Клара и тень - Хосе Сомоса 7 стр.


- Или ты смотришь на все с этой точки зрения, или ты полностью ошибаешься.

Босх послушно кивнул. На минуту до него донесся разговор между де Баасом и "Гиацинтом крапчатым":

- Диоксацин, Пьетро, помогает достичь более глубокого сине-фиолетового цвета.

- Вы всегда говорите одно и то же, господин де Баас… Но руки чешутся не у вас.

- Пьетро, пожалуйста, не обижайся. Мы стараемся тебе помочь. Вот что мы сделаем. Мы поговорим с господином Хоффманном. Если он скажет нам, что без диоксацина никак не обойтись, мы найдем способ анестезировать тебе руки… Только руки, что скажешь?… Это возможно…

- Пятьдесят миллионов долларов - большая сумма, - сказал Бенуа.

Напускное спокойствие Босха вдруг рухнуло. Он перестал согласно кивать головой и уставился на Бенуа.

- Да, это большая сумма. Но покажи мне человека, который может сделать такое с четырнадцатилетней девочкой, чтобы сорвать нам миллионный аукцион. Покажи мне его и скажи: "Это он". И дай мне взглянуть ему в глаза и убедиться, что в них нет ничего, кроме денег, картин и аукционов. Только тогда я с тобой соглашусь.

Звон фарфора. Один из помощников де Бааса ставил уже пустые чашки на выжидательно присевший на колени "Столик".

- Конечно, картину уничтожил не святой Франциск Ассизский, если ты это имеешь в виду…

- Это был садист, сукин сын! - Щеки Босха залились цветом, который лампы комнаты превращали в лиловый. - Я очень хочу поймать его, можешь мне поверить.

Последовало молчание. "Тебе ни к чему ссориться с Бенуа, - подумал Босх. - Возьми себя в руки". Он уставился на мониторы, стараясь расслабиться. Картина кивала в ответ на советы де Бааса. Босх припомнил, что "Гиацинт крапчатый" выставлялся, задрав правую ногу над плечом и упершись головой в ступню. Даже на долю секунду не мог он вообразить самого себя изогнутым в такой позе, но "Гиацинт" выдерживал ее шесть часов в день.

Он заметил, что Бенуа тоже смотрит на экраны.

- Боже, сколько усилий идет на уход за этими картинами. Мне иногда тоже снится, что я рву их на части.

В устах начальника отдела ухода за картинами эти слова поразили Лотара Босха. Когда рядом не было полотен и роскошных украшений, которые могли бы его услышать (у "Столика" в ушах заглушки), Бенуа крепко выражался, но, на первый взгляд, слабые стороны у него отсутствовали. По крайней мере при людях он их никогда не показывал. С виду он обманчиво походил на простодушного пенсионера, которому можно доверять. Его абсолютно лысая мясистая голова была словно противострессовый шарик: смотришь, и кажется, что можно чуть нажать на нее и расслабиться. На самом деле это он выжимал твою голову, а ты об этом даже не подозревал. Босх знал, что до своего прихода в Фонд Бенуа работал частным психологом в аристократическом районе Парижа, и его прежняя профессия очень помогала в работе с полотнами. Более того, причиной быстрой смены деятельности послужил особо удачный случай из его практики. Валери Розо, молодая француженка-полотно, которую ван Тисх использовал в картине "Пирамида", шедевре начального этапа его творчества, в один прекрасный день отказалась дальше выставляться в "Стеделике". Это спровоцировало кризис, в котором на кону оказалось несколько миллионов долларов. Валери много лет лечилась у психологов от невроза. Специалисты знали, что причина отказа выставляться кроется в ее болезни, и пытались вылечить ее. Бенуа избрал другую стратегию: вместо того чтобы пытаться вылечить невроз Валери, он убедил ее остаться в музее. Стейн сразу же предложил ему место начальника отдела по уходу за картинами.

Картинам нравилось говорить с Бенуа, особенно самым молодым. Они рассказывали о своих переживаниях этому лысому дедушке с французским акцентом и решали продолжать игру. Конечно же, все это - грандиозный обман. На самом деле Бенуа был опасной личностью, по-своему опаснее, чем мисс Вуд. Босх считал, что он здесь опаснее всех.

