– А почему вы не отдали дневник в престижный клуб искусствоведом и экспертов по живописи? – спросила Варвара и закрыла глаза, говоря себе, мол, какая ты дура! Зачем ты это спрашиваешь?! Радуйся, что она даст его тебе!
Лоретта вздохнула.
– Они предложили мне большие деньги, – начала Лоретта и Стрельцова поняла, что рассказ будет долгим. – Ну, точнее, это они их считали большими. Но я отказывалась, ведь это не просто какие-то записки девочки-подростка, это был дневник хорошего портретиста! Жаль, что он так и не стал знаменит. Хотя, он знаменит, но в очень узких кругах. Мне был очень дорог этот дневник, и я наотрез отказывалась его продавать или отдавать. А однажды прямо в мой офис заявился какой-то русский и начал мне угрожать. Говорил, что если я не отдам ему дневник, он меня и всю мою семью убьет. Но охранник выдворил его быстрее, чем он успел договорить. Потом он чуть не сжег мой дом, и тогда его арестовала полиция. Так ему и надо. Уж не знаю, где он сейчас, но с тех пор они от меня отстали, – Лоретта усмехнулась.
– А почему вы мне так сразу отдаете этот дневник? – поинтересовалась Варвара.
Лоретта вновь усмехнулась.
– Варвара, вы думаете, я не разбираюсь в людях? Но вам сразу видно, что вы не такая, как они. Тем более, вы же сказали, что вам этот дневник поможет найти серийного убийцу.
Дальше они ехали не разговаривая. Когда приехали, были возле огромных кирпичных ворот. Когда машина остановилась возле крыльца большого, белого трехэтажного дома, они вышли из нее и быстро пошли в дом. Дождь все еще шел, и заканчиваться в его планы не входило. Все комнаты были круглыми. На всех белоснежных стенах висели портреты каких-то людей.
– Это и есть многочисленные работы Жана де Вие, – гордо произнесла Лоретта и указала рукой на один из портретов. – Его особенностью было то, что он писал портреты прохожих не за деньги. Они и не знали, что он пишет их портреты. Он видел человека и писал его портрет по памяти.
– А как же Красновы? – не выдержала Стрельцова.
– Это единичный случай. Он долго отказывался писать под заказ. Короче, вы сами прочитаете об этом в дневнике.
Лоретта пошла в сторону закругленной лестницы, ведущей на второй этаж. Варвара посмотрела на потолок, он был в форме купола.
На втором этаже было очень светло. Это был закругленный коридор, с одной стороны были двери, а с другой стороны были окна во весь человеческий рост. На стенах так же висели картины, написанные предком Лоретты. Они вошли в одну из комнат, это оказался кабинет Лоретты де Вуон. Она подошла к стеллажу с книгами. Стеллаж был наверняка, очень дорогим, и подтвердила это гравировка на стеклянной дверце: "Лоретте и ее семье с любовью!" С самой высокой полки мадам де Вуон достала потрепанную маленькую книжечку, обтянутую коричневым кожзамом.
– Вот он, – произнесла Лоретта и смела с дневника пыль.
– Лоретта, скажите, пожалуйста, а почему стали известными только три картины? – поинтересовалась Варвара.
Лоретта глубоко вздохнула. Она уже явно устала разговаривать со Стрельцовой, но уйти, так ничего и не узнав, Варвара тоже не могла.
– А вы поговорите с Жераром Кроу.
– А кто это?
– Это один человек, который изучает все, что связано с Жаном. Он всю жизнь копает про него информацию. Даже не знаю, зачем ему это? Брал на изучение дневник, делал графологическую экспертизу чтобы понять его характер и психологическое состояние. А еще он большой эксперт по живописи. Надо признаться, он всегда платил за причиненные неудобства.
Лоретта посмотрела на часы в телефоне.
– Скорее всего, он в своей антикварной лавке, - проговорила Лоретта, – этот магазинчик находится на бульваре Сен-Жермен. Вы там сразу его увидите. В самом начале улицы. Там будет вывеска: "Антикварная лавка Кроу".
