Генерал прав: задание оказалось не таким простым, как могло показаться с первого взгляда, - уйму времени Шорохов убил на анализ материалов, разоблачающих карателей, действовавших на временно оккупированных территориях Ленинградской, Псковской, Новгородской областей и в Прибалтике. Теперь Павел Петрович имел полное представление о ГФП. Подразделения тайной полевой полиции были полицейским исполнительным органом военной контрразведки в действующей армии вблизи от линии фронта. Начальником ГФП, где командовал взводом фельдфебель Гриваков, являлся оберштурмфюрер СС Рудольф Барк. Обычно подразделения ГФП состояли из десяти-одиннадцати взводов и эскадронов, в каждом взводе - двадцать восемь - тридцать человек, в отделениях - десять - двенадцать. Отделениями командовали унтер-офицеры, взводами - фельдфебели. Предателей учили ремеслу убийц, вешателей, палачей. Изучали они самое различное советское и немецкое оружие, натаскивались для совершения диверсионных актов, провокаций. Каратели, выполнявшие полицейские функции, носили немецкую форму со знаками отличия. Гриваков всегда щеголял в офицерском мундире. Те же, кто выслеживал партизан и сочувствующих советскому строю, носили гражданскую одежду или военную форму бойцов Красной Армии. Фашисты всячески поощряли бандитскую деятельность карателей, отдавали на разграбление деревни, поселки, а поводы, чтобы обвинить ни в чем не повинных мирных жителей в сочувствии партизанам, ничего не стоило найти или придумать...
Многих изменников Родины отыскали и вывели на чистую воду чекисты, но вот еще и через сорок лет нет-нет и снова всплывет очередное дело бывшего карателя...
Несколько раз Шорохов выезжал в районный центр, где дал кое-какие поручения по сбору нужных для него сведений двум сотрудникам райотдела КГБ. Договорился, как поддерживать с ним постоянную связь.
Бабка Дарья только удивлялась: приехал родственничек в такую даль отдохнуть, а сам мотается по пыльным дорогам туда-сюда... Вот они, городские, и в отпуске им не сидится на месте.
Хотя капитан Шорохов и выглядит молодо, на самом деле ему двадцать девять лет, он женат и имеет двух детей. Ему не пришлось ничего и выдумывать: бабка Дарья ничуть не удивилась, когда его "Москвич" остановился возле калитки ее старого дома, сразу признала в нем родственника, как она выразилась, по "шороховскому носопету". Павел Петрович привез бабке продуктов; холодильника у нее в избе не было, зато имелся просторный и холодный в любую погоду подпол. Там у нее хранилось все, что она заготавливала с огорода и приносила из леса. Таких соленых груздей, которые бабка выставила в первый же вечер его приезда, он еще не пробовал!
Деревня называлась Борки, жили здесь в основном старики и старухи, ко многим приехали родственники из города. Отсюда до турбазы "Солнечный лотос" (редкое название!) было около тридцати километров. Пора было наведаться туда. Все, что возможно было, он узнал здесь от словоохотливой родственницы (она тут жила и в войну) и от других жителей - про зверства карателей они помнили. В Борках, напротив амбара, на березе повесили колхозного бригадира Лапина и еще троих незнакомых, которых он прятал на сеновале. А жену и малых детишек сожгли в избе - подперли колом двери, облили сруб бензином и подожгли сразу со всех сторон. Береза и по сей день стоит у амбара. Павел Петрович постоял под раскидистой березой, взметнувшейся зеленым кружевным куполом в голубую высь.
Бабка Дарья сама казни не видела, она в это время собирала на болоте клюкву, а вот дед Прокопий, что жил с внучкой через два дома, все видел, он сообщил, что один из карателей, такой представительный мужчина в немецкой форме с медалью, взял да еще и выстрелил в только что повешенных партизан, потом каратели привесили им на шеи таблички с надписью: "Я - партизан!" А вешали так: один каратель надевал петлю на шею жертве со связанными руками, а двое других подтягивали за конец веревки, перекинутой через толстый сук. В форме-то, по-видимому их начальник, подходил к дергающемуся на веревке человеку и в упор палил из пистолета в голову. И так всем четверым.
