Впрочем, сильно расстраиваться по этому поводу не стоило. Потому что через полчаса должен был подойти еще один состав - с противоположной стороны. Так что без своего пассажира я с вокзала не уеду.
Решив так, пристроил машину на стоянку и, откинувшись на сиденье, прикрыл глаза. Организм требовал отдыха, и мне подумалось, что ничего страшного не случится, если немного вздремну. Все равно привокзальный диктор разбудит.
Но организм сыграл со мной скверную шутку - я провалился в тяжелый черный сон. Так и не услышав ни этого объявления, ни следующих. А страждущие почему-то постеснялись будить усталого таксера. Что ни говори, а народ у нас чуткий.
Глава 2
Мне снился сон, о том, что Четыре Глаза вернулся. Уже с двумя синяками и вообще без очков. Подошел к машине и принялся привычно барабанить по крыше. Я открыл окно, высунул голову и спросил: "Что еще случилось?". "Меня Пугачев побил", - ответил Четыре Глаза, не переставая стучать. "Какой Пугачев?" - не понял я. "Емельян Пугачев", - сказал он. "Ты чего несешь? Его четвертовали лет двести назад, как сейчас помню. И прекрати долбиться!". Четыре Глаза не прекратил, я зло дернулся, пытаясь поймать его руку, стукнулся обо что-то и проснулся.
Никакого Четырехглазого вокруг не было. И окошко я тоже не открывал. И про Емельку Пугачева, понятно, все оказалось бредом воспаленного мозга. Единственной реальной вещью оставалась барабанная дробь по крыше.
Я проделал операцию по открыванию окошка вторично, на сей раз наяву. Снаружи стоял Рамс. Именно он и разбудил меня.
Его фактурный грузинский нос покрылся инеем, в глазах навсегда замерзла тоска. Увидев мою заспанную физиономию, Рамс грустно улыбнулся:
- Я уже стучу-стучу, а ты не открываешь. Спишь, э?
- Есть немного. А в чем дело?
- В парк едешь, э?
- А сколько времени?
- Половина восьмого, да.
- Черт! - я вспомнил, что в восемь мне обязательно нужно быть в гараже, где будет происходить процедура обмена документами. Четыре Глаза, как сопливая полуинтеллигенция, человек во всех отношениях неопытный, мог запросто наделать глупостей, поэтому контроль со стороны такого бравого парня, как я, был просто необходим. - Спасибо Рамс.
- Э, с тебя бутилка.
- О чем базар?! Ты какую газировку любишь?
- Какой газировка, слушай?
- Обыкновенный, с пузырьками. Ты тоже едешь?
- Подожди, э! Не хочу газировка-шмазировка. Водка хочу.
- Рамс, натурально - пузырьки повылавливаешь, спиртом один к одному разведешь - водка получится. Я так уже делал. Вставляет лучше, чем факел в задницу. Ты ночью Четырехглазого домой отвез?
- Конечно, да.
- Нормально доехали?
- Нормально, да. Только у Четыре Глаза с синяком бил. У него что-то случился, да?
- Случился, да. Слушай, Рамс. Я бы тут с тобой еще покалякал об тему-другую, только времени нет. Ты едешь?
- Я еду, слушай? Конечно, да! Я уже домой хочу. Спать хочу. Кушать хочу. Жену хочу.
Странная последовательность, если вдуматься. Но это уже, видимо, особенности хрупкой грузинской психики. Я не стал заострять на этом внимание. Как не стал и выяснять, каким путем он собирался ехать к таксопарку. Начинался час пик, и я рисковал не успеть в условленное место к назначенному времени. Поэтому, оставив Рамса буквально на произвол судьбы, вырулил с привокзальной площади. После чего - чистый летчик-ас - полетел в сторону гаража. Выбирая при этом маршруты по возможности тихие - чтобы никто под колесами не путался, помех не создавал и время зря не отнимал.
Минуты через три в зеркальце заднего обзора нарисовалось такси Рамса. Я вытянул губы трубочкой - от удивления. Потому что скорость у меня была приличная, к тому же по заснеженным улицам… Да и, насколько я знал Рамса, тот не любил лихачить. А вот поди ж ты - догнал, на хвост присел.
