- Прекрасно, можно цирк-шапито посмотреть, - моментально согласился Гаевский. - Скажи мне, Матрёна, как ты работаешь, и мы с тобою выберем время для похода в цирк.
Менее чем за минуту сыщик назначил кондитерше свидание и, расположившись за столиком в углу, с аппетитом съел роскошную, почти на фунт весом, булочку с маком и выпил какао. Матрёна, обслуживая покупателей, заговорщически поглядывала в сторону Гаевского, а тот ей всякий раз подмигивал, чем, видимо, чрезвычайно забавлял женщину. Из кондитерской сыщик вышел очень довольный результатами своего визита. "Агафон будет ржать как кирасиркий жеребец, когда узнает, что у меня назначено любовное свидание в цирке-шапито", - подумал Гаевский и сам же от души расхохотался.
Столярный переулок, выходивший к Екатерингофскому каналу, был известным в округе "питейным местом". Был он коротеньким, всего в несколько домов по каждой стороне, но в каждом из них помещалось по одному, а то и по два питейных заведения: рюмочные, чайные, портерные, винные погребки, а то и просто распивочные под безыскусным названием "Водка".
По пути Гаевский завернул в полицейский участок, располагавшийся в угловом доме при входе в Столярный. Там, представившись, он взял в поддержку себе квартального надзирателя и его помощника. В таком усиленном составе группа направилась в дом Мухортина - закопчёный клоповник в самом конце Столярного.
Квартиру Власа Дмитриева полицейские нашли быстро, собственно, они её и не искали - домовой дворник показал дорогу и сопроводил до порога. Влас снимал комнату в довольно большой и грязной квартире первого этажа. Он оказался дома и встретил незваных гостей без удивления и очень спокойной, видать, выдержанный был человек, выглядел он кряжистым, крепким, из тех, о ком в России говорят "ладно скроен, крепко сшит", возрастом около тридцати лет. Бледное лицо с синими кругами под глазами выдавало в нём давнего жителя Петербурга. Судя по всему, он собирался в баню: на столе лежал развязанный узелок с бельем, а в руках он держал бритву и зеркальце в дешёвой плетёной ивовой рамке. На вошедших полицейских взглянул мрачно, исподлобья.
- Ты Влас Дмитриев будешь? - осведомился у него Гаевский.
- Ну, я. А что надо-ть?
- Бритву положи-ка на стол, а сам стань вон туда. - Владислав указал ему на противоположный угол комнаты.
Влас подчинился приказу, ничем не выразив недовольства или недоумения.
- Скажи-ка, братец, ты знаком с горничной Надеждой Толпыгиной? - поинтересовался Гаевский.
- Ну, знаком.
- Тогда собирайся. Поедешь с нами.
- Куда это?! - вскинулся Дмитриев.
- Куда я скажу.
- По-человечески сказать можете?
Вопрос прозвучал резонно. В конце-концов, любой человек имеет право знать, куда его собирается доставить полиция.
- В Сыскную поедем, - ответил Гаевский. - На Гороховую, значит.
- Да что случилось?! За что меня? - удивился он.
- Много текста, Влас, - остановил его Гаевский. - Там всё узнаешь. Лучше скажи, кем она тебе доводится?
- Толпыгина, что ль? Н-ну… - протянул, смущаясь, Влас. - Полюбовница она моя.
- Что ж, хорошо, - удовлетворённо сказал Гаевский. Подойдя к столу, он принялся перебирать сложенные там вещи: чистые портянки, простыня, пара чистого исподнего белья, кусок мыла. Ничего особенного, человек собрался в баню.
- Что "хорошо"? - не понял Влас.
- Хорошо, что врать не стал, - пояснил сыскной агент. - А где грязное белье держишь?
Дмитриев ничего не ответил, но это и не требовалось - Гаевский сам увидел плетёный из лозы короб в углу. Подойдя к нему, он откинул крышку и стал ворошить содержимое.
- Зачем это? Что вы делаете? Это что, обыск в моём жилище? на каком основании? - занервничал Влас. - У вас смотровой ордер или как это там именуется? За подписью прокурора.
