Ого! Оказывается, когда эта курица перестает стенать и придуриваться, ее голос звучит просто отвратительно! Холодно и остро, как бритва, и с легкой, царапающей слух хрипотцой, словно эта бритва затупилась и теперь очень неприятно скрипит, вместо того чтобы беззвучно резать.
Два раза "ого"! Доберманы, охранники которые, они что, с трех до двадцати семи лет в армии служили? Это ж сколько лет дрессуры и занятий строевым шагом необходимо, чтобы так синхронно развернуться по команде злобной хозяйки и рысью – шаг в шаг! – поскакать куда-то в сторону! При том, что это самое пресловутое направление "куда-то в сторону" им никто не указывал! Просто одномоментно сорвались с места и ноздря в ноздрю, словно по невидимой нити, пошакалили в далекую даль – на выход с кладбища.
– Наконец-то уползла, змеюка, – облегченно выдохнул тренер. – Слушай, а тебя как зовут-то, девонька? Ты с Валеркой прощаться пойдешь? Ты вообще кем ему приходишься? Зачем приехала?
Элка чуть помедлила, а потом честно призналась:
– Да почти никто я ему, дядь Сережа. Случайная знакомая. А здесь я почему? Валерка мне позвонил, попросил срочно приехать. Я и приехала. Срочно. Но… опоздала. Опоздала я…
Глава 2
– Так что, если быть до конца окрр… окрт… окрто венными… короче, вот не верю я, что Валерка наркоманом был! – Старый тренер пьяненько, но довольно сильно приложился кулаком по крышке ресторанного стола. – Но! – Он задрал указательный палец в потолок. – Но вот от передоза умереть мог. Он у меня не первый такой…
Мда, похоже, ему больше наливать не следовало. Впрочем, как и большинству присутствовавших на этих странных поминках.
Казалось бы, все ж кругом спортсмены, сильные, накачанные мужики, а напивались как дети малые. То есть настойчиво, упрямо – и бестолково.
И с каким-то нечеловеческим азартом.
Но если остальные участники грустной вечерины под названием "поминки по ушедшему другу" пили тихо, меланхолично и сосредоточенно – чтобы боль заглушить, чтобы хоть немножко отпустило, то старый тренер надринкался так шустро и буйно, что Элка просто диву давалась: куда столько влезает?
За последние полчаса на ее глазах он скушал поллитра "белой". И с каждой рюмкой Сергей Геннадьевич становился все более словоохотливым.
– Ты пойми, березонька… – Услышав, как один из телохранителей называет Элку Ёлкой, старый тренер принялся склонять имя девушки как только ему заблагорассудится. – Пойми, девонька… Они же мне все как дети! И ведут они себя почти все одинаково. Сначала, по молодости, они ж, кроме спорта, ничего не видят! Живут в спортзале, тренируются, каждой победе радуются как последней! А потом все идет по накатанной дорожке. Где победы, там деньги. А у бойцов это обычно деньги немалые, они же, кроме официальных соревнований, частенько на коммерческих рингах подрабатывают, а там гонорары за победы очень неслабые!
Сергей Геннадьич очень художественно развел ручищами, изображая те огромные кучи бабла, которые попадают в руки удачливых спортсменов.
Ага. Кому-то бабло, а кому-то холодный кафель прозекторской.
Ёлку аж передернуло от жутких воспоминаний. Господи, это опознание она никогда не забудет.
– Сашк, а Сашк… А может, мы как обычно все сделаем? В смысле, ты сам сходишь, все посмотришь и мне потом расскажешь? Мне туда чего-то совсем идти не хочется…
Элка стояла в холодной, выложенной серо-неровным кафелем комнате, – как там у них в моргах эти прихожие называются? – и откровенно скулила, дергая телохранителя за рукав.
Страшно было так, что от ужаса скулы сводило! Или, может, это ее от холода тутошнего так подколбашивало?
