- Согласен с Мартином. Никаких сомнений - здоровенная рана на голове.
- Ничего подозрительного. - Из-за угла появился слегка запыхавшийся Мельберг. - А там что? Ты видел, Хедстрём?
- Конечно же, убийство. Ты позвонил техникам?
- Сейчас позвоню. Я же как-никак шеф в этой психушке, - произнес Мельберг вроде бы шутливо, но одновременно и значительно. - А что ты, собственно, здесь делаешь? У тебе же отпуск по ребенку, а ты выскакиваешь откуда-то, как черт из табакерки.
Он повернулся к Пауле и продолжил:
- Никак не привыкну к этим новомодным штучкам: мужики сидят дома и меняют подгузники, а бабы в мундирах ходят с пистолетами. - Он осуждающе покачал головой и пошел к машине звонить криминалистам.
- Добро пожаловать в полицейское управление Танумсхеде, - сухо прокомментировал Патрик и получил в ответ веселую улыбку.
- Не бери в голову, таких полно. Если бы я обращала внимание на динозавров, давно бы вымерла сама.
- Хорошо, что ты это понимаешь. А Мельберг, по крайней мере, последователен - он ко всем так относится.
- Утешил, - засмеялась Паула.
- Чему смеетесь? Над собой смеетесь? - С Майей на руках подошел Мартин.
- Мельберг, - хором сказали Патрик и Паула.
- Чем он теперь отличился?
- Все то же… - Патрик принял Майю. - Но Паулу, похоже, так просто не возьмешь, значит, ничего страшного. Ну что, старушка, пойдем домой? Помаши дяде с тетей ручкой.
Майя замахала ручонкой и во весь рот улыбнулась Мартину. Мартин просиял.
- Как? Ты забираешь мою девчушку? А мы-то с ней как раз собирались… - Мартин выпятил нижнюю губу, соорудив таким образом плаксивую мину.
- У Майи один кавалер - папа, - сказал Патрик и пощекотал носом шею малышки.
Та зашлась от смеха. Он устроил ее в коляске поудобнее и отдал честь.
- Пока! - попрощался Патрик, пытаясь разобраться, чего ему больше хочется - уйти или остаться.
Она была в отчаянии. Какой сегодня день? Понедельник? Или уже вторник? Бритта нервно мерила шагами гостиную. Это было невыносимо - чем больше она старалась что-то вспомнить, тем быстрее ускользала нить. Когда сознание немного прояснялось, ей начинало казаться, что достаточно небольшого усилия - и она с этим справится, заставит мозг подчиниться воле. Но понимала, что это не так - ее интеллект распадался, она быстро теряла способность запоминать, различать факты, лица, время.
Нет, все-таки понедельник. Сегодня понедельник. Вчера приходили дочки со своими семьями, они ужинали вместе. Значит, вчера было воскресенье. А сегодня - понедельник. Она остановилась и вздохнула с облегчением. Маленькая, но победа. Сегодня понедельник.
И вдруг полились слезы. Он присела на край дивана, обитого тканью с мотивом в стиле Йозефа Франка. Они с Германом вместе выбирали… вернее, она выбирала, а он одобрительно хмыкал, чтобы доставить ей удовольствие. Если бы она предпочла оранжевую обивку с зелеными пятнышками, он бы тоже хмыкал, так же одобрительно. Герман, да… А где он, собственно? Она беспокойно провела пальцем по цветочному орнаменту дивана. Она же знала, где он. Бритта легко вызвала в воображении его шевелящиеся губы - он ясно и определенно сказал, куда идет. Даже повторил несколько раз: я иду… а куда? Та же самая история… все ускользает, факты играют с ней в прятки, словно издеваются.
Она судорожно вцепилась в подлокотник. Я должна вспомнить, надо только сосредоточиться. Внезапно ее охватила паника - где Герман? Он ведь не говорил, что ушел надолго. А вдруг он уехал? А вдруг он вообще ее бросил? Что же он говорил… Боже мой, только бы вспомнить, что он говорил. Эти шевелящиеся губы… Надо проверить, на месте ли его вещи. Бритта резко вскочила с дивана. Ей почему-то не хватало воздуха. Страх, страх… что же он сказал?