- Во время расследования дела по горячим следам следственные действия полиция может проводить без постановления прокурора. - спокойно пояснил Гаевский. - На это отводится двадцать четыре часа с момента открытия факта преступления. Так что закона я не нарушаю, не кипятись. Никто тебя ни в чём запутывать не собирается, не беспокойся, кому ты нужен? Нам просто надо разобраться…
- О каком преступлении вы говорите?
- Поедешь с нами и узнаешь, - закончив осмотр вещей в коробе, Гаевский повернулся к Дмитриеву. - Но это явно не всё бельё. Где ещё?
- Вон ещё в мешке под лавкой. Приготовил прачке снести, - буркнул Влас.
В полной тишине Гаевский осмотрел вещи из указанного мешка. Затем методично осмотрел сундук с вещами Дмитриева и переворошил его кровать на самодельном лежаке, сколоченном из нетёсанных досок. Сыскной агент не обнаружил никакой одежды или обуви с подозрительными пятнами, ничего такого, что хотя бы каким-то образом могло связать Дмитриева с убийством Толпыгиной. Влас Дмитриев, насупившись, всё это время просидел на табурете в углу. Он понял, что спорить и доказывать что-то сейчас бесполезно, поэтому молчал и раздражённо сопел.
- Ладно, с этим всё понятно, - подвёл итог своим розыскам Гаевский. - Покажи-ка руки!
Повинуясь приказу, Влас вытянул перед собой обе руки, а Владислав, перевернув их ладонями вверх, внимательно оглядел кожу. Никаких подозрительных повреждений - царапин или порезов - на руках не было. Сыскной агент составил уже вполне определённое мнение о возможной виновности этого человека; теперь подобное мнение должен был составить начальник Сыскной полиции Иван Дмитриевич Путилин.
3
Утро двадцать пятого апреля 1888 года выдалось очень солнечным и тихим. День обещал быть очень тёплым, по-настоящему весенним. С ярким озорным солнцем вмиг повеселели фасады домов, заблестели уже везде намытые окна, умиротворённо заулыбались прохожие, ещё накануне такие мрачные и раздражённые, а воробьи - так те просто сошли с ума. Птицы рядами рассаживались на чугунном ограждении набережных, подоконниках, откосах карнизов и крышах - словом везде, где был металл, быстро нагревавшийся на солнце. Растопырив крылья и толкаясь, они гомонили без умолку, по-своему приветствуя солнышко и настоящее весеннее тепло.
Иван Дмитриевич Путилин приехал на службу во власти какого-то смутного беспокойства, которое он при всём желании пока никак не мог чётко сформулировать. Что-то ускользающее беспокоило его в связи с имевшим место накануне убийством в квартире Александры Васильевны Барклай. Само по себе убийство горничной, при всей его необузданной жестокости, кровавости и кажущейся нелогичности не было таким уж выходящим из ряда вон событием. Погибшая не была ни особой царской крови, ни купцом-миллионщиком, ни иностранным посланником, в конце концов. В свою многолетнюю бытность начальником петербургской сыскной полиции - почитай аж с 1866 г.! - Путилин сталкивался с гораздо более шумными и "опасными для карьеры", как принято было их называть, преступлениями. В расследовании таковых малейшая оплошность, невнимание или нерадение могли стоить должности, а то и самой свободы. Всякий раз Иван Дмитриевич Путилин с честью выходил из самых безвыходных, патовых, неразрешимых ситуаций. Потому и дослужился до действительного тайного советника и награждён был практически всеми отечественными и многими европейскими орденами. Да и дворянство, кстати, тоже за службу получил, ведь вышел-то он из податного сословия!
И тем не менее, что-то беспокоило его сейчас. В который уже раз он перебирал в уме вчерашние свои действия - не упустил ли чего… И не видел ошибки.
Иванов и Гаевский уже дожидались его, попивая горячий чаёк с маковыми сухариками. Агафон, увидев из окна подъехавшую пролётку начальника, вышел на лестницу, приветствуя Путилина; Гаевский присоединился к нему. Начальник Сыскной полиции, увидев агентов, пригласил обоих в кабинет.