– Хорошо. Спасибо вам, Лоретта, – улыбаясь говорила Варвара Стрельцова и положила дневник художника в свою сумку. – Вы мне очень помогли.
– Не за что, – так же заулыбалась мадам де Вуон. – Мне было очень приятно с вами говорить.
Варвара повернулась и пошла к выходу. Лоретта пошла за ней. Она предупредила водителя, и он повез Варвару по адресу магазина Жерара Кроу.
Приехали они за тридцать минут. Водитель остановился прямо возле дверей магазинчика. Варвара вышла из машины и бегом вошла внутрь. В магазинчике стоял запах старости. Помещение было небольшим и мрачным. За прилавком стоял низкий пожилой мужчина с большими очками и выцветшими зелеными глазами, в серой вязаной кофте. Когда она вошла в помещение, он начал всматриваться в нее. А потом, набравшись смелости, он спросил ее по-французски:
– О, мадемуазель, что вас привело сюда? – спросил он с превеликим удивлением.
– Поиски серийного убийцы, – тихо усмехнулась она, а потом гораздо громче сказала: – Я хочу поговорить с вами о портретах Жана де Вие. Я хочу знать, почему миру известны только три картины?
Антиквар посмотрел на нее и задумался. Она задала ему вопрос на его любимую тему.
– Не сочтите меня сумасшедшим, – попросил он совершенно серьезно и начал свой рассказ, – думаю, для вас не секрет, что на этих трех портретах изображено все семейство Красновых. Он – придворный ювелир императорской семьи, она – горничная в этом же императорском дворе, и их ребенок – маленькая девочка по имени Виктория.
– Я это знаю.
– Пройдемте за мной, – сказал Жерар и повел ее в маленькую комнатку. Там стоял небольшой стол, на столе множественные следы от чашек, стул, почти сломанный, настольная лампа, и горы пустых коробок. Над столом висели репродукции этих трех картин.
– Посмотрите внимательно, – прошептал он и сунул ей в руку лупу, – я там кое-что нашел.
– Где? – недоумевала Стрельцова.
– На картинах. Смотрите, на картине, там, где Анатолий – ярко выраженное число "48".
– Где? – не понимала Варвара, нервно рассматривая репродукции.
– Вот! – прошипел он, указывая на стрелку часов. Та действительно показывала на сорок восемь минут.
– Месье Кроу, при всем уважении, художник просто хотел показать время на часах, – осторожно произнесла Варвара.
– Я тоже так сначала подумал. Вы всмотритесь в эти часы. На них нет никакого циферблата или стрелок, есть только минутная стрелка и число "48". И это не какая-то там ошибка! Жан де Вие славился своей ювелирной работой с деталями! – немного разозлено говорил Жерар. – А на второй картине он зашифровал число "52". Он подрисовал Агрипине Красновой пятьдесят две веснушки на обеих щеках. На самом же деле у нее не было ни единой веснушки. Это не может быть случайностью. А на третьей картине девочка Виктория пальцами показывает число "2".
Варвара осмотрела все картины. Слова антиквара показались ей убедительными, но все казалось уж слишком не настоящим.
– Допустим, Жан де Вие хотел что-то зашифровать в этих трех портретах. Но зачем ему это? А главное – что он зашифровал? – скептически спросила Стрельцова.
– Я не знаю, что он зашифровал. Но многие художники в своих творениях что-то зашифровывали. Даже Леонардо да Винчи... он много шифровал, чтобы его идеи раскрывались по мере того, как человечество до них дозреет.
И тут Варвара вспомнила, что она знает об этом. Изобретатель писал левой рукой и невероятно мелкими буковками, да еще и справа налево. Но и этого мало – он все буквы переворачивал в зеркальном изображении. Он говорил загадками, сыпал метафорическими пророчествами, обожал составлять ребусы. Леонардо не подписывал своих произведений, но на них есть опознавательные знаки. Например, если вглядываться в картины, можно обнаружить символическую взлетающую птицу. Таких знаков, видимо, немало, поэтому те или иные его детища вдруг обнаруживаются через века. Как было с мадонной Бенуа, которую долгое время в качестве домашней иконы возили с собой странствующие актеры.
