Его предшественник Мессланг построил возле площадки барак, который невыносимо накалялся на солнце. Стены, пол и крыша большого (три на четыре метра) барака были выстланы нестругаными сырыми досками. Здесь при температуре в добрых пятьдесят градусов Камински проводил часть своего десятичасового рабочего дня – каждую операцию по перевозке колоссов следовало задокументировать. Эта работа требовала особой собранности, а Якоби торопил.
Десятое октября тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. В это утро атмосфера на стройплощадке была особенно напряженной людей здесь собралось больше, чем обычно. Даже рабочие, у которых смена закончилась в шесть часов, не спешили возвращаться в лагерь. Алинардо и шестеро лучших его людей вырезали три первых каменных блока ночью, а утром на искусственной смоле закрепили в них стальные крюки. Время застывания смолы – двадцать четыре часа. И эти сутки уже прошли. Над первым колоссом завис массивный стальной рельс, за который должны были цепляться крюки.
Моторы мачтового крана работали на холостом ходу. Камински, стоя в тридцати метрах от основания колосса, по рации подавал команды оператору крана. На голове колосса двое египетских рабочих, выполняя поистине акробатические упражнения, привинчивали болтами толстые крюки к рельсу.
Возле Камински стояли Якоби, директор стройки, инженер Гайн Лундхольм, а также археологи Хассан Мухтар, Иштван Рогалла и Маргарет Беккер. Из Каира приехали министр строительства Камаль Махер и Ахмед Абд эль-Кадр, директор Египетского музея. Жак Балое, глава информационного отдела, пригласил на мероприятие дюжину журналистов, фотографов и газетных корреспондентов.
Большинство людей бросили свои рабочие места, чтобы поглазеть на это зрелище поближе. Возле храма стоял грузовик с низкой платформой, вымощенной деревянными балками, на которую должны были опустить каменный блок.
Камински спокойно отдавал распоряжение о начале подъема – чувствовалось, что он привык работать с таким весом.
– Ниже, ниже, поворачивай налево. Стоп!
Тяжелый рельс медленно опустился над стальными крюками громадного блока. Чтобы закрутить болты, рабочим понадобились гаечные ключи толщиной в руку.
– Я целиком полагаюсь на вас, – тихо сказал профессор Якоби Артуру.
– Хорошо! – засмеялся тот в ответ. – Тогда я буду надеяться на Алинардо.
– Почему на меня? – возразил итальянец откуда-то сзади.
Камински обернулся. Он хотел сказать: "Потому что твой сектор работы – единственное, что меня беспокоит. Остальное тщательно просчитано. Если стальной крюк, закрепленный в блоке, не выдержит, камень упадет и разлетится на тысячу частей". Но Камински этого не сказал, потому что увидел в толпе Геллу Хорнштайн. Но больше его удивило не ее появление на стройплощадке, а поднятый вверх большой палец, словно она хотела сказать: "Я с вами, удачи вам".
Рабочие, крепившие крюки на голове колосса, сообщили по рации, что все готово.
– Хорошо, – ответил Камински, – а теперь проваливайте оттуда!
Рабочие, будто канатоходцы, перебрались по толстым балкам с одного колосса на другой и спустились вниз, словно герои, выигравшие битву. Но настоящее испытание было еще впереди.
– Поднимайте помалу, поднимайте, – тихо скомандовал Камински.
Стропы натянулись и задрожали. Длинная стрела крана дернулась. Моторы заревели, как измученные верблюды, и Камински, не в силах совладать с нервами, заорал в рацию:
– Вверх, вверх! Вверх, черт подери!
