* * *
Из бесед со свидетелями по делу № 30/74.
Свидетель Н. Бородин:
"…Почему я его не любил? Трудно ответить. Человек собственных недостатков не замечает. Но в его присутствии я замечал свои недостатки, как это происходило, не знаю… Все началось с одного случая, давно, в детстве. Случай наивный. Детские обиды. Драка из-за девчонки…"
Свидетельница А. Павлиди:
"…Есть ли у меня недостатки, о которых я знаю? Человек прощает себе любые недостатки и ошибки, если о них никто, кроме него, не знает… Почему это вас интересует? Разве это относится к делу?.. В тот вечер Глеб не был пьян. Я в этом уверена".
Свидетельница М. Кутайсова:
(запись в деле) "…Вообще я никогда его пьяным не видела. Никогда. К тому же мы сели за стол после прихода Глеба, так что никто из нас к тому времени вина не пробовал…"
- Послушай, Марина, нельзя ли нам привалить к нормальному столу, сесть на обычные стулья? - Никита изнывал, сидя на детском табурете. Казалось, он опустился на корточки.
- Нельзя. Хочу, чтобы вы запомнили мой день рождения.
- И Глеб скис. Ноги затекли, да, Глебыч? - Никита выпрямил колени.
- Глеб, а, Глеб. Нам было весело. Мы встретили тебя с радостью, а посмотри, какая у тебя физиономия! - не выдержала Алена.
- Он печален оттого, что я старею, - мягко проговорила Марина.
- Кстати, сколько тебе сегодня исполнилось-то?
Пожалуй, это была первая фраза, произнесенная Глебом после появления.
Марина вскинула на Глеба зеленоватые с прищуром глаза.
- Двадцать пять. Четверть века. Кажется, я заслужила букетик цветов. Хотя бы стажем…
- Извини. Я слишком торопился.
- Кстати, ты прикатил на "чизетте"? - спросил Никита. - Мы даже не слышали треска…
- Вы очень громко смеялись!
Глеб выбрал поджаристый пирожок, надломил, но есть не стал, положил обратно в тарелку. Помолчал, к чему-то напряженно прислушиваясь, спохватился и улыбнулся.
- Жаль, что ты на мотоцикле. - Алена налила Глебу лимонад.
А Марина вдруг вспомнила о свечах. Она купила две таллинские свечи: толстые, квадратные, зеленые, с подставкой из черненого металла… Колеблющийся свет отодвинул в глубину полки с игрушками. Пуговичные глаза кукол замерцали живым осмысленным блеском.
Никита встал.
- Нам нужен тамада! Предлагаю свою кандидатуру. Нет возражений?
- Нет! - ответила за всех Марина. - Только короче! Пора уже и выпить.
- А куда нам спешить? - Алена достала сигарету, потянулась к свече и прикурила. - Говори, Кит! И помни: есть человек, который выслушает тебя до конца. Даже если ты охрипнешь. Только не забудь - десятый час.
Никита поклонился.
- Недавно мне довелось быть в Грузии, в командировке. Там мне сказали: "Твоя речь, Никита, напоминает горный ручей - не может ни на чем задержаться…" Но я все-таки задержусь. Я не стану говорить о достоинствах нашей именинницы. Их все знают, видят. Я для начала хочу поговорить о другом… Собрались близкие люди. Родные люди, я не боюсь этого слова. Мы знаем друг друга всю жизнь. Хоть мы и прожили неполных тридцать лет, но все равно это тридцать лет…
- Ну тебя к черту, Кит! - Марина протянула фужер и чокнулась с Аленой. - За мое здоровье! Чтобы я была богатой и счастливой. Чтобы мои враги сейчас, в эту минуту, схватили по инфаркту, а друзья выиграли в спортлото по "Москвичу". Ура!
Никита выпил, поставил фужер на стол и включил магнитофон…
Они танцевали медленный танец. Глеб смотрел поверх головы Марины, в его зрачках отражались огоньки свеч.
- Странный ты какой-то. - Марине надоело ловить его взгляд.
- Налили мне лимонад. И еще… - Глеб оставил Марину, плеснул в фужер шампанского. - Кит! - крикнул он. - Почему ты разошелся с женой? Мы давно не виделись. Расскажи, Кит, старым друзьям. Поделись!