Само собой, не считая Стейна и Мэтра.

- Они богаты, молоды, - презрительно говорил Бенуа, глядя на экраны. - Чего им еще надо, Лотар? Мне трудно их понять. У них есть одежда, драгоценности, живые украшения и игрушки, машины, наркотики, любовники… Стоит им сказать, в каком уголке мира им хотелось бы жить, и им покупают там дворец. Чего им еще надо?

- Может быть, другой жизни. Они тоже люди.

Лоб Бенуа увенчала корона морщин. Она застыла на нем на те несколько секунд, пока Босх покорно, но вызывающе улыбался.

- Прошу тебя, Лотар, не говори мне такие вещи, когда я пью свой чайный напиток. У меня в последнее время обострилась язва. То, что дано им ван Тисхом, выше их самих и их несчастных жизней. Он дал им вечность. Они что, не понимают? Это невероятно красивые картины, самые красивые из когда-либо созданных художниками, но им этого мало: они жалуются на боль в спине, на зуд в заднице и на депрессию. Ай, Лотар, я тебя прошу.

- Я только хотел сказать…

- Нет, нет, Лотар, не гони. - Бенуа поднял руку, будто отвергая гадкую пищу. - Красота требует жертв. Ты не представляешь, чего нам стоит ухаживать за этими нежными цветочками. Не гони. Оставим этот разговор.

Он гневно протянул в воздухе чашку. "Столик" стремительно подбежал, изогнул спину, выставляя вперед живот, и подставил под чашку доску. Ему пришлось подогнуть колени так, что он чуть не уселся на пятки, потому что Бенуа еле поднял руку. Депилированный, окрашенный в цвет мальвы лобок оказался на виду у Босха.

- Хочешь еще, Лотар? - спросил Бенуа, делая украшению знак налить только полчашки.

- Нет-нет, спасибо. - Босх воспользовался случаем, чтобы оставить почти полную чашку на "Столике".

- Понравилось?

- Очень вкусно.

- Правда же? Я лично заказываю его одной парижской фирме. У них есть суррогаты почти всего, что только можно представить. Даже суррогаты суррогатов.

Последовала пауза. На экранах появился "Волшебный пурпур".

- Ты надолго в Вене, Поль? - спросил Босх, немного помолчав.

Вопрос застал Бенуа на половине глотка. Он жадно допил, качая головой.

- Пробуду ровно столько, сколько нужно. Хочу убедиться, что доступ к информации по этому делу максимально ограничен. Кстати, как оказалось, этого добиться нелегко. Только вчера, к примеру, мне пришлось выдержать приятный телефонный разговор с шишкой из австрийского министерства внутренних дел. Такие умеют вывести из себя. Он давил на меня, чтобы добиться обнародования информации. Боже мой, что творится в этой проклятой стране с тех пор, как в прошлом веке высунула голову неонацистская партия? Со всеми событиями они обращаются так, как будто они хрустальные, все осторожничают… Всегда только и думают о том, чтоб прикрыть себе тылы… Вплоть до того, что обвинил меня, будто я подвергаю опасности население Вены!.. Я сказал ему: "Насколько я знаю, единственное, чему в данный момент угрожает опасность, - это наши картины". Идиотище! - Помолчав, он добавил: - Ну, это-то я ему не сказал.

Босх безмолвно рассмеялся - только глазами и полуоткрытым ртом.

- Поль, тебе нужны внутривенные инъекции суррогата чая.

- Не нравятся мне австрияки. Слишком уж они навороченные. Этот мошенник Зигмунд Фрейд - австриец. Клянусь тебе, что…

В дверях послышался шум, и в комнату вихрем ворвалась тощая фигура Эйприл Вуд.

- Тебе звонил полицейский, с которым мы вчера говорили? - прямо с порога спросила она Босха.

- Феликс Браун? Нет. А что?

- Я оставила у него на автоответчике сообщение, чтобы немедленно связался с нами. Сегодня на рассвете его люди нашли фургон, а нам ничего не сказали. Мне сорока на хвосте принесла. А, здравствуй, Поль. Хорошо, что приехал. Сможем посмеяться все вместе.

- Фургон? - переспросил Бенуа. - А Диас?

- И след простыл.

