ГЛАВА 7
Но другой человек, которого отделяли от Бруньоне четыре тысячи миль, не был с ним согласен и имел собственные планы.
Заперев за собой дверь, он снова поднял сложный механизм, поставленный на верхнюю ступеньку, и осторожно стал спускаться в погреб. Механизм оттягивал руки, но он ни за что не уронит его.
Только не теперь.
Только не теперь, когда судьба отдала драгоценный трофей ему в руки, после всего того, на что он пошел, чтобы добыть его.
Подземелье, освещенное дрожащим светом дюжины свечей, было слишком просторно, и свет не проникал в его дальние пределы. Здесь было темно, холодно и сыро, но он давно этого не замечал. Он провел здесь так много времени, что привык к холоду и сырости, приспособился к ним. Если у него и было что-то похожее на дом, то только здесь.
"Дом…"
Отдаленное воспоминание.
Из другой жизни.
Поставив механизм на шаткий деревянный стол, он прошел в угол и принялся рыться в груде ящиков и старых картонных коробок. Отыскав нужную, перенес ее на стол, открыл и бережно извлек папку. Вытащил из папки несколько листков и аккуратно разложил рядом с устройством. Затем сел, переводя взгляд с листов на механизм и обратно и наслаждаясь минутой торжества.
Он пробормотал себе под нос:
- Наконец-то!
Голос был сиплым и хрипловатым от долгого молчания.
Взяв карандаш, он занялся первым документом. Пробежав глазами строку выцветших значков, потянулся к кнопкам на крышке машины, начиная следующую, решающую стадию своей одиссеи.
Одиссеи, завершение которой - он знал - сотрясет устои нынешней цивилизации.
ГЛАВА 8
Тесс с трудом уснула, но не проспала и пяти часов. Ее разбудила мысль, не дававшая покоя с первых минут в Метрополитен: мысль, возникшая как раз перед тем, как с ней заговорил Клив Эдмондсон и разверзся ад. Надо поскорей выпроводить маму с Ким из дому и заняться этим.
Мать Тесс, Эйлин, поселилась в их двухэтажном домике на тихом бульваре в Мармаронеке три года назад, вскоре после смерти своего мужа-археолога Оливера Чайкин. Тесс, сама предложившая матери переехать к ним, до сих пор не была уверена, правильно ли поступила. Впрочем, в доме было три спальни и достаточно места для всех троих, что весьма облегчало жизнь. В конечном счете все неплохо устроилось, хотя Тесс иногда виновато думала, что больше всего от переезда мамы выгадала она сама. Эйлин сидела с Ким, когда Тесс нужен был свободный вечер, подвозила девочку в школу, если она была занята, или, как сейчас, приглашала полакомиться пышками - прекрасный способ отвлечь ребенка от событий прошлого вечера.
- Мы пошли, - крикнула снизу Эйлин. - Тебе точно ничего не нужно?
Тесс вышла проводить их.
- Главное, не забудьте захватить парочку на мою долю.
В это время зазвонил телефон. Тесс даже не обернулась.
Эйлин взглянула на нее.
- Ты не возьмешь трубку?
- Пусть автоответчик отвечает, - пожала плечами Тесс.
- Рано или поздно тебе придется с ним поговорить.
Тесс поморщилась.
- Чем позже, тем лучше. Век бы его не слышала! Она догадывалась, ради чего бывший муж обрывает ее телефон. Дуг Меррит вел программу новостей в Лос-Анджелесе и думал только о работе. Он наверняка связал налет на Метрополитен с тем обстоятельством, что Тесс проводила в музее много времени, и у нее, конечно, есть там знакомые. Знакомые, которые смогут сообщить подробности дела, ставшего величайшей новостью года.
Только бы он не проведал, что она оказалась там сама, да еще с Ким. Он не замедлит при удобном случае обернуть это обстоятельство против нее.