- Ну-с, ребятки, что откопали? - спросил он, расположившись в своём кресле и пробегая глазами подготовленную секретарём сводку уголовных происшествий в столице за сутки; Путилин должен был подписать её для представления градоначальнику, который далее отправлялся с этой сводкой на утренний доклад Государю.
Иванов стал докладывать о результатах посещения Николаевского вокзала. Агафон прекрасно знал замечательную способность начальника делать одновременно несколько несвязанных дел, как, например, говорить и читать.
- На вокзале никто из опрошенных грузчиков, кассиров и жандармских дежурных по перронам не помнит того, чтобы госпожа Барклай в первой половине дня садилась в поезд, - закончил своё краткое сообщение Иванов.
- А ты всех спросил? - скорее для проформы уточнил Путилин. - С платформами ничего не напутал?
Общаясь в узком кругу, Путилин позволял себе переходить со своими подчиненными на односторонее "ты". Выглядело это не как панибратство, а как свидетельство доверия со стороны начальника. Агенты принимали эту манеру безоговорочно, понимая, что такое обращение является знаком искреннего расположения.
- Обижаете, Иван Дмитриевич, старого служаку…
- Ладно-ладно, то же мне, нашёлся старый боевой конь! - усмехнулся Путилин. - Плохо, Агафон, плохо. Сам-то понимаешь, как это плохо?
- Понимаю, конечно, Иван Дмитриевич. Искать надо госпожу Барклай.
- То-то и оно, - вздохнул Путилин. - Телеграмму дал в Боровичи?
- Так точно. Попросил ответить на наш телеграфный узел.
- Ладно, подождём до обеда. - Путилин закончил изучать сводку и, не сделав ни одной правки, подписал её, после чего повернулся к Гаевскому. - А что у тебя, Владислав?
- А у меня все в ажуре, - бодро заверил тот. - Подозреваемый Влас Дмитриев найден и благополучно доставлен в нашу камеру. Сидит со вчерашнего вечера, вас дожидается. Я его специально в неведении подержал, не сказал, за что он взят. Пусть помаринуется. Глядишь, перед вами с ходу "колоться" начнет.
Это был старый и весьма действенный полицейский приём - продержать задержанного ночь без допроса. Давно уже было замечено, что человек с нечистой совестью чрезвычайно болезненно переживает томительную неизвестность и оттяжку в разрешении вопроса о собственной виновности; не зная, что именно ему вменят в вину полицейские, такой человек обычно проводит ночь без сна и поутру впадает состояние крайнего раздражения. Нередко уже вначале допроса подозреваемый оказывается готов выложить всё начистоту, лишь бы только поскорее сбросить с себя тяжесть ожидания и неизвестности. Разумеется, приём этот не был абсолютно надёжным и порой его эффект оказывался совсем не тот, что ожидали полицейские. Например, подозреваемый мог попытаться покончить с собою, либо впадал в долгую, тяжёлую истерику, делавшую невозможным последующий допрос, но таковые последствия были всё же весьма редки.
- Он при задержании не оказал сопротивления? - уточнил Путилин.
- Ни-ни. Был изумлен - это да. Я его помучил нарочито, квартирку неспеша обыскал, одежду перетряс, вещички там, барахлишко. Он зубами поскрипел, но ничего более, никаких глупостей не делал. Вещички, кстати, все чистые, никаких подозрительных следов.
- Что вообще он из себя представляет?
- В принципе, приятный мужчина, выдержанный, без хамства. В общем-то под стать Толпыгиной, она ведь тоже была приятной женщиной. Должно быть хорошая была пара.
- Ну-ну, попроси секретаря, пусть скомандует доставить Власа. Посмотрим, что скажет. - Путилин откинулся в кресле, скрестив руки на груди.
Гаевский, вышел за дверь, передал приказание начальника Сыскной полиции, потом вернулся в кабинет. За незначительным разговором прошло минут пять-семь ожидания, наконец, дверь отворилась и под полицейским конвоем - два унтера с шашками наголо шли по сторонам - вошёл Влас Дмитриев. Был он хмур, помят, на его щеках проступила синева небритой щетины. По всей вероятности, спать этой ночью ему почти не пришлось. Он недружелюбно и вместе с тем испуганно оглядел присутствовавших и, безошибочно определив, кто здесь главный, остановил взгляд на Путилине.
