- Я, - говорит, - думала, что это вода.
Думала она! Я как заору:
- Ты что, запаха не чувствуешь?! Ацетоном ведь пахнет!
- А я только что ногти покрасила! Думала, это мой лак так пахнет!
Она ведь и кошке крысиного яда в миску сыпанет.
- А я думала, это корм.
Так что никакой ей кошки.
Но больше всего меня взбесило, что она зовет этого Муркина "Вадик". Мало ей одного любовника! Ну с каждым готова лечь в постель! Этого бугая на джипе где-то подцепила!
- Где познакомились? - спрашиваю.
- На работе.
Понятно: в клубе, где же еще! Там они и ходят, полуголые. А она мне:
- Я его сначала в Интернете нашла.
Господи! Моя жена заходит на сайты для знакомств! Просто масса открытий! Похоже, я совсем не знаю женщину, что сидит сейчас передо мной!
- Мне Юля посоветовала.
Вот где зло! Завистливое бабье! Картинка сложилась. То-то мне сегодня Юлька в любовницы предлагалась! Наверняка знает, что у Стефании "служебный роман"! И ведь стыда у моей бабы ни в одном глазу! Сидит, острит. Ей рыдать надо, а она в остроумии упражняется.
А жабу боится. Орала так, что уши заложило! И несется в дом. Зубами стучит, заикается:
- Она на меня как п-п-прыгнет! Я в сад больше не п-п-пойду… Андрей, поймай ее.
Меня так и подмывало сказать:
- Что ж ты ее шваброй не шарахнула, как несчастного сомика? Или в керосин тварюгу не окунула? Это тебя, садистку, все животные в округе боятся. Вон, соседская болонка со всех лап улепетывает, едва ты к забору подходишь! Ты ведь ее ледяной водой из шланга окатила, когда цветочки свои поливала! Кран, видишь ли, сорвало! Я здоровый мужик, и никаких кранов у меня не срывает! А ты все-таки женщина! А любую железяку с полпинка гробишь!
Промолчал. Пошел искать жабу. Надо было ее жене за шиворот тогда сунуть! Мне иногда кажется, что она сумасшедшая. Особенно когда она мне про свое детство рассказывает.
- Я, - говорит, - набирала в шприц синие чернила и впрыскивала их маминому кактусу.
- Господи, зачем?!
- Мне хотелось, чтобы он стал синим.
Ну, нормальная, скажите мне?! Хотя мясо ни разу еще не испортила. Странное какое-то безумие. Избирательное. Дорого бы я дал за то, чтобы понять, что творится у нее в голове? Чего она по-настоящему боится? Когда нас на парашюте на камни несло, хихикала. Жалась ко мне и говорила:
- Правда здорово?
Чего уж там здорового! Вот тут и надо было орать во всю глотку:
- Мамочки!
Чудом каким-то в метре от смерти приземлились. А когда с яхты в океан спрыгнули? Моей дурехе назад бы повернуть да за веревку схватиться, а жена гребет, ногами по воде лупит! К острову рвется! Чуть не потонули!
- А ты, - говорит, - вообще смеялся!
А что мне было делать? Только дотащить ее до этого чертова острова и там как следует отругать. Вот и сейчас. Ну, ни в одном глазу страха! И совести тоже! А ведь ее в тюрьму могут упрятать! Она человека убила! Опять надо орать:
- Мамочки!
А не лыбиться. Я ей мстительно сказал, что тоже заведу любовницу. Надо же чем-то крыть? И заведу! В тот момент я твердо решил с женой разъехаться и пошел собирать чемодан. Ну не могу я больше видеть эту змеюку! Пусть вон с Муркиным целуется. Я думал, она меня остановит. Умолять будет, чтобы не уходил. А она носки с трусами дала! Еще и сказала на прощание:
- Будешь заводить любовницу, проверь, хорошо ли она умеет готовить?
Что мне оставалось? Только дверью хлопнуть. Я еще надеялся, что жена одумается, и позвонил ей из лифта. Хотел спросить:
- И как ты будешь жить одна?
А вместо этого спросил, положила ли она бритву? А она мне:
- Положила.