Бритта заглянула в гардероб и немного успокоилась - все пиджаки, свитера, сорочки оказались на месте. Но она по-прежнему не знала, где муж. Не могла вспомнить, что он сказал, уходя.
Она легла на кровать, поджала ноги, обхватила их руками и горько заплакала. Ее мозг тает. Секунда за секундой, минута за минутой. Кто-то безжалостно стирает жесткий диск ее памяти - и она ничего не может с этим поделать. Она совершенно беспомощна.
- Вот и вы! Погуляли, как я погляжу, на славу, долго вас не было!
Эрика подхватила дочку, и та чмокнула ее в щеку, правда промахнулась - поцелуй повис в воздухе.
- На славу… а почему ты не работаешь?
Эрика вздохнула.
- Это всегда так… Начать очень трудно. Сижу смотрю на дисплей и жую ириски. Если так будет продолжаться, к последней главе буду весить не меньше центнера. - Она помогла Патрику раздеть Майю. - Знаешь, я не удержалась. Начала читать мамины дневники.
- Интересно? - Патрик был рад, что не последовала просьба описать долгую прогулку в деталях.
- Как тебе сказать… В основном бытовые подробности. Я прочла всего несколько страниц. Почему-то не хочется читать все подряд… Может, чаю выпьем?
- Еще бы! - Патрик повесил одежду на вешалку и последовал за Эрикой в кухню.
Майя сразу потопала к ящику с игрушками. Через несколько минут Эрика поставила на стол дымящиеся кружки с чаем. Они уселись друг напротив друга.
- Ну давай… рассказывай. - Эрика пристально уставилась на Патрика.
Слишком хорошо она его знала - взгляд исподлобья, пальцы, выбивающие дробь на столе… Что-то он явно не хотел или не решался ей поведать.
- Что рассказывать? - спросил Патрик с вполне достойно, как ему показалось, разыгранным недоумением.
- Знаешь, голубой глаз не поможет. Что ты скрываешь? - Она отхлебнула глоток чая. Ей почему-то смешно было смотреть, как он изворачивается.
- Ну…
- Что - ну? - Эрика мысленно устыдилась, что испытывает некое садистское удовольствие, глядя на его смущение.
- Кое-что случилось, пока мы гуляли…
- Что-то я не заметила… Одежда чистая, руки-ноги целы… Что же такое случилось?
Патрик отпил чаю и взял печенье, чтобы выиграть время на подготовку презентации.
- Ну… мы шли к мельнице Лерстена и встретили моих коллег…
Она молча ждала продолжения.
- К ним поступил сигнал… в общем, они ехали по вызову. В доме по дороге к Гамбургсунду нашли труп.
- Но у тебя же отпуск, с какой стороны это тебя должно касаться? - Эрика поднесла чашку ко рту, но не отпила ни глотка, а вместо этого недоверчиво уставилась на Патрика. - Ты же не хочешь сказать, что…
- Именно… - Патрик опустил глаза.
- Ты взял Майю на место преступления? Повел ее смотреть на труп?
- Да… То есть нет… Конечно нет! Она побыла с Мартином, а я заглянул в дом. Труп был в доме, в библиотеке. А Майя разговаривала с астрами. Во дворе.
Он попытался улыбнуться, но встретил ледяной взгляд.
- Ты взял Майю на место преступления? - повторила Эрика. - Ты заглянул в дом, где был труп? У тебя отпуск по уходу за ребенком! Неужели трудно было сказать, что у тебя отпуск? Что ты сейчас не работаешь?
- Заглянул, и все, - беспомощно произнес Патрик.
Эрика права. У него отпуск. По ребенку. Они должны справляться без него. И конечно, не надо было тащить туда Майю. Кто знает, что происходит в голове у годовалой девчушки, что она запоминает, а что оставляет без внимания.
