Из подсобного помещения в зал вышел хозяин отеля и, хлопнув в ладоши, громко обратился через всю комнату к Пеллетеру:
– Инспектор! Ваш ужин уже готов, его сейчас подадут.
Другой посетитель оторвался от своей еды при виде этой театральной сцены. Они с Пеллетером смущенно переглянулись, и посетитель возобновил свою трапезу.
А хозяин уже стоял возле столика Пеллетера.
– Ой, ну расскажите мне все об этом деле, – сказал он. – Неужели у нас в Вераржане начали убивать людей на улицах? Нет. Нет, нет, нет, ни за что не поверю! – И, причмокнув, он покачал головой.
Хорошее настроение у Пеллетера тотчас же улетучилось. В таком маленьком городишке пересуды, конечно, были неизбежны, но для Пеллетера нежелательны.
– Да нам ничего пока не известно, – сказал он.
– Как это неизвестно? Ведь Бенуа нашел его прямо на улице, этого бедолагу!
Девушка принесла Пеллетеру его ужин – цыпленка в винном соусе с гарниром из тушеной спаржи. Поставив перед ним дымящуюся тарелку, она отступила назад и встала за спиной у хозяина.
– О-о-о, вот и ваш ужин. Ешьте на здоровье. Вам понравится. Приятного аппетита! – И он шепотом сказал девушке: – Оставь господина инспектора одного. Иди!..
Он снова повернулся к Пеллетеру – как раз в тот момент, когда тот положил себе в рот первый кусочек. Но тут же сообразив, что сам он, по-видимому, тоже мешает инспектору, еще раз пожелал ему приятного аппетита и повернулся, чтобы уйти, остановившись только по дороге ненадолго у столика другого посетителя.
Еда была вкусной, но Пеллетер ел автоматически, без удовольствия. Хозяин отеля своими вопросами вернул его к мыслям об этом таинственном деле. Кто вытащил Меранже из тюрьмы и когда его убили – в стенах тюрьмы или за ее пределами?
Он съел уже половину порции, когда на пороге обеденного зала появилась молодая женщина. Очень миловидная, в дорогом платье, подчеркивавшем ее изящные формы, но она явно чувствовала себя в нем неуютно, так как обернулась сверху шалью. С порога она всматривалась в зал, нервно крутя на пальце обручальное колечко.
Пеллетер немного подождал и махнул ей.
Она сразу же направилась к его столику.
– Инспектор, простите, что беспокою вас.
Посетитель за другим столиком, оживившись, обернулся на ее голос. В маленьком городке, как всегда, нельзя ни от кого укрыться. Только при этом почему-то никто ничего не видел и не слышал вчера вечером, когда был убит Меранже.
Пеллетер пригласил незнакомку сесть напротив, и она, отодвинув стул подальше, присела на самый краешек, тем самым подчеркивая, что не собирается пробыть здесь долго.
– Я – мадам Розенкранц, – представилась она и смущенно опустила глаза.
Она оказалась моложе, чем Пеллетер ожидал, – лет девятнадцати, не больше. И было ясно, почему Розенкранц женился на ней, – она была невероятно хороша собой.
Робко подняв глаза, она проговорила:
– Муж сказал, что вы приходили, хотели поговорить со мной.
– И он отпустил вас из дома в такую поздноту и в такую погоду?
– Он не хотел отпускать, но всегда в конечном счете делает то, что я ему говорю. – И она снова опустила глаза, смутившись от этого признания.
Пеллетер попытался представить себе писателя-американца, исполняющего любую волю жены, и понял, что в ее случае такое вполне возможно.
– А я, признаться, удивлен, что он вообще сообщил вам о моем приходе. Он явно не был рад видеть меня.
– Это потому, что вы застали его за работой. Он, когда пишет, совсем другим человеком становится. Поэтому я часто просто ухожу.
– Куда?
– Просто ухожу из дома, – сказала она, не пожелав развивать эту тему. Она теперь смотрела на него в упор, и от ее смущения почти не осталось следа. – Он сказал, вы приходили насчет моего отца.
– Да.