Читай: катись, мол. Без тебя обойдусь.
Пока на дачу ехал, мелькнула малодушная мысль. Если его не будет, этого ее любовника, то все станет как раньше. Мужик, с которым переспала моя жена, исчезнет с лица земли. И мне не к кому будет ее больше ревновать. А Стефания на время остепенится. Может, вообще образумится.
Хотя почему это малодушная? Очень даже разумная мысль. Поэтому я позвонил Муркину:
- Говори телефон Эдика.
Он сказал. Я его сразу и набрал, этот номер. Первым делом представился:
- Это Воронцов. Слыхал о таком?
- Ну, - говорит, - допустим.
А голос такой напряженный.
- Поговорить надо.
- Давай поговорим.
- Завтра как?
- Только у меня дома! - Мне показалось, что он испугался. Хотя к разговору был готов. Он ведь закрутил роман с замужней женщиной! А по моему виду не скажешь, что я могу стерпеть измену. Или ему меня в клубе не показывали? Должны были показать!
Конечно, у тебя, милок. Не у меня же? Я хочу увидеть место, где жена мне изменяла. И мужика, с которым она это делала. В глаза ему хочу посмотреть. Я хочу узнать, почему она это сделала? Чем он лучше меня? А там по обстоятельствам.
- Говори, куда ехать.
Он назвал адрес, и я тут же запросил навигатор. Да, далековато. Ну, ничего, справлюсь.
Потом я позвонил Стефании и спросил, где сахар. Мне хотелось услышать ее голос. Через десять минут мне "понадобилась соль". Я все ждал, когда же она скажет:
- Андрей, я жалею о том, что сделала! Прости меня. Я люблю только тебя.
И все! Я тут же развернусь и поеду домой, где подставлю свое плечо, на котором она сможет выплакаться.
Но она сказала:
- На кухне в шкафу. В жестяной банке красного цвета. В белый горошек.
Будто я сахар не найду! Равно как и соль. Я что, похож на идиота?
Мне просто хотелось услышать ее голос…
Наверное, я тряпка. Потому что баба надо мной взяла верх. Я даже готов спасать ее от тюрьмы после того, как Стефания мне изменила и убила человека. Мне надо было как-то себя оправдать, и я позвонил сыну. Я делаю это не ради нее, а ради семьи. Вот так.
Поза орла
Я тогда думал, что худший день в своей жизни уже прожил. Но оказалось, что здорово ошибался. Мне предстояло еще несколько таких дней, причем на выбор: один хуже другого.
Утром я встал в прескверном настроении. Потому что спал один. Попытался вспомнить, когда такое было? Да, случались командировки, но я каждый вечер звонил жене, и мы подолгу разговаривали. О всяких пустяках, которые на расстоянии в сотни километров друг от друга казались нам важными. И мы их подолгу обсуждали, эти пустяки. Потом жена говорила, что любит меня, и желала спокойной ночи. Вчера вечером я ей тоже позвонил. Хотел спросить, как она себя чувствует, и услышать обычное "жить без тебя не могу", но вместо этого спросил:
- Сколько минут греть пиццу в микроволновке?
И что я услышал в ответ? Ехидное:
- Там на коробке есть инструкция. Прочитай ее и узнаешь!
Вот как я ей безразличен! Даже не жалко меня! А вдруг я с голоду умру или отравлюсь сырятиной? И кто его знает, чего они в эту пиццу напихали? Каких консервантов и химии? Раньше жена запрещала мне есть размороженные полуфабрикаты, говорила, что я желудок испорчу. А тут: читай инструкцию! Я вспомнил, что недавно Стефания спрашивала, почему я до сих пор не записал на нее недвижимость? Значит, о разводе подумывала давно. Она же никаких смертельных клятв не давала! Мало того, если она узнает, что я с ней сделал, тут же меня возненавидит! От отчаяния я заорал:
- Дура! Без тебя обойдусь!
Хотя уже понимал: не обойдусь. Я поеду завтра убивать ее любовника, а заодно запугивать свидетельницу. Вот до чего она меня довела!