Но самое интересное началось дальше. Рамс, видимо, твердо решил, что нам нужно ехать колея в колею. Вернее, в колею нужно ехать ему, поскольку передо мной никакой колеи даже гипотетически не существовало. А перед ним маячила путеводная задница моей "Волги", и он четко придерживался предначертанного ею. Для какой цели ему это было нужно - поди, догадайся. Может быть, боялся, что дорога заминирована, а может, просто не любил тропить путь. А может, хотел догнать меня и стрясти обещанную бутылку газировки прямо сейчас.
Я, между нами, люблю ставить эксперименты над людьми. Потому что это очень забавные зверушки и порой результаты опытов в буквальном смысле сносят башню экспериментаторам вроде меня. Своей неожиданностью. Так что, едва увидев в зеркале заднего вида, что вытворяет Рамс, я тут же понял, что наткнулся на весьма достойный объект для опыта. И сразу приступил к его осуществлению. Для начала пару раз вильнул из стороны в сторону. Рамс повторил маневр. Вообще, похоже, грузин отнесся к задаче очень серьезно. Я физически чувствовал, как он напрягается. Аж зубы заныли. Словно не ему, а мне приходилось напрягаться изо всех сил, копируя чужой маршрут. Идиотизм несусветный.
Я прибавил скорость. Это было весьма рискованно, но на что не пойдешь ради эксперимента? Грузин тоже поднажал - и умудрился не потерять колею. Меня занесло на некрутом, в принципе, вираже - и его тоже занесло. Блин, ну синхронная езда какая-то, честное слово! Чувствую, что-то нынешней ночью отморозил себе Рамс - что-то нежное, теплолюбивое, чем награждаются только сыны солнечной Грузии. Вот приедем в гараж - обязательно поинтересуюсь, что именно. Какую такую часть тела или организма? Глядишь, пригодится. Я, конечно, не гордый сын Грузии, но кто знает, где по молодости лет носило моего дедушку? Я уж не говорю о прадедушке, который, согласно преданиям, тот еще охламон был.
Однако смех - смехом, но эксперимент пора было заканчивать. Скользкая зимняя дорога - не самое подходящее место для этого. Я в этом лишний раз убедился, когда чуть не слетел с трассы в сугроб. А потому сбросил скорость и перестал издеваться над Рамсом. Только он, подла, не ответил взаимностью. Тоже сбросил скорость и продолжил телепание в кильватере.
Ну, да хрен с ним. Я постарался не обращать внимания на бултыхающуюся в зеркале "Волгу" грузина и сосредоточился на ночном происшествии. На относительно свежую - после короткого сна - голову не мешало еще раз прокрутить случившееся у "Колизея". Как и возможные последствия сего.
Итак, приезд - обмен документов - возможная легкая потасовка - разъезд. Сколько я ни пыжился, ничего коварного найти не мог. Самое сложное - в смысле исполнения - все-таки уже произошло. Ночью, у "Колизея". Впереди маячили чисто технические моменты. Единственное, о чем пожалел - что не посоветовал Четырехглазому добираться до таксопарка, как я сейчас, то есть окольными путями. Сам он, душонка мирная и для принятия стратегических решений мало приспособленная, вряд ли до этого додумается. Так что гипотетическую вероятность того, что коллегу перехватят по дороге, я со счетов сбрасывать не торопился. Ведь умудрился он влипнуть ночью - отчего бы не влипнуть и сейчас? Черт! Можно подумать, у меня своих проблем мало. Так еще и за Четырехглазого беспокойся!
Но стоило ли зацикливаться на этом? Все-таки, вероятность благоприятного исхода можно было расценивать, как десять к одному. И я сосредоточился на дороге. Тем более что небеса, кажется, благоволили - часы показывали, что до рандеву еще десять минут, а я уже въехал в промзону, где пробок не бывает априори. То есть, вполне успевал. Со мной за компанию успевал и Рамс, грузин и таксист одновременно. Хотя этот даже приблизительно не знал, куда и зачем он успевает.