Никита в недоумении взглянул на Глеба. С чего это он?
- Расскажи, Кит! Развесели, - не отступал Глеб. Он взял бутерброд и встал позади Никиты и Алены, повторяя их движения.
- Отстань! Ты много о чем рассказываешь? - Никита медленно покачивался в такт музыке.
Марина взяла Глеба за руку, потянула в сторону:
- Перестань! Не все можно вышучивать.
- Все! - выкрикнул Глеб. - Все! Убежден.
Никита обернулся. Его и без того тонкие губы были сжаты и, казалось, провалились, затягивая нос и подбородок.
- Что ж, слушай. Притчу о легкомысленном юноше. Слушай и учись. Поначалу все было нормально. А потом оказалось, что мы не любим друг друга. Меня раздражало в ней все - походка, голос, манера смеяться. Все-все… К концу рабочего дня у меня портилось настроение - надо было идти домой. У нее были жесткие волосы. Когда она причесывалась, от расчески отлетали искры…
- Может, ты женился на Бабе-Яге? - не выдержала Алена.
Никита достал записную книжку, извлек маленькое паспортное фото и протянул Глебу. Миловидное девичье лицо улыбалось доброй улыбкой…
- Ну а как она вблизи? Ничего была? - произнес Глеб.
Никита с изумлением уставился на Глеба.
- Так ведь ты ее не любишь? - выкрикнул Глеб. - И фото у тебя случайно в кармане оказалось, да? Молчишь?
- Не твое дело, болван! - Никита сел на табуреточку, придвинул колени к подбородку и уставился на огонек свечи.
- А ты с удовольствием рассказал бы нам все о ней, верно? Рассказал бы! - Глеб нажал на клавишу, и магнитофон смолк. - Ты рассказал бы? - Голос Глеба был тих, едва уловимая пауза отделяла каждое слово.
Алена в недоумении взглянула на Марину: что это с Глебом? И выпил-то всего ничего. Марина молча пожала плечами. Отошла к окну, взяла в руки плюшевого одноглазого зайца. Он нравился ей больше всех игрушек.
- Я хочу знать: боится он рассказать об этом или стыдится? Я хочу знать, - так же негромко продолжал Глеб. - Может, она и ушла от тебя, Кит, потому, что ты оказался не тем, кто ей нужен, а? И ты боишься нам рассказать. Или стыдишься? Ведь иногда мы не столько боимся рассказать о своих поступках, сколько стыдимся…
Глеб умолк. Лицо его заострилось. Он к чему-то прислушивался, там, за окном…
Алена шумно прошлась по комнате. Глеб, не скрывая испуга, взглянул на нее, словно умолял не шуметь, оставаться на месте. Алена накинула на плечи кофточку.
- Слушай, с какой стати ты суешь нос не в свои дела? Другой бы давно дал тебе в морду! И вообще ты нам портишь веселье. Марина готовила, старалась. А ты все портишь…
Алена взглянула на дверь. Кто-то осторожно шел по лестнице…
Дверь распахнулась. На пороге стояла дворничиха в полушубке и платке. Она оглядела зал. Узнала Марину. Перевела взгляд на Никиту, затем на Алену. Глеба она не заметила. Тот стоял в дальнем темпом углу.
- Веселитесь. Слышу музыку, вижу свет. Думала, может, кто из пацанов залез, схулиганить.
- Свои, тетя Настя. День рождения у меня. - Марина взяла со стола фужер, налила вина и прихватила пирожок. - Угощайтесь.
Дворничиха кивнула, подобрала подол фартука, вытерла руки.
- Сколько же тебе, Марина?
- Да все мои, тетя Настя. Двадцать пять. - И добавила на всякий случай: - Заведующая разрешила.
- Мне-то что? Думала, может, пацаны залезли. Ладно, за твое здоровье, Марина!
Дворничиха выпила, надкусила пирожок. Похвалила. Поставила пустой фужер на подоконник.
- Да! На Менделеевской бабку какую-то сбили насмерть. Кто говорит - мотоциклом, а кто - машиной… А вчера парни разодрались. И все на том же месте.
Дворничиха ушла. Стукнула входная дверь, все стихло.
- Значит, это была женщина? - произнес Глеб одними губами.