Варвара против своей воли уже начинала верить месье Кроу. Ее слова про Леонардо да Винчи ее окончательно убедили.
– Ладно. Хорошо. И у вас нет даже предположения, что это могут быть за числа? – тихо спросила Варвара.
– Нет у меня никаких предположений! – явно обидевшись, ответил Жерар.
Варвара поняв, что антиквар все равно ее не простит, даже не стала и пытаться просить у него прощения. Она была абсолютно выжата. Ей уже не хотелось ни гулять по улицам Парижа, ни думать о расследовании. Хотелось только есть и спать. Но мысли сами лезли в голову. Причем мысли из разных сторон ее жизни. Она понимала, что уже через два дня переедет сюда жить. Будет работать в галерее Поля де Мона. И никто ее больше не потревожит. И никто никогда не узнает, что она когда-то была Анжеликой Роговой.
Она на такси приехала в гостиницу, вошла в номер, приняла душ и в банном халате легла в кровать. Она изо всех сил пыталась уснуть, но мысли решительно не давали ей этого сделать. Еще ей нужно поговорить с Зубовым! Завтра она приедет в Питер и поговорит с ним обо всем. И только глубокой ночью она уснула крепким сном.
ОНА
До начала казни осталось полчаса. Казни проходили строго по расписанию. И каждый раз это удивительное чувство.
30 минут.
1800 секунд.
Я каждую секунду отсчитывала в уме. Еще никогда в жизни так не тянулось время. Эти тридцать минут казались мне вечностью. В голове был только обратный отсчет секунд: 1732, 1731, 1700, 1699, 1698...
Вокруг ничего словно не существовало, только ожидание. Ожидание, которое длится вечность, 1637, 1636, 1635, 1634...
Я медленно собирала все необходимое для совершения казни, пыталась ничего не забыть, но отсчет по-прежнему был в голов: 1587, 1586, 1585, 1584...
Время словно остановилось. Было уже практически невыносимо. Я взяла свою книжечку со стала и в порыве ярости бросила ее в стену. Та в свою очередь порвалась, и ее страницы разлетелись в разные стороны.
1561, 1560, 1559, 1558...
Хм, осталось почти 26 минут.
Я села за стол и уже не в силах ждать, зарыдала. У меня случилась истерика, и успокоиться было невозможно. Все было в точности как тогда, когда мой папа умер. Просто текли слезы, было ужасно на душе. А отсчет все равно шел: 1523, 1522, 1521, 1520, 1519...
Что мне делать? - спрашивала она у каких-то невидимых сил, глядя в темный, мрачный каменный потолок. Похоже, я сошла с ума! Все же сошла с ума! В голове ничего не было, лишь отсчет. А ведь осталось еще целых 25 минут! Было мучительно! Мучительно и страшно. От такого страха и нетерпение у меня очень сильно заболело сердце. Сквозь боль и слезы отсчет все равно продолжался: 1501, 1500, 1499, 1498...
* * *
20 минут.
1200 секунд.
Столько времени прошло после казни. 18 минут назад я вошла в эту комнату и вдруг поняла, что только что, 18 минут назад свершилась предпоследняя казнь.
Как сложно понять время! Когда ждешь чего-то с нетерпением, кажется, время стоит на месте, но когда время того, чего ты ждал, пришло, оглядываясь назад, понимаешь, что время пролетело. А вот когда не хочешь чего-то, все наоборот. С точностью наоборот. И только в часы спокойствия понимаешь, что время всегда течет одинаково.
Мне, Маргарите Туровой, понять это было очень сложно. Моя жизнь была переполнена желанием мести. Желанием увидеть страдания этой семейки, увидеть, как по их телам стекает темная, почти черная, кровь.
В этот раз все было совсем не так, как прежде. Во время совершения казни я только и думала о том, что следующей ночью я завершу акт отмщения. И что дальше? Ведь месть и была смыслом моей жизни. Моей мечтой, моим счастьем, к которому я всю жизнь стремилась. И как страшно все это потерять. Какого это, жить не имея смысла своего существования?