– Элла Александровна, я бы с удовольствием, но увы. Во-первых, майор попросил именно вас поучаствовать в опознании, а во-вторых… – Сашке было откровенно жаль девчонку, но он действительно ничем не мог ей помочь. – Да хрен с ним, с "во-вторых"! Элла Александровна, вы просто представьте, что это куклы. Не покойники, а обычные пластмассовые куклы. Манекены! И вам просто надо посмотреть, похож ли тот, кого вам покажут, на… – Сашка пристально посмотрел Ёлке в глаза и продолжать не стал. Он осторожно приобнял девушку и тихонько, как бы убаюкивая, прошептал: – Ну не бойся. Я рядом буду. А когда я рядом, тебе не может быть страшно. Я тебя от всех защитю.
– Защищу… – так же шепотом поправила Элла, глубоко вдохнула и ровным, спокойным голосом обратилась к стоявшему рядом санитару: – Давайте уже пойдем посмотрим. Где у вас тут опознания проводят?
Они шли по длинному гулкому коридору – возглавлял колонну мурлыкающий песенку санитар, за ним печатал шаг милицейский майор в накинутом на плечи несвежем халате, следом шлепала, нервно подпрыгивая, Элка, и замыкал шествие спокойный как танк Сашка.
Кстати, выглядел он презабавно – халата его размера в печальном заведении не нашлось, поэтому на него нацепили то, что было. И выглядел теперь грозный телохранитель странновато – словно средних размеров слон, прикрытый скомканным носовым платочком.
– Вы узнаете этого человека?
Бесстрастный голос милиционера отдельными словами зависал в воздухе, никак не складываясь в предложения.
– Элла Александровна, вам нехорошо?
– Естественно, мне нехорошо. Меня в моргах редко радостная эйфория накрывает… – передернувшись, прохрипела Элка.
– Вы можете отвечать на мои вопросы? Вы узнаете этого человека?
– Да. Могу. Да. Узнаю. – Каждый звук давался Элке очень нелегко. Но она прекрасно понимала, что чем раньше ответит на все вопросы, тем быстрее закончится этот кошмар.
Майор требовательно уставился на девушку.
– Это… – Ёлка в очередной раз глубоко вздохнула, впустив в легкие холодный, неприятно пахнущий воздух, и четко, как солдат, отчеканила: – Это Валерка. Петров Валерий Андреевич. Какого-то там года рождения. Все. Выведите меня отсюда, а то я головой об кафельный пол ударюсь, когда в обморок буду падать.
Вывалившись из дверей здания морга, Элка рухнула на руки подхватившего ее Женьки и, всхлипывая, прокашляла:
– Господи, ну я-то вам зачем понадобилась? Я же ему не родственница и даже не хорошая знакомая! Мы с Валерием виделись-то всего три раза! Неужели обязательно надо было меня сюда тащить и весь этот паноптикум устраивать?
Майор понимающе пожал плечами, как бы извиняясь за происшедшее:
– Дело в том, что последний исходящий звонок, сделанный с телефона покойного, был на ваш номер. А последний входящий – с телефона, зарегистрированного на какого-то гастайбайтера, найти которого просто нереально. Вы не знаете, у него были знакомые гости из солнечного Узбекистана? Поймите, потерпевший был довольно известным человеком, это дело на особом контроле… Мы просто обязаны проверить все версии! – Он вздохнул, развел руками и зачем-то добавил: – Хотя, на мой взгляд, тут все совершенно понятно. Труп нашли в его квартире, следов взлома нет, ничего не похищено, все вещи на месте. Покойный сидел в кресле, рядом лежал шприц с остатками наркотического вещества. На руке – свежий след от инъекции. Словом, обычный передоз – и все. Никакого криминала. Случайная смерть. Так что извините, что вам пришлось пройти через эту неприятную процедуру. Это необходимая формальность! И потом – мы же не знали, что вы… – майор замялся, подбирая нужные слова, – не простая девушка… Если бы знали – не посмели бы потревожить. Обошлись бы как-нибудь.