Она помолчала и, не дождавшись от него разъяснений, сказала:
– Он мертв, так ведь?
– Да.
Женщина снова опустила глаза, и по движению ее рук Пеллетер догадался, что она опять крутит на пальце обручальное колечко. Он ждал, что выражение лица ее как-то изменится, но этого не произошло – ни слез, ни удивления.
– Его убили? – спросила она голосом тихим, но нисколько не дрогнувшим.
– Откуда вам это известно? – уточнил Пеллетер, насторожившись.
– Ну… его пекарь нашел, а потом приходите вы… – Она подняла на него глаза. – Что же еще может быть? – произнесла она с нервной усмешкой, скрывшей на ее лице все другие чувства.
– Ваш муж сказал, что вы ненавидели отца. Что вы не разговаривали с ним с тех пор, как он угодил за решетку. Ваш муж подчеркнул это неоднократно.
– Вы ешьте, ешьте, пожалуйста, – сказала она, кивнув на его тарелку. – Я же помешала вам ужинать.
– Почему вы ненавидели отца?
– Ничего подобного. Никакой ненависти не было.
– Но вы, как видно, не очень-то расстроены из-за его смерти.
– Для меня он был уже мертвым. Но ненависти к нему я не испытывала. Все-таки отец есть отец. – Она пожала плечами. – Он убил мою мать.
Пеллетер удивился.
– Такой записи нет в его деле.
– Но он убил ее. – Она поджала губы. – Не в прямом смысле слова, конечно. Он подверг ее опасности, и ее убили. Он задолжал деньги и сбежал. – Она снова пожала плечами. – Так всегда бывает.
Пеллетер внимательно изучал ее. Он вдруг понял сейчас, что первоначальная робость была, скорее всего, результатом выпавшей на ее долю неожиданной удачи – состоятельный муж, семейное счастье. Она, несомненно, была знакома и с более суровой жизнью, а сейчас просто предпочитала скромно держаться в тени. Что наверняка было непросто, учитывая ее очаровательную внешность.
– Муж, должно быть, заменил вам отца.
– Это вы из-за возраста так подумали? Нет. Вовсе нет. Мы с ним…
– А зачем кому-то могло понадобиться убивать вашего отца?
– Он был плохим человеком, – сказала она.
– А какая-нибудь более конкретная причина вам на ум не приходит? Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы желать смерти вашему отцу?
Она покачала головой, смущенная его настойчивостью.
– Нет… Не знаю… У меня с отцом не было ничего общего. Пеллетер продолжал наседать.
– Но вы ходили повидаться с ним.
Она снова потупилась и тихо призналась:
– Да.
– И ваш муж об этом не знал.
– Нет, не знал… наверное.
– А почему вы не говорили ему об этом?
Она не ответила.
– Если это приходилось скрывать, зачем вообще было встречаться с отцом?
Она вдруг смело посмотрела ему в лицо.
– Потому что он – мой отец.
– Когда вы последний раз виделись с ним?
– Не скажу точно. Где-то месяц назад. Может, больше… Я не регулярно ходила к нему. Иногда могла год не ходить и даже больше…
– Он говорил что-нибудь? Может, боялся чего? Не упоминал ли, что скоро выйдет из тюрьмы?
– Нет, ничего такого. Мы не разговаривали подолгу. Тогда как раз кого-то убили в тюрьме, но это же случается. Я не придала этому значения… Я вообще всегда ненадолго к нему приходила. А когда приходила, сама не могла понять, зачем это сделала.
Пеллетер наблюдал за ней. Она беспокойно теребила руки на коленях, время от времени с вызовом поглядывая на него. Ему вспомнился американский писатель, его вспышка гнева.
– А все-таки расскажите мне, – вдруг сказал он.
Она испугалась.
– Да мне нечего рассказывать!
– Нет, расскажите! – Он хлопнул по столу, зазвенев посудой.
– Мне нечего рассказывать! Мой отец мертв, я просто хотела убедиться в этом. Вот и все!
Они смотрели друг на друга в упор, не отводя взгляда.