Придя к этому научному выводу, он тут же сообразил, что сказал не всю правду. Он проглотил слюну и добавил:
- Это убийство.
- Убийство! - почти взвизгнула Эрика. - Убийство! Я не нахожу слов!
- Все, на этом закончено. Пальцем не шевельну. До января я в отпуске. Им это прекрасно известно. Только Майя, честное слово!
- Смотри, - тихо проворчала Эрика.
Если бы она сказала это слово чуть погромче, получился бы львиный рык. Она отвернулась, изображая гнев, но любопытство взяло верх. Эрика немного успокоилась.
- И где это? Кто убитый?
- Ни малейшего представления. Большой белый дом - если идти от мельницы, первый поворот направо.
Эрика посмотрела на него внимательно. Выражение лица у Патрика было странное.
- Большой белый дом? Сруб?
Патрик попытался вспомнить, как выглядел дом, и кивнул.
- Сруб. На почтовом ящике фамилия Франкель.
- Я знаю, кто этот человек. Вернее, эти люди. Аксель и Эрик Франкель. Ты же знаешь! Эрик Франкель - это ему мы отнесли эту нацистскую медаль на экспертизу.
Патрик остолбенел. Как он мог забыть? К тому же Франкель - такая редкая фамилия.
Майя весело болтала сама с собой в гостиной на языке, понятном во всем мире только ей одной.
Они вернулись в отдел только к вечеру. Приезжал криминалист Турбьёрн Рюд со своими помощниками. Они основательно зафиксировали все, что можно было зафиксировать, и уехали. Покойника увезли - теперь дело за судебными медиками. Пусть колдуют.
- Ничего себе понедельничек, - вздохнул Мельберг, выходя из машины в подземном гараже.
- Да уж, - согласился Йоста. Он никогда не бросал слов на ветер.
Когда они вошли в помещение, Мельберг едва успел уловить мелькнувшую тень, как через секунду пес уже облизал ему физиономию, опершись лапами на плечи.
- Кончай! - рявкнул Мельберг.
Пес опустил уши и, понуро виляя задом, поплелся в приемную к Аннике. Ладно, хоть одна душа ему искренне рада. Мельберг вытер лицо тыльной стороной ладони и проворчал что-то для порядка. Йоста с трудом сдерживал смех.
У себя в кабинете он, все еще похохатывая, уселся за стол - и вздрогнул от удивления, услышав хорошо знакомый крик.
- Эрнст! Эрнст! Иди сюда!
Йоста удивился. Эрнста уволили уже довольно давно, и он не слышал ни слова, что тот собирается вернуться на работу.
- Эрнст! Кому сказано - иди сюда!
Йоста высунул нос в коридор. Мельберг, красный от злости, показывал на что-то на полу. Рядом, поджав хвост, стоял понурый пес.
- Эрнст! Что это?!
Пес изо всех сил пытался сделать вид, что не понимает, о чем речь. Но кучка на полу говорила сама за себя.
- Анника! - заревел Мельберг.
Секретарша отдела появилась ровно через две секунды.
- Оп-ля, - сказала она весело, - несчастный случай. Дорожное происшествие.
Пес благодарно на нее посмотрел и подошел поближе.
- Дорожное происшествие! Эрнст накакал на пол!
Тут уже Йоста не удержался и прыснул. Попытался прекратить, но засмеялся еще сильней, да так заразительно, что смешливая Анника тоже захохотала.
- Что у вас происходит? - с любопытством спросил подошедший Мартин. За спиной его стояла миниатюрная Паула.
- Эрнст… - Йоста задыхался от хохота. - Эрнст наложил кучу.
Мартин непонимающе уставился на Йосту, но когда тот перевел взгляд с аккуратной кучки на полу на Мельберга, все стало ясно.
- Ты что, назвал щенка Эрнстом? - Ему тоже стало смешно.
Теперь не смеялись только готовый вот-вот взорваться Мельберг и ничего не понимающая Паула.
