63
– Проснитесь, ваше преподобие!
Отец Альфонсо Карцо, обливаясь потом, открывает глаза и видит над собой красное лицо отца Аламеды, настоятеля миссии. Карцо чувствует запах его дыхания и морщится: опять Аламеда глушил свой страх пальмовым вином. Экзорцист снова закрывает глаза, и у него вырывается тяжелый вздох обессилевшего человека. Каждая клетка его тела умоляет его не вставать, просит снова уснуть и спать до самой смерти. Карцо уже готов поддаться этому сладкому соблазну, но большие руки отца Аламеды снова встряхивают его.
– Отец, вы должны бороться! Это Зверь насылает на вас сон.
Отец Карцо c огромным трудом снова открывает глаза и поворачивается лицом к стене хижины. Углы разошлись, и стена, по сути дела, стоит отдельно от остальной постройки. Мрак за стеной светлеет. Туман, наползающий с реки Рио-Негро, затопил поляну, на которой стоят здания миссии – бревенчатая часовня и ряд саманных хижин. Ни лечебницы, ни врача, ни электрогенератора, ни даже противомоскитной сетки. Колючий куст райского сада – вот что такое эта миссия Сан-Хоакин.
Отец Карцо с трудом садится в гамаке и прислушивается. Обычно перед рассветом просыпаются попугаи и обезьяны-ревуны и как по команде начинают в глубине леса свой концерт. Но сейчас, сколько отец Карцо ни напрягает слух, он слышит только тишину.
Экзорцист встает и окунает ладони в тазик с теплой водой, которую поставил перед ним Аламеда. Когда он ополаскивает лицо, вода кажется ему сухой. Ласковое прикосновение этой воды, которая когда-то так хорошо успокаивала его, теперь уже не может смыть оцепенение с его сонного мозга.
Отец Карцо вытирается подкладкой своей рясы, и Аламеда подает ему корзинку с фруктами. Карцо рассматривает ее содержимое – четвертушки папайи и диких ананасов, с которых миссионер срезал верхний слой до самой мякоти, чтобы снять слой серой гнили, которая покрывает все. Карцо откусывает немного от волокнистой дольки и без удовольствия жует безвкусный кусок. Похоже, что здешние плоды, раньше такие сочные, сейчас так же, как вода, утратили свою суть. Лес умирает.
64
Отец Карцо осматривает жалкое литургическое оружие, которое он привез с собой для приближающегося сражения: четки, флягу с водой из Фатимы и свою книгу экзорциста. Потом он идет вслед за отцом Аламедой среди безлюдных построек миссии. У подножия огромных деревьев, на громадном кладбище из ветвей и мха, по-прежнему темно и пропитанный запахами земли и гнили воздух остается неподвижным. Никакой ветерок не шевелит ветки. Даже треск листьев под сандалиями почти не нарушает величавой тишины леса.
В большинстве хижин, мимо которых проходят два монаха, лежат в гамаках распухшие трупы. Позы мертвецов ясно указывают, что смерть была мгновенной. Полусумасшедший алкоголик Аламеда – единственный, кто выжил.
Вдруг Карцо показалось, что лес мгновенно высох у него на глазах. Густая серая плесень, которой было поражено его сердце, теперь достигла границ миссии, и лианы, когда-то увешанные плодами, теперь походили на канаты. Почва тоже изменила цвет, и свет, проникавший вниз через кроны деревьев, мгновенно потускнел. Два монаха как будто перешли невидимую границу. Карцо поднял руки и загородил глаза ладонями. Все вокруг него, от кончиков пальцев до бледной зелени кустов, приобрело тот пепельный цвет, в который окрашен лес.
– Это здесь.
Взглянув в направлении, которое указывает Аламеда, отец Карцо обнаруживает, что дорога заканчивается на гребне отвесного утеса. У подножия этой каменной стены видно отверстие – вход в храм, сохранившийся с доколумбовых времен. Крыльцо храма загорожено растительностью, и потому многочисленные поколения исследователей не заметили его. Деревья вокруг самого здания выглядят так, словно обгорели до сердцевины, а земля под ними превратилась в пыль, словно много дней ее сжигал огромный пожар.
