Приведем в виде иллюстрации обычную процедуру. Скажем, одно из наших судов, привозящих руду, прибывает в Фордзон в 8 часов утра в понедельник. Для переезда от Маркета до наших доков судну потребовалось 48 часов. 10 минут спустя после прибытия судна груз его уже движется по направлению к главной линии и поступает в партии, приготовленные для доменной печи. В полдень во вторник руда уже превращена в железо, смешана с другими сортами железа и отлита в форму. Затем следует 58 операций, выполняемых в 55 минут. К 3 часам дня мотор закончен, испытан и направлен в товарном вагоне в сборочную мастерскую. Груз достигает сборочной мастерской в такое время, что его можно начать собирать в среду в 8 часов утра. К полудню автомобиль уже будет продан и будет находиться в пути к своему владельцу. Если мотор посылается не в филиальный завод, а в сборочную мастерскую для Детройтского округа, то законченный автомобиль будет доставлен владельцу не в среду в 12 часов, а во вторник около 5 часов дня.
Все это достигается благодаря усовершенствованной перевозке внутри завода, расширению железной дороги Детройт-Толедо-Айронтон, углублению реки Рудж и развитию нашего собственного водного транспорта. Несколько лет назад река Рудж (впадающая в реку Детройт и соединяющаяся через нее с Большими Озерами) представляла из себя мелкий извилистый поток от 75 до 100 футов в ширину. По ней могли двигаться баржи, вместимость которых не превышала 900 тонн. Вследствие этого было необходимо перегружать грузы с пароходов Больших Озер на баржи в самом устье реки Рудж и затем тянуть их канатом вверх по течению. Теперь мы провели поперечный канал, уменьшивший расстояние от озера до нашего бассейна с 5 миль до 3 миль. И канал, и река ныне имеют ширину в 300 футов и среднюю глубину в 22 фута, что достаточно для всех наших целей.
После того как углубление реки было закончено, мы принялись за постройку собственного флота на Больших Озерах. В настоящее время мы имеем 4 судна, два из которых - "Генри Форд II" и "Бенсон Форд" - несколько необычны в том отношении, что они обслуживаются дизельскими двигателями и не только перевозят максимальное количество руды, но и доставляют работающим на них офицерам и команде первоклассные удобства. Каждое судно имеет 612 футов в длину и перевозит 13 тысяч тонн угля или руды. Суда эти, согласно нашему общему принципу, работают при наименьшем числе людей и содержатся в безукоризненной чистоте. Так, например, машинное отделение окрашено серой и белой краской, причем все скрепы никелированы. Помещение офицеров и команды отделано твердым деревом и снабжено душами. Отопление электрическое, и все вспомогательные машины приводятся в движение при помощи электричества. Суда эти ходят только по Большим Озерам, но, поскольку возможно, мы стараемся теперь располагать наши филиальные заводы на удобных для навигации реках. Мемфисский и Сен-Польский заводы расположены на берегах реки Миссисипи; Джексонвильский завод на реке Сент-Джон, причем около завода имеются доки для океанских пароходов; Чикагский завод находится на реке Калумет, впадающей в озеро Мичиган. Грин-Айлендский завод расположен в Трой, около того места, где сливаются реки Гудзон и Могаук. Посредством гудзоновских судов этот завод сообщается с заводом в Кирни (Нью-Джерси). Нагрузка судов обходится в данном случае дешевле, чем нагрузка вагонов, и поэтому водный транспорт оказывается не только скорее, но и дешевле железнодорожного.
Далее мы стали пользоваться водным транспортом для заводов, расположенных в Норфолке (Виргиния), Джексонвилле (Флорида), Новом Орлеане (Луизиана). Гаустоновский завод в Техасе обслуживается непосредственно пароходами, идущими через Великие Озера к каналу. Суда эти доставляют грузы почти так же быстро, как железные дороги. На борту кораблей мы ввели особое оборудование, так что наши моторы и вообще тяжелые части не приходится прикреплять к полу. Мы применили идею машины, обслуживающей одну определенную цель, к океанским пароходам, подобно тому, как мы применили ее к товарным вагонам.
Исходя из того же принципа, мы теперь организуем собственный океанский флот, часть которого уже действует больше года. Флот этот предназначен для наших европейских заводов, южно-американских заводов и для заводов, расположенных на берегу Тихого Океана. Благодаря вышеупомянутым приспособлениям, нам не приходится прикреплять груз, и в каждый рейс мы сберегаем около 20 тысяч долларов, не говоря уже о большой экономии пространства. За два пароходных рейса на Тихоокеанское побережье мы сэкономили более 70 тысяч долларов по сравнению с железнодорожным транспортом. Сейчас мы имеем 5 океанских судов и будем увеличивать их число по мере необходимости. Во всех них введены дизельные двигатели. Заокеанские партии мы грузим по большей части на наших заводах в Кирни (Нью-Джерси) и Норфолке (Виргиния). Для ремонта этих судов мы купили судостроительный завод в Честере (Пенсильвания).