- Потом объясню, - успокоил ее Мартин и суставом указательного пальца вытер слезу в углу глаза. - Неплохо придумано, Бертиль!
- Что ж, посмеяться тоже не грех. - Мельберг принужденно улыбнулся. - Анника, проследи, чтобы все было убрано… Невозможно работать.
Он проворчал что-то и уселся за письменный стол. Пес несколько раз перевел глаза с Анники на Бертиля, потом решил, должно быть, что гроза миновала, и, помахивая хвостом, подошел к новому хозяину.
Остальные удивленно переглянулись. Что-то этот приблудок нашел в их начальнике, чего они, очевидно, не заметили.
Весь вечер она думала об Эрике Франкеле. Эрика была не особенно хорошо с ним знакома, но одно несомненно: Эрик и его брат Аксель составляли неотъемлемую часть общественной жизни в Фьельбаке. "Докторские сыновья" - их так и называли в городке, хотя прошло уже не меньше пятидесяти лет с тех пор, как их отец работал здесь врачом, и не меньше сорока, как он ушел из жизни.
Сравнительно недавно она была у них. Братья жили в старом родительском доме, оба не женаты, и у обоих одно и то же хобби - пламенный интерес к нацистской Германии, хотя у каждого по-своему.
Эрик преподавал историю в старших классах, а после ухода на пенсию продолжал собирать коллекцию, посвященную нацизму. Аксель, старший брат, был как-то связан с центром Симона Визенталя. Она слышала, что у него во время войны были какие-то крупные неприятности.
Сначала она позвонила Эрику и рассказала о своей находке, подробно описала медаль и спросила, не может ли он помочь выяснить ее происхождение - она нашла ее в вещах покойной матери. Помнится, ее ошарашила его реакция. Он долго молчал. Она несколько раз крикнула "алло!" в трубку: решила, что он куда-то ушел. Потом Эрик странным тоном попросил принести ему медаль, чтобы он мог на нее посмотреть. Ее это почему-то насторожило - долгое молчание, странная искусственная интонация. Но она ни слова не сказала Патрику - решила, что все себе напридумывала. Тем более что, когда она приехала, все прошло довольно буднично. Эрик вежливо ее встретил и пригласил в библиотеку. Она показала ему медаль. Он с умеренным интересом повертел награду в руках, потом долго разглядывал в лупу и попросил разрешения временно оставить у себя - ему, как он сказал, надо собрать кое-какую дополнительную информацию. Конечно, конечно, в этом весь смысл.
Он показал ей свою коллекцию. Со странной смесью страха и интереса Эрика разглядывала предметы, так тесно связанные с жутким недавним прошлым. Наконец решилась спросить: почему человек, очевидно ненавидящий это прошлое и все, что с ним связано, окружил себя вещами, ежеминутно о нем напоминающими?
Эрик ответил не сразу. Он задумчиво водил пальцем по фуражке с эмблемой СС, формулируя ответ.
- Как бы вам сказать… Я не очень верю в человеческую память, - сказал он наконец. - Без напоминаний, без вещей, которые можно потрогать или хотя бы посмотреть на них, мы легко все забываем… особенно то, что хотим забыть. Это собрание напоминаний. И еще кое-что… Мне очень не хотелось бы, чтобы на эти вещи кто-то смотрел другими глазами. С восхищением…
Эрике показалось, что она поняла его мысль. А может быть, и не совсем. Она пожала ему руку, поблагодарила и ушла.
А теперь он мертв. Не просто мертв - убит. Может быть, вскоре после ее посещения. Патрик сказал, что старик там сидел мертвый все лето. Точно неизвестно, но, скорее всего, так.
И теперь она опять вспомнила поразившие ее при первом разговоре интонации Эрика.
- А ты не знаешь, медаль нашли?
Патрик удивленно уставился на нее.
- Я об этом даже не подумал. Понятия не имею. Но на первый взгляд никаких признаков ограбления. А даже если это ограбление, кому нужна старая нацистская медаль? Это же не раритет… Наверняка сохранилось немало таких побрякушек.