- Где? - Марина с удивлением услышала свой голос.
Она поняла. Все сразу.
- Это я сбил женщину, я! - выкрикнул Глеб.
Кончик фитиля обуглился, и пламя свечи, ровное, желто-розовое, утончалось в коптящий жгутик.
Никита тронул кончик фитиля и переломил его.
Они молчали уже несколько минут. Под порывом ветра скрипнула рама окна. Глеб взглянул на темнеющие прямоугольники стекол. Сейчас ему казалось, что все случившееся было сном. История, рассказанная кем-то о ком-то, а он слушатель, не имеющий к этой истории никакого отношения. Когда он заговорил, собственные слова долетали до его слуха со стороны и не затрагивали сознания.
- Решил заехать в гастроном купить вина. Свернул на Менделеевскую. Скорость была небольшая, да и как она могла быть большой - крутой поворот. И улица узкая. Проспект еще освещался, а улица нет. Глаза к темноте сразу не привыкли. Включил фару. И увидел ее. Перед самым носом. Тормозить - занесло бы. Я скорость прибавил, думал объехать ее сзади, думал, она вперед побежит, тротуар-то рядом. А она отпрянула… Бабка, бабка…
Глеб смолк. Он закинул назад голову. Белый потолок застывшей волной уходил за спину, загибался, окружая Глеба жестким скафандром.
- И ничего ты не мог сделать? - выдавил Никита.
- Ничего… Вероятно, ничего… Она отпрянула назад, понимаешь…
- Столько лет водишь мотоцикл…
- Ты что, Кит… сомневаешься?
- Глупости! - воскликнула Марина. - Неужели в ту секунду он мог думать о каком-то мотоцикле? Или о Собственных ребрах?
- Как же можно осуждать человека, если он не виноват! Если он ничего не мог сделать? - проговорила Алена.
Никита потрогал пальцами нос, точно желая убедиться, что нос на месте.
- Как сказала дворничиха? Неизвестно, кто сбил… Неизвестно, кто сбил, значит… Такая странная мысль вдруг возникла в моей голове. - Он обвел зал медленным взглядом и повторил: - Вот какая странная мысль возникла у меня…
Глеб выпрямился.
- Кит! Твоя голова не отягощена никакими предрассудками. Превосходно…
Никита пожал плечами и отошел к окну.
- Никаких предрассудков, да? Кит! - Глеб засмеялся сухим неприятным смехом.
- Так зачем ты нам все это рассказал? Зачем? - выкрикнула Алена. - Разве мы можем тебе что-нибудь посоветовать? И - стыдишь Никиту. Ведь он хочет помочь тебе. - Она смолкла, точно споткнулась. - Извини, Глеб. Я не могу найти верный тон, извини. Нам всем надо взять себя в руки. И подумать. Трезво. Спокойно… Ты сядь, сядь… Господи, какие нелепые табуретки. Неужели нет нормального стула?
- Ты в детском саду, а не в клубе. - Марина вышла.
- Почему мы здесь? - Алена смотрела на захлопнувшуюся за Мариной белую дверь. - Какая-то нелепость!
Дверь распахнулась, показалась Марина. Она принесла четыре складных дачных кресла.
Никита расправил одно кресло и сел.
- Вот. Теперь будем рассуждать как взрослые.
- Ты уже пытался рассуждать как взрослый. - Марина раскинула еще два кресла и придвинула их Алене и Глебу. Сама же присела на детский табурет, подтянув к подбородку колени.
Никита взял бутылку лимонада, налил полстакана.
- Разве в таком деле советуют?
- Советуют, - произнесла Марина.
- Что ж, советуй, а я послушаю.
Но Марина молчала, приглаживая ладонями волосы.
- Советовать нельзя. - Алена зябко пожала плечами. - Можно лишь представить, как поступила бы сама.
- И как бы ты поступила? - нетерпеливо перебил Никита.
- Я пошла бы… куда надо. И сказала: так-то и так. Случилась такая беда. Я не виновата, но раз так случилось - вот я.
С потолка свисали насаженные на нитки цветные флажки - скоро ноябрьские праздники. На одном флажке был нарисован горнист с трубой, на другом - страус. Так они и чередовались: горнист - страус. Горнист еще понятно. Но почему страус? А нитка у самой двери была сплошь составлена из страусов…
- Почему страус? - спросил Глеб, не отводя глаз от нитки.
