- Протест отклоняется, - объявил судья. - Продолжайте, мистер Тейлор. Однако свидетельница должна помнить, что она дает показания и должна излагать только факты, которые ей точно известны.
- Так я и говорю, - проворчала домоправительница.
- Дальше, миссис Баттон, - поторопил ее Тейлор, явно побаиваясь, как бы ценная свидетельница не оскорбила суд.
Миссис Баттон взяла себя в руки и продолжала:
- Мистер Оукли ужинал один в столовой. Жареная курица и пудинг из тапиоки, - добавила она.
- Вряд ли нам надо знать, что он ел, - устало вставил судья. Не раз он сталкивался с такими свидетелями. Сначала комок нервов, а как разговорятся, уже не остановишь, хотя половина сказанного не имеет отношения к делу. Он взглянул на часы на стене. Вечером ему предстоит ужинать с лорд-лейтенантом, и он не позволит затягивать процесс. Болтливые слуги - страшное дело.
- Говорю для того, чтоб вы видели, что я помню тот вечер, - твердо сказала миссис Баттон. - Память у меня хорошая. Никогда не подводит. До смерти не забуду ни одной мелочи из той самой ночи. После ужина он пошел в библиотеку выкурить сигару. Такая у него привычка. Я присмотрела за служанкой, которая мыла посуду, потом домой отправила. Она рядом живет.
- Кто же остался в доме после ухода служанки? - уточнил мистер Тейлор.
Мышка исчезла. Стэнли с опаской поджал под скамью ноги.
Миссис Баттон принялась перечислять:
- Мистер и миссис Оукли, сэр. Я. Горничная Люси. Я велела ей лечь в постель, как только уберет со стола, потому что она чихала. Немножко простудилась. Другой горничной, Дженни, не было, ей разрешили поехать домой на похороны, она должна была только утром вернуться. Мистера Хокинса, камердинера мистера Оукли, тоже не было, хозяин послал его в Лондон по какому-то делу. Нянька, Дейзи Джосс, была наверху в детской, как и положено. Уотчетт, садовник, заглядывал вечером насчет овощей и фруктов. Рассказал, что поспело в саду, я сказала, что надо на утро. Он ушел к себе в коттедж. Я заперла заднюю дверь и собралась ложиться сама после того, как проверила окна и двери внизу. Было около одиннадцати.
Зал замер, ловя каждое слово. "Было бы слышно, как булавка упала!" - записал Стэнли в блокноте.
- И вы больше не видели мистера Оукли? - спросил Тейлор.
Миссис Баттон затрясла головой:
- Нет, не видела, но слышала его шаги в холле и на лестнице, думала, спать пошел. За несколько минут до десяти.
- Вы уверены? Подумайте. Это важно.
- Ох, уверена, сэр, - подтвердила свидетельница. - Взглянула на часы на кухне, потому что обычно он не ложится так рано.
- Вот как? - риторически переспросил Тейлор, привлекая внимание присяжных. И кивнул миссис Баттон: - Понятно. Значит, вы пошли к себе? Какой дорогой?
- Поднялась по черной лестнице, сэр. На втором этаже лестница выходит к комнате миссис Оукли. Мы называем ее башенной. - Тут свидетельница начала волноваться. - Только я повернула в другой пролет к верхнему этажу, где моя спальня… Ох, даже говорить не могу. Сразу вспоминаю! Услышала жуткий крик. Кровь в жилах застыла, это факт. Никогда, никогда не забуду!..
- Успокойтесь, миссис Баттон, - настоятельно попросил Тейлор. - Опишите.
Миссис Баттон поняла, что настал ее час, и выпрямилась в полный рост:
- Это был вопль, сэр, вопль в адских муках!
Публика вздохнула в ужасе, ожидая дальнейшего. Представитель агентства Рейтер лихорадочно записывал. Обвинитель, по мнению Стэнли, смахивает на кота, поймавшего канарейку. Защитник роется в своих бумагах. Инспектор Вуд пристально наблюдает. Только обвиняемый сидит с обычным презрительным равнодушием.