Ворота, ведущие на территорию таксопарка, были распахнуты настежь. Время пересменки, а как иначе? Почти сотня человек подъедет сюда, чтобы принять старенькие - и не очень - казенные "Волги", еще столько же - чтобы эти "Волги" им передать. Ну, может, плюс-минус десяток - кто-то заболел, у кого-то машина в ремонте, кто-то вообще в отпуске. Дело житейское.
Я загнал машину в бокс, вылез и осмотрелся. Народу в парке было уже порядочно. Приедь сейчас сюда колизеевские бойцы и попытайся затеять заварушку - им таких люлей навешают, что о профессии охранника придется забыть раз и навсегда. Хорошо, если подкопленных на этом поприще денег на инвалидную коляску хватит. Но бойцов из "Колизея" еще не было - я проезжал через ворота, я бы приметил.
Попытка отыскать в толпе тощую фигуру Четырехглазого также успехом не увенчалась. Не потому, что Валерий Четыре Глаза был настолько невзрачным, что постоянно терялся на фоне других людей. И даже не потому, что он попросту отсутствовал в гараже. А потому, что мне нагло и беспардонно помешали в этом вопросе разобраться. Так нагло мог себя вести только один человек в нашей большой конторе - завгар Макарец.
Он подкрался сзади и, сияя щербатой улыбочкой довольно подлого внешнего вида, сунул мне в руки журнал:
- Распишись, Мешковский.
Начало, в принципе, не самое страшное. Скорее - традиционное начало. Но расслабляться не стоило - Макарец на все способен. Я нарисовал закорючку в графе "Окончание смены", проставил циферки, когда сие произошло, и вернул журнал завгару. При этом мне не очень понравилась морда его лица. Она и прежде-то симпатий не вызывала (а такая морда только резиновой женщине приглянуться может, потому что той вообще все пофигу - она надувная), но сегодня выглядела особенно неприятно. Хитрая-хитрая. Макарец явно что-то замышлял. Знать бы - что.
Не сказать, чтобы под моим суровым пристальным взглядом завгар стушевался, но не без гордости отмечу - глаза он отвел первым. Правда, лишь для того, чтобы в свою очередь поставить контрольный росчерк в журнале. После чего захлопнул книжицу и выразительно пощелкал перед моим носом пальцами. Танцор диско, блин. Джимми-Джимми, хочу хача, чтоб он лопнул. В последние пару лет, видимо, в целях экономии средств, его назначили еще и ответственным за сбор выручки, поэтому я молча, хоть и не без зубовного скрежета, нырнул в салон, достал из кормушки деньги и сунул в протянутую ко мне жадную и загребущую лапу.
Завгар пересчитал купюры и прищурился еще хитрее:
- Четыреста тысяч. Ты что, охренел, Мешковский? Это не работа. За такую работу в шею гнать надо.
- Тебе до моей шеи еще расти и расти, - успокоил я. Насколько успел заметить краем глаза, - а краем глаза я замечаю на удивление много; это, наверное, какая-то особая форма косоглазия, - из тех, кто отработал в ночную, ни один не сделал больше полутора миллионов. А кое-кто даже до моей планки не дотянулся. Но ведь у нас с Макарецом особо теплые отношения, и мои трудовые успехи всегда радовали его особенно сильно. Поэтому он с самого начала и лыбился так широко - предвкушал, как будет влезать мне под кожу, используя малую выручку в качестве предлога. Только вот непонятно, с какого перепугу вдруг взялся решать, кого гнать в шею, а кого - не очень. Однако, испытывая ко мне непреодолимую тягу, он при каждом удобном случае норовил сделать какую-нибудь подляну. Что у него неплохо получалось. Но, поскольку чувства были взаимны, то я не раз бивал завгара за эти подляны. Именно моими стараниями он лишился большей части недостающих зубов. От этого нас еще сильнее тянуло друг к другу.
- Ты директору объяснять будешь, кому и куда расти, - огрызнулся он.