На океанских и на озерных пароходах мы придерживаемся нашей политики наивысшей заработной платы и всячески поддерживаем чистоту и сберегаем труд. Судовой команде платим минимум 100 долларов в месяц при готовом содержании, - а содержание это достаточно хорошо. Готовый стол и помещение делают эту ставку более высокой, чем ставка, получаемая на берегу, которая, впрочем, тоже достаточно высока. Жалованье капитана и механиков сообразуется с их ответственностью. В общем и целом выплачиваемая нами заработная плата значительно выше, чем максимальная заработная плата, выплачиваемая на каких бы то ни было других предприятиях. Высокая заработная плата приносит нам прибыль, ибо общая сумма заработной платы на корабле представляет небольшую сумму по сравнению с другими расходами; самое важное - это полностью использовать то огромное денежное инвестирование, каким является судно.
Если судно задерживается недели на две в порту для разгрузки и нагрузки, то убытки будут по всей вероятности больше, чем заработная плата за целый год. Дурно оплачиваемые и не сознающие ответственности люди не думают о корабле и о том, сколько времени он простоит в порту. Наши же служащие принимают все меры, чтобы по возможности не давать судну стоять на месте. Они знают, что это сохранит за ними их посты, ибо каждое из наших судов, в какой бы части света оно ни было, придерживается расписания так же точно, как железнодорожный поезд. Мы следим за всеми движениями судна, и причины каждой задержки должны быть объяснены; поэтому наши суда редко остаются в порту более 24 часов.
При океанском транспорте можно достичь экономии в ряде случаев. Транспортом мы занялись столь недавно, что мы только начинаем понимать, насколько велики и легки возможные сбережения. Сбережений этих можно достичь во всех решительно областях. Иногда на берегу содержится слишком много людей, получающих комиссионные, брокерские вознаграждения и т.п. Почти никто не пытался выработать научную схему закупок; погрузка и разгрузка происходят почти так же, как сто лет назад, и корабельная администрация почти не обращает внимания на экономию времени. Работа на море столь же важна, как работа на суше - и признание этой важности должно привести к повышению заработной платы.
Современная промышленность и вся вообще современная жизнь не могут допустить медленного транспорта.
Глава 11. Экономия дерева
Получить кое-что за ничто - таков идеал обычного социального реформатора. Но социальный реформатор смотрит на дело с неправильной точки зрения. Долго получать кое-что за ничто невозможно, но зато возможно получить кое-что из того, что раньше считалось ничем. Именно из этого положения и исходят все наши усилия по части сбережения дерева. Мы стараемся всячески ограничить потребление леса. Несмотря на постоянный рост продукции, мы с каждым годом тратим все меньше и меньше дерева; все же мы потребляем дерева довольно много, и поэтому мы стараемся использовать каждую штуку леса в максимальной степени. Мы утилизируем дерево так, чтобы не оставалось никаких остатков, а получаемые отбросы мы превращаем в ту или иную химическую смесь, употребляющуюся в наших предприятиях.
Мы не только сберегаем древесину, но и понижаем издержки транспорта, перевозя сухое дерево вместо сырого. Далее, мы перевозим только обработанное дерево, т.е. части, готовые для сборки. Вместо того чтобы платить фрахт за перевозку древесных отбросов, мы утилизируем эти отбросы и извлекаем из этого прибыль.
Наша работа в этой области началась около шести лет назад. Началась она с малого, - мы ведь всегда начинаем с малого. Теперь путем использования старой древесины мы сберегаем приблизительно 1 миллион футов дерева в год. При этом мы покупаем лишь 0,4% дерева, употребляющегося на выделку скреп и на упаковку. На наших лесных разработках и лесопильных заводах было установлено, что мы можем использовать дерево полностью, между тем как обычно теряется почти половина древесины. Кроме того, лесное дело не должно дурно оплачиваться. Людям, занятым на лесных разработках, мы платим нашу минимальную заработную плату, и потому вместо бродяг у нас работают трезвые, уважающие себя граждане.
Непроизводительная растрата материалов - одна из традиций лесного дела, и это-то является причиной того, почему в лесном деле заработная плата так низка, а цена материала так высока. Стволы спиливаются без всякой экономии, а ветви оставляются на земле и часто вызывают лесные пожары. Когда бревно, в конце концов, поступает на лесопильный завод, его распиливают на общепринятые размеры, совершенно не считаясь с непроизводительной тратой материала. При этом непроизводительно тратится и само бревно, и обработанное дерево, ибо принятые в торговле размеры основываются не на рациональном использовании, а на обычае.
