* * *
После пира в честь приезда царя скифов, когда Фоас и гости удалились, Скил, разгоряченный вином, нетерпеливо схватил Ириду, собираясь поскорее предаться любовным утехам. Всегда покорная и исполнительная, Ирида вдруг попыталась отстраниться, хотя сама тяжело задышала, борясь со страстью. Скилу это не понравилось, он, схватив ее, перебросил через плечо, словно отвоеванную в бою добычу, и поспешил к широкому ложу. Она стучала кулачками по его спине и что-то говорила, но он ее не слышал.
Только когда он навалился на нее, до него дошел смысл ее слов:
- Не трогай сейчас меня - и совсем скоро ты взойдешь на вершину наслаждения, которого никогда не испытывал! Клянусь Афродитой, ты не пожалеешь, что воздержишься еще какое-то время. Я очень соскучилась и хочу тебя, но то, что нам предстоит узнать, стоит нескольких дней ожидания!
- Что ты задумала? - спросил Скил, размышляя: может, силой сорвать с нее одежды и удовлетворить свою страсть, а уж потом выслушать ее?
Он множество раз брал с боем вражеские селения и города, удовлетворяя свою страсть насилием, но ведь Ирида - не захваченная добыча, а любящая жена, встречи с которой он так долго ожидал. Она всегда в любовные игры добавляла нечто неожиданное, придающее остроту ощущениям. И он решил выслушать ее.
- Через четыре дня наступит последний день праздника Великие мистерии, посвященного Деметре и Коре. Участвующие в нем девять дней до праздника постятся и не вступают в любовные связи, как и на протяжении всего праздника - за исключением последнего дня. Таинства, совершаемые в этот день, придают невероятную остроту ощущениям, так как для того, чтобы отдаться Эросу, участвующий проходит через Страх. Не каждый выдерживает подобное испытание, но кто пройдет его, тот побывает в Элизиуме - стране блаженных душ, где царит вечная весна и время не властно, потому что там правит сам титан Кронос.
- Мне, царю сколотов, ты предлагаешь участвовать в греческом празднике? - презрительно скривил губы Скил.
- На тебе будет маска, а кто под ней - никто не узнает. Я тоже буду в маске. Или ты испугался испытаний? Я слышала, что не всякий воин может до конца пройти их, многие поворачивают назад.
- Возможно, эллин, но не сколот.
Скила начало разбирать любопытство, и он стал расспрашивать Ириду, желая узнать подробности, но та ловко уходила от ответа, а глаза ее смеялись, словно говоря: "Что, испугался, скифский царь, испытания?" Узнав, что инициация будет проходить за городом, в подвале храма Деметры, Скил дал свое согласие.
- Мой супруг, не переживай! Пусть в эти дни и ночи ты не получишь меня всю, но удовольствие ты испытаешь. - Ее взгляд, полный страсти и любви, заставил сурового царя сдаться.
5
Октамасад хмуро наблюдал за тем, как солнце медленно встает над землей, изгоняя прочь ночную прохладу. Он провел бессонную ночь, что было на него не похоже - даже перед битвой он спал глубоким сном, как медведь в берлоге зимой. Стоило ли так волноваться из-за сказанного фракийцем с лживым языком эллина?
У него вновь зазвучали в ушах слова фракийца: "Вот вы, скифы, смеетесь над нами из-за того, что во время служения Дионису нас охватывает божественное исступление. А теперь и ваш царь принял этого бога: он не только совершает таинства, но и безумствует, будто одержимый божеством. Если вы не верите, то идите завтра за мной, и я вам покажу!" "И этот наглец не побоялся рассказать мне! Как бы я ни ненавидел Скила, но эти слова - явная ложь!"
Октамасада удивило то, что он после таких речей не приказал вырвать язык у лживого фракийца. Наверное, демоны ночи наслали на него туман, раз он смог стерпеть подобное! Но в глубине души Октамасад знал причину. В нем тлела надежда, что услышанное правда, и тогда для него это шаг к власти верховного царя. Надо только правильно воспользоваться тем, что сказал фракиец.
Сегодняшнее утро все разъяснит, и если фракиец вздумал шутить, то он здорово просчитался - Октамасад найдет его, пусть даже тот забьется в самую глубокую норку в степи. Найдет и накажет, чтобы и другим неповадно было. И греку Фоасу достанется - Октамасад не посмотрит на то, что тот отец жены Скила.
Царь Октамасад вместе со своими телохранителями и жрецами энареями находился возле городских ворот Нижнего города. За его спиной ласково шумел голубыми водами Понт Эвксинский, что совсем не отвечало его названию. Октамасад смотрел на стены Ольвии, а в его воображении уже плыли картины, как он приступом берет этот город. Штурмовые лестницы, зарево пожарищ, стоны раненых и крики победителей - сколотов, отчаяние обреченных жителей. Его охватило радостное возбуждение, какое он испытывал во время битвы, когда чуял запах крови. Он уже не знал, сколько скальпов врагов украшало круп его коня, сколько кубков было сделано из их черепов. Хотя каждого убитого он помнил, особенно выражение лица, когда душа покидала тело.