Карцо прищуривается и замечает, что вход в храм дополнен стенкой из камней, скрепленных раствором из высушенного ила и соломы. Два столба, на которые опирается крыльцо, вырезаны в виде фигур очень древних богов – Кецалькоатля, бога леса, и Тлалока, повелителя дождей. Первый из них – восьмой владыка дней, а второй – девятый властелин ночей. Это ацтекский храм! Сердце Карцо начинает биться сильнее.
– Что там такое, отец Аламеда?
Начальник миссии не решается встретиться глазами со взглядом экзорциста и разглядывает завитки тумана, которые вылетают из входа. Когда ласковый голос Карцо снова окликает миссионера, тот начинает дрожать всем телом.
– Когда вы в последний раз видели одержимую?
– Неделю назад.
– Тогда она уже начала превращаться?
Миссионер хохочет так, что у Карцо кровь стынет в жилах.
– "Превращаться?" Это слабо сказано, отец! Неделю назад ее ноги согнулись, словно лапы, а лицо стало похоже на…
– На что, Аламеда? На что оно было похоже?
– На летучую мышь, отец Карцо. Вы представляете это себе? Мерзкая летучая мышь!
– Успокойтесь, Аламеда.
– Как я могу успокоиться? – спрашивает в ответ миссионер и сжимает плечи Карцо с такой силой, что экзорцист морщится от боли. – Посмотрим, сможете ли вы сами остаться спокойным, когда войдете в храм. Когда я увидел это существо, я описался от страха, как девчонка, и мои яйца втянулись в живот.
– Оно с вами говорило? – спрашивает Карцо.
Аламеда, кажется, окаменел от страха. Карцо повторяет:
– Это существо говорило с вами?
– Оно спросило меня, что я пришел искать в этих местах. О господи! Если бы вы слышали, каким голосом оно задало этот вопрос!
– Что вы ему ответили?
– Я… не могу вспомнить… По-моему… Нет, я не помню.
– Это существо прикоснулось к вам?
– Не знаю…
Карцо хватает его за воротник:
– Ну же, Аламеда! Да или нет? Оно вас коснулось?
– Оно вдохнуло в себя мою душу, Карцо. Существо показало мне то, чего я никогда не должен был бы видеть, и погасило огонь, который горел во мне.
– Что оно вам показало?
– Скоро вы узнаете это, отец. Ох! Существо скоро проглотит вашу душу, и тогда вы узнаете это.
Карцо выпускает из рук сутану Аламеды, зажигает факел и переступает порог храма. Внутри так холодно, что выдохнутый им воздух мгновенно сгущается в пар. Согревая пальцы собственным дыханием, Карцо делает первые шаги по каменному коридору, который с легким уклоном уходит в темноту. Когда он преодолевает несколько метров, струя ледяного воздуха доносит до него крик Аламеды, фигура которого застыла, словно черная тень, в проеме входа.
– Бог в Аду, Карцо! – громко кричит миссионер. – Он командует демонами, он командует проклятыми душами, он командует призраками, которые блуждают во мраке! Вот что я увидел, когда существо коснулось меня! Все – ложь. Все, что нам говорили, ложь. Они лгали нам, Карцо! И мне, и вам тоже!
Эхо этого прерывающегося голоса долго катилось по недрам земли. Потом вокруг отца Карцо снова стало тихо. В этой тишине он продолжал идти вперед, высоко держа в руке свой факел.
65
Мария Паркс смотрит через затемненные стекла лимузина ФБР на проносящиеся мимо улицы Бостона. Толпа на сероватых тротуарах движется быстро: люди спешат укрыться от холодного как лед дождя. Его капли стучат по ветровому стеклу лимузина.
– Куда мы едем?