Утром я ей снова позвонил. Может, одумалась? Ни хрена! С кем-то по телефону треплется! Еще и на паузу меня повесила! Сам себе удивляюсь! Вместо того чтобы послать изменщицу к черту, я терпеливо ждал, когда она и для меня найдет минутку! А жена мне:
- Повиси еще.
Я все больше закипал. Пока не услышал:
- Да, милый, что ты потерял?
У меня прямо сердце екнуло. Ну, наконец-то! Одумалась! Но надо же поломаться. А то как повадится мне изменять!
- Я тебе теперь не милый. Любовник тебе дороже.
И она тут же надулась. Вот характер!
- Мы с тобой вчера разошлись.
Я этого Эдика убью! А вдруг она к нему уйдет? От отчаяния я заорал:
- Где мои ботинки?!
Ехидничает:
- Там, где ты их оставил: дома.
Вот чертова баба! Ну, ладно! Я ей покажу, кто в доме хозяин!
На работу мне ехать не хотелось, хотя дел у меня было до зарезу. С трубным заводом мы договорились, документы все подготовили, осталось только поставить подписи и распределить обязанности. Посему я на три часа дня назначил совещание. А в два меня ждал генеральный, чтобы поговорить по финансам. Я позвонил ему и сказал, что все в силе, но до обеда меня на работе не будет. И Свету предупредил: прикрой. Ну не до работы мне сейчас. От меня жена ушла.
Сначала я поехал в морг. Мне надо было понять, почему женщина на фотографиях показалась мне такой знакомой? Я представился ее родственником, сделал вид, что скорблю.
- Я хочу, чтобы в гробу она была красивой, - с грустью сказал я патологоанатому.
Мы сидели в его кабинете, на втором этаже, хозяин за столом, я, как клиент на диванчике. Патологоанатом был в белом халате, из-под которого выглядывал воротник несвежей голубой сорочки. Вид у меня солидный, да еще и в руке айфон последней модели, я нарочно его достал из кармана, чтобы впечатление произвести. Произвел.
- Не беспокойтесь, ее муж уже отдал соответствующие распоряжения, - залебезил хозяин морга. - И заплатил.
- Я знаю ее мужа, он жмот. - Я сделал томное лицо. - Скажу вам правду: я ей не родственник. Интимный друг.
У него от любопытства аж глаза загорелись.
- Да-да, я понимаю…
- Ее преждевременная смерть стала для меня трагедией.
Господи, откуда, только слова такие взялись?! Стефания бы мною гордилась.
- Да, такая молодая… - Ему самому было под шестьдесят. Понятно, молодая! - Красивая была женщина.
- Вот именно. Можно я взгляну на нее в последний раз? Вы же понимаете, почему я не могу приехать на похороны?
- Что, супруг догадывался о вашей связи?
- Увы…
- А говорят, ее убила женщина…
- Кто говорит?
- Ну, как же? Идет следствие.
- Кого-то конкретно подозревают?
- Разные есть версии. - Я понял его взгляд и полез в карман. Человек провожает людей в последний путь, ему, как священнику на последнем причастии, доверяют все тайны. Пятитысячная купюра привела короля "жмуриков" в умиление: - Вы, должно быть, сильно ее любили.
- Что да, то да, - я тяжело вздохнул. - Прямо сердце разрывается от горя. Поэтому я хотел бы знать подробности.
- Муж намного моложе ее, - доверительно сообщил мне патологоанатом. - Говорят, погуливал. Вот одна из его любовниц и…
- А у него их что, много было?
- Говорят, он вообще был фиктивно женат.
- До или после?
- Вы о Людмиле?
Напрягшись, я вспомнил, что покойницу звали Людмилой, и кивнул.
- Покойница его подозревала в обмане, - разговорился патологоанатом. - Но это опять-таки по слухам. Тайна, покрытая мраком. Следствие сейчас отрабатывает именно эту версию: убийство из ревности.
Черт! Все скверно!
- Вот к чему приводят неравные браки, - наставительно сказал он. - Вы ей по возрасту больше подходите, - патологоанатом выразительно посмотрел на мою правую руку, и тут я сообразил, что так и не снял обручальное кольцо. Погладил его и сказал: - Людмила подарила. Мы собирались пожениться.