- Присаживайся, Влас Дмитриев, - Путилин шевельнул бровями, указав на роскошный обитый бархатом стул перед своим столом.
Подозреваемый сел на краешек стула. Он явно робел и выглядел ошарашенным обстановкой важного кабинета: императорским портретом в полный рост, лепниной по стенам и потолку, гардинами с золотой бахромой по краю.
- Разговор у нас будет длинный, - важно начал Иван Дмитриевич, поглаживая свои длинные седые бакенбарды. - Или не очень. Это как ты сам захочешь. Знаешь меня?
- Вы… - Влас запнулся. - Вы - градоначальник?
- Хуже, намного хуже. Я начальник Сыскной полиции, действительный тайный советник Путилин. Иван Дмитриевич. А где мы находимся, знаешь?
- Увольте, ваше высокоблагородие, не знаю.
- Это мой кабинет на Гороховой улице. Это самое высокое здание в Петербурге. Из окна за моей спиной видно даже Нерчинские серебряные прииски. Приглядись получше, не видишь часом?
- Не-е-ет…
- Кхе… - только и крякнул Иван Дмитриевич. - А я вот вижу. Я вижу тебя прикованным к тачке. В России нераскаянных убийц на рудниках приковывают к пятипудовой тачке. Знаешь для чего?
- Нет.
- Если крепкого мужика просто заковать в кандалы, то он может драться кандальной цепью как кистенём, к нему не подойти, штыком колоть приходится, либо стрелять. Поэтому телесно крепких убийц обычно приковывают к тачке, а тачка весит пять пудов, ею не больно помахаешь…
- И что?
- Вот я вижу тебя прикованным к такой тачке… На Нерчинской каторге.
- За что, ваше высокоблагородие?
- А ты, стало быть, греха за собой не знаешь, да?! - пытливо спросил Путилин, возвысив голос.
- Помилуй Бог, ваше высоко… благородие..! Кто ж без греха из нас? Да только вы об чём? - подозреваемый робел всё более. Он старался держаться с достоинством, но всё более бледнел и терялся. - О каком таком грехе вы говорите?
- А ты не понимаешь, стало быть? Хочешь узнать, что мы об тебе знаем?
Неожиданно Дмитриев упал на колени и осенил себя крестным знамением:
- Истинный крест, не пойму я вас… Да вы только скажите, об чём разговор, ваше высокоблагородие, я ж повинюсь, я ж не стану камня за пазухой держать!
- Сядь на стул и не паясничай. - сурово приказал Путилин. - Не люблю я божбы напрасной. Когда преступник дело чёрное делает, то Бога не помнит, а как в каземат попадёт, то тут начинается представление… Я жду от тебя правдивого рассказа о твоих отношениях с Надеждой Толпыгиной!
- Да на что вам далась Надежда? Вот и господин, меня заарестовавший вчера, упомнил… Ну… какие отношения? Да самые обыкновенные… знакомая моя. Полюбовница. Что случилось-то? Что вы на меня насели? - Влас говорил торопливо, глотая окончания и взгляд его метался с Путилина на Гаевского, с Гаевского на Путилина.
- А то случилось, что её вчера нашли убитой, зарезанной, - внушительно заявил Путилин. - Кто-то ей голову почти отрезал.
Дмитриев вмиг ссутулился, схватился руками за голову и беззвучно закачал ею из стороны в сторону, моментально сделавшись похожим на старика. Секунд десять он безмолвно качался на стуле, затем, взяв себя в руки, выпрямился:
- Вы думаете, это я…? Ну да, конечно думаете… Но я этого не делал. Слышите?
- Расскажи, когда виделся с нею последний раз.
- Было это… Господи, когда же это было? сбился, надо же..! Третьего дня это было, часа в три пополудни. Она пришла на рынок в галантерею, ну и ко мне в магазин заглянула. Проведать, значит… - голос его дрогнул. - Разве ж я знал, что вижу её в последний раз, э-эх?!