Эта новость заметно взволновала обоих. Какое-то время был слышен лишь разговор де Бааса с пурпурным "цветком". Один из сотрудников пододвинул стул. Вуд уронила на него свое крохотное тело и закинула ногу на ногу, демонстрируя жокейские брюки и кожаные сапоги с заостренными носками. Ее закутанная в пурпурный шелковый платок тощая шея на три пяди торчала из плеч. Красный бедж на отвороте гармонировал с платком. Она походила на красивого мальчишку, женоподобного папиного сыночка, которого только что в третий или в четвертый раз выгнали из университета. В ней было что-то, что вызывало неприятное чувство. Это что-то таилось не в ее манере сидеть и не в ее сжатых губах, не в ее взгляде (хотя Босху она больше нравилась не в фас, а в профиль) и не в вызывающей одежде. Все составляющие Вуд по отдельности были привлекательны, но все вместе производили неприятное впечатление.

- Хочешь немного суррогатного чая? - предложил Бенуа, указывая на "Столик".

- Нет, спасибо, Поль. Выпей сам, он тебе понадобится. Потому что сейчас начинается самое смешное.

Босх и Бенуа взглянули на нее.

- Фургончик был в сорока километрах к северу от места, где нашли картину, его спрятали среди деревьев. Как мы и предполагали, индикатор положения дезактивирован. В задней части была окровавленная полиэтиленовая пленка. Возможно, он воспользовался ею, чтобы завернуть картину после того, как изрезал ее на куски, и так перетащить ее на траву и не измазаться. А на просеке были следы других шин - похоже, от легковушки. Конечно, там его ждала другая машина. Этот хитрый господин все очень хорошо спланировал.

- Мне больно, господин де Баас. Скажем так, мне больно. Я могу терпеть, но мне больно.

Это был голос "Орхидеи сказочной". Она говорила из спортзала для картин в "Музеумсквартир", согнувшись в классической позе натяжки: стоя на ногах, сложившись вдвое, положив руки на икры ног и держа голову между коленей. Чтобы показать ее лицо, камере пришлось разместиться за ней, почти на уровне пола. Разумеется, лицо "Орхидеи" на экране было перевернутым.

- Но тебе больно, только когда ты встаешь в позу, Ширли? - спросил де Баас.

Бенуа смотрел не на мониторы, а на Вуд. Похоже, его вдруг охватило раздражение.

- Эйприл, куда девался Диас, ради Бога? Этот тип - простой охранник. Он не мог разработать такой масштабный план! Где Оскар Диас?

- Покрути глобус, Поль, и ткни пальцем. Может, угадаешь.

- Предупреждаю, в последнее время я шуток не воспринимаю.

- Это не шутка. С тех пор, как он уничтожил картину, прошло несколько часов до того, как мы начали его искать. Если принять во внимание, что у него была другая машина, и добавить фальшивые документы, он может находиться сейчас в любом конце планеты.

- Ай, сейчас боль такая… ох…

- Не терпи, Ширли. Не старайся ее терпеть, потому что так мы не узнаем, насколько тебе больно… Я вижу, какие ты прилагаешь усилия… Поддайся боли. Покажи, как тебе больно…

- Нам нужно найти эту колумбийку, - пробормотал сквозь зубы Бенуа.

- Это выглядит более реальным, - ответила мисс Вуд. - Только что мне звонила Тея из Парижа. Наша дорогая Брисеида Канчарес находится у Роже Левэна, старшего сына Гастона.

- Торговца? - Бенуа провел рукой по лицу. - Это усложняется все больше…

- Я должна пе-пе-пересилить ее, гос-гос-господин де Ба-а-а-ас… Я ка-а-а-артина, гос-гос-господин де Ба-а-а-аааааас…

- Нет, нет, нет, Ширли. Это ошибка. Ты не можешь пересилить боль. Я хочу, чтобы ты ее показала… Ну же, Ширли, не терпи больше, если нужно - кричи…

- Эта девушка идет сегодня вечером с Роже на одну из вечеринок с сюрпризом, которые Рокантены организовывают, чтобы завлекать клиентов и продавать нелегальные картины. Но сюрприз их ждет по возвращении домой. - Вуд взглянула на часы. - Тея позвонит с минуты на минуту.

