- Он погиб вместо меня, - сказал Болек. - Водитель дал трехкратный сигнал и даже не затормозил... Я оттащил пьяного с дороги, я ослаб, чтобы нести его, и плохо видел... Я хотел его спасти. Я послушал сердце, оно еще билось. И тогда я увидел вдали автомобильные фары. Подъехала милицейская машина. Я поднял руку вверх...
- Вы подняли руку, - повторил Кортель. - Вы уверены в этом?
Окольский смотрел на инспектора. Вероятно, он видел лицо Кортеля несколько размазанным, лишенным деталей и резкости.
- Да, - повторил Окольский. - Я поднял руку, в то время я не думал о себе.
- Вы, конечно, не знали о том, что это едет милицейская машина?
Произошло короткое замешательство, а может, это показалось инспектору.
- Не знал.
- Вы близоруки?
- Да.
- Итак, вы утверждаете, - сказал майор, - что человек, от которого вы получили письмо и который назначил вам встречу, хотел вас убить? Но почему?
- Не знаю. Не понимаю, - повторил Болек. - Нет никого, кому бы моя смерть могла что-то дать.
- Не догадываетесь?
Снова колебание.
- Нет.
- Пожалуй, вы отдаете себе отчет в том, что касается вашей ситуации.
Окольский хотел что-то сказать, но майор жестом руки велел ему молчать.
- Мы сейчас говорим только о том, что произошло вчера. У нас нет никаких оснований, чтобы вам верить. Вы могли придумать эту историю: обычное автомобильное происшествие, сбит пьяный мужчина, а вы на этом сочинили легенду.
- Я ничего не сочинял.
- Вы утверждаете, что уничтожили это письмо. Еще утверждаете, что никто, кроме Зельской и Видавской, не знал вашего укрытия. Значит, одна из них...
- Этого не может быть.
- Или вы врете, и не было никакого письма.
- Один раз поздним вечером я выходил из гаража. Меня мог кто-нибудь видеть...
- Куда выходили?
Вновь молчание.
- Отвечайте, черт возьми! - Майор терял терпение. - Вы ведь не так глупы. Вы могли, наверное, убедиться, что мы знаем гораздо больше, чем вы предполагаете...
- Хорошо, - сказал Окольский. - Я был у Золотой Ани. Но эта девушка абсолютно невиновна, у нее ничего общего с этим делом...
- Без предисловий! Мы знаем, кто такая Золотая Аня. Итак, вы поехали на Прагу. Не боялись?
- Боялся. - Он посмотрел на них близорукими глазами. - Я постоянно живу в страхе. Но я больше не мог переносить эту сидячку в гараже. И знал уже, что не буду в нем долго сидеть. Хотел с кем-нибудь посоветоваться, попросить помощи...
- Не вспоминали, конечно, о Зельской во время своей вылазки?
- Нет.
- Что вам говорила Золотая Аня?
- Ничего. - Он снова опустил глаза. - Ничего. Она встретила меня неохотно. Разговаривала со мной всего несколько минут. Я просил ее, чтобы она дала знать, если что-то придумает...
- Вы рассказали ей, где укрываетесь?
- Да, - после короткого раздумья ответил он.
- И думали, что это письмо от нее или от кого-то другого, кого она послала?
- Да.
- Потому и поверили?
Он кивнул головой.
- Скажите нам еще раз: как выглядел этот автомобиль? Может, запомнили марку, форму, цифры, номер?
- Ничего, совершенно ничего... Я потерял очки, когда этот человек выбежал на шоссе. Видел только контуры, фары...
- На сегодня хватит, - сказал майор.
Во взгляде Окольского они заметили удивление.
- Я хотел еще... - начал было Окольский.
- В другой раз, - оборвал майор резко. И приказал: - Увести задержанного!
Они остались вдвоем. Кортель допил кофе, открыл окно. Уже рассветало. Над Варшавой лежала тонкая сизая дымка тумана.
- Ну и что ты по этому поводу думаешь? - спросил майор.
- Пожалуй, - начал Кортель, - пожалуй, рассказ Окольского в общих чертах правильный.