Ким…
Тесс снова задумалась о том, что пришлось вчера испытать ее дочери, пусть даже в относительно безопасном укрытии туалетной комнаты, и что с этим теперь делать. То, что потрясение не сказалось сразу - а скорее всего, последствия проявятся позднее, - давало ей время обдумать линию поведения. Но подобные размышления не радовали Тесс. Она непрестанно упрекала себя, что потащила с собой дочку, хотя и понимала, что ни в чем не виновата.
Она посмотрела на Ким, в который раз порадовавшись, что видит дочь целой и невредимой. Ким скорчила ей рожицу.
- Мам, ну хватит уже…
- Что?
- Не смотри на меня так жалобно, - попросила Ким. - Со мной все в порядке, понимаешь? Это же не фильм ужасов. Притом, между прочим, это ты сама всегда отворачиваешься от экрана.
Тесс кивнула.
- Ладно, пока.
Она проводила взглядом отъезжающую машину и прошла в кухню, где на счетчике сообщений подмигивала цифра четыре. Тесс состроила телефону гримасу: "Каков наглец…" Полгода назад Дуг снова женился. Новой жене было двадцать с небольшим - красотка с телевидения, чудо пластической хирургии. Тесс рассчитывала, что его новый брак позволит ей пересмотреть его права на встречи с дочерью. Не то чтобы Дуг любил Ким, скучал или особенно за нее беспокоился. Это вопрос самолюбия и желания досадить. Он был из породы злопамятных мерзавцев, и Тесс предвидела, что ей придется отбивать периодические приступы отцовской любви до тех пор, пока его половозрелая куколка не забеременеет. Тогда, надо надеяться, он остынет и оставит их в покое.
Тесс налила себе кофе без сливок, выпила и вернулась в свой кабинет.
Включив лэп-топ, она дотянулась до телефона и довольно быстро выяснила, что Клив Эдмондсон находится в Нью-Йоркском пресвитерианском госпитале на Восточной Шестьдесят восьмой улице. Дозвонившись до госпиталя, она узнала, что состояние больного удовлетворительное, но ему придется провести в больнице еще несколько дней.
Бедняга Клив. Она записала время посещений.
Открыв каталог злосчастной выставки, она пролистала страницы и нашла описание устройства, захваченного четвертым всадником.
Оно называлось "многодисковый механический шифратор".
В описании говорилось, что это устройство для шифрования датируется шестнадцатым веком. Старинное и, наверное, небезынтересное, но едва ли оно попадает под определение "сокровище Ватикана".
Компьютер за это время прокрутил заставки, и она, открыв рабочую базу данных, ввела запросы на "криптографию" и "шифры". Ссылки вывели ее в основном на технические статьи, рассматривавшие современную криптографию в связи с компьютерными кодами и электронными средствами связи. Прокручивая заголовки, она наконец вышла на ссылки, касавшиеся истории криптографии.
Пролистывая сайты, обнаружила страницу с изображениями шифровальных устройств. Первый рисунок изображал витстоунский шифратор девятнадцатого века. Он представлял собой два концентрических круга: на внешнем двадцать шесть букв латинского алфавита плюс пробел, на внутреннем - только алфавит. Две стрелки, как на часах, использовались, чтобы заменять буквы внешнего круга в шифруемом письме на буквы внутреннего. Получатель письма должен был располагать аналогичным устройством и знать положение стрелок. Через несколько лет, когда витстоунский шифратор уже широко применялся, французы изобрели роторное устройство: двадцать дисков с буквами на внешней окружности, вращавшихся на общей оси. Это усовершенствование затрудняло расшифровку кода. Просматривая рисунки, Тесс зацепилась взглядом за один, смутно напоминавший то, что она видела в музее. Она нашла пояснение и остолбенела.
Устройство называлось "конвертер" - один из первых роторных шифраторов - и применялось армией США в сороковых годах.
На миг ей почудилось, что сердце остановилось. Тесс тупо уставилась на страницу.
1940-е - это "из первых"?
Недоумевая, она прочла статью от доски до доски. Роторный шифратор оказался изобретением исключительно двадцатого века. Откинувшись назад, Тесс потерла лоб, прокрутила текст обратно к иллюстрациям и перечитала описание. Не совсем такой же, но чертовски похож. И намного сложнее, чем шифратор с двумя дисками.