– Да, он мертв, – произнес наконец Пеллетер и, взяв вилку, продолжил есть. Еда уже остыла, но ему было безразлично.
Мадам Розенкранц собралась с духом и встала. Постояв немного над ним, она сказала:
– Вы собираетесь что-то делать с этим?
Он внимательно посмотрел на нее, потом спросил:
– А вам это важно?
Он надеялся увидеть хоть какую-то реакцию на ее лице, но реакции не последовало, она просто сказала:
– Да.
– Собираюсь, – сказал он, возобновляя еду.
Она направилась к выходу демонстративно решительным шагом, но, уже выйдя в вестибюль, замешкалась, сразу снова превратившись в растерянное юное созданье.
В обеденном зале стояла тишина. Даже дождь за окном прекратился.
На этаже в коридоре возвращавшегося с ужина Пеллетера подкараулил тот самый другой посетитель обеденного зала. Стоя на пороге противоположного номера, он изобразил на лице благодушную улыбку и протянул Пеллетеру руку для рукопожатия.
– Инспектор Пеллетер!
Преградив Пеллетеру путь, он пожал ему руку почти насильно.
– Я не хотел фамильярничать, но ничего не мог с собой поделать, потому что частично слышал ваш разговор внизу. А встретить знаменитость – это такая радость!
Пеллетер высвободил руку и попытался обойти незнакомца стороной.
– Очень рад, – сухо сказал он.
– Можно задать вам несколько вопросов? Не хочу навязываться, но вы же читали газеты, а из них никогда нельзя понять, насколько правдиво там все изложено. Как, например, в случае с нашей местной знаменитостью Мауссье.
Незнакомец стоял посреди коридора, перегородив Пеллетеру дорогу, и, чтобы обойти его, нужно было применить силу.
– А правда, что он держал детей в клетках?
Пеллетер изнемогал от усталости. Неужели людям не хватает всего того горя и страданий, что творятся в мире? Неужели обязательно вытаскивать на поверхность еще какие-то страшные подробности?
– Я, помнится, читал, что вы нашли ребенка в клетке и что там рядом были еще другие клетки… И что он вырыл у себя в подвале колодец, где натравливал детей друг на друга, устраивал между ними жестокие бои на выживание… Эти чудовищные образы так или иначе ассоциируются у меня с вами, я до сих пор вижу по ночам кошмары. После этих жутких историй в газетах. Это правда? То, что там было написано.
– Простите… – Пеллетер снова попытался прорваться через заслон.
– Я просто не понимаю, как можно было сделать такое, как такое вообще может прийти в голову! Похищать детей, морить их голодом и заставлять… – Он испытующе смотрел на Пеллетера. – И у него в клетках уже сидели двое оголодавших детей, которых он демонстрировал другим в качестве примера. Я ведь правильно понял?
Пеллетер был поражен – столько лет прошло, а люди до сих пор говорят об этом. Об этом чудовище, которое следовало бы забыть, а не прославлять.
Незнакомец продолжал:
– Да. И эти дети дрались друг с другом насмерть, а победителю разрешалось обглодать их кости, а потом ждать в клетке до следующей бойни. Потрясающе!
– Откуда у вас такой интерес к этому? – сухо поинтересовался Пеллетер, стараясь ничем не выдать своих эмоций.
– Ой, да просто любопытство. Я, знаете ли, питаю любительский интерес ко всяким криминальным тайнам.
Пеллетер почувствовал, что начинает злиться.
– Извините, – сказал он.
– Ой, конечно, я понимаю, уже поздно. Вы только скажите мне: это правда? Ведь газеты наверняка все преувеличили. Разве будет кто-то так издеваться над детьми ради собственного удовольствия?
– Мне нечего вам сказать по этому поводу. Это было очень давно.
– Тогда, может быть, скажете что-нибудь по поводу нашего местного убийцы? Подозреваемые у вас уже имеются?
Пеллетер сделал шаг вперед, пытаясь прорваться.
Но незнакомец не посторонился и упрямо заглядывал Пеллетеру прямо в лицо.
– Я не верю, что кому-то такое могло бы сойти с рук. Ну то, что сделал Мауссье. Я просто не могу поверить, что все это происходило на самом деле! Ну скажите!