- Брат мой, что случилось? Зачем ты вызвал меня? - услышал он за спиной голос Орика.
Октамасад не любил младшего брата, предполагая, что, если со Скилом случится несчастье, Совет старейшин изберет верховным царем именно его, и лишь из-за происхождения, как сына сколотки Опии. А он слишком молод и неопытен, чтобы стать царем… Только помощь богов могла дать верховную власть ему, Октамасаду.
- Полюбоваться восходом солнца. Смотри, как оно блестит, - ярче золота. - Октамасад стоял в прежней позе, даже не повернувшись к младшему брату.
Орик удивленно посмотрел на среднего брата - не обезумел ли он? Вначале срочно послал гонца с требованием, чтобы он немедленно сюда приехал, а теперь говорит непонятные вещи. Уж не болен ли Октамасад?
- Это Гелиос выезжает на своей золотой колеснице, о цари скифов! - раздался почтительный голос, и Орик увидел незаметно подошедшего чернобородого мужчину в одежде фракийца. Странно, что охрана Октамасада так просто пропустила его сюда!
Этим утром, начавшимся столь необычно, Орик ощутил, что надвигается беда.
- Нет, это Гойтосир объезжает своего золотого коня, - возразил Орик, чувствуя неприязнь к фракийцу.
- Как будет угодно царям скифов. - Фракиец поклонился.
- Ты пришел… - Октамасад окинул фракийца недобрым взглядом. - Не побоялся смерти.
- Страшна не сама смерть, а ее ожидание. За порогом смерти она и вовсе не страшна. А ожидать, бояться смерти можно где угодно - это ее не ускорит и не отсрочит, - с вежливой улыбкой молвил фракиец. - Она придет, когда заблагорассудится богам.
- Ты больше похож на болтливого эллина, чем на фракийца. - Октамасад враждебно взглянул на мужчину. - Если ты меня обманул - то будешь молить о смерти как о благе, но она не будет к тебе спешить.
- Кто он? - Орик подозрительно посмотрел на фракийца, считая его виновником предстоящих событий.
Со стороны городских ворот послышались голоса, пение, музыка. Ворота открылись, оттуда вывалилась пестрая шумная толпа ряженых в козьи шкуры, что-то весело распевающих. Эти люди направились к морю. Впереди на шесте несли продолговатый предмет с круглыми шарами по бокам.
Фракиец тут же взял на себя обязанности толмача, объясняя происходящее:
- Сегодня празднуют Сельские дионисии - в честь Диониса, бога растительности, виноградарства и безумия. Мужчины одеты сатирами, женщины - менадами. Они поют неприличную песню козла, а впереди несут мужской фаллос.
- Что несут? - не понял Орик.
- То, чем мужчина удовлетворяет женщин ночью, - нашелся фракиец.
Скифы с удивлением смотрели, как мужчины прыгают, подражая козлам, хватают женщин. Выкрикиваемые ими слова были непонятны, но красноречивые неприличные жесты позволяли понять, что они означают. Все это сопровождалось какофонией одновременно звучащих музыкальных инструментов, которую трудно было назвать музыкой.
- А вот, как я и говорил, ваш царь Скил.
Фракиец указал рукой на мужчину в тунике, с миртовым венком на голове, который, похоже, уже выбился из сил от такого праздника, шел, пошатываясь, с блаженной улыбкой. Его подхватили с двух сторон менады, и он вместе с ними запрыгал козлом. Орик отвернулся, чтобы не видеть такого унижения царя. Но Скила заметили собравшиеся здесь же телохранители и жрецы. Раздались возгласы удивления и возмущения, но Скил продолжал прыгать с менадами, не замечая ничего вокруг.
- Он еще в прошлом году прошел инициацию и теперь поклоняется козлоподобному Дионису, а ваших богов забыл, - пояснил фракиец.
Орик был готов его убить за эти слова, но присутствие старшего брата Октамасада его сдерживало.
- Ты все видел, брат? - Октамасад пристально посмотрел на Орика.
Тот молча опустил голову.
- Скил забыл веру, поклоняется эллинским богам, живет с эллинкой в Ольвии. Нужно сзывать Большой совет старейшин. Кроме нас, все это видели они. - И Октамасад указал на воинов и жрецов, среди которых Орик только сейчас приметил Гнура - верховного жреца энареев.