- Да… скорее всего, ты прав, - медленно произнесла Эрика, не в силах справиться с неприятным чувством, которое вряд ли смогла бы определить. Жалость? Страх? Настороженность? - Позвони завтра в отдел и спроси насчет медали.
- Не знаю… Не думаю, чтобы они специально искали какую-то медаль. Узнаем потом у его брата. Наверняка лежит где-то.
- Да… у Акселя. А где он, кстати? Что же, его, значит, не было все лето?
Патрик пожал плечами.
- Если ты не забыла, у меня родительский отпуск. Можешь позвонить Мельбергу и спросить.
- Очень остроумно! - фыркнула Эрика, но тревога не отпускала. - И все же странно. Почему Аксель его не нашел?
- Ты же сама сказала, что, когда ты приходила к Эрику, брат был в отъезде.
- Да… Эрик сказал, что брат уехал за границу. Но это было в начале июня.
- А почему тебя это беспокоит? - Патрик покосился на телевизор. Сейчас начнется его любимая программа "Наконец-то дома".
- Да не знаю я!
Эрика и сама не могла объяснить, откуда взялось это странное беспокойство, но все время вспоминала долгое молчание Эрика. Слышала его слегка дрожащий голос, когда он попросил ее зайти и показать медаль. Что-то его либо взволновало, либо испугало. Медаль.
Она села у телевизора и попробовала сосредоточиться на столярных достижениях Мартина Тимелля. С ее точки зрения, дело у него шло не особенно.
- Ты бы только видел, дед! Этот черножопый хотел пролезть без очереди. Я его одним ударом срубил, а потом еще врезал ногой по яйцам. Он потом там с четверть часа валялся!
- И чего ты этим добился, Пер? Помимо того, что тебя могут осудить за нанесение телесных повреждений и отправить в колонию для несовершеннолетних? Ты не только не помог, но и навредил - симпатий никаких твой поступок ни у кого не вызовет, а наши противники только этого и ждут. - Взгляд Франца был суровым и холодным.
Иногда он просто не знал, как обуздать эти подростковые гормональные бури. И потом… он же был совершенным невеждой, этот парень. Армейские штаны, грубые сапоги, бритая голова - а за всем этим прячется пугливый пятнадцатилетний подросток. Чистый лист бумаги… Он и понятия не имеет, как устроен мир. Понятия не имеет, что разрушительные импульсы нужно подавлять, вернее - не подавлять, а копить и направлять, в один прекрасный день они станут копьем, направленным в самое сердце прогнившего общества.
Мальчик смущенно повесил голову. Они сидели на ступеньках крыльца. Франц знал, что паренек своим поступком хотел произвести впечатление главным образом на него, и именно поэтому считал своим долгом раз и навсегда объяснить мальчику, в чем его ошибка. Мир холоден и безжалостен, и победителями могут стать только сильные.
И в то же время Франц очень любил внука. Он положил руку на плечи Пера - худые плечи подростка. Пер унаследовал его конституцию - высокий, худой, с узкими плечами. Никакая силовая гимнастика этого не исправит.
- Всегда надо сначала подумать, - сказал Франц заметно мягче. - Сначала подумать, а уже потом действовать. Слово, а не кулаки - вот наше оружие. Насилие в самую последнюю очередь.
Он обнял его посильнее. Пер на секунду прислонился к нему, как он всегда делал, когда был маленьким, но сразу отодвинулся - он уже мужчина. Никаких телячьих нежностей. И самое важное - чтобы дед им гордился.
- Я знаю, дед. Я просто из себя вышел - а чего он лезет без очереди? Они везде лезут. Думают, весь мир им принадлежит, а уж Швеция - и подавно. Это меня и злит.
- Знаю, знаю. - Франц снял руку с плеча и похлопал внука по колену. - Но думай… всегда сначала думай. Какая от тебя польза, если ты сидишь в камере?