И все посмотрели на потолок следом за ним.
- Действительно, почему страус? - повторил Никита.
- Нам прислали только со страусом. С горнистом у нас от прошлого праздника остались. - Марина, прикрыв глаза, медленно провела пальцами по лбу. - Господи, почему нельзя все повернуть обратно? Ну если сейчас было бы… вчера.
- Хватит! - Никита поднялся. - Никто не виноват в том, что произошло. Никто! Поэтому хватит себя терзать. Я еще раз повторяю: дворничиха сказала, что неизвестно, чем сбили ту женщину - машиной или мотоциклом. И мы этого не знаем! Ясно всем вам?
- Это не самый удачный выход, - заметила Алена.
- То ты говоришь - Глебу необходимо помочь, то осуждаешь меня. Тебя раздирают сомнения, понимаю. Но я тебе помогу. - Лицо Никиты покрылось бурыми пятнышками. - Делать надо так, как я предлагаю. С одной стороны - судьба молодого перспективного инженера с прекрасной башкой на плечах. С другой - бабуля, которая не сегодня-завтра сама бы сыграла в ящик. Так? Так. Бабушку эту не вернуть, тут уж ничего не поделаешь. Зачем же ломать судьбу человека только из-за нелепой, пусть трагической, по нелепой случайности?
- А если бы там оказалась твоя бабушка? Профессор и доктор? А? - воскликнула Алена.
- Запрещенный прием, - произнес Никита спокойным тоном. - Я рассуждаю сейчас как рядовой член общества, а не внук своей бабушки. Разные категории.
Он прошелся по комнате. Остановился у шкафа с игрушками. Щелкнул пальцем по мягкому носу тигренка. Тот качнул пухлой полосатой башкой и повалился на бок. Никита поставил тигренка на толстые лапы. Щелкнул еще раз и ждал: свалится, нет? В стеклянном отражении шкафа он видел Глеба. Смазанные, расплывчатые формы. Словно над Глебом застывшая толща тусклой воды…
- Все рационально в этом мире. Придет время, когда закон будет рассматривать любой поступок человека с той позиции, какую пользу приносит человек обществу, а не сам поступок абстрактно. Запрограммируют тесты с потенциальными возможностями члена общества. Пользу, которую он может дать. А с другой стороны - его проступки, упущения. Машина и выдаст… Думаю, в этом случае Глеб оказался бы в выигрыше. И совесть спокойна - машина все решает… К тому же идти сейчас с повинной я бы Глебу не рекомендовал по одной простой причине: он хлебнул вина. И ничем не сможет доказать, что вино это он выпил после всего, а не до. Есть такое понятие - отягчающие обстоятельства. Так что фактор времени "до" или "после" тут играет не последнюю роль.
- Нашел время шутить! - произнесла Алена.
- Я не шучу, - ответил Никита.
* * *
Из бесед со свидетелями по делу № 30/74.
Свидетель Н. Бородин:
"…Пожалуй, о малых этих обидах рассказывать не стоит. Чепуха. Мелочь. Мелкие обиды тем и мелки, что каждый прав по-своему, каждого в отдельности понять можно. Вот большие обиды совсем другое дело. Это когда прав кто-то один и страдает, доказать свою правоту не может… Так что считайте, что у меня с Глебом были отношения дружеские, я ведь тоже не ангел… Хоть, признаться, существует странная дружба - люди друг друга недолюбливают и в то же время жить друг без друга не могут. Вот и разберись…" (запись в деле) "…Мы ушли часов в одиннадцать. Я и Алена. Глеб сказал, что еще посидит. Я хотел было остаться, но мне показалось чем-то тягостным мое дальнейшее присутствие для Глеба и Марины…"
Глеб провел ладонью по ее щеке.
Марина повернула голову, подставляя под ладонь Глеба незаметный рубец у самого уха.
- Я просила тебя, помнишь? Просила. Я стояла у твоей кровати на коленях, я видела твои глаза между бинтами и просила. И ты обещал мне, клялся, что бросишь свой мотоцикл. А вышел из больницы и забыл свое обещание.