- Это значит, что кто-то решил его убрать. Почему?
- Ответ был бы простым, если принять, что Окольский не убивал. Настоящий убийца опасался его показаний. Хотел создать видимость дорожного происшествия, надеясь, что расследование по делу об убийстве будет прекращено в связи со смертью главного подозреваемого. Однако если он решился на этот шаг, то должен существовать дополнительный мотив. Видимо, он полагал, что Окольский знает что-то такое, что могло бы его скомпрометировать...
- Я не совсем тебя понимаю...
Кортель затянулся сигаретой и ощутил боль в легких.
- Представим себе, - продолжал он, - что убийцей Казимиры является Пущак. Он вернулся на виллу после ухода грабителей, потому как что-то оставил в кабинете. Ну, не знаю что: портсигар, ключи, зажигалку, в общем, что-то такое, что Окольский мог увидеть и запомнить. Убийца не хотел бы, однако, рисковать...
- А от кого он тогда мог узнать, где прячется Окольский?
- От Золотой Ани. Это одна возможность. А вторая... Помнишь, я тебе говорил об опасениях Зельской? Она заметила, что кто-то следит за ней. Сначала я полагал, что это наши ребята плохо работают, а теперь думаю, что за ней еще кто-то наблюдал...
- Кто?
Кортель пожал плечами.
- Например, Пущак. Или Ладынь. Или Рыдзевский.
- Шутишь! А если все же убил Окольский?
Кортель долго молчал.
- Если он убил, то непонятно, почему кто-то хотел его убрать. Или то, что он рассказал, вранье, или существуют какие-то другие причины. Однако я не думаю, что они существуют... Не думаю также, что он врал. Подумай, зачем? Я не верю в то, что он захотел доказать свою невиновность таким сложным и косвенным способом. Ему бы это не пришло в голову. Он мог бы умолчать о каких-то деталях, что-то переиначить... Я, например, хотел бы точно знать, поднял ли он руку, собираясь остановить подъезжающий автомобиль, или просто не смог убежать...
- Это неважно.
- Важно. Мы должны установить, что за человек этот Окольский на самом деле.
- Между тем нам нужно отыскать этот автомобиль. И установить анкетные данные пострадавшего.
Они оба хорошо знали, что только вторая задача была простой.
XIII
Телефон звонил очень долго. Кортель проснулся и, полусонный, держа в руках трубку, посмотрел на часы. Было около одиннадцати утра. Он проспал три с половиной часа.
Кортель услышал голос Беганьского, на сей раз лишенный обычных иронических ноток:
- Старина, я тебя разбудил?
- И очень хорошо сделал. Через полчаса я должен быть в комендатуре.
- Я кое-что слышал. Но я не об этом... Помнишь девушку из Колобжега?
- Конечно.
- Так вот, она назвала нам тогда очень странную фамилию погибшего под поездом... Бжендаль. Утверждала, что у него есть паспорт. Неправда. Найдено несколько лиц с такой фамилией, но паспорт на имя Бжендаля Тадеуша с известным нам описанием внешности нигде и никогда не выдавался.
- Значит, либо она лгала, либо паспорт был фальшивый.
- Вот именно.
- И значит, все начинается сначала?
- Сначала, старина, если тебя еще интересует это дело.
- Оно будет меня интересовать, - сказал Кортель, - если останусь в милиции.
Он слышал дыхание Беганьского.
- Я уже кое-что знаю, старина... Не волнуйся! Ты думаешь, мы гарантированы? Каждый из нас...
- Спасибо. Не будем говорить об этом...
- Да, я хотел бы с тобой поговорить...
- Я позвоню. А сейчас спешу.
Кортель и вправду спешил. К 11.30 была вызвана в комендатуру Золотая Аня. Потом надо будет еще раз допросить Пущака, а затем... Болеслав Окольский. Пущака арестовали под утро. Кортель позвонил в госпиталь и узнал анкетные данные сбитого машиной; его звали Мачей Ядек, и он был известен милиции. Трижды привлекался к суду за мелкие кражи, нигде не работал, пил, снимал где-то угол, так как жена выгнала его из дому. Врач констатировал, что состояние очень тяжелое и раненый не сможет пока давать показания.