* * *
Храм Деметры находился за пределами Ольвии, хотя и недалеко - на мысе Гипполая, своей формой напоминающем лисью мордочку. В храм Скил и Ирида отправились, когда солнце стало уходить на отдых, посылая на землю уже не такие обжигающие лучи. Несмотря на то что выезжать за городские ворота было небезопасно, Ирида уговорила Скила не брать с собой телохранителей. Она, как и обещала, достала для царя и для себя две раскрашенные глиняные маски - одна выражала безумную радость, другая - глубокую печаль. Маски удерживались при помощи завязок. После недолгих размышлений Скил выбрал маску Печали, а Ириде оставил Радость. Ему вновь вспомнилось мрачное предсказание жреца Арсака и проклятие энарея Матасия, а еще этой ночью его посетил страшный сон: он увидел, как горит его дворец в Ольвии, как из пламени пытаются вырваться ожившие статуи грифонов и сфинксов, но это им не удается.
Скил усилием воли прогнал прочь тяжкие думы, но на всякий случай захватил с собой в колесницу лук, горит, полный стрел, и меч-акинак. Ирида, увидев эти приготовления, лишь усмехнулась, но вслух похвалила царя за предосторожность, однако предупредила, что на само торжество вооруженного жрецы-иерофанты не допустят, даже если узнают, что это скифский царь. Скил, подумав, что само присутствие пятитысячного скифского войска гарантирует ему безопасность, согласился на эти условия.
Перед тем как отправиться в путь, Ирида открыла Скилу суть Великих элевсинских мистерий. Дочь богини плодородия Деметры, девственница Персефона, попадается на уловки бога Эрота, и ее силой уводит в подземное царство мертвых бог Аид, где она становится его женой. Девять дней бродит стенающая Деметра, разыскивая дочь, и не найдя ее, скрывается ото всех. Без забот Деметры вся растительность засохла, тучные зеленые нивы превратились в бурые пустыни. Люди голодают, у них нет еды, чтобы приносить жертвы богам. И тогда вмешивается Зевс, верховный судья, он постановляет: пусть Персефона треть года проводит у своего супруга в подземном мире, а две трети - у своей матери на земле. Во время Великих элевсинских мистерий нужно преодолеть очень трудные испытания, которые под силу не всем; это и есть посвящение богине Деметре.
- Посвященные богиням Деметре и Персефоне имеют возможность после того, как окажутся в царстве мертвых, у Аида, вновь вернуться - обрести новую жизнь. Видишь, я ничего плохого тебе не желаю, а предлагаю - вечность. Лишь тот, кто участвовал в священном представлении, сможет обрести жизнь в Аиде, лишь ему дарована милость ощущать конец жизни как новое начало.
Ирида достала небольшую амфору и разлила из нее напиток по кубкам.
- Что это? - поинтересовался Скил, который, пригубив напиток, почувствовал горьковатый привкус.
- Это кикенос - настой на ячмене и мяте. Раз мы его пьем, значит, запрет на телесные утехи снят и нас ожидает божественная ночь. - Скил протянул руку к ее персям, и она быстро добавила: - Но только после окончания церемонии в храме Деметры. Приказать принести твой кубок?
Ирида привыкла, что Скил по скифскому обычаю пьет только из своего кубка, который обычно носит на поясе. Этот кубок внушал ей отвращение, так как его сделали из человеческого черепа; снаружи он был обтянут кожей, а внутри позолочен. Она уже знала, что скифы не только используют черепа врагов в качестве кубков, но и шьют из человеческой кожи рубашки и плащи, отличающиеся необычным молочным цветом. По ее просьбе царь скифов, приезжая к ней, никогда не облачался в подобные одеяния.
Напиток был неприятный, но Скил почувствовал прилив энергии и бодрости, которых ему и так было не занимать, и тайные страхи отступили прочь. Он и Ирида сели в колесницу и проехали через акрополь - город мертвых, по своей площади не уступающий самой Ольвии, а может, и превосходящий ее. Выехав в степь, они лихо понеслись по наезженной дороге, пролегающей среди еще зеленого многотравья, и Скил только здесь ощутил, что стены города все-таки давят на него, привыкшего к необъятным просторам. Завидев храм, стоявший на обрывистом берегу, они надели маски, а на головы венки из мирта. Ирида сказала Скилу, что о его присутствии знает лишь верховная жрица храма, для всех других он останется неизвестным.
У храма толпилось множество народа, и Скилу с Иридой пришлось спешиться и проталкиваться ко входу, где стоял жрец атлетического сложения и плетью отгонял пытавшихся проникнуть внутрь непосвященных, пропуская только мистов. Пробившись к жрецу, Ирида сбросила с себя хитон, оставшись лишь в набедренной повязке, ее перси с крупными сосками оголились, заманчиво блестя, так как были смазаны оливковым маслом. По ее знаку оголился и Скил, оставшись в одной маске и отдав свою одежду храмовому рабу.