Павел Петрович вспомнил, что генерал рассказывал такое и про Гривакова...
6. ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ
Вечером Павел Петрович отправился в сельский клуб, что находился в Клинах - центральной усадьбе птицеводческого совхоза "Путь Октября". Там шел какой-то фильм, а потом танцы под инструментальный ансамбль - об этом ему сообщила соседская девчонка. Не фильм, а тем более танцы прельстили капитана Шорохова - ему необходимо было разузнать от местных жителей про одного человека, проживающего там... Сначала он хотел поехать на "Москвиче", но потом рассудил, что три километра в один конец и столько же в другой - одно удовольствие прогуляться. Пока шел фильм, Павел Петрович побродил по поселку, нашел нужный дом, сквозь щели плотного забора разглядел в саду ульи. В дом заходить не стал, а, увидев мальчишек, гонявших футбольный мяч на спортивной площадке, подошел к ним, несколько раз пнул мяч, задал несколько вопросов, потом направился к открытой танцплощадке, где музыканты настраивали свою электронную технику.
Скоро на танцплощадку повалила молодежь - значит, фильм закончился. Длинноволосые музыканты со сцены весело смотрели на дощатую площадку, кивали знакомым. Над сценой зажглась первая яркая звезда, было светло, и прожектора еще не включили. Несколько пар пошли танцевать, большинство же подпирали плечами дощатое ограждение, курили, причем только парни, девушки тут сигаретами не баловались. Когда объявили дамский танец, к Павлу Петровичу неожиданно подошла пухленькая девушка со светлыми кудряшками. Стараясь не сбиться с ноги, он вспоминал, когда же последний раз был на танцах. Очень давно, даже не вспомнить... Скорее всего, на студенческих вечерах в Ленинградском университете, когда учился на филфаке. На последнем курсе он напечатал в сборнике начинающих литераторов рассказ "Трубочист". Помнится, на университетском ЛИТО ему попеняли: дескать, вокруг столько интересного, а он выбрал героем рассказа человека умирающей профессии... Интересно, остались в Ленинграде трубочисты?..
- Вы приезжий, да? - приятным голосом бойко произнесла девушка. - А меня зовут Аня Соловьева.
- Павел... Паша, - сказал он.
- У нас на практику часто приезжают студенты сельхозинститута...
- Я не студент, - Павел улыбнулся.
- Если к вам привяжется Вася, вы не бойтесь, это у него вид такой грозный, а сам он добрый... - щебетала Аня.
- Вася? - озадаченно произнес Шорохов.
- Он за мной ухаживает...
Глаза ее весело блестели, она без умолку болтала, и скоро он узнал, что она лаборантка, недавно в районной газете был напечатан ее портрет. На ферму она пошла после десятилетки, была птичницей, а теперь лечит куриц... Показала на симпатичную девушку, одиноко стоявшую у оркестра, оказывается, за ней "бегает" ударник оркестра - Вовик. Он жутко ревнивый, поэтому Ксению никто не приглашает, - Вовик нервничает и начинает хуже играть...
Когда танец кончился и Павел Петрович проводил даму на место, к ним подошел высоченный широкоплечий парень. Он с-видом собственника положил на плечо девушки руку и хмуро уставился на Шорохова.
- Познакомьтесь, - спохватилась Аня.
Павел Петрович протянул руку, но верзила не спешил подавать свою. Продолжал изучающе разглядывать. Наступила неловкая пауза.
- Вася, - наконец сказал он, и рука капитана оказалась в железных тисках.