И вдруг голова фараона отделилась от туловища, канаты пошли вверх, и она повисла, будто рыба, пойманная на гигантскую удочку. Рабочие, стоявшие у подножия храма, подняли дикий крик, потому что знали, что самая сложная часть еще впереди. Камински скомандовал, и длинная стрела крана начала медленно поворачиваться влево, а двадцатитонный блок пошел за ней. Центробежная сила увеличилась под его тяжестью. Поскольку кран стоял недалеко от храма, стрела должна была повернуться на двести семьдесят градусов влево, чтобы опустить многотонный груз на платформу. Под действием движения крана и изменения света и тени улыбка фараона, казалось, ожила. На зрителей это подействовало завораживающе. Никто не осмеливался произнести ни слова. На строительной площадке слышны были только команды Камински. Голова фараона наконец зависла над платформой грузовика.
– Опускай! – закричал в рацию Камински.
Он дирижировал стрелой крана, направляя ее то вправо, то влево, и наконец плавно опустил многотонный груз на устланную балками платформу.
Еще секунду все молчали, словно свыкаясь с мыслью, что это не сон. Потом толпа разразилась возгласами ликования! Мужчины бурно аплодировали, некоторые, поднимая желтые облака пыли, подбрасывали песок вверх. Всем стало ясно: предприятие будет успешным.
В стороне, в тени обезглавленного колосса, стояла Гелла Хорнштайн. Она наблюдала, как Камински качают на руках, но, похоже, это ее не особенно впечатлило. Наконец инженер-строитель высвободился из крепких объятий поздравляющих и подошел к ней.
– Давно не виделись, – после паузы заметил он.
Гелла протянула руку и произнесла в своем стиле:
– Поздравляю, Камински. Вы проделали это великолепно. Ювелирная работа!
Камински пожал ее руку, испытывая странную неловкость: Гелла была холодна, как прежде. После ночной встречи со змеей он не услышал от нее ни слова благодарности. Камински пытался выбросить из головы эту женщину, но ее таинственная привлекательность долгими ночами не давала ему покоя.
Камински отпустил ее руку, пробормотал невнятные слова благодарности и постарался как можно скорее отойти, сославшись на необходимость проконтролировать дальнейшие работы. Он направился в строительный барак.
Тем временем грузовик пополз вверх по дороге, сначала сантиметр за сантиметром, потом со скоростью пять километров в час. Прошло около часа, прежде чем он достиг склада на возвышенности.
Через весь склад были проложены рельсы, по которым портальный кран мог проехать в любую точку помещения. Как каракатица, он прополз за привезенным грузом и поднял блок с платформы грузовика. Здесь, на складе, голова фараона получила порядковый номер GA1A01.
Каждый каменный блок, привезенный за последующие два года со строительной площадки, получал свой номер. Семнадцатый камень странным образом изменил жизнь Камински.
12
После десяти суток рабочие наловчились выполнять эти операции. Стальные крюки успешно выдерживали гигантский вес. Алинардо со своими мраморщиками выполнял поистине ювелирную работу. За три-четыре часа блок поднимали, грузили и отвозили на склад.
С блоком GA1A17, частью подножия колосса, с самого начала возникли трудности. Камински переложил командование на старшего рабочего Карла Тири. Сначала все шло четко по плану, но напряжение, которое с начала работ, казалось, висело в воздухе, все не рассеивалось. Именно этим отличался этот проект от всех остальных, над которыми работал Камински.
В то утро Камински сидел в строительном бараке, склонившись над планами разрезов, которые принес Алинардо. Линии разрезов были яблоком раздора между мраморщиками, археологами и инженерами. Мраморщики настаивали на коротких линиях разрезов, археологи – на самых больших (что означало бы большие блоки), а инженеры (из-за неудобств при транспортировке) настаивали на маленьких блоках. Спор мог продолжаться часами и заканчивался, как правило, компромиссом.
Пока Камински ломал голову над разрезами, первый за этот день грузовик подъезжал к складу с многотонным грузом. Он знал это по завывающему звуку мотора – машина шла на подъем. Это повторялось регулярно, поэтому не привлекло его внимания. Но в этот раз гул вдруг утих. Камински услышал оглушительный скрежет тормозов, треск раскалывающихся балок, а затем глухой удар, от которого содрогнулась земля.
