Соломатин изумился - как такой человек стал членом методического совета, проверяет других пропагандистов? Он сходил к члену парткома, отвечавшему за эту линию работы, но и там не нашел взаимопонимания:
- Перестань собирать сплетни! - досадливо дернув длинной, как у гусака, шеей, заявил партийный функционер. - А не то мы тебя заслушаем!
- Хорошо, - согласился Глеб. - Но ведь и вас можно заслушать, задать вопрос: почему вы ни разу не отчитались о собственной работе перед собранием коммунистов партийной организации, выдвинувших вашу кандидатуру в партком?
Лучше бы он этого не говорил! Но тогда, в запале спора, Соломатин не думал о последствиях.
Его заслушали на "узком составе" и обвинили во всех возможных грехах. Вспомнили и гонорары за картины, и перенос занятий политгруппы, и анонимки, которые неизвестно кто писал, но дыма без огня…
Пытаясь объясниться, Глеб натыкался на стену нарочитого нежелания понять и вызывал на себя град новых обвинений и упреков. Он высокомерен, не желает считаться с мнением коллектива, решил, что нащупал золотую жилу, и, как купчик из Марьиной рощи, полагает для себя все дозволенным, а сам даже не является членом творческого союза!
"Нет, - решил Глеб, - работать я здесь не буду, попрошу перевода". Узнав, что ему вынесли выговор, Соломатин только упрочился в своем решении. Придя домой, он ничего не сказал матери, поужинал и лег спать.
XVII
Вечером Филатов ловил себя на том, что отвлекается от сводок и уходит в мысли о случившемся, перебирает в голове чужие слова и жесты, подозревая в каждом из знакомых обладателя баритона или тайного осведомителя, доносящего о каждом шаге Филатова, каждом слове, чуть ли не о каждой, пусть даже невысказанной мысли. Жить с такими подозрениями тягостно, жутко.
- Добрый вечер, - приветливо поздоровался баритон.
- Что вам еще надо? - чуть не простонал Филатов. - Кажется, я уже сделал все: спустил фонды, добился согласования…
- Ну-ну, - успокоили его. - Давайте без нервов.
- Да?! Без нервов? Как прикажете понимать, что до сих пор не вернули расписку Ирины?
- Очень просто: надо еще кое-что сделать. Для вас это никакой сложности не представит, а премия увеличится.
- Нет! - твердо ответил Филатов и положил трубку.
Телефон снова зазвонил. Поколебавшись немного, Николай Евгеньевич опять взял трубку.
- Невежливо прерывать разговор, - сказали ему.
- Будете учить правилам хорошего тона?
- Не буду, - просто ответил баритон. - Поговорим по-мужски: коротко и по делу. Сейчас изменились правила приема комиссиями готовых объектов. Теперь не уедешь далеко только на технологии и расценках, надо помочь подкорректировать план.
- И все? - издевательски спросил Николай Евгеньевич.
- Да! - убежденно заявили на том конце провода. - Вы знаете, как именно это лучше сделать.
- Нет, я отказываюсь.
- Хотите новых неприятностей? - вкрадчиво спросил незнакомец.
- Пугаете? - Николай Евгеньевич взял сигарету, прикурил. "Ах, Боря Усов, советчик ненаглядный, как у тебя все просто получалось, когда другому-то советовал. Тебя бы сюда, к телефонной трубочке, да в мое положение: интересно, что бы ты самому себе присоветовал? Выкручиваться, пугать в ответ? Попробуем". - А я заявлю на вас.
- Кому? - похоже, услышав угрозу Филатова, баритон от души развеселился. - В милицию? Неужели расскажете, как надули наше родное государство на крупную сумму, распределив фонды по чужой подсказке?
- Ну, это вы бросьте! - оборвал Филатов. - Все было сделано по закону. И в министерстве подписали.
- Вот-вот, подписали. О чем тогда заявлять? Сами знаете, как та кошка, чье мясо съела. Это вы потом в Комитете партийного контроля про закон расскажете.
- Хорошо, в последний раз… Но расписку отдайте. И представьте материалы, я должен ознакомиться.
- Спокойной ночи, - пожелали Николаю Евгеньевичу. - Я вам еще позвоню… - И короткие гудки.