Майор задействовал службу движения; поиски автомобиля, о котором ничего не было известно, оказались делом необычайно трудным. Опермашины и милицейские посты, дежурившие в ту ночь вблизи места происшествия, сделали подробные сообщения... Предполагалось, что разыскиваемый автомобиль уже не возвращался в Варшаву через Вал, а свернул на Блотах на Фаленицу и далее на любельскую дорогу, если, конечно, не поехал дальше в сторону Дублина и Пулав. Майор и Кортель просматривали список шоферов, оштрафованных между двадцатью тремя и двумя часами ночи. Они надеялись отыскать нечто интересное, не верили при этом в случайность, но именно случай им помог. В 24 часа на площади Вашингтона был оштрафован за неправильный обгон шофер такси 243 Антони Пущак. Это уже зацепка. Конечно, так или иначе надо было проверить алиби Пущака, так же как и алиби Ладыня и Рыдзевского (хотя майор неохотно давал согласие даже на их допрос, придавая большое значение информации, добытой от Золотой Ани), но присутствие бывшего жениха Казимиры Вашко именно в это время на площади Вашингтона показалось подозрительным. В списке штрафов, наложенных на шоферов, кроме этой детали, не нашлось ничего, что заслуживало бы внимания. Разве что еще один случай: в 0.40, уже на Фаленице, наказан за превышение скорости на застроенной территории водитель "сирены" Анджей Казимирчак. Кортель записал себе эту фамилию.
Они поехали к Пущаку. Жил он в старом доме. Во дворе около дома они увидели такси за номером 243. Сразу бросилось в глаза: голубая "Варшава" блестела необычайной свежестью. Было видно, что ее хорошо вымыли и вычистили совсем недавно - около автомобиля еще остались лужицы воды. Специалист службы движения приступил к подробному осмотру машины. На правой стороне переднего щита он нашел небольшую вмятину и царапину.
- Экспертиза установит, - сказал он и тут же добавил: - Но и экспертиза может ничего конкретного не показать, если, например, пострадавший смог в последнюю минуту отскочить в сторону и автомобиль ударил его только буфером, в таком случае тщательное мытье и чистка могли устранить следы. - Он немного подумал. - Почти все следы. Впрочем, исследуем царапины...
Они разбудили дворника и пошли на второй этаж. Открыла им Янина Пущак. В помятом халате, растрепанная, она выглядела еще хуже, чем тогда, когда приходила в комендатуру. Она не скрывала испуга...
- Пан капитан, боже мой...
- Во сколько вернулся ваш муж?
- Я спала, - шептала она, - не знаю. А что произошло, еще что-то случилось?
- Разбудите его, пожалуйста.
Они ожидали в душной комнате, заставленной мебелью, всякого рода безделушками, которые, вероятно, годами накапливались родителями Янины. Кортель сел на диван и забавлялся с плюшевым мишкой. Майор открыл окно. Оба они вымотались, но о сне уже не мечтали, скорее о кофе, который регулярно делала секретарша майора.
Пущак протирал припухшие глаза.
- Снова что-нибудь? - не очень вежливо спросил он вместо приветствия. - Когда же это все кончится?
- Когда вы наконец начнете говорить правду! - резко бросил майор.
- Я?..
- Расскажите подробней, какие маршруты были у вас с десяти часов вечера?
Пущак сел, закурил.
- Сейчас... После ужина - я ужинал дома - я поехал снова. Сначала от улицы Коперника я вез пассажиров на Мокотов... До телестудии. Ехали двое мужчин: одни старый, толстый, а второй молодой, лысый. Называли друг друга профессорами. Говорили о каких-то странных вещах, можно проверить...
- Ничего не скрывай, - нервно зашептала Янина.
- А зачем мне скрывать? - в ответ заворчал Пущак. - У телестудии села знакомая артистка, только фамилию не могу вспомнить... Я ее довез до места, а потом встал на стоянке на площади Трех Крестов. Стоял долго. Потом была поездка на главный вокзал. Ехала семья. Потом на Электоральную. Ехала дама с черным псом. Пес лаял, а она ему все говорила: "Лима, Лима, мы скоро будем дома". Как будто он что-то понимал...