Они никогда не вспоминали о том июньском вечере, год назад. Глеб и Марина возвращались с залива. Неожиданно из-за поворота навстречу им выскочил на большой скорости самосвал. Глеб вывернул руль и налетел на столб. Два месяца он пролежал в больнице с переломом ноги и травмой головы. Марине повезло. Только шрам на правой щеке…
Глеб притянул к себе Марину, усадил рядом на жесткую кровать и положил голову ей на колени.
- Столько лет знаем друг друга, а оказывается, ничего друг о друге не знаем, - произнесла Марина. - Всегда считали Никиту неповоротливым, добродушным тюфяком. И вдруг такой категорический тон. Уверенность. Настоящий мужчина.
- Чужую судьбу решать легко. - В просветленной темноте комнаты Глеб видел подбородок Марины и прядь ее волос.
- Никита искренен. И хотел тебе помочь, я верю.
В углу комнаты, за тумбочкой, раздалось слабое шуршанье, точно неосторожно тронули сухой лист.
- Появилась, - вздохнула Марина. - Как всегда, когда ты в этой комнате.
- Ты хотела вызвать санитаров эпидемстанции, - сказал Глеб.
- У них все телефон занят… Представляю эту мышь. Маленькая, с бусинками глаз. А сколько пользы от них! На ком бы медики проводили эксперименты?
- На ком? - Глеб приподнялся. - На мне! На преступнике! Убийце!
Он вскочил на ноги, схватил с тумбочки книгу и швырнул в угол. Повалившись на кровать, он ударился головой о стену, но боли не почувствовал. Заложил руки за голову и уставился в потолок немигающим взглядом. Неясные тени сновали по потолку, и казалось, потолок шевелится.
- А что? Логическое продолжение мысли Никиты. Преступники такие же отходы рационального общества, как и всякие там бабки. И для блага общества можно проводить на них медицинские эксперименты…
- Перестань! - перебила Марина. - Преступники… Слово-то какое. Тоже мне преступник! Ты сейчас, по существу, такой же несчастный, как та женщина.
- С небольшой разницей, - усмехнулся Глеб.
- Такой же, такой же! Ты тоже жертва! - горячо воскликнула Марина и положила голову на грудь Глеба. - Как все нелепо, глупо, дико! Не думай об этом, Глебушка. Я понимаю, это трудно. Но ведь ты сильный. В конце концов, тебе выпало в жизни страшное испытание. И принимай это как испытание.
В углу вновь раздалось осторожное копошение.
- Вот нахалка! - Глеб провел по полу ногами.
Возня в углу прекратилась.
- А если меня… найдут?
- Если найдут… - вздохнула Марина. - Кит подсказал удачную мысль. Боялся, вот и не явился. Выпил вина и боялся обвинений, что пьяным сел за руль…
Глеб разглядел контуры бутылки с минеральной водой. Запрокинул голову и сделал несколько глубоких жадных глотков из горлышка. Холодная полоска воды, все удлиняясь, стекала от уголка рта на шею точно порез и проникала под рубашку, на грудь.
Он поставил бутылку на стол.
- Кит немного пережал - его рассуждения были слишком гладкими… Но ты думаешь иначе, я знаю.
Глеб шагнул к стулу, стянул со спинки куртку.
- Я сейчас пойду. Может, мне и поверят? Может, поверят… Вызовут вас, вы подтвердите… И потом, разве в этом дело - выпил я или нет… Не в этом дело, Мариша…
- Никуда ты не пойдешь!
Глеб повернул голову: тон Марины, сухой, раздраженный, его удивил. Он ждал. Но Марина молчала.
- Мариша… а ведь я мог, понимаешь… Мог вывернуть руль. Но растерялся, испугался. Понадеялся, что проскочу. Вот беда-то какая!
- Не мог ты, не мог! - крикнула Марина.
- Мог!
- Не мог, дурак! Если бы мог, ты б это сделал!
Глеб надел куртку, вялыми пальцами нащупал петельку нижней пуговицы. Присел на кровать и тронул Марину за плечо:
- Перестань, перестань. А то я сам зареву… Ты что?
- А то! - Марина ладонью вытерла слезу. - А то, что у меня будет ребенок. Я не хотела тебе говорить. Но ты не имеешь права теперь думать только о себе!