- Я к вашим услугам.
Борис объяснил ему причину их прихода. Голицын ответил: поскольку он вчера вечером уже собрал всех родственников и зачитал им завещание Бурцева, теперь он может ознакомить с ним и следственные органы.
- Откуда у Бурцева вдруг появились родственники?
- Набежали. Но, как говорится, мимо кассы.
Он открыл сейф, вынул из него тисненую папку, раскрыл её и зачитал завещание покойного олигарха. Текста было много, но Борис сконцентрировал главное:
Завещание входит в силу только через три года после смерти Бурцева. В течение этого срока Арнольд должен жениться и заиметь сына. Сын Арнольда, то есть, внук Бурцева, в восемнадцать лет станет полноправным владельцем всего движимого и недвижимого имущества. До этого срока всем концерном руководит Давид Дуклер, нынешний председатель совета директоров, и получает за это двадцать процентов всей прибыли. Сын Арнольд должен войти в совет директоров и, под руководством Дуклера, освоиться с делами и работать на фирму. Зарплату он будет получать такую, какую ему назначит Дуклер, в зависимости от качества работы.
Если хоть одно из этих требований не будет выполнено, всё состояние переходит к государству для создания фонда, который будет вести агрессивную пропаганду против однополых связей и бороться со СПИДом.
- Н-да, нокаутировал он сыночка! - резюмировал услышанное Борис.
- А покойный Олег Петрович всегда был крут.
- Как вы с ним уживались?.. Ведь вы же много лет вместе.
- Он хорошо платил, я хорошо работал. У нас были добрые деловые отношения. Мне будет его очень нехватать.
- Материально?
Голицын улыбнулся, показав, что он отметил "подначку".
- Да, и материально тоже. Но не только: он любил рисковать, с ним было интересно работать!
- У него было много врагов?
- Конечно. Но это его тонизировало.
- Вы кого-нибудь подозреваете?
- У меня в сейфе шестнадцать папок с договорами, которые Бурцев подписал с различными фирмами, всем им он предварительно выкручивал руки и загонял в угол. Как вы понимаете, это не порождало горячую любовь нему. В этих папках сотня фамилий: все они - потенциальные убийцы.
- Партнёры-убийцы. Звучит страшновато.
- Современно!
- Я вот подумал: а вы могли бы нам помочь в нашем расследовании.
- Я?.. Это каким же образом?
- Вы со всеми общались, у вас обострённое восприятие, вы не могли не увидеть, кто из них более опасен!.. Подскажите, а мы уж пойдём по следу.
Голицын прильнул к трубке, затем выпустил изо рта стаю белых дымовых колечек, догоняющих друг друга - очевидно, он долго отрабатывал этот трюк. Положил трубку на подставку, обаятельно улыбнулся.
- Глубокоуважаемый господин майор и очаровательная госпожа старший лейтенант!.. Вы, наверное, забыли, что я - адвокат, а не прокурор: моя профессия не подозревать, а защищать.
- Вот и будете их защищать, когда их станут судить!.. Помогите нам, хотя бы из эгоистических соображений: ведь мы разыскиваем ваших будущих клиентов!..
К атаке на Голицына подключилась Тина:
- Антон Данилович, ну, пожалуйста! Вы - мудрый, опытный, вы понимаете лучше других! И вы же хорошо относились к Бурцеву! Неужели вам не хочется, чтобы правда восторжествовала?!
- Я понимаю: адвокатская этика и всё остальное… - продолжал натиск Борис. - Не надо фамилий, даже фирмы называть не надо!.. Только намекните! В общих чертах, как вы. адвокаты, умеете: ничего конкретного, всё туманно, как-будто бы ни о чём, но что-то просвечивается…
Голицын несколько секунд внимательно смотрел на Тину, потом перевёл взгляд на Бориса. Раскурил погасшую трубку, затянулся, теми же красивыми колечками выпустил дым и только тогда произнёс:
- Я настолько бестолков, что могу не понять, чего вы от меня хотите, но я настолько беспринципен, что могу это сделать… Итак, на вашем месте, я начинал бы искать не в чужих странах, а в собственном огороде.