Зло хлопнув трубкой по аппарату, Филатов откинулся на спинку рабочего кресла. "Во влип! - удивился с некоторой долей брезгливости к самому себе. - Влип так влип…"
XVIII
Оказалось, Жорка живет недалеко от Фомина. Через день он позвонил, спросил о житье-бытье, рассказал новый анекдот, словно между делом упомянул Виктора Степановича:
- Тебе Виктор еще не звонил? Нет? Позвонит: сегодня вечерком надо на дачу съездить, помочь. Заходи, от меня и отправимся…
Жора квартировал в многоэтажном, выложенном сиреневой плиткой доме, стоявшем на развилке оживленных магистралей.
- Туфли скинь, - кивнул он на покрытый лаком паркет. - Хозяева с ума по нему сходят. Я эту хату снимаю, дерут, скоты, три шкуры. Жилплощадь тоже капитал: муж живет у жены, или жена у мужа, а свободную квартиру сдают. Вот и приварок к зарплате, что немаловажно в условиях товарного голода.
Юрка разулся и, ступая по теплому, скользкому от лака паркету, прошел в комнату. Небрежно перебрал лежавшие на столе газеты. "Может, почитать, пока Жорка пишет: наверное, письмо строчит". Но почитать газету оказалось невозможным - вместо привычных букв чудные закорючки.
- На арабском, что ли? - Юрка потряс газетным листом.
- Нет, - неохотно ответил Жорка. - На грузинском.
Юрка взглянул на письмо. Оно тоже было на грузинском.
- Знакомым?
- Угадал, - Жорка откинулся на спинку стула и потянулся, закинув руки за голову. - Однажды кошка погналась за мышью. Та нырнула в норку. Кошка присела у норки и давай лаять по-собачьи. Мышка изумилась и выглянула. Кошка ее - цап, съела, облизнулась и сказала: "Полезно знать иностранные языки".
Он заклеил конверт.
- Ну вот. По дороге опущу. Пошли, время…
Темно-синие "жигули" вырулили на Рязанку и покатили в потоке транспорта. Сзади, как привязанные, шли светлые "жигули".
Жорка дремал, откинув голову на спинку мягкого сиденья, а Юрка, глядя в окно, раздумывал.
"Опять едут. Куда и зачем? Сзади машина с пятью дюжими парнями, и здесь трое. Восемь человек. Неужто придется таскать доски, рыть колодец или строить? Но скоро начнет сгущаться темнота, да и день сегодня будний, а для работы на даче обычно собираются с утра пораньше в субботу".
Свернули на небольшое узкое шоссе, миновали рощицу, пересчитали колесами бревна мосточка через ручей и остановились.
- Жора, покарауль, а то колеса поснимают в этой глуши, - велел Виктор. Оглядевшись, поманил водителя второй машины Мирона. - Возьми кого-нибудь - и через забор…
Остальных Виктор Степанович повел по асфальтированной аллее.
- Вон теремок…
За высоким тесовым забором виднелась крыша большого двухэтажного дома. Ворота и калитка были плотно закрыты.
- Не боится жить около леса, - сплюнул один из парней.
- Чего бояться? - рассудительно возразил Виктор. - Дачный поселок рядом. И сторож имеется.
Он подошел к калитке, нажал кнопку звонка. Тут же зашлась басовитым лаем собака. Не обращая внимания на лай, Виктор Степанович жал на кнопку, пока за калиткой не раздались шаги. Кто-то цыкнул на собаку и, приоткрыв крышку щели, в которую опускали почту, посмотрел на приехавших.
- Виктор? - глухо спросили из-за забора. - Ты?
- Я, Петенька, - ласково сказал Виктор Степанович. - Отпирайся, милый.
- Сам не велел, - крышка почтовой щели опустилась.
- Петенька! - постучал в калитку Виктор. - Открывай! Не заставляй, золотко, тебя выковыривать.
Фомин с интересом наблюдал за происходящим. Стоявшие рядом парни молча курили; один сломал ветку и отгонял ею надоедливых комаров. Юрка успокоился - ситуация показалась ему даже немного занятной, не лишенной юмора: интересно было наблюдать за Виктором Степановичем, уговаривавшим неизвестного Петеньку открыть калитку, - все знакомы, все свои.