Вася с ухмылкой смотрел в глаза Павла и продолжал сжимать тиски. Рядом с ним Шорохов казался мальчишкой. Однако сдаваться он не собирался, скоро с широкого Васиного лица сползла насмешливая улыбка, лицо стало озадаченным, скулы порозовели. Со стороны никто бы не подумал, что стоящие напротив и пожимающие друг другу руки два молодых человека вступили в противоборство. Если выражение на Васином лице менялось, то Павел Петрович был бесстрастен, а про себя с удовольствием подумал: прав был тренер по самбо, когда предложил спортсменам носить в кармане пушистый теннисный мячик и при всяком удобном случае мять его, тискать... Наверное, год в восьмом классе Павел колотил по чему попало ребром правой ладони. Он как-то видел: один мужчина на спор переломил ребром ладони доску...
- С виду никогда не скажешь, - оценивающе оглядывая с ног до головы противника, проговорил Вася.
Он ослабил хватку, отпустил его сплющенные пальцы и Шорохов. И снова вспомнил слова тренера: "В кино часто показывают разведчиков этакими суперменами, которые способны лбом железную дверь прошибить... Этого делать не надо, но справиться в критической обстановке с несколькими противниками чекист обязан".
- Когда ты бросишь свои дурацкие шуточки? - укоризненно сказала Аня и повернулась к Павлу Петровичу: - Он это проделывает со всеми моими знакомыми... С ним боятся здороваться!
Павлу Петровичу до смерти хотелось помассировать свои онемевшие, слипшиеся пальцы, но он по опыту знал, что скоро и так все пройдет.
- Чем занимаешься-то? - спросил Вася. - Небось каратэ? Или самбо?
- Всем помаленьку, - улыбнулся Шорохов. Приемы каратэ он тоже знал, и, если бы они схватились драться, наверное, Васе пришлось бы туго: в каратэ главное не сила...
- Каждое утро пудовые гири поднимаешь... - хихикнула Аня. - Куда тебе сила-то при твоей куриной профессии?
- Чтобы твоих ухажеров отваживать, - не остался в долгу Вася.
Заиграл оркестр, и Вася с Аней ушли танцевать. Павел Петрович подумал, что на этом, верно, кончится мимолетное знакомство на танцплощадке, но он ошибся. Когда объявили перерыв и оркестранты ушли покурить, Шорохов решил отправиться домой. Но едва он вышел из освещенного прожекторами круга света, как услышал где-то совсем близко девичий вскрик и матерщину. Недолго думая, метнулся к березе, укрывшей своей тенью скамейку у крыльца большого дома со слепыми окнами. Парень в белой, расстегнутой до пупа рубахе бил по щекам худенькую девушку в длинном платье, она закрывала лицо руками, темные волосы мотались у глаз, узкие плечи вздрагивали.
Павел Петрович легко свалил опешившего парня, повернулся к девушке и встретился взглядом с ее блестящими от слез глазами.
- Тебе-то чего тут надо? - сказала она. - Проваливай...
В следующее мгновение кто-то сзади ударил его кулаком по уху, и не сумей он отклониться - этот удар свалил бы его с ног. Краем глаза он видел, что парень в белой рубахе еще не успел подняться с земли, значит, появились другие... Удары сыпались со всех сторон - капитану Шорохову пришлось вспомнить приемы рукопашного боя, чтобы выстоять против еще двух подоспевших парней, к которым скоро присоединился и парень в белой рубахе. Дрались молча, с шумными вздохами, пыхтеньем. Девушка куда-то исчезла. Павел Петрович почувствовал солоноватый вкус крови на губах. "Не хватает, чтобы они мне еще физиономию попортили!" - мелькнула мысль. Один из нападавших, кажется, вышел из игры - пошатываясь, отошел в сторону и прислонился к забору, с губ его срывались крепкие словечки.
- Что за шум, а драки нет? - раздался знакомый зычный голос. И тут по земле закувыркался еще один парень.
- Своих бьешь, Вася! - всхлипнув, пробормотал он.
- Мои друзья трое на одного не нападают! - рявкнул тот.