- И что же вы сделали дальше, миссис Баттон? - мурлыкнул мистер Тейлор. - После того, как услышали крик?
- Что ж, сэр, бросилась к двери миссис Оукли. Слышала, как она хрипит и булькает. Распахнула створку, сэр, и увидела страшную картину. Не дай бог снова такое увидеть. Хозяйка лежала на полу в ночной рубашке и горела! Извивалась, корчилась на ковре, пламя трещало… Протянула ко мне руку, бедняжка, как будто не могла говорить. Кажется, и вздохнуть не могла. Я увидела на полу разбитую лампу. Видно, несчастная упала и ее свалила. И волосы, волосы, сэр… горели и трещали, как фейерверк.
Миссис Баттон прослезилась вместе со многими дамами в зале.
Судья стукнул молотком:
- Суд понимает ваши переживания, но вы должны собраться. Продолжайте, пожалуйста.
Свидетельница покорно рассказала, как сдернула покрывало с кровати и набросила на горевшую женщину, чтобы погасить пламя.
- Ей было жутко больно, кожа с рук слезла. Но она не могла говорить. По-моему, что-то сказала бы, если б могла. Не дышала. Я не удивилась. В спальне стоял жуткий запах горелого мяса, волос и еще вроде бы чеснока, очень сильный.
- Вам хорошо знаком запах чеснока? - спросил мистер Тейлор.
Миссис Баттон заверила, что знаком. Она однажды жила у хозяйки-француженки, которая требовала везде класть чеснок, портя добрую английскую еду.
- Я сразу же распахнула окно, сама еле дышала от мерзкого запаха, голова сразу же разболелась.
Мистер Тейлор, демонстрируя хорошо сбалансированное удовлетворение и приличествующий обстоятельствам ужас, обратился к присяжным:
- Значит, вы сами едва дышали. Прошу вас, джентльмены, обратить внимание.
Присяжные сделали вид, что обратили. Одним удалось лучше, другим хуже. Показалось, будто одного вот-вот стошнит, Стэнли опознал в нем местного бакалейщика.
- Что вы еще заметили, миссис Баттон?
Свидетельница подняла указательный палец в перчатке и вдохновенно ткнула им в членов суда:
- Ну, была одна странная вещь. На полу рядом с хозяйкой лежала какая-то банка, обычная, и какие-то куски железа вроде толстой проволоки. Не ожидаешь увидеть подобное в спальне леди. Вообще, все это ненормально, я вам точно скажу!
Последние слова миссис Баттон произнесла вызывающим тоном и сделала паузу, как бы ожидая возражений. Не дождавшись, продолжила с легким разочарованием:
- В любом случае мне раздумывать было некогда. Я побежала за хозяином. Конечно, когда он увидел миссис Оукли на полу, то как бы сильно испугался. Велел бежать на конюшню, послать Райли - это его грум - за доктором Перкинсом. Так я и сделала. Когда вернулась, мистер Оукли сказал, что миссис Оукли мертва. Еще бы. Попросил посидеть с ней, пока он оденется перед приездом доктора. И ушел, а я села. Потом вижу - банка и проволока исчезли. По-моему, он рассовал по карманам халата. Большие карманы, вместительные.
Маленький защитник взметнулся:
- Протестую, милорд! Домыслы свидетельницы абсолютно недопустимы!
Свидетельница не стала ждать, когда судья отклонит протест.
- Ну, одно я точно знаю. Все это было там, когда пришел мистер Оукли, а когда ушел, не стало. А я ничего не брала!
И теперь по дороге домой Вуд вспоминал свой второй визит в Форуэйз вместе с сержантом Паттерсоном, чтобы арестовать Оукли. В памяти запечатлелось выражение его лица, когда он осознал, что происходит. Недоверие, злость и… презрительная насмешка. Да, насмешка. Возможно, больше всего тревожит насмешка в темных глазах.