- Что вы называете собственным огородом?
- Это его офис и его помощники.
- Вы хотите сказать…
- Я больше ничего не скажу. Теперь, зная завещание, сами решайте, кому выгодна его смерть - Повернулся к Тине. - А на прощанье. небольшое уточнение, лично для вас. милая девушка: вы надеетесь, что правда восторжествует?.. - Снисходительно улыбнулся. - Вы, хоть и старший, но очень наивный лейтенант… Запомните: правда не торжествует - правда оплакивает!.. Засим, желаю удачи! - галантно поцеловал ей руку. - Всегда к вашим услугам!..
И, красивый, элегантный, снисходительный, сам. лично, повёл их по красной дорожке к выходу.
Когда сели в машину, Тина, сразу, не дожидаясь вопроса Бориса, дала оценку Голицыну.
- Очень импозантен. Богат. Уверен в себе. Наверное, хороший адвокат.
- И хороший делец.
- Как это понимать?
- Очень просто: он берётся только за самые крупные, миллионные дела. Обычно, их выигрывает, но предварительно ставит условия: рассчитываться акциями. Так постепенно он стал акционером банков, торговых центров, синдикатов… Но с концерном Бурцева ему это не удалось - Дуклер воспротивился. С тех пор он Дуклера ненавидит, поэтому так элегантно направил наши подозрения на него. Может, и небезосновательно, но… Прекрасная возможность отомстить. Я рассказываю, чтоб вы понимали, какая пиранья кроется под этой безрукавкой от Армани.
- Вы мне рассказываете про современный бизнес или про джунгли?
- В наше время эти определения постепенно сливаются.
- Откуда у вас такие сведения о Голицыне?
- Прежде, чем кого-то навещать, я всегда изучаю деятельность моего клиента и, как говорили прежде, его моральный облик.
- А почему без меня?
- Тогда вы ещё не были моей…
- Я и сейчас не ваша! - поспешно перебила она.
- Вы не дали договорить. Я имел в виду: ещё не были моей напарницей.
- Я не напарница: я к вам временно откомандирована.
- Кстати, как вам это удалось? К нам трудно попасть, и у вас не такой уж большой опыт.
- Это как поощрение, я давно об этом просила.
- За что же такой подарок?
- Вы слышали об Аргамазе?
- Конечно. Неуловимый домушник!
- Да, был неуловим. А я его поймала.
- Вы?!.. Как вам это удалось?
- Он сам явился ко мне с повинной!.. Представляете: сам!.. Я была просто в шоке!.. Сейчас добиваюсь, чтоб его амнистировали.
- Молодец!.. Здорово!.. Впрочем, чему я удивляюсь? Вы настолько обаятельны, что я бы тоже к вам пришёл с повинной.
- Вас бы я не амнистировала!..
- Это почему же?
- У вас на счету слишком много преступлений.
- У меня?! Это какие же преступления?
- Вы дарили несбыточные надежды, вы усыпляли женскую гордость, травили поцелуями, тащили в постель…
Борис, как бы совершенно потрясённый её обвинениями, произнёс трагическим голосом:
- Вы правы, правы!.. Я не заслуживаю помилования, меня надо жестоко наказать… Так, чтоб я прочувствовал и осознал!.. Но я согласен только на аналогичное наказание!.. Накажите меня точно так. как это делал я!.. Накажите меня лично вы, сами!.. Никакого помилования! Ну, пожалуйста, накажите!.. Накажите!..
Он так искренне просил, что она не выдержала и рассмеялась.
- С вами невозможно говорить серьёзно. Как вам удаётся ловить преступников?
- А я их смешу до тех пор, пока не обессилят, и тогда беру голыми руками.
Они проезжали по Гусятникову переулку. Борис увидел кафе с вывеской "Любовь-морковь". Показал Тине.