- А если б знал, то что? - Путилин тут же ухватился за обронённую фразу.
- Плохо мы с ней расстались. Я ведь попенял ей, что на работу ко мне пришла - у нас хозяин этого не любит. А она так весело мне - "а пусть завидуют". Оладьев с мёдом принесла, да.
- Какие у вас с ней были отношения? Вы не ссорились?
- Да чего ж нам ссориться? Женщина ладная, красавица, молодец во всём… Нет, мы пожениться хотели в будущем году.
- А почему в будущем? почему не сейчас? Ведь в грехе жить - душу губить.
- Так-то оно так, но для женитьбы капитал надо какой-никакой скопить, а то что это за жизнь, когда жена у одних хозяев служит, а муж у других, и видятся только по воскресеньям да праздникам? Не-ет, это не жизнь… Жена должна дома сидеть, детей растить, за мужем ходить. Я планировал на будущий год из приказчиков уйти, прикупить булочную, братьёв из деревни выписать, семейное дело закрутить, ну, тут и жениться. Да, видите, Ваше высокоблагородие, как всё обернулось.
- А что ты делал вчера? Опиши весь день.
Влас на секунду задумался, потом твёрдо, словно даже с каким-то облегчением, стал отвечать:
- Да всё как обычно. Открылись в семь. Почти сразу поехал с грузчиком в пекарню, она там же, на другом конце Апраксина двора, загрузили подовой хлеб, привезли…
- Самовывозом, стало быть берёте? - уточнил Путилин.
- Конечно, самовывозом. Так дешевле, быстрее и не зависишь от скорости их развозки. А то ведь не угадаешь, кому первому пекари хлеб повезут: тебе или кому другому.
- Ясно, давай дальше.
- Сгрузили, значит, два возка…
- Когда грузили, ты где был?
- Тут же, сам и грузил вместе с возницами. Я ж только называюсь приказчиком, а так… и жнец, и на дуде игрец, всё делаю. Да там-то работы крепкому мужику на пять минут всего.
- Ясно, дальше давай. Только не ври, Влас, мы ведь всё проверим..!
- Примерно около восьми, стало быть, закончили. Потом в магазине сидел, кассу держал. В девять обычно привозят белую булку. Белый хлеб привозит другой приказчик. Моё дело принять после разгрузки, проследить, чтоб не было недостачи, рассортировать и разложить по поддонам для удобства торговли. Ну и попутно торговать. Всё надо успеть. Так работал до десяти. К этому времени обычно приходит хозяин. Ну, вчера тоже пришёл. Мы с ним ушли в кабинет, правда, это громко сказано: просто закуток позади торгового зала, и я показал ему приходно-расходную книгу. Потом выпили с ним чаю - он завсегда пьёт чай с баранками и липовым цветом.
- Откуда же в апреле липовый цвет?
- Так с лета ещё, засушенный. Целая коробка в закутке стоит специально для Нил Степаныча.
- Так, ясно с чаем. Что дальше?
- Ну вот, потом уже, около одиннадцати, Нил Степаныч уехали, а я пошёл в зал, на подмогу продавцу Фёдору, у него самая торговля пошла.
- То есть ты был в торговом зале? - уточнил Путилин.
- Именно так, выше высокоблагородие. В первом часу пополудни прибежал посыльный из Гостиного двора, там купец Полотенников именины праздновал, так для всех своих служащих заказал кренделей и ватрушек. Я именно его и обслуживал. Да и других обслуживал. Это будет легко проверить. Примерно в два пополудни я пошёл обедать в трактир, знаете, поди" Самовар" в Апраксином переулке? - продолжил свой рассказ Дмитриев, но начальник сыскной полиции его остановил:
- Ключи у тебя были от квартиры Барклай?
- Ключи??? - опешил Дмитриев. - Отродясь никаких ключей от господских квартир в руках не держал!
- А не слыхал ли ты от Надежды Толпыгиной, что барыня её собиралась уехать на несколько дней?