В начале года рано темнеет. Фонарщик совершает обход, оставляя за собой шлейф ярких огней в газовых фонарях. В воздухе стоит густой сернистый привкус дыма, теплый запах конского навоза с вязким оттенком вечернего тумана. Впрочем, на улицах еще полно народу. Бакалейные и мясные лавки открыты, заманивая запоздавших покупателей, возвращающихся из контор клерков, непредусмотрительных домохозяек.
Мальчишки-разносчики бегают с вечерними газетами. "Бамфорд газетт" посвятила процессу специальный выпуск. Вуд купил ее, быстро пробежал судебный отчет, сунул в карман, чтобы внимательно просмотреть на досуге. Репортажи пишет тот самый Хакстейбл. Вечно торчит у него на дороге, выскакивает перед носом, прося комментариев обо всем на свете. Завтра историю разнесет национальная пресса, тогда придется иметь дело не только с Хакстейблом.
Вуд вставил ключ в замочную скважину в двери своего скромного дома в самом конце Стейшн-Роуд, стараясь, как обычно, повернуть тихонько. Но Эмили услышала. Не успел он войти, как она выскочила с кухни, где хлопотливо собирала ужин, бросилась снимать с него пальто, охая из-за промокшей шляпы.
- Так и знала, что ты будешь поздно, - пресекла она его извинения.
- Ужин остыл? - спросил он, принюхиваясь к заманчивым запахам с кухни.
- Нет. Я приготовила мясной пирог, чтобы можно было разогреть. - Дочь повесила его пальто в холле, чтобы в тепле просохло.
- Мясной пирог, - повторил Вуд, разматывая шарф. - Мой любимый.
Оба улыбнулись. Он неизменно объявляет любимым все, что она приготовит. Это их интимная шутка. Ей двадцать три, она заботится о нем уже шесть лет после смерти жены. Имеет полное право жить в собственном доме, ухаживать за мужем и детьми, вместо того чтобы сидеть здесь с отцом. Впрочем, ее удерживает не только дочерний долг, о чем напоминает улыбка.
Гладкая половина лица улыбается, сморщенная гримасничает. Она была самым прелестным ребенком до страшного дня, когда на ней вспыхнуло платье. На теле есть другие шрамы, но их никто не видит.
Шрамы на лице не скроешь. Поэтому Эмили прячется. Всю жизнь прячется в этом доме. Вуд тщетно уверяет ее, что где-нибудь за дверью обязательно найдется тот, кто разглядит под рубцами любящее безупречное сердце. Но она боится рисковать. Сидит дома, раз в неделю ходит за покупками, по утрам в воскресенье в местную веслианскую церковь, надевая в обоих случаях черную вдовью вуаль. Поэтому стала в округе предметом любопытства, догадок и преувеличенных слухов о ее обезображенной внешности.
По настоянию Вуда они всегда едят на кухне. Он не желает устраивать беспорядок в крошечной столовой, обременяя дочь последующей уборкой. Ему ничего не позволено делать. Хотя он, в отличие от многих мужчин, с удовольствием потрудился бы в доме, дочь стоит на своем как скала. Здесь ее царство, ее жизнь. Его мир за стенами. Здесь он в ее мире.
Когда уселись за стол, Эмили, положив ему порцию пирога, нетерпеливо спросила:
- Ну, что было сегодня, отец?
Знает о деле Оукли, потому что он привык обсуждать события с дочерью. Как правило, опускает жестокие и неприятные подробности. На сей раз это непросто.
- Все хорошо, насколько можно ожидать, - ответил он. - Та самая Баттон давала показания довольно уверенно, а это больше не моя забота, дорогая! - И сразу же сам себя опроверг: - Я наблюдал за Оукли. Сидит с таким высокомерием и превосходством… Собирается нас одурачить. Нутром чую.