- Хорошо придумали!.. Сейчас в Москве много кафе и ресторанов с весёлыми названиями: "Сели-поели", "Япона мама". "Хенде-Хох!"… А у Мытищенского рынка видел транспарант: "Здесь можно купить всё, кроме Родины!"… Наши люди перестали всего бояться, стали раскованными, озорными - я так рад этому!..
- Расскажите о вашем самом трудном задании, - попросила Тина.
- Пожалуйста. Это было в Америке, мне надо было ночью пройтись по Гарлему. Поверьте, это опасно: негры не любят незваных белых. Краски с собой не было, я купил полкило чёрной икры, намазал ею лоб. нос. щёки, словом, всё лицо, прошёл, увидел, что было нужно, и благополучно вернулся в гостиницу. А потом позвал друзей, они пили и закусывали чёрной икрой, которую слизывали с моих щёк.
Тина снова хохочет.
- Господи!.. А я, как дурочка, слушаю, слушаю… Ну, неужели в вашей жизни не было ничего серьёзного?!.. Вы никогда не страдали, не переживали, никем не увлекались, по-настоящему, чтобы не только смеяться, но и плакать хотелось, плакать?!.
Было такое, было. Но о Ларисе он ей не расскажет - он её уже давно забыл, точнее, старается забыть…
Из маминого дневника:
"… Опять улетает в Сухуми. Это уже его третья командировка. И отпуск проводил в Сухуми. Что-то он туда зачастил!.. Спрашиваю - темнит… Неужели, наконец, влюбился?.. Господи! Укрепи его в этом чувстве!.. Не знаю, кто эта женщина, но уже её заранее люблю и низко кланяюсь за то, что заарканила моего попрыгунчика!..
Господи! Дай мне возможность пережить всех его баб и дожить до внука!.."
Ларису он называл своей неспетой песней, потому что их отношения тянулись более двух лет и прервались не по его инициативе. В основном, все его "песни" были им пропеты за два-три месяца, а чаще, за пару недель, скорее, это были уже не песни, а куплеты. Очень часто он ограничивался одной строчкой - одной ночью близости. Сквозь его комнату и номера в гостиницах прошли десятки женщин-однодневок, точнее, одноночек, имена которых уже назавтра он бы не вспомнил даже под дулом пистолета.
Но не Ларису! Она впечаталась в память, и сохранилась даже в обонянии: он до сих пор помнит запах её волос, раскинутых на подушке…
Вот и сейчас, воспоминания о ней пронеслись, как кадры из фильма, в котором он когда-то играл главную роль.
Наверху на горе раскинулся Сухумский обезьяний питомник. После Абхазско-Грузинской войны количество туристов и курортников значительно поубавилось. Но те, кто приехал, считают своим долгом обязательно побывать здесь. Они толпятся возле клеток. давая обезьянам возможность их рассмотреть.
На скамейке, у служебного домика, сидит Борис, нетерпеливо поглядывая в сторону клеток. Там Лариса, яркая, красивая брюнетка лет двадцати пяти, она видит его, томящегося, и торопится завершить объяснения экскурсантам. Наконец, освободившись от них, подбегает к Борису, целует его.
- Ну, знаешь, ещё немного, и меня бы начали демонстрировать, как самую терпеливую обезьяну.
- Прости, родной! Это из-за Дуньки - они все хотели её погладить! - Она посадила ему на колени маленького смешного шимпанзе. Обезьянка стала корчить радостные гримасы и прыгать у него на коленях. Потом вдруг обняла его и прижалась щекой к его щеке.
Лариса удивлённо раскрыла глаза.
- Она никогда никого не обнимала!.. Чувствует, кто ты!.. А может, просто подсмотрела, как я тебя обнимаю…
… Они спускаются с горы вниз по лестнице.
Борис держит Ларису за талию. Она, не отрываясь, смотрит на него.
- Что? - ласково спрашивает он.
- Не верю, что это ты!.. Послушай, не оставляй меня больше. Я устала. Устала делить жизнь на "с тобой" и "без тебя"… С тобой - радость, веселье, вино… После тебя - пустые дни и пустые бутылки.