Как ей в тот момент удалось сдержаться – непонятно. Потому что очень хотелось разораться, выматериться, брызгая слюной в лицо этому служаке, – высказать все, что было на душе! Вот ведь скотина, а! Он же только что рассказывал, что вся эта ужасная процедура опознания совершенно необходима, что через этот кошмар обязательно надо пройти, у них, видите ли, следствие… И вот оказывается, что если свидетель – дочь министра, то следствие могло бы прекрасно и без Ёлки обойтись! Определились бы уже, шкуры продажные, в степени необходимости неприятных процедур для лиц различных социальных уровней!
Твари подхалимные, продажные твари! Злоба застилала глаза, очень хотелось выплеснуть ненависть, всё, что кипело внутри… Но – Элка не разоралась, не выматерилась, а спокойно ответила на вопросы:
– Где и когда вы познакомились с Валерием Петровым?
– На дискотеке, случайно.
– В каких вы были отношениях?
– В приятельских, виделись всего пару раз.
– Зачем он звонил вам перед смертью?
– Спрашивал, когда я приеду в Москву.
– Вы знали, что потерпевший употреблял наркотики?
– Нет, Валерий был спортсменом, он не употреблял наркотики, по крайней мере мне об этом было неизвестно.
– Вы можете сообщить что-либо еще, что могло бы помочь следствию?
– Нет.
– А может, у покойного был повод для самоубийства?
– Нет.
Нет, нет и еще раз нет. Жить, и жить, и еще раз жить были тысячи поводов у покойного…
– И вот чего им, молодым и богатым, не живется? Им же все в руки плывет!
Нетрезво всхлипнув, старый тренер смахнул блеснувшую на щеке слезу, поймал взглядом глаза Шурика и потребовал:
– Налей-ка мне еще, сынок. Кстати, а мы с тобой нигде раньше не встречались? Уж больно лицо у тебя знакомое…
– Вы меня на соревнованиях видели, Сергей Геннадьевич. Я в свое время хотел у вас тренироваться, но не получилось. Мы с Валеркой хорошо знакомы были, даже бились с ним как-то.
Вот откуда у Шурика столько терпения? Если бы Ёлка ему один и тот же вопрос в течение получаса шесть раз задала, он бы уже изнервничался и огрызаться бы начал. А тут смотрите-ка – сидит, водочку уважаемому мастеру спорта подливает и терпеливо одно и то же, как попугай, повторяет! Да еще и смотрит на него с таким обожанием, что розовато-лиловые флюиды нежности по залу разливаются.
– Вот! Я же говорю! – в очередной раз воздел палец к потолку нетрезвый тренер. – Все они мои дети! Все меня знают! И я их знаю как облупленных! А они, подлецы, наркоманичать начинают!
Очередной "бумс!" по многострадальной столешнице.
В этот раз он звезданул кулаком так сильно, что посуда на столе подпрыгнула и зазвенела. Около десятка нетрезвых суровых мужчин воззрились на источник шума. На Геннадьича то есть.
– Сергей Геннадьич, вы же нам всем тут родной человек.
Да ититская-то сила!!! Ну разве ж можно так???
Глубокий, хорошо поставленный баритон так неожиданно прозвучал за Ёлкиной спиной, что девушка от испуга взвизгнула и подскочила на стуле. Шустро так подскочила, высоко. Откуда только прыть взялась!
И вот что интересно – подскочить-то она подскочила, а на стул обратно приземлилась (пристулилась?) как-то очень медленно и мягко. Неужели наступила та стадия опьянения, когда ощущения притормаживаются? Да вряд ли, она ж сегодня практически не зупотребляла, так, опрокинула пару стопок "за упокой" и все, остановилась. Так с чего же тогда организм такие странные ощущения накрывают?
Все оказалось довольно объяснимо.
Во-первых – это просто за ее спиной Вова-один и Вова-два хором говорили. Поэтому и прозвучали их голоса так странно-пугающе. А во-вторых, они же, то есть эти оба Вовы, на взлете Элку зачем-то подхватили осторожненько с двух сторон, поэтому попу на стул девушка опускала уже не самостоятельно, а повиснув на руках здоровых парней.
– Что ж вы, девушка, так скачете? – грустно посмотрел сверху вниз Вова-два.
– Так ведь и убиться недолго, – поддержал товарища Вова-раз.