Если правительство Соединенных Штатов считало свое изобретение передовым, неудивительно, что Ватикан с гордостью демонстрирует собственный аппарат: устройство, опередившее военных конструкторов чуть ли не на шестьсот лет.
Но что-то все-таки беспокоило Тесс.
Почему из всех возможных блистательных трофеев четвертый всадник выбрал именно эту добычу? Почему? Конечно, коллекционеры мечтают о самых невероятных диковинках, но это уж чересчур. Она задумалась, не мог ли он ошибиться в спешке. И отбросила эту мысль: всадник действовал целеустремленно.
Больше того, он взял только шифратор. Единственное, что ему было нужно.
Она вспомнила Амелию Гейнс. Та словно сошла с рекламы шампуня - ни за что не поверишь, что эта красотка - агент ФБР. Им, конечно, нужны факты, а не догадки, но все-таки Тесс, поразмыслив минуту, вернулась в спальню, нашла сумочку, которая была при ней накануне, и откопала в ней полученную от Гейнс карточку.
Положив ее на стол, она снова вызвала в памяти мгновенье, когда четвертый всадник схватил шифратор. Он поднял его и прошептал что-то…
Как будто… молился.
Что же он тогда сказал? В Метрополитен Тесс некогда было задумываться, зато теперь она не могла избавиться от этой мысли. Она сосредоточилась, оживляя в памяти сжимающего шифратор рыцаря. Вот он шепчет… Что же? Вспоминай, черт возьми, вспоминай!
Она уже сказала Амелии Гейнс, что почти уверена - первое слово было "веритас"… Но что дальше? "Веритас"… Что "веритас"?
"Веритас вос…" - звучит как будто знакомо. Она силилась вызвать в памяти последнее слово - безуспешно. Конец фразы заглушила стрельба.
Тесс решила начать с того, что помнит. Вернувшись к компьютеру, выбрала самую мощную программу поиска, ввела "Veritas vos" и получила больше 22 000 ссылок. Просматривать их не пришлось. Хватило первой.
Вот оно, прямо перед ней.
"Veritas vos liberabit".
"Истина сделает вас свободными".
Она перечитала слова. Истина сделает вас свободными.
Все ее труды на детективном поприще привели к самой известной и затасканной цитате.
ГЛАВА 9
Гас Уолдрон вышел из метро на Западной Двадцать третьей улице и направился к югу.
Он терпеть не мог эту часть города. Он не был фанатиком высшего общества. Отнюдь. В привычной обстановке его рост - под крышу небольшого домика - обеспечивал ему безопасность. Здесь же рост делал его слишком заметным в толпе прохожих в костюмчиках от лучших портных, с прическами по двести долларов.
Ссутулившись, он сумел скрыть пару дюймов роста. И все равно выделялся и ростом, и своим широким черным плащом. Но тут никуда не денешься: плащ нужен, чтобы спрятать то, что он несет под мышкой.
Он свернул на запад по Двадцать второй улице. Цель его прогулки располагалась за квартал от ресторана "Эмпайр дайнер", среди ряда художественных галерей. Проходя, он заметил, что в большинстве витрин выставлены всего одна-две картины. Причем некоторые даже без рам, и цены не проставлены!
"Откуда мне, на хрен, знать, сколько она стоит, если даже долбаных цен не видно?"
До цели остался один дом. Непосвященный принял бы заведение Люсьена Боссара за шикарную антикварную лавочку. Но за шикарным фасадом крылось кое-что еще. Подделки и изделия сомнительного происхождения оскверняли своим соседством несколько подлинных шедевров. Хотя никто из владельцев соседних галерей ничего не подозревал: стиль, манеры и французский выговор Люсьена были безупречны.
Настороженно отмечая всякое подозрительное движение, Гас прошагал мимо галереи, отсчитал еще двадцать пять шагов и оглянулся. Сделал вид, что собирается перейти улицу, не заметил ничего необычного и повернул обратно, мгновенно оказавшись внутри галереи. Для человека такого роста и веса он двигался с удивительным проворством. А то как же? Тридцать боев, и ни одного нокаута. Кроме тех, когда был уговор.