...Потом они сидели в буфете, куда прошли через задний вход. В буфете за столиком были две пары. Рослая рыжеволосая буфетчица снова закрыла дверь на крючок и нацедила из алюминиевой бочки несколько кружек пенистого пива.
- Свежее, - заметил Вася.
Пиво действительно было свежее, прохладное, Павел Петрович с удовольствием выпил две кружки. Аня не допила и одной. Слышно было, как снова заиграл оркестр.
- Тут накурено, - повела вздернутым носиком девушка. - Пошли?
- Иди, - разрешил Вася, - а мы тут еще по кружечке...
В него могла влезть и вся бочка. Вася рассказал, что работает в совхозе зоотехником, увлекается вольной борьбой, на флоте - он служил на Севере - был чемпионом округа, а здесь нет подходящих партнеров, так что потерял спортивную форму.
- Не мячик теперь жму, а куриц да цыплят щупаю, - рассмеялся он. - А здорово ты наших петушков раскидал!
- Не подоспей ты, чего доброго, намяли бы мне бока, - решил польстить Васе Павел Петрович. Конечно, он и один справился бы с этой подвыпившей компанией.
- Катька сама доводит до белого каления своего Петьку, - сказал Вася. - С вечера поцапаются, а на другой день воркуют, как голубки...
- А это дружки его, что ли? Выскочили из темноты как черти из табакерки!
- Катькины братаны, - усмехнулся Вася.
- Им надо было проучить Петьку, чтобы руки не распускал, а они на меня набросились.
- Пили-то вместе с Петькой, - сказал Вася. - Петька свой, а ты - залетная птица.
Павел Петрович рассказал, что приехал поработать над повестью, да вот материала маловато... Его тема - Отечественная война, столько лет прошло! Старики и те уже мало чего помнят... Оказалось, бабку Дарью Вася знает, а вот живого писателя увидел впервые.
- Какой я писатель, - засмущался Павел Петрович. - Всего-навсего один рассказ напечатали.
- Есть тут у нас деды, которые в войну партизанили. - Вася, видно, загорелся желанием помочь молодому писателю. - Да и у нас в Клинах заслуженный партизан работает пасечником. Его мед на всю округу славится. Хочешь, я тебя отведу к нему?
- У него ульи в саду?
- Да. И медом угостит...
Шорохов не прочь был заглянуть к пасечнику. Чтобы поддержать разговор, просто так спросил, как здесь рыбалка.
- Если и есть где рыбалка, так это у нас! - еще больше оживился Вася. - Я знаю, Паша, озера, где на перемет можно взять судака и угря, а уж про щуку, окуня, леща я и не говорю!
- А кроме пасечника есть тут у вас бывшие партизаны? - перевел Шорохов разговор на интересующую его тему.
- Найдем мы тебе партизан! - развеселился Вася.
Павел Петрович, видя, что новый приятель малость захмелел, стал подумывать, как откланяться да двигать к дому, - ему еще три километра топать через бор... И тут Вася заявил:
- Послезавтра еду на турбазу, у меня отпуск с понедельника.
Павел Петрович забыл и про дом: вроде бы тут поблизости всего одна турбаза - "Солнечный лотос".
- И мне знакомые советовали пожить на какой-то турбазе, - проговорил он. - Смешное такое название...
- "Солнечный лотос"! - обрадовался Вася. - Турбаза нашей "резинки". Я туда и еду! Паша! - вдруг осенило его. - Айда со мной на пару? Директор турбазы - Володька Зыкин, мой дружок, гарантирую тебе финский домик на две койки...А какая банька на берегу у Володьки!
- А чего? - будто раздумывая, сказал Шорохов. - В Борках скукотища! Речка воробью по колено, правда, рыбак я не ахти какой...
Тут подошла Аня, и Вася поднялся во весь свой внушительный рост. Видно было, что перед девушкой он робел. Она ничего такого и не сказала, а он принялся оправдываться; мол, кроме пива, ни-ни! И товарищ писатель может подтвердить.