Придя работать в журнал "Ресторан" я не сомневалась, что там-то времени много у меня не отнимут. Я по-прежнему, приходя с работы, домой, не ела, не смотрела телевизор, а доставала свою книжку с планом убийств и дальше продумывала убийство. А вообще я неделю могла ничего не есть. Все выходные я сидела и думала, как и когда их лучше убить.
РОЗА
Слезы стремительно текли по ее щекам. Она вытирала их руками, но они все равно текли. Она не умела плакать "красиво", беззвучно, когда глаза наполнялись слезами и те в свою очередь красиво стекали по щекам, как в фильмах. У нее было все иначе. Слезы текли градом, глаза опухали и краснели, все лицо краснели, плакала она всегда очень громко, тихо просто не получалось. Вот и сейчас было то же самое. Она видела свисающее, обезглавленное тело Марты. Роза присела на ступеньку, чтобы не упасть, а потом привычно позвала Настю. Только потом вспомнила, что и Насти нет в живых. Было ужасно страшно, но уже привычно. Было странно, происходит убийство, убивают твоего родственника, а тебе не так уж и страшно, потому что ты к этому уже чуть-чуть привык. Роза всегда думала, что привыкнуть к таким вещам не возможно, но выходит – возможно?
– Мама! – закричала Роза сквозь истерические рыдания и вдруг неожиданно осознала, что они с Дарьей остались во всем этом родовом поместье одни.
Дарья спустилась по лестнице к Розе. Она была в пижаме и увидев очередное обезглавленное тело родного человека, заплакала.
– Мам, когда это закончится? – сквозь слезы, уже безнадежно спросила Роза.
– Остались мы вдвоем, – констатировала Дарья, – Полагаю, все закончится этой ночью. Кто останется жив, тот и маньяк. – Дарья зловеще улыбнулась. – А я не хочу умирать в ближайшее время.
Роза повернулась к Дарье.
– Ты убийца? – настороженно спросила Роза и незамедлительно встала.
Дарья рассмеялась.
– Перестань ломать комедию, – произнесла Дарья и пошла на второй этаж, – позвони следователю Полякову, а то я звоню, звоню ему в пять часов утра, он меня уже, наверное, возненавидел!
Дарья скрылась на втором этаже, а Роза испуганно пошла в кухню, где оставила свой телефон вчера.
Владимир Поляков уже явно не спал. У него был бодрый и доброжелательный голос. Роза даже немного пожалела, что так нагло разговаривала с ним на допросе. Он сказал, что отправит на место преступления Рыкова. Роза положила трубку и поспешила зайти в свою комнату и закрыть дверь на ключ. Ей было страшно. Получается, убийца – один из них. Значит, это ее мать – Дарья.
ВАРВАРА
Питер, в отличие от Парижа, встретил ее ярким утренним солнцем. А в аэропорту ее встретил Дмитрий Зубов, видеть которого она сейчас совсем не хотела. Ведь ей придется сейчас серьезно поговорить с ним, а ей этого не хотелось. После этого разговора они не будут больше друзьями. Если он уйдет, друзьями, как сейчас, они не будут. Если он все поймет и останется другом, между ними всегда будет некая неловкость, напряжение.
– Привет, Дим, – испытывая определенную неловкость, поздоровалась Варвара.
– Привет, – произнес он, взяв у нее чемодан. – Ну, как съездила? Чего-нибудь узнала?
– Да, много чего интересного, – устало проговорила Варвара, ища глазами машину Дмитрия. – А где твоя машина? – наконец спросила она.
– В ремонте, – ответил Зубов. – На такси поедем.
Они пошли к свободной машине такси, сели на задние сидения и поехали к Стрельцовой домой.
– Дим, ты прости, мне надо побыть одной, – проговорила Варвар.
– Я понимаю, я доеду с тобой до твоего дома, а потом поеду к себе домой.
– Хорошо.