Строительный барак задрожал, словно снаружи бушевал ураган. И в тот же миг в помещение ворвалось облако пыли, как после взрыва газа. Камински зажал рукой рот. Кашляя и выплевывая желтую пыль, он бросился к двери.
В нескольких метрах стоял грузовик, а возле него – блок GA1A17, словно выбросившийся на берег кит. Настил из деревянных балок был раздавлен. Камински щурился от яркого солнца, не понимая, что могло вызвать пыльный взрыв в строительном бараке: каменный блок лежал в тридцати метрах от него, и вокруг не было пыли.
Из кабины грузовика вылез Али, молодой египтянин, который считался одним из самых надежных рабочих. Словно плакальщица, он схватился руками за голову и, увидев Камински, издалека закричал:
– Али не виноват, мистер! Кошка виноват! – И для достоверности показал, как кошка перебежала через дорогу и как он затормозил. – Али не виноват, мистер!
Если не считать нескольких отколовшихся по краям кусков, где крепились страховочные канаты, блок GA1A17 довольно удачно перенес падение. В этот раз погрузка длилась до позднего вечера, а на песчаной дороге остался глубокий кратер. Затем Камински вновь засел в строительном бараке. Он устал и хотел передохнуть, но из головы не выходил этот пылевой взрыв – странное происшествие, которому не было объяснения.
Когда он обернулся, в дверях стоял Лундхольм.
– Долгий же сегодня день, – по-дружески сказал он. – Но все вроде обошлось?
Камински кивнул, сложил бумаги и поднялся.
– А могло все полететь к чертовой матери! – ответил он.
Только теперь инженер почувствовал облегчение, напряжение понемногу спадало. Потом он вдруг спросил:
– А давно барак стоит на этом месте?
Лундхольм похлопал по деревянной стене рукой, словно хотел проверить прочность строения, и ответил:
– Где-то год. Он больше не отвечает твоим требованиям? Что ж, могу понять. В доме из кирпича при такой жаре работать лучше. Нужно будет получить разрешение у Якоби.
– А кто поставил барак на этом месте?
– Мессланг, твой предшественник. Но почему он велел построить барак именно здесь, сказать не могу. Тебе бы об этом у него спросить, но, к сожалению, это невозможно.
– Почему?
– Мессланг умер. Возможно, утонул. А почему ты спрашиваешь?
Вопросы Камински шведу были явно неприятны. Все в лагере неохотно говорили о Мессланге.
– Если ты интересуешься этим человеком, – продолжил недовольно Лундхольм и повернулся, чтобы уйти, – спроси у доктора Хорнштайн.
Снаружи прогромыхал грузовик со включенными фарами, и Камински увидел, как швед прыгнул на подножку и влез в кабину машины. Свет задних фонарей растворился в темноте. Артур вернулся в барак.
Здесь все еще пахло пылью. Керосиновая лампа монотонно шипела. Камински почувствовал, что из-за удушливо жаркого воздуха весь покрылся потом. Он смертельно устал, но утренний инцидент и разговор с Лундхольмом разожгли в нем любопытство. Камински чувствовал, что потянул за ниточку таинственной истории.
Задумавшись, он блуждал глазами по деревянным стенам барака, но не мог ни за что зацепиться. Потом взглянул на Пол и заметил, что он сделан из обычных досок. Во всех остальных строительных бараках пол был бетонный.
Камински поднялся и закрыл дверь, чтобы не потревожили незваные посетители. Потом взял стамеску, единственный подходящий инструмент в бараке, и вставил ее в щель между досками. Вначале он поднял одну доску, потом вторую, третью, и так до тех пор, пока не образовалось пространство в метр шириной. Стал виден фундамент барака.
Грунт был засыпан щебенкой и никак не соединен с фундаментом. Камински руками разгреб щебень и наткнулся на неструганые брусья, которые использовались на стройплощадке. Кто-то поспешно закрыл ими отверстие в земле – между отдельными досками были щели в палец толщиной.