- Ларочка!.. Я - следователь по особо важным делам, я обязан находиться на местах преступлений, я должен их раскрыть, во всяком случае, попытаться это сделать. Я каждый отпуск провожу с тобой… Если у меня появляются два-три свободных дня, я лечу к тебе и к Дуньке… Но я должен, я вынужден, это моя работа, пойми, пожалуйста!
- Я понимаю… Но и ты пойми меня: я устала… Устала считать недели, потом дни, потом часы… Устала звонить в твою контору и выпытывать жив ли ты, не ранен… Тебя поймать дома невозможно, сам ты звонишь редко…
… Они уже идут по набережной мимо приморских красавиц-пальм, с пышными зелёными причёсками. Зная свою привлекательность, каждая пальма кокетливо натянула на стройную ножку мохнатый чулок, но не до конца, оставив верхнюю часть ноги завлекательно-обнажённой.
Борис любуется ими.
- Обожаю Сухуми!.. Сказочный город. Ещё будучи студентами, мы каждые каникулы сюда добирались: до Одессы поездом, а потом на теплоходах, естественно, зайцами… Полночи танцевали, потом спали прямо на палубе… Когда в девяносто втором услышал, что на Сухуми падают бомбы и снаряды, не поверил: как можно бомбить сказку?!..
- Поэтому тебя так трудно сюда затянуть? - грустно спросила Лариса.
- Как тебе не стыдно! - обиделся Борис.
- Не стыдно: за эти два года мы виделись с тобой в общем четыре месяца.
- Ты говорила четыре месяца и двенадцать дней.
- День приезда и день отъезда считается за один… Ты точно свободен целый месяц? - Он кивает. - И мы, наконец, поедем к твоей маме? - Он снова кивает. - Ты обещаешь?
- Клянусь! - Он воздел к небу руки, как бы собираясь прыгнуть в воду…
… и прыгнул с помоста. Вынырнул, глянул вверх.
- Ну!?
На помосте топчется Лариса.
- Смелей! - подбадривает он. - Я жду!
Решившись, она делает шаг вперёд и летит в море. Вынырнув, смеётся:
- Это единственный способ заставить меня прыгнуть, положив внизу такую приманку, как ты.
… Камера-воспоминание укрупняет кадр, где они лежат на пляже. Не открывая глаз, она протягивает руку: убедиться, что он рядом. Проводит ладонью по его лицу. Улыбается.
- Теперь я знаю, что такое счастье: с одной стороны ты, с другой - солнце - Гладит его по лицу. Рассматривает, снова гладит. - Я так боюсь тебя потерять!.. Мне иногда так страшно: ведь ты мог жениться на своей секретарше!
- Не мог. Она худая, костлявая…
- Но ты же встречался с ней? Встречался?
- Только для того, чтобы изучить человеческий скелет.
- Бабник и обманщик!!
- Да. Но согласись, что обаятельный. Особенно, когда побреюсь и холодный компресс!
Кто-то костяшками пальцев стучит по его плечу.
- Бармюн принимает?
Борис приподнимается и видит невысокого круглолицего человека в чёрном костюме и чёрных туфлях. Под носом антрацитные усики, в руке "дипломат", на голове - традиционная фуражка-аэродром. (На любом уважающем себя пляже обязательно встретишь хоть одного такого: в костюме, в галстуке и с портфелем).
- Заур! Как я рад тебя видеть!
Борис радостно обнимает пришельца. Лариса явно не разделяет его радости.
- Зачем ты здесь? - настороженно спрашивает она.
- Тебя повидать, с другом поздороваться!.. - Он сел на песок, открыл дипломат, вынул из него бутылку коньяка, несколько рюмочек и три больших свежих хачапури. - Давайте за встречу!
- Зачем ты прилетел? - настойчиво повторяет Лариса. Борис тоже вопросительно смотрит на Заура. Тот, понимая, что от ответа не уйти, виновато разводит руками:
- Что я могу поделать, если меня всегда присылают с самыми неприятными поручениями.