Оказавшись в галерее, он опустил руку в карман, нащупав рукоять "беретты 92FS". Не самая любимая модель, но из автоматического "кольта" сорок пятого калибра ему пару раз случилось промахнуться, а таскать "кобру" после того вечерка и вовсе не умно. Он быстро огляделся. Никаких туристов, да и ни единого клиента. Хозяин один.
Гас вообще мало кого любил, а Люсьен Боссар уж точно не принадлежал к редким исключениям. Льстивый слизняк. Узкая мордочка, такие же плечики, да еще длинные волосы, связанные в конский хвост.
Паршивый французишка.
Увидев входящего Гаса, Люсьен поднял голову от тонконогого столика, за которым работал, и изобразил на лице елейную улыбочку, тщетно пытаясь скрыть страх, от которого под мышками мгновенно проступил пот. Эта его черта всегда доставляла Гасу удовольствие. Вечно как на иголках, словно боится, что Гас сейчас ему врежет. Впрочем, этот скользкий тип прав.
- Гас!
У него это прозвучало как "Гуасс" - каждый раз, как Люсьен произносил его имя, Гас начинал ненавидеть его еще сильнее.
Повернувшись спиной к хозяину, Гас запер дверь, потом прошел к столу.
- В задних комнатах есть кто? - проворчал он. Люсьен поспешно замотал головой.
- Mais non, mais non, voyons, никого нет, кроме меня.
У него была мерзкая привычка по два раза бормотать свою французскую невнятицу. Может, они все так говорят?
- Я вас не ждал, вы не предупредили…
- Закройся, - Гас сказал, как плюнул. - У меня для тебя кое-что есть, - он ухмыльнулся. - Что-то особенное.
Он извлек из-под плаща бумажный пакет и положил его на стол. Оглянулся на стеклянную дверь, проверяя, не видно ли с улицы, и достал из пакета газетный сверток. Разворачивая бумагу, он то и дело поглядывал на Люсьена.
У того приоткрылся рот, и глаза стали круглыми, когда Гас наконец извлек вещь. Это был золотой, украшенный драгоценными камнями крест, около полутора футов высотой, невероятно тонкой работы.
Гас положил его на развернутые газеты. Люсьен осторожно выдохнул.
- Mon Dieu, mon Dieu… - Француз поднял глаза на Гаса.
Лоб у него мгновенно покрылся бусинками пота.
- Иисусе, Гас…
Ну, тут он прав.
Француз снова опустил глаза, и Гас, последовав его примеру, увидел, что газета развернута на странице с фотографиями музея.
- Это из?..
- Во-во, - подмигнул Гас. - Недурная штучка, а? Второй такой не найдешь.
У Люсьена дергались губы.
- Non mais, il est complètment taré, ce mec. Слушай, Гас, я и пальцем к нему не притронусь.
Как будто кто-то просил его трогать! Гасу всего-то и нужно, чтобы Люсьен его продал. И поскорее. В последние месяцы Гасу не везло. Он и раньше попадал в переделки, но не в такие и не с такими людьми, как те, что теперь держат его на мушке. С того дня, как Гас окреп и размазал своего старого отца - пьяницу и драчуна - в лепешку, люди боялись его. И вот теперь, впервые с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать, он вспомнил, что такое страх. Люди, скупившие право на его игорные долги, принадлежали совершенно к другой породе. С такими он еще не сталкивался. Таким убить легче, чем ему - раздавить таракана.
Странно, но они же и подсказали ему, как выпутаться. Через них-то он и вышел на парня, который состряпал ему музейную работенку. И вот он здесь, хотя ему было четко приказано не пытаться ничего продавать в первые шесть месяцев.
А пошли они… Ему нужны деньги, и поскорей.
- Слушай, тебе нет дела, откуда что, понял? - рявкнул он на Люсьена. - Твое дело - кому загнать, и за сколько.