- На тебя не похоже, - поддразнила отца Эмили.
- Правда. Мне отлично известно, что дело в руках судейских. Но полицейский, моя дорогая, нередко встречается с негодяем, которого особенно хочется прижать к ногтю. Мне нужен Уильям Оукли. Я искренне боролся с этим побуждением, даже твои проповедники были бы довольны. Только истина в том, что я его считаю хитрым, умным, расчетливым, хладнокровным убийцей. Конечно, мне хочется услышать вердикт "виновен". Честно признаюсь. Вот так! - Опасаясь, что слишком разгорячился, Вуд умолк и виновато улыбнулся. - Слушай, я сам себя пугаю. Не обращай внимания.
Эмили перестала жевать, гоняя вилкой по тарелке корку пирога, не сводя с нее глаз.
- Это из-за меня, правда? - Дотронулась до обезображенной щеки. - Тебе нужен мистер Оукли из-за того, что его жена сгорела? - Честные голубые глаза взглянули на Вуда.
Он мгновение ошеломленно молчал. Неужели правда? Теперь, когда слово сказано, правда стала очевидной, а он о причине даже не догадывался. Неужели дочь знает его лучше, чем он сам?
Потом все-таки выдавил:
- Нет, Эмми, это не личное дело. Ничего подобного. Просто чувствую здесь, - он стукнул себя в грудь, - и здесь, - постучал пальцем по лбу. - А в суде все сводится к тому, поверят ли присяжные показаниям экономки. В любом случае от меня больше ничего не зависит.
Стэнли Хакстейбл живет в меблированных комнатах. Хозяйка - принципиальная сторонница трезвости - обладает непревзойденной способностью унюхивать в доме даже жалкую бутылку портера. Не допускает ни карточных игр, ни музыки (кроме совместного исполнения гимнов), ни посетителей. Поэтому Стэнли привык проводить вечера в публичных заведениях Бамфорда. Не напиваться, конечно, чтобы не рисковать потерей не только жилья, но и места в газете. Просто, объясняет он всем, кому интересно, чтобы увидеть веселые лица и мило поболтать.
Сегодня уселся в углу в "Джордже" с пинтой портера, пирогом со свининой, яйцами в маринаде. Ни один известный ему журналист нормально не питается. Не имеет либо времени, либо возможности.
Только принялся за пирог со свининой, как услышал голос:
- Разрешите?
Представитель агентства Рейтер, не дожидаясь ответа, уселся за стол со своим пирогом, виски и водой.
Они ели в компанейском молчании, пока мужчина не заметил:
- Эта самая Баттон хорошо поработала на королевского прокурора. Если будет стоять на своем, отправит субъекта на виселицу.
- Посмотрим, как защита проведет перекрестный допрос, - сказал Стэнли. - Завтра ставлю вам пинту, если обвинение не расползется по швам.
- Принято, - кивнул представитель агентства Рейтер.
Стэнли вытер губы тыльной стороной руки.
- Я думал, вы в Оксфорде остановились.
Мужчина фыркнул и тряхнул головой:
- Там его никто не знает, правда? Поэтому слушания ведутся в Оксфорде. Чтобы не мешали никакие сплетни о его частной жизни, ясно? А здесь, в Бамфорде, он весь как на ладони. Может, и вам известны какие-то байки?
- Да нет. - Что не совсем правда, но, если представителю международного агентства нужна информация, пускай сам поработает ножками, как остальные.
- Неужели? - усомнился мужчина.
Стэнли готов признать: Уильям Оукли истинный джентльмен. Хотя, оговорился он, известно, что жен убивают даже истинные джентльмены.
И журналисты, как светские люди, много на своем веку повидавшие, понимающе кивнули друг другу.
Глава 10
- Разумеется, утром, то есть вчера, я сразу же поехала.