За забором истошно залаяла собака, что-то неразборчиво выкрикнул Петя. Потом послышались непонятные звуки, собака зло зарычала и, взвизгнув, смолкла. Кто-то грубо выругался, загремел засов, и калитка распахнулась. Появился Мирон, прижимавший к разбитой губе носовой платок.
Виктор Степанович шагнул внутрь, следом прошли молчаливые парни. Юрка шел последним.
Посреди клумбы, примяв кусты флоксов, лежала собака с пробитой головой - большая темная овчарка. Здоровенный малый в линялых джинсах и фирменной майке, видимо, Петенька, мрачно смотрел на входящих.
Не обращая на него внимания, Виктор Степанович по-хозяйски прошел к крыльцу дома и поднялся на веранду. Мирон запер калитку изнутри. Парни, окружив Петю, подтолкнули его к дверям дома. Он нехотя пошел.
- Ну, чего встал? - повернулся Мирон к Юрке. - Прошу в бунгало, - он показал на крыльцо.
Стараясь не смотреть на убитую собаку, Фомин прошел в дом. Ситуация изменилась, стала менее понятной.
В роскошно убранной в стиле кантри гостиной Виктор Степанович уселся в кресло у камина, напротив цветного телевизора "Сони" с видеокомбайном. Двое парней поставили перед ним сторожа дачи, крепко прихватив его за локти.
- Петенька, ведь это я тебя сюда пристроил, - сказал Виктор Степанович. - Ты, случаем, не забыл? А теперь такая неблагодарность… Мирон, принеси нам чего-нибудь горло промочить, только не спиртное, и подай телефон.
Мирон подал телефонный аппарат и пошел наверх, гулко топая по деревянным ступеням. Виктор набрал номер.
- Алло, Иван Мефодиевич? Рад приветствовать… Надо повидаться… Ну, попробуйте все же освободиться на час-полтора. Я вас на даче жду… Дачка-то застрахована? Нет, это я так спрашиваю, из праздного любопытства…
Некоторое время Виктор Степанович напряженно слушал невидимого собеседника, потом тихо сказал в трубку:
- А вот это вы зря, ей-богу, зря! Два моих хороших знакомых имеют билеты на руках и через несколько часов будут на юге. Понимаете? Очень хорошо. Значит, я им не звоню, а жду вас здесь.
Небрежно бросив трубку, он долгим взглядом посмотрел на переминавшегося с ноги на ногу Петеньку.
- Сейчас прибудет твой хозяин. А ты пока поскучай. Дайте ему для науки, - велел он державшим сторожа парням.
Один из них ловко развернул Петю и сильно ударил в печень. Второй рубанул сцепленными руками по почкам. Подхватив обмякшего сторожа, они поволокли его на улицу.
Юрка привстал, намереваясь вмешаться, но сидевший рядом с ним на диване незнакомый парень удержал:
- Сиди! Нормальный ход.
Сверху спустился Мирон с большим подносом в руках: чайные чашки, коробка шоколада, печенье, электрический самовар.
В самый разгар чаепития в гостиной появился дородный седой человек с красным злым лицом.
- О, вот и дорогой хозяин! - приветствовал его Виктор Степанович.
- Ты чего же? - обратился к нему хозяин. - Мы так не договаривались. Зачем собачку прибили? Щенок денег стоит.
- А губа у Мирона? - усмехнулся Виктор. - Опять же пришлось людей побеспокоить и, как я вижу, не зря. Попробуй я один приехать, а? Твой молотобоец что бы тогда со мной сделал?
- Убери своих… - Иван Мефодиевич поморщился, как от зубной боли, видимо, не найдя подходящего слова и опасаясь сказать что-либо резкое. - Одни поговорим.
- Ребятки, допиваем чай - и к машинам, - хлопнув в ладоши, приказал Виктор Степанович. - А ты, Ванечка, подарки ребяткам сделай. Негоже гостей с пустыми руками отпускать.