Казалось, француза вот-вот хватит удар.
- Non mais… Послушай, Гуасс, это невозможно. Совершенно невозможно. Эта штука еще слишком тепленькая. Я не сумасшедший, чтобы…
Гас схватил Люсьена за глотку и приподнял над столиком, едва не обрушив хрупкое сооружение. Он приблизил свое лицо к лицу Люсьена.
- А мне плевать, будь эта хрень хоть термоядерной, - прошипел он. - Кое-кто собирает такое дерьмо, и ты знаешь, где их найти.
- Подождать бы надо, - пискнул задыхающийся Люсьен. Гас разжал руку, и француз плюхнулся на место.
- Ты что, за недоумка меня держишь? - рявкнул он. - Эта штука всегда останется горячей, когда ни продавай. Так что можно начать сразу. К тому же ты знаешь людей, которые именно потому ее и купят, что знают, что это такое и откуда взялось. У тебя есть психи, которые заплатят целое состояние, только бы знать, что эта штуковина заперта у них в сейфе. Тебе остается найти их, и давай, поторапливайся. И не думай нагреть меня на цене. Твои - десять процентов, а десять процентов от сокровища - это не раз плюнуть, верно?
Люсьен сглотнул, потер шею, вынул темный шелковый платок и вытер лицо. Глаза его беспокойно метались, мысли явно сменили направление. Подняв голову, он сказал:
- Двадцать.
Гас, забавляясь, смотрел на него сверху вниз.
- Люсьен… - Он всегда произносил "Лу-шиен", чтобы подразнить француза. - Что-то ты вдруг обнаглел, а?
- Я серьезно. За такое дело я не возьмусь меньше чем за двадцать процентов. Au moins. Слишком велик риск.
Гас снова потянулся к его горлу, но на этот раз антиквар успел выскользнуть из-за стола и отскочить подальше. Тогда Гас невозмутимо достал "беретту" и направил ствол в пах Люсьену.
- Не хрюкай, я не в настроении торговаться. Я сделал щедрое предложение, а твое дело - извлечь из него все, что можно. Ты меня разочаровываешь, парень.
- Нет, послушай, Гас…
Гас поднял ладонь, пожал плечами.
- Может, ты в тот вечер смотрел телевизор? Вспомни охранника на лестнице. На это стоило посмотреть. Знаешь, тот клинок еще у меня, и, скажу тебе, мне вроде как понравилось играть в Конана, понял?
Пока Люсьен обливался потом, соображая, что он имеет в виду, Гас лихорадочно размышлял. Будь у него побольше времени, трусость Люсьена была бы ему только на руку. Беда в том, что он не может ждать. За крестик дали бы целое состояние, может, даже с шестью нулями, но сейчас ему придется брать, что дают, и радоваться. Задаток, полученный за согласие на ограбление музея, позволил ему выиграть немного времени: теперь ему надо стряхнуть этих пиявок со спины.
- Вот что я тебе скажу, - обратился он к Люсьену. - Выбей из покупателя побольше - и получишь пятнадцать.
Он видел, как блеснули глазки француза. Хорек попался. Люсьен достал из шкафчика маленький цифровой фотоаппарат. Оглянулся на Гаса.
- Мне нужно…
Тот кивнул:
- Давай, работай.
Люсьен сделал пару снимков, видимо, уже перебирая в уме список клиентов.
- Придется кое с кем связаться, - сказал он Гасу. - Дай мне несколько дней.
Плохо. Гасу срочно нужны были деньги, чтобы купить на них свободу. И нужно было на время убраться из города, пока не осядет пыль от "музейного дела". И все это нужно было немедленно.
- Угу… Поторопись. Пару дней максимум.
Снова что-то мелькнуло в глазах Люсьена. Наверно, прикидывает, как содрать еще и с покупателя, пообещав сбить цену до той, на которую продавец уже согласился. Скользкое дерьмо. Гас решил, что через месяц-другой, когда все уляжется, хорошо бы нанести французику еще один визит.