пока еще не высказывая своего мнения. Налив еще по рюмочке, он приготовился слушать дальше.
- Вот собственно все, что я хотел сказать. Вы извините, Николай Петрович, сумбурно как-то получилось, не умею я рассказывать, но на душе легче стало - хотел, что бы вы знали правду, что кто-то забирает честно заработанные вами деньги.
Михайлов смотрел на этого пожилого человека, и не понимал - до какой степени нужно морально опуститься, что бы отбирать последний кусок хлеба у старика, который в свое время был готов пожертвовать жизнью ради того, что бы эта мразь сейчас жила. И не просто жила, а и обирала его.
- Ефим Степанович - это очень хорошо, что вы решились рассказать мне об этом. Могу лишь обещать одно: эту "хлебную лавочку" я прикрою, никто более не станет обирать ветеранов и других людей. Вас я попрошу об одном - не рассказывайте пока никому о нашей с вами беседе, чтобы не спугнуть преступников. Очень скоро приедут к вам сотрудники из областного центра, поведайте им все, что знаете, кроме них никто не должен знать о разговоре.
Выпив с Захаровым на посошок, Михайлов проводил его, решив рассказать все Виктору, что бы он сообщил куда следует и взял дело на контроль.
Виктор вызвал начальника УВД на 11 часов дня, часы пробежали эту отметку, но в кабинете никто не появлялся. Перед этим он выяснил, что Кирилл Сергеевич Бутаков находился в здании управления внутренних дел и в командировку не отлучался, а значит, и не имел серьезных оснований не явиться к помощнику губернатора. Видимо, он не воспринимает меня всерьез и хочет сразу продемонстрировать - кто есть кто. Через полчаса дверь отворилась, и в кабинете появился генерал-майор Бутаков, улыбающийся широкой располагающей улыбкой.
- Вот те раз, говорят у губернатора появился новый крутой помощник - и никого нет, - искусственная улыбка сошла с его лица. - А ты чей будешь, мальчик? - спросил генерал.