Виктора Степановича ждали долго. Наконец он появился. Судя по его довольному, расслабленному виду, разговор был удачным. Следом за ним шел Петя-сторож с двумя большими корзинами. Одну Виктор распорядился поставить в машину Мирона, другую в багажник своих "жигулей".
Хлопнули дверцы, Юрка опять уселся рядом с Жоркой. Поехали.
Рядом сопел дремлющий Жорка, которого Фомин решил обязательно расспросить потом об этих загадочных поездках. Нельзя быть слепым - как дурачок, едешь, не зная, куда, к кому и зачем, видишь, как на твоих глазах избивают человека. За что? Где эта дача, на какой станции? Захочешь - не сыщешь…
Через несколько минут "жигули" притормозили у дома Фомина. Виктор Степанович закурил, устало откинулся на спинку и, не оборачиваясь, спросил:
- Недоумеваешь? Прикидываешь, во что втравили?
- Ну, а если прикидываю? - с вызовом ответил Юрка.
- Правильно. Только дураки никогда ни о чем не думают, а ты, похоже, не из их породы. Ты газеты читаешь?
- Читаю, - удивился столь несуразному, на его взгляд, вопросу Фомин. - "Футбол - хоккей", "Советский спорт"…
- Это не газеты, - скрипуче рассмеялся Виктор Степанович. - "Правду" надо читать, тогда будешь знать, что в стране происходит. Наркомания, проституция, взятки, коррупция. А где люди, которые должны отвечать за это по всей строгости? Бывший министр внутренних дел лишен всех званий, а его первый заместитель осужден. И это как раз те, кто должен был стоять, как говорится, на страже!
- Но теперь-то, теперь!
- А что теперь? - приоткрыв окно, Виктор выбросил окурок. - Полагаешь, все разом изменилось? Нет, так не бывает. Наверху, может, и появились новые люди, а внизу и в среднем звене остались те же самые. Леву видел? Он, играя в карты, подыгрывает - взятки дает нужным людям под видом проигрыша. А сегодняшний хозяин дачи и людей, и наше государство обирает без зазрения совести. Впрочем, ее у него и не было никогда. Если бы я один к нему приехал, Петенька выкинул бы меня за двери, а кто обобранным людям поможет? Милиция, у которой замминистры в колонии сидят? На вот, почитай, - он бросил Юрке на колени свернутые газеты. - Любопытная статейка в "Правде" о том, что творили в Башкирии такие, как Иван Мефодиевич. Кстати, не вырони конвертик с гонораром.
- Я не возьму, - насупился Юрка.
- Бери, - зевнул Виктор, - заработал и хорошим людям помог. А статейку прочти. Пошли, отдам тебе еще кое-что…
Выйдя из машины, он открыл багажник и протянул Фомину туго набитую сумку:
- Здесь продукты, пригодятся в хозяйстве.
- А Жорке?
- Жорке? - Виктор Степанович презрительно сплюнул. - Это накипь, "Могильщик".
- Что это значит: Могильщик?
- Видишь ли, Юра, - Виктор Степанович дружески положил Фомину на плечо руку. Тот даже удивился, какая она тяжелая. - У него трудно сложилась судьба. Был когда-то актером, концерты, гастроли, потом - неудачная женитьба, столкновение с концертным начальством, занимавшимся поборами. В общем, в двух словах не перескажешь. Подрабатывает он. Читает некрологи в грузинской газете, узнает адрес и пишет письмо с просьбой к уже покойному человеку вернуть старый долг. А в таких случаях, да еще в Грузии, считается делом чести вернуть деньги, одолженные покойнику. Поэтому его и прозвали Могильщиком.
- Зачем он вам? Он же нечестный человек! - разозлился Юрка.
- Ну-ну, не шуми, - тряхнул его за плечо Виктор. - Все бы тебе одной краской мазать: либо черной, либо белой. А кто ему поможет на ноги встать, научит, как правильно жить? Седые дяди с лысинами до затылка, сидящие в райкомах комсомола? Тебя они даже газет читать не научили. Торопишься обидеть, не разобравшись. Не знаешь еще, какая сложная штука жизнь. Иди домой, почитай, подумай…
- Да, - остановил он Фомина, - не откажи в любезности помочь еще разок. Надо бумаги одному человеку занести и на словах кое-что передать. Мне не с руки, а тебе будет нетрудно.