Камински протолкнул в щель камень и прислушался. По звуку, повторенному эхом, стало понятно, что там, внизу многометровой шахты, находится площадка или лестница, ведущая в горизонтальный ход. Камински замер: на секунду он представил, что сделал выдающееся открытие, как Шлиман или Картер, вернув миру то, что тысячелетия назад сотворили человеческие руки. Эта возвышенная, а скорее таинственная мысль повергла его в беспокойство, словно за происходящим крылась неизвестная угроза.
Но тут же ему стало ясно, что кто-то уже открыл эту тайну – тот, кто намеренно замаскировал шахту и построил на ее месте строительный барак. На ум Камински пришел только Мессланг, таинственный предшественник инженера, который, как выразился Лундхольм, "возможно, утонул". Но в любом случае он был мертв.
Сначала Камински хотел сорвать доски и спуститься в шахту, но потом решил все еще раз обдумать. Может быть, осмотр тайника стоит доверить другому – какому-нибудь смельчаку или коллеге из лагеря. Кроме того, не исключено, что он наткнулся на старую цистерну, могилу бедуина или даже на тайный склад оружия. Не стоит торопиться. Он засыпал доски щебнем и заделал дыру в полу, оставив тайный знак, чтобы можно было понять, поднимал ли кто-нибудь доски в его отсутствие.
13
В последующие дни Камински попытался разузнать что-нибудь о своем предшественнике Мессланге. Но все лишь отрицательно качали головой или пожимали плечами. Либо спрашивали в ответ, почему он так интересуется этим человеком. И поскольку о секрете барака никто в лагере, похоже, не знал, Камински решил на свой страх и риск спуститься в шахту. Он обзавелся необходимым инструментом и разработал план исследования.
Так случилось, что на следующий день он столкнулся на стройплощадке с археологом доктором Мухтаром и решил завести разговор на тему, которая его сейчас больше всего интересовала.
– Я у вас все время хочу спросить, доктор, – подчеркнуто безразлично произнес Камински, – может так статься, что во время работ мы сделаем неожиданное открытие? Просто тогда мы работали бы осторожнее!
Мухтар громко рассмеялся и ответил:
– Я понимаю, вам хочется известности Говарда Картера, нашедшего гробницу Тутанхамона. Нет, мистер Камински, я вас разочарую. Абу-Симбел – это не Долина царей, да и там такие открытия происходили еще сто лет назад. Но бели позволите… – Мухтар подошел поближе к Камински. – По-настоящему известным вы станете, если отлично выполните все работы. Возможно, о вас будут вспоминать еще сотни лет…
Это насмешливое замечание задело Камински, и он решил при удобном случае поквитаться с египтянином.
– Вы меня неправильно поняли, – возразил Камински, – я не хочу быть знаменитым. Я хочу заработать здесь денег, как можно больше денег. И больше ничего. Известность я оставлю археологам. У меня просто возникла мысль, что мы случайно…
– В мире не бывает случайностей, как сказал один арабский поэт. Само слово "случайность" – богохульство.
– Хорошо, хорошо! – попытался успокоить египтянина Камински. – Тогда и то, что Картер обнаружил могилу фараона, не было случайностью.
Мухтар с довольным видом заметил:
– Да, это было неслучайно.
Со стороны храма приближался грузовик с очередным каменным блоком, и Камински оттащил археолога в сторону.
– На линии движения автомобиля стоять запрещено. Вы не должны об этом забывать, доктор!
Мухтар раздраженно отдернул руку. Словно не случайностью было бы, если бы камень сорвался с платформы и раздавил его в лепешку. На все воля Аллаха.
Камински не понял, почему египтянин так болезненно отреагировал на его, казалось бы, безобидный вопрос. Уж не знает ли он чего об этой шахте? Немного погодя Камински собрался с духом и спросил:
– Вы знали Мессланга?
