Морнингдейл негромко рассмеялся и на какое-то время утратил над собой контроль; голова его по-змеиному задвигалась из стороны в сторону.
- Давай, Гарри. Обещаю, на Альберт-сквер никто ничего не узнает. Про Сюзанну Цыганку говорят, что она стоит каждого потраченного су. - Он снова усмехнулся, высыпал на стол горсть монет, допил шампанское и собрался уходить.
- Вы сами справитесь? - Гарри с беспокойством взглянул на хозяина.
- Не тревожься. Я бывал в местах поопаснее Монмартра. Развлекись. Увидимся утром в отеле.
Площадь Бланш встретила пронзительным холодным ветром. На другой стороне улицы топтались несколько извозчиков; пара гнедых служила им вместо жаровен. От группки толпившихся на углу проституток отделилась одна, видимо, посчитавшая одинокого прохожего легкой добычей.
- Привет, cheri,, могу устроить славную ночку. - Нос у нее посинел, зубы стучали от холода. Она потянулась к лицу Профессора.
Мориарти позволил себе выйти на минутку из образа благодушного американца.
- Тронешь, шлюха, и я вырву у тебя сердце.
Девица плюнула в него, и Мориарти, выбросив руку, схватил проститутку за воротник пальто, рванул на себя и заговорил - быстро, на том языке, который понимали в самых темных переулках.
- Ferme ton bee та petite marmite ou je casse ton aileron.
Мориарти с силой отшвырнул девицу, споткнувшись, та свалилась в сточную канаву. Услышанное - не столько даже смысл, сколько тон - лишили проститутку дара речи. Когда бедолага выбралась из канавы, несостоявшийся клиент уже сидел в кэбе.
- На улицу Верон.
"Мезон вид" представлял собой заведение с небольшим, ничем не примечательным фасадом - дверь с резным восточным орнаментом и окошко, украшенное изнутри свечой под красным стеклянным абажуром и несколькими афишками с именами тех, кто выступал сейчас, и тех, кто появлялся здесь раньше.
Человек у входа принял у гостя монетку и проводил к любезно раскланявшемуся официанту в несвежем, мятом вечернем костюме. Интерьер практически ничем не отличался от интерьера других подобного рода заведений: сдвинутые вместе грубо сколоченные столы, отделенные от сцены деревянными перилами. В дальнем углу к сцене жался небольшой оркестр. Посетителей хватало - кабаре, должно быть, пользовалось популярностью. В воздухе висела густая пелена табачного дыма, и Профессор даже моргнул, прежде чем глаза начали различать что-то в колышущейся дымке. Ловко лавируя между столиками, официант провел его в угол, где какая-то пара только что освободила место. Стул еще хранил тепло сидевшей на нем женщины, и возникший перед Мориарти стакан вполне мог быть тем, из которого она недавно пила. Делать заказ не пришлось - официант откупорил невесть откуда взявшуюся бутылку шампанского и, прежде чем гость успел потребовать чего-то другого, наполнил стакан. Шампанское оказалось безвкусным и выдохшимся.
Расположившись поудобнее, Мориарти попытался оглядеться, но тут музыканты оживились, барабанщик выдал короткую дробь - звук получился такой, словно инструментом служила жестянка из-под печенья, - занавес, скрывавший крохотную стену, раздвинулся и явил стоящий в глубине ее диванчик. Под очередную барабанную дробь откуда-то сбоку явилась пухленькая, кокетливая девица, которая тут же принялась подмигивать и строить гримасы завсегдатаям, криками и свистом выразившим одобрение предлагаемому им зрелищу.
Девица - полностью, кстати, одетая - просеменила, неестественно прихрамывая, по сцене. Остановилась. Подмигнула. И вдруг задергалась, словно что-то ужалило ее в правую грудь. Публика, в большинстве своем уже видевшая этот номер, взвыла от восторга. Между тем насекомое - оса или блоха - явно доставляло бедняжке немалые неудобства. Сначала она просто чесалась; потом, пытаясь поймать злобное насекомое, сняла платье и бросила его на обидчицу. Воображаемая оса оказалась, однако, проворней, а потому вслед за платьем девице пришлось избавляться от других одежек. В конце концов, к большому ее смущению, на ней почти ничего не осталось.
С той же неизбежностью, как день сменяет ночь, последняя деталь туалета улетела вслед за всеми прочими под бурные аплодисменты. Оркестр еще раз напомнил о себе, и Профессор начал наконец приглядываться к публике.