И хором:
– А вы кто? И чего тут делаете? – и тут же, не меняя выражений лиц и интонаций голосов: – О, здоро´во, Саня. Здоро´во, Жека. Горе-то какое! – И прямо через Ёлкину голову полезли к телохранителям обмениваться рукопожатиями и ритуальными объятиями с похлопыванием по крепким спинам.
Зажатая крепкими мужскими телами, Элка попыталась было пискнуть, но воздуха ей не хватило. Побратавшись, мужчины раздвинулись, и полупридушенная Ёлка с жалобным мявканьем рухнула на стул.
Оказалось, что ее телохранителей тут практически все знали.
Они вообще все тут друг друга знали. Кто-то с кем-то бился, кто-то тренировался, кто-то, как Сашка с Женькой, работали вместе. То есть Ёлка попала на некий сбор однополчан – просто по очень грустному поводу.
Вовы перекинулись парой фраз с Ёлкиными телохранителями и, не долго думая, перетащили свои стулья от дальнего столика к тому, где заседала теплая компания – Элка, телохранители и старый тренер. Туда же вместе со стульями, снятыми пиджаками и мужчинами перекочевало несколько бутылок спиртного.
– Да ладно, Сергей Геннадьич, чего уж вы на Валерку наговариваете! – гудел Вова-один. – Вы же его как облупленного знаете, он же к этой дури никогда не прикасался!
– Ну да! Он же даже не пил практически. А уж герычем баловаться – вообще никогда такого не было! – так же гулко поддержал товарища Вова-два.
Тренер поднял на близнецов мутные от алкоголя глаза, удрученно покачал головой и спросил:
– А Славка? Который два года назад так же от передоза умер? Про него можно было подумать, что он наркоман?
Все четверо грустно замотали головами. Типа не, не можно.
– А эти два придурка, прости Господи, которые, удолбанные, на машине разбились? Тоже ведь оба мастера спорта и чемпионы! Вскрытие чего показало? Что они не то что думать, они видеть не могли, столько в них кокаина было! Все вы, слышите? Все вы рано или поздно звездить начинаете! Колеса жрете, кокаин нюхаете, красивой жизни ищете! А я вас хороню, дураков! У меня же сердце за каждого из вас кровью обливается! Сведете вы меня в могилу!
Старый тренер попытался схватить за грудки сидевшего рядом одного из Вов, но промахнулся, всхлипнул и зарыдал, спрятав красное от алкоголя лицо в белоснежную рубашку на Володиной груди.
Мужики хором вздохнули.
Сашка с Женей переглянулись, встали из-за стола, подхватили тренера под руки и осторожно куда-то поволокли.
– Куда это они его? – обеспокоенно завертелась на стуле Ёлка. – И чего это они меня тут одну оставили?
Не изобразив на лице ни единой эмоции, Вова-два, сидевший слева от девушки, пояснил:
– Они его сейчас на диванчик устроят, он часик поспит и опять в норме будет. С Геннадьевичем такое бывает – перенервничает, выпьет лишнего и раскисает. Здоровье-то уже не то.
– А тебя они не одну оставили. Пока мы тут, ничего с тобой не случится. Мы свое дело знаем, – добавил Вова-два. – Не переживай, вот они, твои архаровцы, уже управились.
И потек разговор. Чуть нестройный, сбивчивый, прерываемый грустными опрокидываниями без тостов. Разговор старых знакомых.
– А вы чего клиента с собой притащили? – занюхав бутербродом очередные пятьдесят грамм, поинтересовался у телохранителей Володя-второй. – Или это не клиент?
– Клиент. – Трезвый Жека с улыбкой посмотрел на притихшую Ёлку. – Но это мы с ней сюда пришли. Валерка – ее хороший знакомый.
Слукавил малость, конечно, подлец, уж кто-кто, а он-то знал, что "хорошими" знакомыми Элку и нынешнего покойного назвать уж никак нельзя было!
– Да ладно!