У меня зачесалась рука. Зубы Макареца вдруг показались такими близкими и привлекательными, что захотелось выбить их и забрать с собой. Я бы, наверное, так и сделал - тем более что настроение было соответствующее. Ночное приключение и теперешнее отсутствие Четырехглазого в гараже поспособствовали. Но они же внезапно подсказали, что растрачивать сейчас силы, время и нервы на Макареца - существо, стоящее на лестнице эволюции ниже головастика - вряд ли разумно. Поэтому я решил использовать почти безнадежный, но единственно доступный мне сейчас способ воздействия на него - через кору головного мозга:
- Слушай, Макарец, вот между нами, девочками, говоря - ты сегодня ночью на улицу выходил?
- Я же не дурак. - Он аж раздулся от гордости за то, что думает, будто не дурак. Ну, ему никто не запрещал думать что угодно. Но никто и не обещал, что эти думки будут истиной в последней инстанции. Ведь так?
- Вопрос спорный, - я все же слегка осадил его. - Но не будем заострять внимание. Ты себя дураком не считаешь, другие тоже себя дураками не считают. Ты знаешь, какой был холод?
- Нет.
- Собачий был холод, Макарец. Весь город по домам отсиживался - морозы пережидал. Какая может быть выручка при таком раскладе? Я понимаю, что ты мне не веришь. Так давай откроем журнал и пробежимся, посмотрим, сколько денег другие привезли.
Нет, он не стал открывать журнал. Высокомерно хмыкнул в меня, развернулся и удалился. И книжицу свою с собой унес, не вписав в нее сумму выручки и не дав расписаться напротив. Но это ничего, это не страшно. Я даже не стал окликать его. Четыреста тысяч при любом раскладе особой роли не сыграют. Да и не рискнет завгар так кондово подставлять меня. Он любил действовать изощреннее. В этом смысле его можно было даже назвать эстетом.
Я посмотрел на часы. Восемь ноль-ноль. Время Ч. Если Четыре Глаза здесь, он должен был постараться найти меня. Если он не нашел меня, но все равно здесь, то должен постараться произвести обмен документов своими силами. А где это сделать, как не возле внешних ворот? Почти нейтральная территория. Вряд ли вышибалы из "Колизея" рискнут ломиться в самый гараж, где слоняется больше полутора сотен небритых злых рыл. Такова логика.
Вычислив место, где должна была состояться процедура обмена, я поспешил туда. Если она все-таки состоится, то еще успею. Не могут же они провернуть всю операцию за полминуты, в самом деле.
Они и не провернули. В том дрянном смысле, что никакой операции вообще не было. Так же, как и следов Четырехглазого. И ни намека на пришельцев из "Колизея". Вообще ничего. Открытие мне совсем не понравилось.
А что тут может понравится, когда черным по белому было очевидно - что-то где-то пошло наперекосяк. Если бы опаздывал Четыре Глаза, то гарни хлопци из ночного клуба все равно толпились бы у ворот. Если бы опаздывали они, толпился бы Четыре Глаза. Но не было ни одной из заинтересованных сторон. Кроме меня, которого заинтересованной стороной можно было назвать лишь с серьезными оговорками. Вывод напрашивался сам собой - коллегу перехватили где-то по пути к таксопарку. Мои десять шансов к одному за благополучный исход мероприятия в мгновение ока перевернулись с ног на голову и превратились в один к десяти. Оставались лишь мизерные крохи надежды. Она, кажется, вообще последней умирает - так, да?
Я поспешил обратно в гараж.
Настроение было не в дугу. Хотя описать его словами я бы не взялся. Нечто среднее между яростью, досадой и растерянностью. Ярость и досада - на себя, любимого, где-то что-то не просчитавшего до конца, а где-то, возможно, перемудрившего. А ведь как нахваливал себя, как гладил мысленно по головке, сравнивая с неумехой Четырехглазым! И где теперь, по моей милости, обретается данный неумеха? А хрен его знает, где он обретается. Осознанием последнего обстоятельства была вызвана, кстати, растерянность. Усугублявшаяся тем, что я пока не представлял, какими должны быть последующие действия.
У входа в боксы, на скамейке для курильщиков, одиноко сидел Рамс. Он был очень грустный, и мне стало немножко легче - значит, не я один такой. Хотя причины для грусти у нас однозначно были разные.