Жан Гризомбр сидел за большим столом в нескольких шагах от сцены, изливая радушие и гостеприимство на двух сурового вида мужчин, возможно, банкиров. Невысокого роста, гибкий, обладающий фацией танцора, Гризомбр имел один существенный недостаток: его сухощавая физиономия была начисто лишена обаяния, столь необходимого для человека этой профессии. Он редко выражал радость всем лицом; обычно улыбка не шла дальше губ, которые растягивались так, словно участвовали в исполнении заученного жеста. Сейчас он сидел напротив гостей - то ли банкиров, то ли бизнесменов, - между двумя своими крепкими телохранителями, смуглые лица и беспокойные глаза которых внушали тревогу и беспокойство.
Минут через десять бизнесмены поднялись. Гризомбр распрощался с обоими, пожал каждому руку и с серьезным видом раскланялся. Похоже, за столом только что заключили какую-то сделку. Один из телохранителей отправился провожать гостей; Гризомбр, оставшись за столом, негромко отдал какие-то распоряжения второму.
Наблюдая за ним, видя, как шевелятся его губы, Профессор почти слышал у себя в голове голос француза и те слова, что он произнес при их последней встрече. "Мне очень жаль, но таково наше общее решение. Если бы кто-то из нас потерпел неудачу и скомпрометировал себя, вы, несомненно, поступили бы так же. Будучи нашим лидером вы подвели нас всех, Профессор, и я вынужден просить вас покинуть Париж и уехать из Франции как можно скорее. Больше мне сказать нечего. Могу лишь добавить, что отныне я не гарантирую вашей безопасности в этой стране".
"Что же, - подумал Мориарти, - скоро ты будешь висеть у меня на крючке и умолять, чтобы я снова стал вашим предводителем". Он поднял руку, подзывая официанта, который тут же подошел к столику и угодливо поклонился.
- Еще бутылку, мсье?
- Я желаю поговорить с мсье Гризомбром.
Вежливая улыбочка мгновенно испарилась, маленькие глазки уставились на него настороженно и с подозрением.
- Как мне вас?..
- Мое имя ничего ему не скажет. Будьте добры, передайте вот это.
Мориарти опустил руку в карман и вынул письмо, написанное Вильгельмом Шлайфштайном под его диктовку. Мсье Жану Гризомбру, было написано на конверте. Вручить лично. Само письмо многословием не отличалось.
Дорогой Жан, рекомендую вам моего американского друга, Джарвиса Морнингдейла. Человек он очень богатый, и у него имеется предложение, которое, полагаю, следует принять скорее вам, чем мне. Заверяю, что о каких бы суммах ни шла речь, вы свое получите. Насчет денег он не шутит. Ваш покорный друг, Вилли.
Официант еще не успел отойти от столика, как Гризомбр уже нетерпеливо вскрыл конверт и бросил взгляд в сторону Мориарти. Потом медленно, словно столкнулся с малопонятным текстом на латыни, прочел письмо и поднял голову. На этот раз взгляд его задержался на американце с явным интересом. Мориарти поднял стакан. Гризомбр бросил что-то телохранителю и кивнул, приглашая Профессора к своему столу.
- Вы Джарвис Морнингдейл? - спросил он по-французски.
- Да. Герр Шлайфштайн рекомендовал мне обратиться к вам.
- Для американца у вас прекрасное произношение.
- Удивляться нечему. Моя мать из Нового Орлеана, и французский - мой второй язык.
- Хорошо.
Гризомбр жестом предложил гостю сесть. Один из телохранителей налил в бокал шампанского. На это раз оно не было ни выдохшимся, ни безвкусным.
- Мне почему-то кажется, что мы уже встречались. - Гризомбр пристально посмотрел на Мориарти, но тот, уверенный в надежности маскировки, выдержал этот взгляд спокойно, не дрогнув.
- Думаю, что нет. До сих пор в Париже мне доводилось бывать нечасто.
Гризомбр по-прежнему не сводил с него глаз.
- Вилли Шлайфштайн пишет, что я, возможно, сумею вам помочь.
Мориарти сдержанно улыбнулся.
- Не знаю, но мне хотелось бы на это надеяться.
- Говорите.
Высыпавшие на сцену девушки готовились начать канкан. "Похоже, парижские кабаре мало чем отличаются одно от другого", - подумал Мориарти.
- То, что я хочу сказать, предназначено только для ваших ушей.
Гризомбр указал пальцем на обоих своих телохранителей.
- Каково бы свойства ни было ваше предложение, его можно обсуждать в их присутствии.
Мориарти пожал плечами.
- Извините. Дело слишком большое, и деньги в нем замешаны большие.
Гризомбр задумался. Мориарти, успевший неплохо изучить бывшего союзника, знал, что первостепенный фактор в этих размышлениях именно деньги.