- Подумаю, когда почитаю, - пообещал Фомин и неожиданно для самого себя спросил: - А вы кем работаете, Виктор Степанович? Робин Гудом?
- Об этом мы еще как-нибудь поговорим на досуге, - серьезно ответил тот.
XIX
Разговор с мужем Нину Николаевну обеспокоил - в его словах она уловила неподдельную тревогу, а его будущее было и ее будущим, поэтому стоило принять некоторые меры. Первое - встречать и провожать дочь. Сказано - сделано. Взяв у мужа ключи от машины, Нина Николаевна позвонила дочери, отправившейся в гости.
Сидя в машине, она нервно барабанила пальцами по баранке. Ирина запаздывала, и это вызывало раздражение. И вообще, многое в последнее время раздражало Нину Николаевну. Сопливая девчонка, не понимает - мать хочет ей только добра. Так нет, артачится, проявляет гонор, не зная еще, как несладко жить одной, без мужика в доме. Надо самым серьезным образом думать об устройстве ее судьбы, пока отчим на плаву. Дурочка! Мать нашла ей приличного жениха с хорошими родителями, дом - полная чаша, еще и внукам останется, а ей не нравится! Чему тут нравиться или не нравиться?!
Что она о жизни знает, живя сытой, обутой, одетой, пристроенной в институт… Дубленку - пожалуйста, на юг - пожалуйста, новое платье - никаких проблем! Знала бы, как все это мать для нее добывала! А может быть, и к лучшему, что не знает? По крайней мере, никогда не бросит в лицо обидных слов, не унизит презрением. Молодые, они все норовистые, пока жизнь не обкатает, не обломает, пока сами не наберутся житейской мудрости, не поймут, что почем достается. Не только потом и кровью, не только.
Ирина появилась, когда накопившееся раздражение, подогретое раздумьями за время ожидания, достигло предела.
Дорогой молчали, думая каждая о своем. Высадив Ирину у гаража, Нина Николаевна открыла замок, распахнула тяжелые двери и загнала машину внутрь. Она собиралась навесить замок на двери, когда ее неожиданно взял за руку неизвестный мужчина:
- Не торопитесь!
- Пусти! - Филатова вырвала руку с зажатыми в ней ключами. - Пошел отсюда! Шляются тут…
Мужчина в ответ ухмыльнулся и вдруг сильно ткнул ее пальцами под ребро. Спазм боли перехватил горло, заставил Нину Николаевну согнуться, выронить ключи. Мужчина их тут же подобрал, распахнул дверцу гаража и бесцеремонно втолкнул Нину Николаевну.
Открыв машину, он пихнул еще не пришедшую в себя женщину на заднее сиденье. Через минуту рядом с ней оказалась дочь, которую привели двое незнакомых парней. Мужчина устроился на переднем сиденье. Один из парней прикрыл изнутри створки ворот, второй остался снаружи.
- Что вам надо? - Нина Николаевна наконец отдышалась и обрела возможность говорить.
- Помолчи немного, - миролюбиво предложил мужчина.
- Я спрашиваю, что все это значит?! - повысила голос Филатова. Никто никогда не рисковал обращаться с ней таким образом, а тут эти нахалы. Грабители? Не похоже.
- Заткнись, - бросил парень.
- Не надо истерик, - не оборачиваясь, попросил мужчина.
- Разве можно так обращаться с беззащитными женщинами? - всхлипнула Нина Николаевна. Убивать и грабить не будут, это она уяснила, но надо же при такой ситуации попытаться выяснить еще хоть что-нибудь. - Если тронете, я закричу!
- Помолчи, - брезгливо бросил мужчина. - Мужу-рогоносцу будешь заправлять арапа про то, как сохранила фигуру. Если он совсем дурачок, то поверит, а дочку твою мы и так сможем, когда захотим.
Слезы бессильной злости потекли по щекам Филатовой, оставляя черные дорожки оплывшей туши.
- Хам! - не помня себя, выкрикнула она.
- Заткнись! - угрожающе придвинувшись, повторил парень.
Взглянув в его лицо, Филатова поняла: с нею не шутят…