- Кричи, Ширли. Изо всех сил. Я хочу услышать, как болит твоя спина.

- Н-н-н-н-н… Н-н-н-н-н-н-н-нннннн…

Босх наблюдал за мониторами. Лоб картины морщился от сухого плача (она была загрунтована, и слез быть не могло). Рядом с лицом дрожали ее колени. Бенуа и Вуд единственные во всей комнате не обращали внимание на происходящее на экранах. "Столик" тоже не смотрел, но "Столик" был украшением.

- Эйприл, как следует запугайте ее, - приказал Бенуа. - Ее, а если необходимо, то и этого придурка, сына Левэна.

Вуд кивнула.

- Поль, мы их так напугаем, что они уделаются.

- Ромберг в Вене?

- Ромберг в Чехословакии по делу с фальшивками. На прошлой неделе мы обнаружили нелегальный набросок одной фигуры из "Пары" и отбили у него охоту дальше участвовать в фальшивках. Не думаю, что он заявит на нас в полицию, но дело тут деликатное.

- Ну, видишь, Ширли? Тебе слишком больно! Я посчитаю до трех. На "три" ты закричишь, ладно?…

- Эйприл, оставь пока в стороне фальшивки. Для нас важнее это дело.

- С каких пор ты, Поль, стал еще и начальником отдела безопасности?

- Не в этом дело, Эйприл, не в этом дело…

- Изо всех сил!.. Настоящий вопль, Ширли…

- Австрийская полиция ищет Диаса даже под ковром министра внутреннихдел, - заметила Вуд. - Не думаю, что нужно идти на большие человеческие и денежные затраты, когда они могут сделать эту работу за нас. То, что собаки приносят добычу, вовсе не значит, Поль, что это они - охотники.

- Два…

- Ладно, будь по-твоему, Эйприл. Я только хочу…

- Три!

- АааааааааааААААААААА!!!..

Странно и потрясающе было смотреть на кричащее вниз головой лицо: на вершине, под пирамидообразным крохотным лбом, - огромный слепой глаз с розовым щупальцем; у основания - две зажатые морщинами щели. Все, кроме "Столика", закрыли уши руками.

- Черт, Вилли! - воскликнул Бенуа. - Не можешь заткнуть глотку этой идиотке? Так невозможно говорить!

Вилли де Баас отодвинулся от микрофона и отключил звук динамиков.

- Прости, Поль. Это Ширли Карлони. В апреле она сломалась, и ее оперировали, помнишь? Но в порядок ее не привели.

Босх припомнил, что это слово, "сломаться", стало популярным среди сотрудников отдела по уходу за "Цветами". Оно означало самую большую проблему, которая могла возникнуть у картин: повреждение позвоночника.

- Сними ее на неделю, отмени препараты для гибкости, увеличь дозу обезболивающего и позвони хирургам, - сказал Бенуа.

- Это я и собирался сделать.

- Ну и, будь добр, прикрути громкость своего замечательного динамика… О чем это я?… Эйприл, не думай, я не хочу контролировать твою работу. Ты знаешь, до какой степени мы тебе доверяем. Но проблема… скажем так… несколько особая. Этот придурок уничтожил не девочку, а достояние человечества.

- Я за все отвечаю, Поль, - с улыбкой произнесла Вуд.

- Ты за все отвечаешь, чудесно, и я за все отвечаю. Мы все за все отвечаем в нашей художественной компании, Эйприл. Если хочешь, можем так и сказать страховым компаниям: "Мы за все отвечаем". И нашим спонсорам и частным клиентам мы тоже можем это сказать: "Мы за все отвечаем". Потом устроим им обед в зале с десятью обнаженными картинами Рэйбека и пятьюдесятью изысканными украшениями в качестве столов, цветочных ваз и стульев а-ля Стейн, у них у всех отвиснет челюсть, а мы попросим у них еще денег. Но они скажут нам: "У вас изысканный интерьер, но если агент вашей службы охраны может безнаказанно уничтожить ценную картину, кто после этого захочет страховать картины? И кто отдаст деньги, чтобы купить их?" - и будут правы.