- Детали веские, ничего не скажешь, - оборвал его майор.
- Дальше на Жолибож и снова в центр, - Пущак замялся, - вот, пожалуй, и все.
- А на Праге были?
- Действительно, а на Праге не был? Скажешь, да? - В голосе Янины послышались торжествующие нотки.
- Кажется, да... Забыл... На Грохове.
- Забыли! - повторил майор.
- Потому что эта девка живет на Праге! - не выдержала Янина.
- Кто такая? - спросил Кортель.
- Перестань! - крикнул Пущак на жену. - Ты совсем рехнулась!
- Да, рехнулась! - Ее лицо, искривленное гримасой, смутно напоминавшей улыбку, было на самом деле страшным. - Рехнулась! Едва кончится одно, а ты начинаешь второе. Я видела, как ты к ней подкатил. А потом, когда ты ее завез на Прагу, скажи, сколько времени она не выходила из твоей машины? Так вам было хорошо...
- Не слушайте ее! Она действительно не в себе.
- Кого вы везли на Прагу?
- Ее! Конечно, ее!
Пущак молчал.
- Как выглядела эта женщина? - обратился майор к Янине.
- Блондинка. Волосы под золото. Выбейте ему ее из головы!
- Перестань, ты... - Пущак уже не владел собой.
- Не мешать! - прикрикнул на него майор. - С вами побеседуем позже, в комендатуре... На какую улицу на Праге он ее отвозил?
- На Зубковскую, - едва слышно произнесла Янина, и тут ее внезапно покинула злость, остался один страх. - Он ничего плохого не сделал, извините меня... Только эти бабы...
- Вы мыли автомобиль? - обратился майор к Пущаку.
- Да.
- Вы вернулись поздно ночью и вместо того, чтобы отдыхать, принялись мыть машину?
- Он всегда моет, - вдруг вступилась за мужа Янина. - Не жалеет себя никогда.
- Меня пригласили на свадьбу в десять утра. Боялся, что просплю...
Его забрали в комендатуру, и теперь он ожидал допроса, как и Золотая Аня.
Едучи в такси, Кортель размышлял о невероятных стечениях обстоятельств, иногда самым неожиданным образом влияющих на ход следствия. А на самом деле - Пущак и Золотая Аня! Все начинало укладываться в одно логическое целое. Значит, Пущак входит на виллу, за ним следит Альфред Вашко. Пущак некоторое время говорит с Казимирой, убивает ее и удирает... Потом приходят воры. Пущак возвращается снова на виллу, поскольку что-то забыл. Но что? Тут он застает помещение ограбленным и, понимая, что алиби само идет в руки, звонит в милицию. От Золотой Ани он узнает об Окольском... Окольский - единственный человек, который мог бы пошатнуть его алиби, запомнив орудие убийства. Пущак решает создать видимость автомобильного происшествия. Эту версию можно бы уже изложить шефу, даже передать прокурору... А все-таки Баська была права: Окольский должен отвечать только за кражу!
Золотая Аня стояла в коридоре около его кабинета: она была очень бледна, испуганна, наспех накрашена. Он велел ей еще подождать. "Эта расколется", - подумал о ней инспектор. Он вызвал Милецкого и выслушал его доклад. Милецкий утром посетил квартиры Рыдзевского и Ладыня и осмотрел их гаражи. Хозяйка виллы, где в двух комнатах обитал инженер Рыдзевский, сообщила, что он выехал вечером во Вроцлав на автомобиле. Кортель подумал при этом, что все это выглядит довольно странно - он же вечером видел Рыдзевского в кафе на Пулавской. А Ладынь был дома. Послеобеденное время провел у знакомых за бриджем. Играли до одиннадцати. Затем вернулся к себе. Автомобиль (у них был "фольксваген") жена отправила на станцию техобслуживания на улицу Закрочимскую. Милецкий, конечно, поехал туда. Станция была небольшая - всего на два бокса, но пользовалась большой популярностью, и от нее, как всегда, тянулся длинный хвост автомашин. Милецкий сразу увидел "фольксваген". Худощавый парень в комбинезоне покрывал машину мыльной пеной. Во втором боксе стояла "сирена". Милецкий машинально посмотрел на номер, потом в свою записную книжку. Это была та самая "сирена", владелец которой был оштрафован за превышение скорости. Милецкий обрадовался. "Фольксваген" был сильно поцарапан, очевидно, Ладынь не очень с ним осторожничал; "сирена" тоже создавала впечатление достаточно поношенной.