Незнакомец, похоже, ждал от Пеллетера хоть какой-то реакции, так и эдак пытался добиться ее.
– Там найдены были кости с отметинами детских зубов! Так ведь? Если так, то это вообще в голове не укладывается!..
Взяв незнакомца за плечо, Пеллетер грубо отстранил его. Тот стукнулся о стену и подпрыгнул, чтобы удержать равновесие.
– Мне нечего вам сказать, – сказал Пеллетер, обходя его.
Незнакомец крикнул ему вдогонку:
– Значит, это все правда? И вы все это видели собственными глазами! Почему же вы не убили его прямо на месте?
Повернувшись, Пеллетер подскочил к нему и рявкнул:
– Потому что это не по закону!
– Да? А куда же смотрит закон, когда людей убивают прямо на улицах Вераржана?
Пеллетер еле сдерживался, сверкая глазами. Да, он мог, конечно, рассказать сейчас этому человеку о шрамах, оставшихся на том выжившем мальчике – шрамах, свидетельствовавших о его победах в тех жестоких звериных схватках. Мог рассказать, что те отметины от зубов на костях свидетельствовали о том, что этот мальчик за свою короткую жизнь убил по меньшей мере шестерых других детей и что его до сих пор содержали на привязи взаперти. Только это скрывалось от газетчиков ради самого же мальчика.
Но он просто сказал: "Спокойной ночи" – и пошел прочь.
– Да я не подразумевал ничего такого… Просто спросил… – крикнул ему вслед незнакомец.
Пеллетер отпер дверь своего номера.
– А вы… – начал было незнакомец, но тут же умолк еще до того, как Пеллетер переступил порог и закрыл за собой дверь.
Пеллетер был взбешен. Ведь Мауссье это всего только один случай, а он мог бы рассказать этому приставучему человеку о множестве других уголовных дел, оставшихся без внимания прессы. И чем один такой случай страшнее другого, если и там и там погибают люди?
А люди продолжают погибать, и Мауссье опять почему-то рядом. И даже если Мауссье никак в этом не замешан, Пеллетеру от этого все равно не легче.
Набрав полную грудь воздуха, он медленно выдохнул, стараясь успокоиться. Ну попался тебе какой-то бестактный, назойливый человек. Зачем же так кипятиться? Ведь ты сам сказал сегодня офицеру Мартену: люди способны на все что угодно. От них всего можно ожидать. Сейчас важно другое.
Как тело Меранже оказалось на улице?
И зачем им понадобилось переодевать Меранже из тюремной робы, скрывая, что он арестант?
Пеллетер снял пиджак и сел на постель.
Он пытался сосредоточить мысли на сегодняшнем разговоре с мадам Розенкранц. Но перед глазами почему-то так и стоял тот несчастный мальчик в клетке в подвале у Мауссье. И от этих воспоминаний мгновенно закипал гнев на постояльца из комнаты напротив, и Пеллетер, скрипя зубами, в ярости сжимал кулаки.
Конечно, газеты сделали свое дело. Разнесли вонь. Такую же вонь, какая стояла тогда в подвале Мауссье. Пеллетер в тот день даже выбросил на помойку пиджак – чтобы избавиться от этого жуткого запаха.
И эти воспоминания он упорно гнал от себя, когда видел перед собой клоунскую ухмылку на лице Мауссье, беседуя с ним сегодня в комнате для допросов в Мальниво. Ему это удалось – удалось сосредоточиться на деле. А сейчас вот какой-то приставучий зануда умудрился застать его врасплох и вывести из себя.
Пеллетер сидел на постели и смотрел на телефонный аппарат на ночном столике, потом глянул на часы.
Звонить мадам Пеллетер поздновато – только разволнуется понапрасну.
Глава 4
Новый случай
На следующий день Летро с Пеллетером отправились в тюрьму Мальниво. День выдался на удивление погожим. На асфальте впереди то и дело попадались парные полоски от шин, проехавших по грязным проселкам.