Так и случилось. Она вышла из машины и быстро вошла в дом. Ни смотря на солнце, было очень холодно. Первым делом она приняла душ, поела, а потом решила залезть в интернет в поисках значений чисел "48", "52" и "2". Она надеялась найти некие сходства в нумерологии, но ничего не нашла. Казалось, это совсем несовместимые числа. Что это? Код от чего-то? Загадка? А может, это просто выдумка старика, который хотел там увидеть шифр, и увидел? Потом она достала дневник Жана де Вие и решила с ним попытать удачу, окончательно распрощавшись с поисками информации по несуществующему шифру. И прочитав приличное количество историй из жизни портретиста, она нашла то, что хоть как- то было связано с делом. Первая интересная запись звучала так:
"Она как ангел, спустившийся на землю. Она словно воплощение красоты и моих самым волшебных мечтаний. Ее пухлые щеки, яркие зеленые глаза, большие губы, рыжие волосы, такие красивые. Цвет лица был немного бледноват, но это делало ее лицо еще более идеальным. Она была плотного телосложения, ее руки были прекрасными. Она была идеальна. Она подошла ко мне сегодня утром и поздоровалась. Я с первого взгляда полюбил ее. И когда она сказала, что она замужем, мое сердце было разбито. Но она сразу же сказала, что если я помогу ей, она останется со мной. Я, не задумываясь, согласился. Она попросила меня написать портреты всей ее семьи: мужа, дочери и ее самой. Я был готов сделать все, лишь бы она была со мной. И уже сегодня вечером я начал работать с ее портретом!"
Варвара поняла, что эта женщина и есть Агрипина Краснова, но зачем ей этот художник. Или это случайный выбор? Варвара продолжила читать уже не казавшийся ей дико скучным, текст, написанный на французском языке. Запись была написана спустя неделю после предыдущей:
"Ее муж и дочь приехали на следующий же день. Ее муж попросил меня, чтобы я зачем-то спрятал на картинах числа "48", "52" и "2". Он не объяснил мне, зачем. Просто приказал. Да, мне это было и не интересно. Мне хотелось поскорей закончить эти чертовы портреты, чтобы поскорей сбылись мои мечты о нашем с ней прекрасном будущем. Я закончил писать эти портреты вчера и сразу же позвал их к себе. Все это время они жилы в Париже и каждый день спрашивали меня, не закончил ли я. Я писал сутки напролет. Ни ел, ни спал, а только писал. Писал ради нашего с ней будущего. Забирать картины пришла только она. Когда она уже забрала их, она прошептала мне на ухо, что у нас ничего не получится. Я не смог не сказать ни слова. А она ушла. Не спеша, красиво, эффектно ушла. Боль, которую я тогда испытал, я никогда не испытывал прежде. И тут я понял, что я ее уже не люблю, я ее ненавижу! Я проклял ее тогда не один раз. Я сжег свою так называемую мастерскую. Я возненавидел все на свете, свои картины, всех людей, свою страну, все!"
Все же на какие-то вопросы она же смогла ответить. А именно, она узнала, что шифр действительно существует и его обязательно нужно как можно быстрее расшифровать.
Она встала и почувствовала непреодолимое желание спать, и уже не интересны были разгадки шифров. И она, отдавшись своим желаниям, заснула прямо на полу, где и сидела, разложив фото картин и дневник Жана де Вие.
НИКОЛАЙ
Он сидел за столом и ждал следователя Полякова, который уже опаздывал на полчаса. Его очень злили люди, которые всегда опаздывают. Разве ему нужно ждать этого горе-следователя? Нет, ему это не надо. Он был поработал, но вместо этого он обязан ждать Полякова. А если он сейчас забьет себе голову другой работой, то тогда его лучше не трогать до тех пор, пока он ее не закончит.
Он снял большие очки с ярко-синей оправе и кинул их на стол, прямо на результаты отпечатков пальцев. На месте убийств в доме Красновых было найдено множество отпечатков, но принадлежат они все Анастасии Вороновой.
Вдруг белая дверь распахнулась, и в его маленький кабинет вошел следователь Владимир Поляков, явно бежавший и спешивший на встречу с экспертом-криминалистом.
– Доброе утро, Николай, – проговорил Поляков, пытаясь "успокоить" свое дыхание.