- Где владелец? - спросил Милецкий молодого человека, ополаскивающего теперь "фольксваген".
- Наверное, на работе, - ответил тот равнодушно.
В маленькой комнатке Милецкий увидел двух мужчин, играющих в шахматы. Они были так увлечены, что не заметили его прихода. Наконец один из них, выше ростом и моложе второго, оторвал взгляд от доски, на которой остались два короля и одна пешка.
- Я вас выслушаю весьма охотно, но только после обеда. Вы сами видите...
Милецкий представился, что, впрочем, не произвело никакого впечатления.
- Я хотел бы поговорить с вами, - он обратился к тому, который был моложе, - и с владельцем "сирены", которая стоит у вас в боксе...
- Ну и в чем же дело? - буркнул тот, что постарше - уже заметно лысеющий человек, - и даже не взглянул на Милецкого.
- Вас зовут Анджей Казимирчак?
- Да.
- Вы были вчера оштрафованы на Фаленице?
- И совершенно несправедливо. Вы видели мою "сирену"? Попробуйте на ней превысить скорость.
- Дело не в этом. Вы ехали Валом Медзешинским?
- Ехал. Ну и что?
- Вы ничего не заметили там?
Казимирчак более внимательно посмотрел на Милецкого.
- Что-нибудь случилось? - спросил он. - Может, что-то интересное?
- Вы не знаете, с кем говорите, - вклинился в разговор владелец станции. - Это ведь Анджей Казимирчак, автор "Эха кислородного взрыва".
Милецкий слышал об известном журналисте, авторе этих репортажей.
- Я рад, - сказал он, - но я хотел бы знать, во сколько вы ехали Валом Медзешинским.
Казимирчак выглядел недовольным.
- Выехал из Варшавы около одиннадцати, но проторчал в Блотах: сорвался трос стартера. Промучился с час.
Милецкого это заинтересовало. Целый час был на шоссе!
- Много машин прошло мимо вас?
- Нет, несколько. Ночь ведь...
- Не могли бы вы назвать их марки? Особенно тех, что шли со стороны города?
- Откуда я могу знать...
Журналист снял очки, положил на стол, а потом стал деловито искать их.
- Пожалуй, какое-то такси... Один "форд-таунус". Точно, "таунус". "Рено-10".
- А "фольксваген"?
- Не помню.
Осмотр уже подсохшего "фольксвагена" не дал никаких результатов. Владелец станции сказал, что Ладынь постоянно обо что-то цепляется, и трудно себе представить, чтобы хоть какой-то день он не содрал лак или не стукнулся щитом о двери, въезжая в гараж.
Кортель с вниманием выслушал предлинный отчет Милецкого и решил про себя, что ни одного из них - ни Рыдзевского, ни Ладыня - нельзя исключать из игры. Однако наиболее вероятным убийцей остается Пущак, и не стоит больше усложнять дело. У него и так достаточно хлопот. Кортель думал о Басе, он не переставал думать о ней и теперь знал, что совершил ошибку...
У Золотой Ани на глазах выступили слезы. Он не успел еще ничего сказать, а она уже плакала.
- Только без комедии, - предупредил Кортель. - Когда у тебя был Окольский?
- Все на меня сваливаете! - выкрикнула она. - Я не видела его.
- Послушай, - язвительно начал он, - оказание помощи разыскиваемому грозит наказанием до пяти лет заключения. Окольский уже дал показания!
- Вот скотина. - Она вытирала глаза платочком. - Ну, хорошо, был! Только я его не приглашала - он сам пришел. Мне нет до него никакого дела. Но что я могла? Копать яму?