Ответа нет. Паркс оборачивается и при свете потолочной лампы видит лицо директора ФБР Стюарта Кроссмана. Это бледное осунувшееся лицо человека, который редко выходит на солнечный свет. Рост у него средний, ладони изящные, черты лица тонкие – ничего общего с теми атлетами, которых обычно берут к себе на службу федералы. Но достаточно всего один раз встретиться с ним глазами, чтобы забыть про его рост. От взгляда очень черных круглых глаз Кроссмана кровь леденеет в жилах. Сейчас к его уху прикреплен миниатюрный магнитофон: Кроссман слушает аудиозапись протокола вскрытия Калеба. Он отвечает так тихо, что Марии кажется, будто он говорит сам с собой:
– В аэропорт. Самолет компании "Юнайтед" вылетает в Денвер через двадцать минут.
– Что я, по-вашему, буду делать в Колорадо в это время года – фотографировать лавины?
Стюарт Кроссман открыл папку, пробежал глазами несколько строчек лежащего в ней дела и опустил холодный взгляд на Марию:
– Четыре молодые женщины, которых убил геттисбергский злодей, были монахинями одной из самых тайных конгрегаций Ватикана. Руководство католической церкви послало их расследовать серию убийств, совершенных в монастырях Соединенных Штатов.
– Вы шутите?
– Разве я похож на шутника?
– Кто же были эти женщины – агенты Ватикана? Монахини в светской одежде с удавками, которые замаскированы под четки, и винтовками в сумках?
– Что-то в этом роде.
Помолчав, Кроссман заговорил снова:
– Сегодня утром я позвонил кардиналу-архиепископу Бостонскому и потребовал у него объяснений. Он мне ответил, что у Ватикана есть собственные полицейские службы и что Святой престол не обязан давать отчет никому.
– А какие убийства были должны расследовать эти монахини?
– Пока вы отдыхали в больнице, мы обыскали гостиничные номера и грязные съемные квартиры, в которых четыре исчезнувшие женщины поселились, когда приехали в Геттисберг. Там мы нашли новейшие компьютеры, горы карт мира и вырезки из газет. Анализируя содержимое жестких дисков компьютеров, мы пришли к выводу, что четыре монахини уже много месяцев преследовали Калеба и постоянно поддерживали связь между собой с помощью объявлений в газетах. Это были крупные общегосударственные ежедневные газеты или местные, в зависимости от того, где находились монахини. Так они следовали одна за другой из страны в страну и собирались вместе, когда это становилось нужно.
– Зачем были нужны объявления, раз у них новейшие компьютеры? Существует же Интернет.
– Пойди пойми их.
Снова тишина.
– Одно из последних по времени сообщений опубликовала Мэри-Джейн Барко в "Бостон геральд". Это несколько строк, втиснутых между объявлениями о встречах и предложениями работы.
– Что было написано в этом сообщении?
Кроссман вынимает листок из папки и читает вслух:
– Все мои дорогие! Я думаю, что снова нашла следы дедушки в Геттисберге, штат Мэн. Приезжайте быстро.
– Дедушка?
– Это кодовое имя, которым они называли Калеба. Этим сообщением она вызвала к себе остальных.
– А что было потом?
– Когда остальные монахини приехали в Геттисберг, Мэри-Джейн Барко уже исчезла. Им пришлось продолжить расследование с того места, на котором она его прекратила. Они тоже стали работать официантками и ждали, пока убийца даст о себе знать. Последнее объявление появилось в "Геттисберг ньюс" 1 июля, то есть накануне исчезновения Патриции Грей. В нем сказано: Дорогая Сэнди! О нашей кузине Патриции нет никаких новостей. Не могла бы ты встретиться со мной сегодня вечером на обычном месте? Объявление подписано "Дороти Бракстон" и адресовано Сэнди Кларкс, которая приехала в Геттисберг последней из четверых. Мы думаем, что две остававшиеся в живых монахини в тот же вечер встретились на краю Оксборнского леса и там тоже исчезли.
– Как Рейчел.
Кроссман кивает, переворачивая страницы своего досье.
– За сутки до своей смерти Рейчел тоже дала объявление в "Геттисберг ньюс". Должно быть, она, расследуя исчезновение монахинь, обнаружила их переписку. Она скопировала стиль их объявлений – назначила свидание своим исчезнувшим кузинам. И подписалась собственным именем.