- Ладно, - кивнул наконец француз. - Наверху есть комната, поднимемся туда.
Он повернулся и шепнул что-то тому из телохранителей, который провожал пару бизнесменов. Тот молча кивнул и удалился, не проявив ни малейшего интереса к лихо скачущим на сцене девицам.
- Они вам нравятся, мсье Морнингдейл? - с тусклой улыбкой поинтересовался Гризомбр.
- Умеренно, мсье Гризомбр. На мой вкус, этот танец излишне откровенен.
- Вы приехали издалека. Если желаете, я мог бы познакомить вас с девушкой, которая, по-моему, пришлась бы вам по вкусу. Это мулатка, прожившая большую часть детства в Париже. Она умеет держать язык за зубами и… как это сказать… всегда не против.
Менее всего Мориарти хотел бы связываться сейчас с женщиной, тем более в маскировке, сохранить которую в спальне невозможно.
- Вынужден отказаться. Видите ли, сейчас у меня на уме лишь одна леди, причем, очень высокого происхождения.
- Как хотите. - Француз пожал плечами. - Раз уж вы такой разборчивый…
- Ее имя, - продолжал Мориарти, - Мадонна Лиза, она жена Заноби дель Джоконда.
Брови у Гризомбра подпрыгнули на лоб:
- Вот как… Полагаю, вы правы. Поговорим приватно.
Угадать настоящее предназначение комнаты, в которую они поднялись, было нетрудно. Большую ее часть занимала широкая железная кровать; кроме нее здесь имелся резной туалетный столик и множество зеркал, включая одно на потолке. Гризомбр и Джарвис Морнингдейл расположились в креслах орехового дерева с чудесными гнутыми ножками и подлокотниками, обшитыми красной и золотой парчой.
Телохранители ушли, оставив бутылку бренди и два стакана, но скорее всего были где-то поблизости, возможно, прямо за дверью. В подобной ситуации он и сам поступил бы так же.
- Расскажите мне о Мадонне Лизе, - с притворным интересом попросил француз. Уголки рта поползли вверх, но глаза остались пустыми - глазами застывшей в студне овцы.
- Рассказывать особенно нечего. Мсье Гризомбр, я задам вам вопрос. Абстрактный вопрос. Если бы вы хотели приобрести что-то так, чтобы хозяева не поняли, что они чего-то лишились, что бы вы сделали?
- Полагаю, самый распространенный способ - взять, оставив вместо подлинника копию. Говорят, такое делается довольно часто. Например, с украшениями. Но вы ведь говорите о картине. Вещи огромной ценности и немалого возраста.
- Картина висит в музее Лувра. В Салоне Карре. Буду откровенен, я подумывал о том, чтобы проделать этот трюк самому. Навел справки, изучил подходы, но - увы! - здесь требуются опыт и определенные навыки. Навыки, например, хорошего вора. Скажите, трудно ли украсть такую картину?
Гризомбр коротко рассмеялся.
- Украсть было бы легко. Если я правильно помню, картина небольшая, а в Лувре до сих пор не научились беречь свои сокровища. Да и с чего бы им учиться? Кому придет в голову красть такие работы? Их ведь невозможно продать.
- Если кража не будет раскрыта, картину можно было бы продать мне.
Добрую минуту Гризомбр молчал.
- И сколько вы готовы заплатить за нее? Сколько она стоит, мсье Морнингдейл?
- Эту картину называют бесценной, но, как известно, все на Земле поддается оценке. Один мой родственник - он уже умер - неплохо разбирался в математике и по моей просьбе рассчитал цену Джоконды. Хочу отметить, что с тех пор прошло несколько лет. Известно, что Франциск I купил картину у Леонардо за четыре тысячи золотых флоринов.
- Мне знакома эта история. - Словно почуяв запах денег, Гризомбр подался вперед.
- Если принять эту сумму за первоначальное вложение, сделанное в начале 1500-х, и посчитать рост при трех процентах годовых, то получится, что к нашему времени цена ее должна приблизиться к девятистам миллионам долларов. Или одиннадцати миллионам фунтов стерлингов.
- И сколько же это во франках?
- Франки меня не интересуют. Только доллары и фунты стерлингов. Буду откровенен, сэр, я не очень-то верю в национальные валюты.
Гризомбр удивленно шевельнул бровью.
- Вот как?