Товарищ подтвердил. Новые знакомые проводили его до околицы, Вася даже хотел подвезти на своем "жигуленке", но Шорохов отказался, да и Аня строго затормошила его за рукав - дескать, про пиво забыл?
- Домик будет в твоем распоряжении... - в который раз стал заверять Вася. - Володька Зыкин...
- Твой дружок, - с улыбкой подсказал Павел. Все-таки пиво ударило Васе в голову, - он, пожалуй, кружек пять влил в себя..
Шагая под звездным небом по сумрачному проселку в Борки, Павел Петрович размышлял о сегодняшнем вечере. Вот тебе и тихая деревенская жизнь! Столько неожиданных приключений выпало на его долю, даже драка, он вспомнил известную поговорку: "Третий - лишний". Сунулся выручить девушку, а она же тебя и обложила! Он пощупал вспухшую губу - ничего, к утру все пройдет. Поспешных выводов Шорохов никогда не делал, этому учили его в школе КГБ, но добродушный верзила Вася ему понравился. И очень кстати, что тот едет отдыхать на турбазу. Одно дело - одному заявиться, а другое - с веселым приятелем, которого "уважает" директор Зыкин... А завтра нужно будет снова наведаться в Клины к пасечнику Кузьме Даниловичу Лепкову: он партизанил в этих местах и, возможно, что-нибудь слышал о Храмцове. И "граф" Гриваков-Потемкин ему должен быть известен. Свидетелем по делу разоблачения карателей Лепков не проходил, значит, он не был в отряде Храмцова. И все-таки не может такого быть, чтобы не осталось ни одного свидетеля, знающего о судьбе целого отряда...
Росистая трава хлестала по ногам, ночные птицы тоскливо вскрикивали, невдалеке прокукарекал петух - значит, деревня близко...
Из избы доносился переливчатый храп бабки Дарьи, на скамейке у крыльца Павел Петрович обнаружил горшок с молоком и завернутую в газету горбушку хлеба. Бока горшка запотели. После пива молоко как-то не шло, он поставил горшок на место, прикрыл газетой и отправился на душистый сеновал спать. Стряхнув с простыни труху и кулаками взбив подушку, Шорохов быстро разделся и улегся в продавленную его телом узкую выемку в сене. В щель соломенной крыши виднелось сразу целое созвездие, одна звезда почему-то все время меняла свой цвет - из голубой становилась розовой, потом белой и снова голубой. Может, там, в глубине вселенной, умирает старая звезда или нарождается новая?.. Пряный, ни с чем не сравнимый запах сена, тихий шорох внизу, редкие протяжные вскрики в лесу - все это было непривычно и вместе с тем вызывало в памяти какие-то далекие, позабытые картины детства: звезды над головой, запах свежескошенного сена, хрумканье лошади, пасшейся неподалеку, и запах вкусной похлебки на костре...
Что-то Гривакова привлекло сюда, но что именно? Думал ведь он о том, что его могут узнать? Так оно и случилось. Значит, и он узнал бывшую партизанку Клаву? Чего бы иначе ему так поспешно понадобилось уезжать с турбазы? Испугался... И тогда он решил убрать опасного для него свидетеля... А может быть, просто совпадение? На учительницу мог наехать и какой-нибудь пьяный хулиган. Вскрикнула же она: "Да он пьяный!" Но слишком уж много совпадений - после встречи с Клавдией Михайловной турист с блондинкой исчезают с турбазы. Куда они подались? И что или кого тут "граф" искал? А может, нашел? И теперь его зыбкий след канул в неизвестность? Для того чтобы все стало известным, и послали сюда капитана Шорохова, и он обязан сделать все возможное и невозможное, чтобы разыскать липового "графа"...
Уже сквозь сон он услышал, как с крыши мягко спрыгнула кошка, шурша сеном, съехала вниз и затаилась. Ее стремительный бросок, тонкий мышиный писк и довольное мурлыканье он уже не слышал.