– Ей ни в коем случае нельзя было этого делать.
– Вы сами поступили бы так же.
– Что еще известно?
– Наши агенты продолжали переворачивать матрасы монахинь и рыться в их вещах. Они обнаружили толстое досье – по одному экземпляру у каждой из четверых. Там были отчеты о ходе расследования с фотографиями и каталожными карточками, которые они заполняли по мере обнаружения новых данных. Так мы узнали, что все убийства, обстоятельства которых они расследовали, произошли в женских монастырях существующего в глубокой тайне ордена затворниц. Эти затворницы – старушки, которые живут полностью отрезанные от мира в монастырях среди гор. Они не видятся ни с кем из посторонних и соблюдают обет молчания. Официально они, кроме того, что молятся о спасении наших душ, еще имеют поручение восстанавливать старинные рукописи, принадлежащие Церкви, что-нибудь вроде Библии на арабском языке или средневековых трактатов о пытках.
– Ну и что?
– А то, что почерк этих убийств такой же, как у Калеба в Геттисберге.
– Черт побери!
– Последнее убийство, которое расследовали четыре исчезнувшие монахини перед тем, как тоже были прибиты к крестам, произошло в монастыре, затерянном среди Скалистых гор, возле Денвера, штат Колорадо. Вот почему мы едем на рейс компании "Юнайтед". Самолет ждет только вашего прибытия, чтобы взлететь.
– Понятно. Это все?
– Нет. Нам известно, что четыре женщины, исчезнувшие в Геттисберге, в конце концов нашли общее между всеми этими убийствами.
– Месть?
– Скорее проклятие.
– И что это такое?
– Все убитые затворницы были библиотекарями и занимались реставрацией принадлежащих Церкви запретных рукописей – тех, которые власти Ватикана много столетий скрывали в потайных залах ее монастырей. И мы знаем, что убийца искал одно из этих сочинений.
– Вы хотите сказать, что эти женщины умерли из-за этой книги?
– Это не просто книга, Паркс. Это очень древняя рукопись, в которой записаны откровения, способные подорвать основы Церкви.
– У этой книги есть название?
– Она называется Евангелием от Сатаны.
– О черт! Я понимаю, почему Ватикан не хочет шума вокруг этого дела.
Лавируя между лужами, лимузин подъехал к бостонскому аэропорту и остановился перед терминалом вылета. Паркс вышла из машины. Шофер Кроссмана подал ей дорожную сумку.
– И последнее. Сегодня утром мне звонили по прямой линии из Белого дома.
– Кто именно?
– Коротышка Банкрофт, советник президента. Этот поганец сказал мне, что расследование преступлений геттисбергского убийцы снова передано властям штата Мэн, поскольку четыре монахини были убиты на территории этого штата. Я думаю, Ватикан оказывает давление на президента, чтобы тот замял это дело.
– И что вы ответили Банкрофту?
– Послал его на хрен.
– А кроме этого?
– Я сказал этому недомерку, что территория этих убийств не только шире штата Мэн, но и значительно шире границ Соединенных Штатов.
– Что это значит?
Кроссман протянул Марии копию досье, обнаруженного у исчезнувших в Геттисберге монахинь.
– Пока медсестры в больнице Либерти-Холл штопали твои болячки, нам пришло на ум посмотреть архивы главных ежедневных газет всего мира. И мы нашли много похожих объявлений. Наши монахини оставили свои сообщения примерно в пятнадцати изданиях по всему миру. Потом мы послали запросы полициям стран, где издаются эти газеты, чтобы узнать, не было ли у них других случаев исчезновения людей или ритуальных убийств.
– И какой результат?
– За последние шесть месяцев было как минимум тринадцать таких же убийств.
– Убиты монахини?
– Убиты затворницы, Паркс. Тринадцать старых затворниц были прибиты гвоздями и выпотрошены.
Затемненное стекло поднимается и закрывает восковое лицо Кроссмана. Мария Паркс смотрит, как лимузин удаляется от нее в потоке машин, а капли дождя барабанят по ее плечам.