Жрец грозно спросил у них:
- Ели ли вы хлеб?
- Нет, - ответила Ирида. - Я испила священную смесь кикеноса, меня питали из корзины Деметры, я трудилась, я возлежала на ложе.
Повинуясь жестам супруги, Скил повторил то же самое.
- Вы достигли подземного порога Персефоны. Чтобы понять будущую жизнь и условия вашего настоящего, вам нужно пройти через царство смерти - в этом состоит испытание посвящаемых! Необходимо преодолеть мрак, чтобы наслаждаться светом. Вы готовы к этому? - все так же грозно спросил жрец.
- Готовы. Клянемся именем Зевса, что никому и никогда не откроем те тайны, которые хранятся за стенами храма. Пусть нас испепелят молнии Зевса, если мы нарушим клятву! - сказала Ирида за обоих, а Скил молчал и кивал, мысленно прося прощения за это у верховной богини скифов Табити.
После клятвы их допустили внутрь храма. Это был большой колонный зал квадратной формы, полный обнаженных людей, в центре которого находились две статуи - Деметры и Персефоны. Деметра, богиня земли, восседала на корзине с плодами, а Персефона, воскресающая богиня, держала факел.
К Скилу подошла жрица в пурпурном хитоне и в бесчисленных золотых украшениях - на голове, руках, в ушах, - которые при движении мелодично звенели. Жрица протянула ему оленью шкуру и жестами показала, чтобы он ее надел на себя.
- Это символ растерзанной души, погруженной в жизнь плоти, - произнесла она туманную фразу, и царю вспомнился его наставник, грек Эвней, любивший подобные высказывания.
- Следуй за мной, мист, не убоявшийся спуститься в царство Аида.
И жрица увлекла царя за собой, разлучив его с Иридой. Она провела его в подземный лабиринт и, забрав факел, оставила одного:
- Идущему в царство тьмы не нужен свет. Если Кора почувствует, что твои помыслы чисты, она поможет обрести истинный путь.
Оставшись в полной темноте, Скил, не видя ничего, ощутил себя беспомощным, и ему стало казаться, что к нему подбираются со всех сторон враги, держа наготове мечи, чтобы пронзить его плоть. Он раскаялся в своем поступке, в том, что поддался на уговоры Ириды. Ему послышался шорох за спиной, и он с разворота нанес удар кулаком по невидимому врагу и… чуть не упал, не встретив сопротивления - кулак его пронзил воздух. Он стал наносить удары во все стороны руками и ногами, но впустую. Наконец боль из-за ушибленного пальца ноги, когда он попал ею в стену лабиринта, привела его в чувство. Он успокоился и на ощупь стал пробираться вперед, вспомнив, что Эвней ему рассказывал о бесконечном Критском лабиринте и обитавшем там чудовище - получеловеке-полубыке. Вокруг него слышались какие-то шорохи, непонятные звуки, но он, не обращая на них внимания, двигался вперед.
Вдруг яркая вспышка ослепила его, уже привыкшего к темноте, а вслед за ней раздался ужасающий звук грома. Грозный голос спросил что-то на незнакомом языке, и Скилу показалось, что это сам Зевс разгневался на него и угрожал жуткими карами.
"Что делать?!" Страх сковал сердце Скила, ему захотелось вернуться назад, не следовать дальше по этому мрачному лабиринту, полному всяких кошмаров.
Вновь словно блеснула молния, в свете которой он увидел громадную человеческую фигуру с огромными рогами на голове.
- Минотавр?!
Как ни странно, то, что страх обрел плоть, успокоило Скила, и, несмотря на то, что был безоружен, он ринулся в направлении чудовища, готовясь сразиться с ним в рукопашном бою, но снова ощутил лишь пустоту. Вспышка света - и он на мгновение увидел грифона с окровавленной мордой, раздирающего когтями тело лежащего у его ног мужчины. Превозмогая страх, Скил бросился на него, и снова обнял только воздух. Это его успокоило, и теперь то и дело появляющиеся фигуры, одна ужаснее другой, его не страшили, так как он знал, что они лишь порождение тьмы и являются испытанием его воли. Ни неистовый грохот грома, который бил по ушам, ни сверкающие молнии - ничто его не останавливало, он упрямо шел вперед.
Внезапно он увидел узкую полоску света - это приоткрылась дверь, и Скил, войдя, оказался в небольшой комнате, освещаемой масляной лампой, которая лишь слегка рассеивала тьму. Посреди комнаты стояла медная жаровня, возле нее примостился на корточках человек во фригийском колпаке и странном одеянии, сшитом из ткани в вертикальные красные и черные полосы. Он жестом показал Скилу, чтобы тот присел рядом, и бросил в жаровню порошок, от которого повалил густой сладковатый дым.