Скамейка была для курильщиков, но Рамс не курил. Потому что он вообще не курил, экономя здоровье. Хотел прожить долго - очень долго. Утверждал, что грузины вообще долгожители, а сваны - и вовсе почти бессмертны. Его личный дедушка прожил то ли сто пятьдесят, то ли сто пятьдесят тысяч лет, и собственными руками загрыз последнего мамонта. Рамс собирался побить рекорд дедушки, но я терялся в догадках - кого он изберет на роль мамонта? Дункан Маклауд, блин.
Резко свернув в его сторону, я остановился напротив скамьи и строго спросил:
- Где твое боевое настроение, боец?
- Какой такой боец-шмаец, э? - он протянул ко мне ладонь жестом нищего на паперти. - На меня сейчас Макарец кричал - денег хочу, говорит.
- А ты?
- А где я ему деньги-меньги возьму? Два с половиной клиента за весь ночь - это деньги, да? Это слезы. А он говорит - уволю! За что уволю, Мишок? За слезы, да?!
- Тю! - удивился я. - Так это ты из-за Макареца расстраиваешься? Нашел, о чем горевать. Это же больной человек, Рамс. Его из психушки под подписку выпустили. Вот он и ходит, людям мозг насилует. Мне сегодня тоже попытался. Я же из-за этого не расстраиваюсь.
- Тебе тоже? - Рамс буквально расцвел, осознав, что он также не одинок. - А тебе за что?
- За то же, что и тебе. Денег хотел.
- А ты?
- А я не дал. Денег все люди хочут. Не каждый их достоин. Вот когда он начнет по команде "Апорт!" мне пиво из ларька таскать - тогда можно будет и по поводу денег подумать.
- Вах, Мишок! - сурово заметил Рамс. - Опять ты все неправду говоришь. Зачем ты постоянно бедного грузина обмануть хочешь?
- Где я тебя обманул, Рамс? Ну, дал я Макарецу четыреста тысяч рублей. Так ведь четыреста тысяч - не деньги, сам знаешь. Это, по нынешним временам, даже не слезы. - Я присел рядом с ним на скамейку, хлопнул по плечу и заговорщицки подмигнул: - А вот ты мне скажи, дорогой - зачем ты от вокзала за мной след в след ехал? Целкость тренировал?
- Какой целкость?! - он гневно сверкнул темными очами. - Я целкость в двенадцать лет потерял! Я - джигит!
- А сваны бывают джигитами?
- Сваны могут быть всем, чем захотят!
- Ух, ты! Здорово. А зачем, все-таки, за мной ехал?
Рамс немножко смутился, хотя у него это плохо получилось - он просто не умел этого делать. Потер кончик мясистого носа и признался:
- А ты город лучше меня знаешь. Всякие закоулки-шмакоулки. Я в пробках не хотел стоять, поэтому за тобой поехал.
У него был такой вид, будто он только что собственноручно втоптал в грязь свое гипертрофированное мужское достоинство. И я пожалел его, сказав:
- Да ты не переживай, Рамс. Я не в претензии. Но с одним условием - теперь мы в расчете и я тебе никакой газировки-шмазировки не должен. Идет?
- Идет, - тяжело вздохнул он и поднялся. - Совсем плохой утро, э? Сначала Макарец уволить хочет, теперь ты меня на газировку кинул. Домой приду - жена точно не даст.
- За жену не скажу, - я тоже поднялся, - а про Макареца смело забыть можешь. У него таких прав нету, чтобы увольнять кого-нибудь. Он завгар простой.
- Зачем тогда он это говорил?
- Потому что сношать мозг ближнему своему - это право у него есть. Это право вообще у любого человека есть. Ты этому только не удивляйся, хорошо?
- Пойду домой, - Рамс осуждающе покачал головой - мол, как вы, кретины, достали со своими мудреными завихрениями! - и таки пошел к воротам. Видимо, имея в виду начать оттуда путешествие к жене. Которая все равно не даст - он сам признался.
Я хмыкнул и зашел в боксы. Беседа с Рамсом неплохо подправила настроение.