- А разве вы не видите очевидного? Признаки грядущего заметны везде - как в Америке, так и в Европе. С одной стороны, мы видим огромное богатство, власть. С другой - великая нищета, волнения. Между ними невероятный прогресс. Ошеломляющие изобретения. Но столкновение богатства и бедности неизбежно. Рано или поздно это случится. Всходы будущих потрясений и хаоса повсюду, вокруг нас - бомбы, анархисты, самоорганизующиеся рабочие. В конце концов именно они унаследуют землю, но позабудут о развращающей силе власти. Возможно, это случится через пять лет. Возможно, через десять. Возможно, ничего не случится в ближайшие семьдесят или восемьдесят лет. Но когда это произойдет, мир снова вернется к феодальной системе. Наступят новые Темные века. Выживут сильнейшие. Я считаю, что нам следует подготовиться к тем временам, запастись вещами, имеющими вечную ценность. Такими, как тот покрытый в шестнадцатом веке краской кусок дерева. За него я готов дать разумную цену в валюте, которая когда-нибудь станет просто бумажкой.
- Сколько? - вставил, воспользовавшись паузой, француз.
Этого вопроса Мориарти и ждал.
- Мсье, я богатый человек. Шесть миллионов фунтов стерлингов. Но при одном условии.
- Да?
- Факт кражи не должен быть раскрыт.
- Другими словами, место оригинала должна занять копия.
- Совершенно верно. Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы выполнить копию, способную выдержать самую придирчивую проверку?
- Мне известны по крайней мере три человека, обладающих такого рода талантом.
- Я тоже наводил справки. Их имена?
Гризомбр покачал головой.
- Нет-нет, мсье Морнингдейл. Я назову имена, а вы решите, что сможете немного сэкономить и обойтись без меня.
Голова у Мориарти качнулась вперед-назад, и лишь огромным усилием воли ему удалось справиться с неконтролируемым движением.
- Хорошо. - Он сделал глоток бренди. - Здесь, в Париже, есть человек, которого зовут Пьер Лабросс. В Англии - Реджинальд Лефтли. В Голландии - некий Ван Эйкен, хотя это имя вымышленное.
- Вы меня удивили, мсье Морнингдейл. - В глазах француза мелькнуло уважение. - Похоже, настроились серьезно.
- Мне нужна эта картина, мне нужна эта женщина с загадочной улыбкой. Разумеется, я настроен серьезно. Скажу вам больше. Лабросс не годится. Слишком много пьет. К тому же, как я слышал, его нет сейчас в Париже. Голландец, самозваный Ван Эйкен, стар и ненадежен, хотя он, пожалуй, может выполнить самую качественную репродукцию. Кандидат остается один - Реджинальд Лефтли. А вы - единственный человек, которому по силам совершить подмену картины.
Гризомбр согласно кивнул, став при этом похожим на рыбину, открывшую рот, чтобы схватить наживку и крючок.
Наступал самый важный момент, требовавший особой осторожности.
- В случае согласия я прямо сейчас заплачу пять тысяч для покрытия накладных расходах. Потом вам придется пошевелиться. В течение недели я буду в Лондоне - с 8 по 13 марта. В отеле "Гросвенор". Если согласитесь принять мое предложение, в один из этих дней пришлете телеграмму такого содержания: "Леди готова встретиться". Подпишитесь Жоржем. Это будет означать, что подмена уже произведена. Я буду ждать эту телеграмму в отеле "Гросвенор", каждый вечер, с восьми до девяти. Туда же принесете картину. Взамен я передам оставшуюся сумму.
- Это большие деньги, - прохрипел Гризомбр с каким-то даже сомнением, словно обещанная сумма показалась ему вдруг слишком большой.
Джарвис Морнингдейл улыбнулся почти виновато и развел руками.
- У меня много денег.
Не прошло и суток, как Жан Гризомбр наведался к американцу в отель "Крильон" и ушел оттуда с пятью тысячами долларов. Несколькими часами позже Джарвис Морнингдейл и его секретарь покинули территорию Франции, а еще через несколько часов Джеймс Мориарти возвратился в дом на Альберт-сквер. Пройдет восемь недель, прежде чем Морнингдейла вернут в мир живых. Восемь недель зимних холодов, снега и льда. Восемь недель до первых признаков весны.
К концу января Энгус Маккреди Кроу определился с планом действий, который должен был вывести его на след Джеймса Мориарти.
План был прост. Примерно через неделю после Рождества инспектор пришел к важному выводу: надеяться на то, что какой-то констебль или детектив задержит Эмбера, Ли Чоу или кого-то из других известных сообщников Профессора, не стоит.
Логика подсказывала, что Мориарти встал на путь вендетты, а поскольку одна из жертв его мести, Шлайфштайн, похоже, пропала, оставалось только найти остальных и установить за ними наблюдение.