- А может, муж ее и… того?
- А он что, дома был в тот момент? Ну, когда ее застрелили?
- Нет, он в магазин поехал. Но труп нашел он.
Я задумался. Какой еще магазин? Надо у Муркина спросить. Что-то темнит детектив. Или патологоанатом заливает. С чужих ведь слов говорит. А лучше бы почитать криминальные сводки. Зато теперь я еще больше убедился в том, что мне надо встретиться с Эдиком. Я хочу в подробностях узнать, что случилось позавчера вечером.
- Ну что? - Он выразительно посмотрел на меня. - Идем?
- Ах да… - Я вспомнил, что хотел увидеть "любимую". - Идем.
Хоть человек и сильно меняется после смерти, но я ее узнал. Потому что встречались мы недавно. Какая-то неделя прошла, не больше. Я напрягся, вспоминая подробности. Да, она говорила о муже, называла его Эдиком. Якобы это он послал ее ко мне. А узнал обо мне через Стефанию, с которой познакомился в фитнес-клубе. Все так, все сходится. Но зачем Эдик послал супругу ко мне? Вот этого я, убей, понять не мог! Мы ни о чем не договорились, да и не могли договориться. У нас с Людмилой не было общих интересов. Это, определенно, какой-то развод. Видимо, лицо у меня было напряженное, потому что патологоанатом заботливо спросил:
- Может, спиртику нашатырного? Понюхать?
- Нет, я в порядке.
Я сделал усилие и со скорбью уставился на Людмилу. Возможно, когда-то покойница и была хороша собой. В молодости. Но сейчас особенно было заметно, что с возрастом она пустилась на всякие ухищрения, чтобы сохранить свою красоту. Жирные черные стрелки на верхних веках, вытатуированные брови, а в особенности яркий контур губ на мертвом изжелта-синем лице выглядели нелепо. Мне хотелось увидеть входное отверстие пули, Людмилу ведь застрелили, но покойница была закрыта простыней до самой шеи. Я сообразил, что было вскрытие. Во всяком случае, пуля попала не в голову, что полностью соответствует версии Муркина. Моя жена застрелила Людмилу в пылу борьбы.
- Я еще ею не занимался, - поспешил сказать патологоанатом. Я все понял и снова полез в карман за деньгами. Сказал, протягивая купюру:
- Только никому не говорите о моем визите. Ни ее мужу, ни полиции. Не беспокойтесь: у меня железное алиби. Я был в командировке, в соседней области. Просто не хочу сплетен. Ее уже не вернешь, а когда человек умирает, остается его репутация. Пусть покоится с миром.
Он взял деньги и кивнул:
- Я все понял. Не беспокойтесь, я своей репутацией тоже дорожу.
Выйдя из морга, я с наслаждением вдохнул свежий осенний воздух. Все-таки местечко не из приятных. Унылое какое-то, и пахнет тут отвратительно. Смертью. Я сел в машину и поехал в коттеджный поселок, дорогу в который мне услужливо подсказал навигатор.
Сначала решил побеседовать со свидетельницей. Найти женщину с собакой не составило труда, стоило только описать собаку: огромная. Собак я не люблю с детства, о чем прекрасно знает Стефания. Даже и не заикается:
- Андрей, а давай заведем собаку.
Мне было лет пять, когда на меня набросилась овчарка. Случилось это в деревне, и собака была бродячей. Я хотел ее погладить и покормить. Я вообще люблю животных, почему и не завожу их. У Стефании реально не складываются с ними отношения. А я охладел только к собакам после того случая. Главное, так и не понял: почему она на меня набросилась? Я ведь хотел ее приласкать!
Кровь из меня хлестала, дай боже! Отец тут же повез в больницу, там меня зашили, сделали укол от бешенства. Я ревел, но не от боли, а больше от обиды.
- Папа, почему она меня укусила?
- Сынок, она ведь бешеная.
Мой батя был заядлым охотником, поэтому оружие у нас в доме имелось всегда. Когда мы вернулись в деревню, отец взял ружье и сказал мне:
- Идем.