- А ты, конечно, недоволен, прокатиться сюда за казенный счёт! - язвительно бросает Лариса.
- Очень доволен: тут же папа, бабушка, тётя, двоюродный брат, племянники…
Борис нетерпеливо прерывает перечисление его родственников:
- Что случилось?
- Тебя отзывают из отпуска.
- Они же обещали в этот раз меня не дёргать!
- Срочное дело: тебя отправляют в Чечню. Вскрылась левая торговля оружием, замешаны высокие чины. Поедешь якобы по призыву, под чужой фамилией - на месте разберёшься, кто есть кто.
Не оборачиваясь, Борис чувствует на себе напряжённый взгляд Ларисы.
- Я никуда не поеду!.. Они мне третий отпуск срывают!.. Не имеют права!.. Давай за встречу!.. - Он разливает коньяк по рюмкам. - Ну, чокнулись!
- Мне не хочется. - Лариса отворачивается от мужчин, как бы оставив их одних. Мужчины выпили, отломили по куску хачапури. Убеждая себя самого, Борис продолжил:
- Решено! Я никуда не еду - пусть посылают Крымова!
- Но он же ещё не может, после ранения…
- Найдут другого!.. Всё: тема закрыта! Ложись и загорай!
- Хорошо. - Обескураженный Заур прямо в костюме ложится на песок, подложив под голову "дипломат". Все трое лежат молча.
- Как ты думаешь, мне надо перевернуться? - спрашивает Заур.
- Обязательно. Чтобы брюки не загорели… Кого дают на поддержку?
- Ерёменко! - Заур сел, оживился. - Опытный оперативник, чёрный пояс карате!.. Помнишь, как он один двух киллеров взял?..
Резко повернувшись, Лариса приподнимается и пристально смотрит на Бориса. Видя это. он решительно заявляет:
- Не помню и вспоминать не хочу!.. Я же тебе сказал, что не поеду!.. Лежи и загорай!..
Все снова улеглись. Молчание.
- Я всё-таки разденусь. - Заур снимает туфли. Оставаясь в пиджаке и галстуке, снова ложится. - Хорошо тут… Минут десять полежу и пойду: надо начальству доложить и твой билет сдать.
- Билет прямо туда?
- Нет, сначала в Москву. Генерал хотел с тобой пообщаться.
- Чего это вдруг сам генерал?
- Я ж тебе объяснял, что задание очень серьёзное!
- Тебя специально прислали?
- Ну, да!
- И Ерёменко уже там?..
- Конечно. Ждёт тебя.
- Боря! Ты же обещал! - в голосе Ларисы слёзы.
- Я не поеду!.. Не по-е-ду!!! - кричит самому себе Борис.
… И вот Лариса уже провожает их обоих в аэропорту.
Объявлена посадка. Надо идти.
- Ну!.. - Он виновато берёт её за плечи. - Всего один месяц… А потом…
- А потом ещё один, ещё три, ещё полгода… - Она устало машет рукой. - Писать будешь?
Вмешивается Заур.
- Часто не пиши, а то она выйдет замуж за почтальона.
- А тебя я ненавижу, - сообщает ему Лариса. Но он смеётся:
- Учти: от ненависти до любви - один шаг!
- Ну, всё… Пока!
Борис подталкивает Заура вперёд, порывисто обнимает Ларису и, не оглядываясь, направляется к паспортному контролю. Она видит, как их подвозят к трапу и как они поднимается в самолёт.
Если б это снимали кинокамерой, то оператор бы укрупнил кадр, и мы бы увидели ноги Бориса на ступеньках трапа…
… И вот его ноги снова на ступеньках: он поднимается по лестнице, ведущей к обезьяньему питомнику. Очевидно, прошло немало времени, потому что даже в вечнозелёном Сухуми некоторые деревья уже пожелтели. Борис взволнован, достаёт сигареты, закуривает. Вот и знакомый служебный домик. Вдали, у клеток, он видит Ларису, окружённую экскурсантами. У домика на скамейке сидит какой-то светловолосый мужчина, играется с обезьянкой.