– Мессланга? – переспросил египтянин и, покачав головой, ответил: – Что значит "знал"! Знал так же мало, как знаю вас. Мессланг был одиночка, типичный европеец. Ему хватало себя самого, если вы понимаете, о чем я говорю.
Камински согласно кивнул, хотя и не мог представить, что этим хотел сказать Мухтар.
Археолог попытался поскорее перевести разговор на другую тему и дружелюбным тоном сказал:
– Видите ли, мистер Камински, люди склонны менять свое мнение и потому говорят, что многое в жизни случайно. Что касается Картера, то многие утверждали, будто он случайно наткнулся на каменные ступени, ведущие в гробницу фараона. В действительности Картер полжизни разыскивал этот вход и нашел указания, которые подтвердили его предположения. Поэтому он не сдавался. Если вы и теперь назовете это случайностью, мистер Камински…
Хассан Мухтар был прав, но отчего он так раздраженно отреагировал на вопрос?
– Открытие Абу-Симбел вы тоже можете отнести к случайности, – продолжал Мухтар, – но этому предшествовал тщательно разработанный план. Немец или швейцарец, в общем европеец, в начале прошлого века откопал в песке сияющий золотом храм. А это значит, что последними европейцами, которые видели этот храм, были древние римляне. Он отправился в путь с проводником и двумя верблюдами. У него уже заканчивался провиант, но он решил пройти еще один день. В тот день он и нашел Абу-Симбел. Храм, конечно же, выглядел не так, как сегодня. Он был по крышу засыпан песком. Но Буркгардт, так звали европейца, все же нашел Абу-Симбел. Конечно, он даже не догадывался, что нашел храмовый комплекс великого Рамсеса, и не подозревал, что ему не суждено будет найти в этом храме и грамма золота.
– А как же могила царя?
Мухтар довольно ухмыльнулся.
– Мистер Камински, – ответил он, – Рамсес, как и все фараоны Нового Царства, был похоронен в Долине царей. Но по иронии судьбы величавший египетский фараон и творец истории был похоронен в склепе, не подобающем даже его министру.
– Возможно, он умер так внезапно, что для создания гробницы было слишком мало времени.
– Именно так случилось с Тутанхамоном. Однако его могила украшена намного изящнее и богаче, чем гробница великого Рамсеса.
– А есть этому объяснение?
– Есть, мистер Камински.
Мухтар нагнулся и вывел пальцем на песке два иероглифа. Немец вопросительно взглянул на археолога. Тот стер знаки и написал поверх них число восемьдесят девять.
– Рамсес прожил восемьдесят девять лет. Библейский возраст по тем временам. Тогда средняя продолжительность жизни составляла около двадцати пяти лет. Он пережил многих своих жен и детей, так что только его тринадцатый сын, принц Марнепта, смог взойти на престол. Неудивительно, что окружающие, и Рамсес в частности, верили, что он бессмертен. Рамсес настолько в это уверовал, что приказал остановить работы над своей гробницей.
– Невероятно! Ох уж этот Рамсес! Он что, был сумасшедшим?
– Я бы так не сказал, – возразил археолог. – Фараон Рамсес не был сумасшедшим, хотя о многих египетских царях можно было такое сказать. Просто Рамсес был живым примером реинкарнации бога.
Камински кивнул. Его всегда интересовала история Древнего Египта, но он был инженером, и его задача – перенести строение на другое место. И все равно, мост это, старинный замок или древний храм. Так он думал до сих пор. Но за последние два дня его мысли изменились. Он все время думал о своей находке.
– А где похоронили любимую жену Рамсеса? – неожиданно спросил он.
– В Бибан-эль-Харим, Долине царей, с древнеегипетского переводится как "место красоты". Она умерла на тридцать лет раньше Рамсеса.
Камински испытующе посмотрел на Мухтара.
– Значит, в истории с Рамсесом нет больше тайн?