Фурнье лично встречал их у главного входа. Он был одет в приталенный серый костюм, выглядевший так, словно его только что погладили. В руке он держал папочку с зажимом и начал говорить, когда Реми даже еще не успел запереть дверь.
– Меранже присутствовал на перекличке позавчера вечером, четвертого апреля… Надзиратель, проводивший перекличку вчера утром, отметил его как присутствующего… Прогулку вчера отменили из-за дождя, а следующая перекличка должна была быть вечером, но вы связались со мной раньше.
– Где этот надзиратель, допустивший ошибку? – спросил Пеллетер.
– Он уже получил выговор.
– Все равно я хочу поговорить с ним.
– Это больше не повторится… Я уже давно предлагал начальнику тюрьмы усовершенствовать процедуру переклички. – Все это он говорил резким, распорядительным тоном, давая понять, что не позволит собой командовать.
Летро с Пеллетером переглянулись. Фурнье был невыносим.
Летро сказал:
– У нас с вами общая проблема.
Фурнье открыл дверь в административное помещение.
– Папка с делом Меранже…
– Я бы хотел осмотреть камеру Меранже, – сказал Пеллетер.
Придерживая ручку двери, Фурнье посмотрел на него и сказал:
– Камеру мы уже осмотрели. Там нечего больше осматривать.
Пеллетер резко подступил к нему почти вплотную – так что полы пиджаков почти соприкоснулись.
– Значит, так. Я выполняю свою работу. Ваша задача – помогать мне в этом. Меня не волнует, сделали ли вы выговор вашему надзирателю и обыскали ли вы камеру. И если вы считаете, что у вас все под контролем, то меня это тоже не волнует. Я хочу, чтобы вы помогали мне, когда я скажу, а в противном случае попрошу вас отойти с дороги и не мешать.
Фурнье выслушал эту речь с бесстрастным лицом, но, когда Пеллетер закончил, сразу отвел взгляд в сторону.
– Хорошо. Его камера в блоке Д-Д. Это на втором этаже.
Фурнье повел их по коридору, мимо камеры, где Пеллетер вчера беседовал с Мауссье, к какой-то двери, за которой начиналась лестница. На холодной лестнице пахло сыростью и плесенью.
Фурнье, похоже, оправился после полученной только что взбучки и теперь решил воспользоваться возможностью оказать содействие.
– Дверь эта сразу запирается, когда мы сюда проходим, так что если кто-то окажется на этом отрезке без ключа, ему придется ждать, когда пойдут следующие… Разумеется, побег при такой системе невозможен, да и попыток таких не было со времен войны.
– До этого дня, – заметил Пеллетер.
– Ну не знаю, посмотрим.
– Что вы имеете в виду?
– Этот арестант был мертв.
Они поднялись на второй этаж, и Фурнье стал искать на связке нужный ключ.
– Сейчас будет две двери. Левая ведет в коридор с камерами, а правая, – он шагнул вправо, – выходит на внешнюю галерею с видом на внутренний двор. – Фурнье наконец подобрал ключ к наружной двери. – Вам наверное захочется взглянуть на это… Вчера заключенных не выводили на прогулку из-за дождя, так что сегодня им уже не терпелось.
Он открыл дверь, и в лицо им дохнул холодный ветер. Они вышли на галерею – узкий чугунный мостик, рассчитанный всего на одного человека. Впереди шагах в десяти стоял надзиратель с винтовкой.
Внизу прогуливались арестанты. Многие ежились от холода, скрестив на груди руки. Они напоминали разрозненную толпу на барахолке в базарный день.
– Надзиратели внизу не носят при себе огнестрельного оружия, – сказал Фурнье. – А здесь, наверху, у всех надзирателей винтовки… Арестанты, которым полагается прогулка, гуляют здесь по часу утром и днем.
– Арестанту Меранже полагались прогулки?
– Да. Он был примерным заключенным. Давно уже тут содержался.
Пеллетер смотрел на топчущихся во дворе людей.
Вдруг в дальнем углу двора раздался крик. Все обернулись на звук, и заключенные сразу же бросились туда.
Вместе с ними побежали и надзиратели.