Он убивал ее при мне, эту собаку. Мать рыдала и называла его садистом. Кричала:
- Что ты делаешь с сыном, Илья?! Ты калечишь его психику!
Батя у меня был из простых, из работяг, а вот мама с высшим образованием, интеллигентная. Как-то они сошлись и жили, в общем-то, неплохо. Несмотря на разницу в образовании и взглядах. Троих детей родили. Хотя по многим вещам не сходились. Мама была уверена, что ребенок должен получать только положительные эмоции.
А я потом понял: отец убивал мой страх. Такие у него были методы воспитания. Он хотел мне показать: видишь, сынок, твой враг мертв. Его больше нет, и ты можешь отныне не бояться, ходить по улицам спокойно. Отец убил ее сразу, с первого выстрела. Помню запах пороха и крови. А еще лицо отца, спокойное, можно даже сказать, равнодушное. Он просто делал свою мужскую работу. Странно, я не испытывал ни страха, ни отвращения. Хотя мне было всего пять лет. И даже не отвернулся.
Я понял одно: как только вырасту, куплю себе охотничье ружье. Такое же, как у бати. Потому что на улицах еще полно бешеных собак. И разбираться с ними мне еще придется.
Любовь к оружию я, видимо, заполучил по наследству. Ну и отец с раннего детства учил меня метко стрелять. Мы вместе ходили по лесам, вместе свежевали зайца, кабана или даже лося. Так что крови я не боюсь. А собак так… Опасаюсь. И то лишь больших.
У этой дамочки был дог. Огромный, с теленка.
- Не бойтесь, он не укусит.
Да кто его знает! На всякий случай гладить дога я не стал. Разговаривали мы с его хозяйкой у калитки, дальше меня не пустили. И то калитку пришлось придерживать ногой. Чтобы ее не захлопнули перед моим носом и чтобы в случае чего я мог захлопнуть ее перед носом у этого огромного, с теленка дога. Полагаю, калитка выдержит.
- Что вы хотели? - с интересом посмотрела на меня женщина.
Что тут скажешь? Я мужчина видный. Даже на фоне калитки. И одеваюсь хорошо. Как-никак директор. А дамочка явно скучает. Вообще, жизнь в коттеджных поселках не очень веселая. Каждый сидит за своим высоким забором, огромный дом и большое хозяйство отнимают уйму времени. Есть у тебя прислуга или нет, неважно. Вот почему я и не хочу постоянно жить за городом. Затягивает, как трясина. Потом вообще ничего не захочешь. Вот и у этой глаза тоскливые. Но гладить ее я не буду. Приласкаешь, а потом в больничку, швы накладывать. Да и никакая она, эта дамочка. Взгляду не за что зацепиться. Разве что за грязные перчатки у нее на руках. С цветами, должно быть, возилась. Стефания тоже обожает цветочки.
Господи! Почему я опять думаю о ней?! На какую бы бабу ни посмотрел, опять думаю о жене! Приворожила она меня, что ли, эта ведьма синеглазая?! А дамочка меж тем смотрит вопросительно и ждет продолжения. Надо идти на контакт:
- Я интересуюсь насчет вашей соседки, Людмилы.
- Вы из полиции? - И еще больше интереса во взгляде. Если мужчина видный, да еще и офицер, женщина прямо впадает в гормональную панику. Вот эта уже и перчатки снимает! А там какой-то хитрый маникюр. Вот зачем он ей здесь, можно сказать, в глуши? Никогда не понимал этих баб. - Ко мне уже приходили, я все, что знала, им рассказала.
Черт! Опоздал!
- Нет, я не из полиции. У меня личный интерес. Я знаю, в убийстве подозревают женщину.
- А вы ей кто? - На этот раз взгляд подозрительный.
Какой смысл врать?
- Муж.
- А-а-а… И что вы хотите?
- Моя жена попала в неприятную историю. Я бы хотел уладить эту проблему.
- Проблема - это я? - усмехнулась дамочка. Сообразительная!
- Да, - ну и я не стал увиливать. По крайней мере, надо прощупать почву.
А дамочка вдруг разозлилась:
- Я не буду забирать своих показаний!
- Вопрос принципа или личное?
- Вам-то что? - огрызнулась она.