Джулиет Пейнтер и Мередит Митчелл неудобно примостились за угловым столиком в оживленном баре. Ни та ни другая в иных обстоятельствах не выбрали бы такое место встречи, но у обеих времени мало, а бар удобно расположен. Мередит взяла кофе и порцию жареной картошки, а Джулиет - кофе и пончик.
Джулиет наклонилась через стол, чтобы не поднимать голос в окружающем шуме.
- Все равно собиралась после твоего звонка с сообщением о появлении так называемого Яна Оукли, будь он неладен. А на другой день пришлось в Йоркшир тащиться. Меня там уже ждали. Поэтому я отложила визит в Форуэйз. К несчастью, негодный паршивец успел привести свой план в действие. Если б раньше приехала, разгадала бы замысел и выгнала его взашей.
- Он тебе не понравился, - улыбнулась Мередит на сердитые речи, потом качнула головой и нахмурилась. - А я даже не могу разобраться. С одной стороны, мне он тоже не нравится. С другой - было что-то очень трогательное в его волнении при виде дома.
- Не верь, - хмыкнула Джулиет. - Театральное представление.
- Ян член семьи, - напомнила Мередит. - Если нет, то досконально изучил фамильную историю. Как это сделать в Польше без устных рассказов, передающихся из поколения в поколение? Кажется, он действительно верит в невиновность прадеда. Если Форуэйз служит некой семейной легендой, о нем говорили, описывали… пожалуй, разволнуешься, видя реальный каменный облик. Мне показалось, что он совершает нечто вроде паломничества.
- Святой Грааль найдет лишь чистый сердцем, - изрекла Джулиет. - В Яне Оукли нет никакой чистоты. Обыкновенный самодовольный нахал. При знакомстве закатил глаза, точно звезда немого кино, изобразил сахарную улыбку, по его мнению соблазнительную. Дурак. По крайней мере, после твоего предупреждения я позаботилась, чтобы руку не чмокнул. Фу!..
Пока Мередит слушала подругу, в голову взбрела неуместная мысль, как всегда в неуместный момент. Она почему-то задумалась, долго ли Джулиет сохранит внешность школьницы и как будет стареть. Нельзя же всю жизнь ходить с косами. Она получила в награду прекрасный цвет лица, что всегда помогает. Однако невозможно представить ее старушкой. Мередит с трудом вернулась к теме беседы:
- Выгонять его - дело сестер. Что бы он ни заявлял, это их дом, а он у них в гостях.
- Они просто не знают, как это сделать! Во-первых, его не звали. Сам навязался. Однако признали родственником, сочли долгом принять, приютить, раз приехал… - с досадой прошипела Джулиет, впившись в пончик. - Вдобавок, - уже неразборчиво прошамкала она, - разве могут пожилые женщины, одна из которых - Флоренс - совсем слабенькая, командовать молодым, сильным, решительным, абсолютно бессовестным мужчиной? Поверь мне, он на все готов.
- Пожалуй, - кивнула Мередит. И спросила, подчеркнув вопрос широким жестом: - Можно как-нибудь удостовериться, что он действительно Оукли? В конце концов, в это все упирается, правда? Возможно, просто узнал об Уильяме каким-то образом. Во многих книгах описаны широко известные исторические преступления. Может, где-то рассказано и о деле Оукли. Можно убедиться, что он настоящий?
- Увы, хотелось бы сказать, что не настоящий. Но я попросила предъявить паспорт. Выдан на имя Яна Оукли.
- Знаешь, бывают фальшивые паспорта.
- Мысль соблазнительная. Но даже если он где-то наткнулся на судебные отчеты о деле Оукли, вряд ли пошел бы на жуткие хлопоты с фальшивым паспортом. В любом случае излагает массу подробностей, которые нельзя признать ложными, поскольку неизвестно, что стало с Уильямом после оправдательного приговора суда и последующего отъезда. Если помнишь, его собственный сын вынужден был просить суд официально признать его мертвым.
- И этот самый Ян рассказывает, что потом было с Уильямом?