В лесном деле вообще не хватает координации. Зачем, в самом деле, покупать, например, доску в 10 футов, если требуется только 5 футов? Для упаковочных скреп можно тратить минимальное, а не максимальное количество дерева; кроме того, крупные потребители леса, потребности которых, однако, недостаточно велики для организации самостоятельных лесных разработок, могут установить по уговору с лесопильными заводами специальные нужные им размеры, а не пользоваться общепринятыми размерами. Наконец, и сама скрепа или упаковочный ящик могут быть подвергнуты дальнейшей утилизации, вместо того чтобы ломаться и сжигаться.
Сбережение древесины достигается как в мастерских, так и на лесных разработках. На выделку наших автомобилей идет сейчас гораздо меньше дерева, чем раньше. Для сбережения дерева мы во всех случаях, где возможно, перешли на сталь. Запасы стали неисчерпаемы, между тем как при современной норме потребления лесных запасов Америки вряд ли хватит больше чем на 50 лет. При наших методах утилизации наших собственных древесных запасов нам с избытком хватит на сто лет.
Еще недавно мы смотрели на дерево только как на поделочный материал. Но, стремясь к достижению экономии, мы вскоре начали изучать наши способы использования дерева. Опилки и отбросы нашего деревообделочного отделения стали употребляться на топливо; на первый взгляд казалось, что мы утилизировали отбросы до максимума, но это, как и всегда, вызвало в нас обычный вопрос: "Зачем допускать такое большое количество отбросов?".
При ответе на этот вопрос нам пришлось заняться проблемой сбережения леса, поступающего на наши заводы в виде скреп и ящиков, а эта проблема привела нас к приобретению обширных лесных территорий, к организации лесных разработок, лесопильных заводов, заводов химической переработки дерева и, наконец, к перенесению всех наших деревообделочных отделений из Детройта в леса, в целях сбережения транспортных издержек.
Рассмотрим сперва древесные отбросы, получаемые на заводе. Шесть лет тому назад мы употребляли для транспорта около 600 типов ящиков и скреп. Мы изучили погрузку и типы ящиков, и в настоящее время вместо 600 размеров мы имеем лишь 14 размеров, каждому из которых соответствует определенный компактный метод упаковки. Потребление дерева мы сокращаем путем утилизации картонных ящиков, выделываемых из отбросов на нашем собственном бумажном заводе. Благодаря этому использованию картона и общему упрощению упаковки, мы в настоящее время потребляем приблизительно одну треть того количества дерева, какое мы потребляли в те времена, когда наша ежедневная продукция была вдвое меньше теперешней.
На каждом заводе и в каждом филиальном отделении строго соблюдается правило, что скрепы и ящики должны выниматься и открываться с большой осторожностью, дабы не сломать дерево. Пользование ломом не допускается, и если груз слишком тяжел, пускается в ход особый механизм, снимающий крышку ящика без порчи дерева. Все деревянные отбросы, в конце концов, поступают в отделение по переработке древесных отбросов в Гайленд-Парке; в это отделение, разработавшее довольно интересную технику переработки, направляются даже остатки старых товарных вагонов и полусгнившие бревна.
Когда дерево поступает на завод, оно по большей части бывает утыкано гвоздями и винтами, причем размеры его чрезвычайно разнообразны. Прежде всего, его сортируют на тяжелый лес и легкий лес. Тяжелый лес, т.е. деревья и брусья от 1 до 2 вершков в диаметре и больше, помещается на южный конвейер; легкий лес - диаметром от 1/2 до 1 вершка - помещается на северный конвейер.
Непосредственно за раздвижными дверями южного конвейера находится обыкновенный пресс, снабженный стальными резаками, сходящимися под углом в 45°. В этом пункте тяжелые доски, имеющие в себе изогнутые гвозди, удаляются из конвейера и передаются поставленному здесь рабочему. Выбивать эти гвозди молотком отняло бы много времени, да и, кроме того, их вообще нельзя вынуть, пока они не выпрямлены. А между тем, если их не извлечь, дерево можно утилизировать только для топки. Рабочий продвигает доски под пресс, выбивающий гвозди. Особого вида молот довершает операцию и удаляет остатки, и вся доска, если только в ней не получилось больших трещин, может быть теперь употреблена для распилки на ящичные планки.