К столу начала подтягиваться публика. Со своими стульями, рюмками и бутылками. Человек, скептически заявивший "Да ладно!", оказался уважаемым всеми Николаем Семенычем, Ёлка его на кладбище видела. Довольно высокий, лет пятидесяти мужчина с совершенно седыми волосами. Тот самый, который Валерку в свое время на работу с юношеской сборной перетащил.
– Что значит "да ладно!"? – Элка решила влезть в разговор.
– Не было у него знакомых женщин. Ну, то есть были, но только по работе. Он после Ритки баб вообще терпеть не мог. А тут вы, такая хорошенькая! Вранье это все. Так что – кто вы, девушка? – Семеныч чуть отодвинулся, окинул Ёлку взглядом и недоверчиво прищурил холодно-голубые, с серым стальным оттенком глаза.
Блин, ну и что теперь? Доказывать каждому встречному, что они с женоненавистником Валеркой всего один раз на свидание сходили?
– Я Элла. С Валеркой мы действительно были знакомы.
– Мужики, – Семеныч указал взглядом на телохранителей, – на тебя работают?
Ёлка кивнула. Непонятно чем успокоенный, Семеныч удовлетворенно кивнул, разлил по емкостям спиртное и коротко изрек:
– За Валерку. Хороший парень был.
Выпили. Помолчали.
– И все-таки, что бы ни говорил Сергей Геннадьевич, я не верю, что Валерка сам себе герыч вколол.
Похоже, старый тренер тут для всех был абсолютным авторитетом. Вон Сашка, уже "тепленький", а имя-отчество старикашки полностью и с пиететом выговаривает!
– А может, все же сам? Не мог же ему никто насильно наркотик вкатить! Лерка ж вам не пацан какой, он бы не дался. А следов борьбы, менты говорят, нет никаких. И замок не взломан. Получается, что сам…
Женька, присутствовавший при разговоре Ёлки с майором, был несколько в курсе подробностей произошедшего.
Помолчали немножко. А потом один из Вовок мрачно заявил:
– Да Риткиных это рук дело. Сто пудов. Она в последнее время ему вообще житья не давала. И папаша ее тоже. Говорят, он недавно среди своих друганов орал, что собственными руками бывшего зятя задушить готов.
– Слушайте, ну вот что за бред вы несете?! – Элке вся эта катавасия с преувеличением угроз Ритки и ее папеньки уже надоела. – Ну не Средневековье же на дворе! Поорал мужик, поугрожал – с кем не бывает! Это же не повод человека в убийстве подозревать!
Мужики уставились на нее, как на розоватого пришельца с Юпитера. То есть с изумлением и легким непониманием.
– Не знаешь ты этого урода. У него мозг вообще отшиблен! Напрочь. Даже спинной. Ему человека замочить – как задницу почесать. И если он сказал, что убьет, значит, убьет. И ничего ему за это не будет.
– А может, Валерка действительно сам… – осторожно предположила Элка.
Народ помолчал. Разлили по рюмкам. Выпили – без тоста и без чоканья. Еще немного помолчали.
А потом Семеныч веско подытожил:
– Сам Валерка не мог. Не такой он был. Убили его. Это однозначно. Кто? Может, Ритка или ее папаша. Может, еще кто-нибудь, кому он на хвост наступил. Но мы этого никогда не узнаем. Раз так чисто сработано, значит, серьезные люди этим занимались. Таких никогда не находят. Так что проще считать, что он сам. Вот так-то, девонька. Вот так-то…
– Всё. Задолбали. Оба. Видеть вас больше не хочу. Никого вообще видеть не хочу. Надоели. И вы надоели, и покойники надоели, и криминал весь этот тоже надоел. Ухожу я от вас.
Элка металась по комнате и остервенело запихивала в дорогущий стильный чемодан все, что попадало ей под руку – кроссовки, купальник, выдернула из ноута шнур акустической колонки – и ее, родимую, тоже в саквояж ногой утрамбовала. Колонку в смысле.
– Никто меня не любит. Злые вы. Уйду куда глаза глядят. – Она замерла посреди комнаты, осматриваясь, чего бы еще такого жизненно необходимого взять с собой в дорогу.