Бенуа жестикулировал пустой чашкой. "Столик" уже давно ждал, пока он поставит чашку на доску, но увлеченный Бенуа этого не замечал. От украшения не исходило ни звука, ни жеста: оно просто присело на пятки и ожидало, сосредоточившись на поддержании равновесия. При дыхании его живот колыхался, и чайник слегка дрожал. Глядя на эту сцену, Босх почувствовал неуместное желание рассмеяться.

- Наша фирма основана на красоте, - говорил Бенуа, - но красота без власти - ничто. Представь, что умерли все рабы и фараону приходится самому таскать каменные глыбы…

- Он бы сломался, - добродушно заметил Босх.

- Искусство - это и есть власть, - отрезал Бенуа. - В стене крепости пробита брешь, Эйприл, и ты отвечаешь за то, чтоб ее закрыть.

Он наконец вспомнил о чашке и быстрым движением поставил ее на "Столик", который ловко поднялся.

В эту минуту цвет комнаты скользнул по спектру к более глубокому пурпуру, как при появлении грозового облака.

- Я хочу знать, что с Аннек, - послышалось на английском языке с гарлемским акцентом.

Все обернулись к экранам. Даже не глядя, они знали, что это Салли. Девушка опиралась на один из "козлов" в спортзале для картин, и камера снимала ее до середины бедер. На ней были футболка и шорты. В паху шорты западали. Она смыла краску растворителями, но, несмотря на это, ее эбеново-черная кожа поблескивала темным пурпуром. Желтая этикетка, свисавшая с шеи, была исключением.

- Я не верю в рассказы о гриппе… Единственная причина, по которой снимают картины в этой дурацкой коллекции, - это ломка, и если папаша Вилли меня слышит, пусть скажет, что это не так…

Вилли де Баас отключил микрофоны и поспешно заговорил с Бенуа:

- Поль, мы сказали картинам, что у Аннек грипп.

- Черт побери, - пробормотал Бенуа.

Салли, не переставая, улыбалась. Более того, она выглядела счастливой. Босх подумал, что скорее всего она накачалась наркотиками.

- Посмотри на мою кожу, папаша Вилли: посмотри на мои руки и сюда, на живот… Если ты выключишь свет, меня все равно будет видно. Моя кожа - передержанная клубника. Смотрю на нее, и хочется есть сливы. В таком виде я с прошлого года, и меня не снимали ни одного разочка. Или ломаешься, или выставляешься, какой тут грипп. Но ни Аннек, ни я не можем сломаться, правда же?… Наши позы с прямой спиной удобнее, чем у большинства других. Вам повезло, так все говорят. "Ну и повезло!" - завидуют… А я скажу: как посмотреть… Это правда, другие картины после рабочего дня уносят на носилках… Нам же, напротив, завидуют, потому что мы можем ходить без боли в спине, и нам не нужны имплантаты препаратов для гибкости, с которыми можно попасть в правую голень правой же ногой, так ведь, папаша Вилли?… Но это отделяет нас от остальных, поскольку мы не относимся к официальной группе сломанных… Так что не обманывайте меня. Что там с Аннек? Почему ее сняли?

- Черт побери, - снова сказал Бенуа.

- Она может устроить скандал, - сказал де Баас, поворачиваясь к Бенуа.

- Она устроит скандал, - уточнил один из помощников.

- Что происходит, папаша Вилли?… Почему ты молчишь?…

Бенуа возмущенно выругался и встал.

- Дай мне, Вилли. Зачем ты сказал ей эту глупость про грипп?

- А что им было говорить?

- Папаша Вилли? Ты тут?…

Бенуа быстрыми шажками подошел к де Баасу.

- Это картина стоит тридцать миллионов долларов, Вилли. Тридцать лимонов и ежемесячное содержание, о котором я лучше помолчу… - Он взял микрофон, протянутый де Баасом. - И заменить ее нельзя: владелец хочет ее. Тут нужно действовать осторожно…

Голос Бенуа внезапно стал необычайно сладким:

- Салли? Это Поль Бенуа.

- Ух ты! - Салли вытащила указательные пальцы из карманов и поставила руки на пояс. - Сам дедуля Поль… Какая честь, дедуля Поль… Дедуля Поль всегда берет трубку, когда нужно что-то исправить, так ведь?…

Назад Дальше