Более легкие доски, поступающие в северный конвейер, передаются под такой же пресс, только меньших размеров. В большинстве случаев легкие доски не приходится подвергать дальнейшим операциям, и они посылаются непосредственно в мастерскую, изготовляющую ящики, так как небольшие гвозди, заключающиеся в них, нисколько не мешают их использованию. В тех случаях, когда гвозди необходимо удалить, мы пользуемся очень простым приспособлением. Приспособление это представляет из себя изогнутую полосу инструментальной стали в пять дюймов шириной и в 1/4 дюйма толщиной, прикрепленную скрепами к поверхности стола; тот конец, на котором помещен крюк, обращен кверху. На самом конце крюка имеются зубья приблизительно в 1 дюйм длиной. Несколькими ударами молотка гвозди раскачиваются. Затем доску проводят под зубьями, за которые и зацепляются головки гвоздей. Через секунду-другую извлеченные гвозди выпадают из зубьев. После того как бревно очищено от гвоздей, оно поступает на распилочные станки, где его и распиливают согласно определенным стандартным размерам. По мере распилки треснувшие доски отделяются от здоровых. В каждой партии дерева обычно находится немало длинных досок. Поверхность их часто испорчена, а благодаря своей толщине они не годятся для выделки ящиков. Такие доски распиливаются надвое, после чего доски стандартной толщины выстругиваются рубанком, выравнивающим их поверхность.
Дерево передвигается при помощи конвейеров и, когда оно распилено на соответствующие размеры, поступает в ящичное отделение. Дерево, которое можно утилизировать для других целей, поступает в другие конвейеры и направляется в соответствующие отделения завода.
Оставшееся дерево переносится на конвейере к распилочной машине, помещенной внизу. Опилки посредством всасывающего аппарата переносятся в два аккумулятора, расположенные на крыше, откуда посредством сжатого воздуха переходят по большой трубе в помещение для топки.
Ящичное отделение, кроме ящиков, вырабатывает большое количество особых блоков для погрузки и упаковки таких автомобильных частей, как радиаторы и генераторы; небольшие куски дерева используются при сборке; сколоченные деревянные платформы употребляются при отправке готовых автомобилей. Кроме того, ящичное отделение по мере надобности изготовляет деревянные скрепы для перевозки по морю.
Короткие куски тяжелого леса утилизируются самым разнообразным образом. Так, например, стандартная партия в сто моторов требует для упаковки 750 футов тяжелого леса. Многие из досок при этом должны быть длиной не более и не менее как в 8 футов 6 дюймов. С помощью металлических накладок мы составляем эти доски из более коротких кусков.
Чрезвычайно интересной чертой этого отделения является то, что многие из работающих в нем рабочих стоят ниже среднего уровня и неспособны к тяжелой и точной работе. Переработка отбросов позволяет утилизировать и их.
Наши лесные предприятия далеко уклонились от лесных разработок в собственном смысле этого слова и развились в крупную отрасль промышленности. Поистине удивительно, к каким далеким отклонениям приводит борьба с непроизводительными затратами; столь же удивительны и результаты этой борьбы, ибо, перерабатывая побочные продукты, часто получаешь необходимый для производства материал по совершенно ничтожной цене. Трудно провести разницу между продуктом и побочным продуктом. Особенно ясно обнаружилось это в нашем лесном деле. Для устранения непроизводительной траты дерева - а мы ведь потребляем около миллиона футов дерева в день - мы купили около полмиллиона акров лесных площадей в Северном Мичигане, в добавление к 120 тысячам акров, приобретенным в Кентукки. Кентуккский лес еще не разрабатывается как следует. Надо, между прочим, заметить, что большая часть купленной нами земли не приносила дохода ее собственникам вследствие трудностей путей сообщения. Мы всегда предпочитаем брать брошенную собственность и делать из нее полезное употребление.
Нашей первой покупкой было приобретение земли, давным-давно пожалованной правительством Мичиганской Лесной и Железоделательной Компании. Позднее землю эту взял Английский Синдикат, у которого мы и купили ее. Затем мы приобрели 70 тысяч акров лесных площадей в Ланзе. Покупка включала также большой лесопильный завод, тридцать домов и узкоколейную железную дорогу, ведущую к лесным разработкам. Мы перестроили эту линию, приспособив ее к нашим стандартам, и соединили ее с Главной линией. Приблизительно в то же время мы приобрели 30 тысяч акров земли около Пекваминго, небольшого городка в 9 милях к востоку от Ланза. Здесь находился по-современному оборудованный лесопильный завод с прекрасными доками и двумя баржами, 20 миль железной дороги, и весь город Пекваминго. Оба эти города находятся на берегу Кивиноу-Бэй, на Верхнем Озере и располагают оборудованием для водяного транспорта.
Центр наших разработок находится в Айрон-Маунтене, представлявшем из себя типичный северный город, целиком связанный с лесными работами и шахтами. После того как в прилегающих местностях был вырублен лес, город этот почти перестал существовать. До того как мы построили свой завод, единственными промышленными заведениями этого местечка были железорудная шахта и лесопильный завод: многие склады и жилые помещения пустовали. Жизнь в округе замерла. В настоящее время в этом месте работают 5.000 человек, и округ снова ожил. Давным-давно запертые лавки снова открылись, и молодежь перестала уходить в большие города, так как она и дома зарабатывает шесть долларов в день.