- Это так, - согласился Арвид. - Но между прочим, полемизируя однажды с позитивистами, утверждавшими, что "существуют только факты", Фридрих Ницше заявил: "Я скажу - нет… Как раз фактов и не существует. Есть только интерпретация".
- Что ж, знакомство с существом этого спора делает честь вашей эрудиции, Арвид Карлович, - заметил Леденев. - Только говорилось все это по другому поводу. Это раз. А потом, вряд ли для нас с вами Фридрих Ницше годится в авторитеты. Это два. Хотя знать и его учение никому не лишне.
Юрий Алексеевич лукаво улыбнулся и добавил:
- На предмет критики… Но соглашусь с тем, что мыслитель он незаурядный. И сам толково критикует христианство.
Арвид неопределенно хмыкнул, развел руками и молча отошел к дальнему книжному шкафу. Там он отодвинул в сторону стеклянную дверцу и вытащил сразу стопку книг с надписями готическим шрифтом на переплетах.
- Юрий Алексеевич, - позвал он. - Какой язык вы знаете?
- Немецкий, - ответил Леденев. - И похуже английский.
- Тогда вам и карты в руки. Здесь по-немецки, да еще готическим шрифтом. Мне не сладить.
Леденев подошел к Казакису и взял в руки верхнюю в стопке книгу.
- Это сочинение Отто Вейнингера "Пол и характер", - сказал он. - Знаменитая была во время оно книга. Но мне думается, что вы уже опоздали для знакомства с нею, Арвид Карлович. Так… Ого! А это ваш Ницше. Легок на помине.
- Почему "мой"?
- Ну, это я к слову. Один из его главных трудов - "Так говорил Заратустра". Есть издания и на русском языке. Держите.
Леденев передал книгу Арвиду.
- Я читал это на русском, - проговорил Казакис, перелистывая страницы.
- Сверхчеловека в себе не ощутили? - спросил Юрий Алексеевич, отойдя к столу и вновь принимаясь рассматривать бумаги Маркерта.
Арвид смутился, и по тому, что молодой сотрудник не ответил сразу, Леденев понял эту заминку.
- Молодым людям, а таковые всегда склонны несколько преувеличивать собственные потенциальные возможности, противопоказано чрезмерно увлекаться книгами Ницше, - тактично объяснил Юрий Алексеевич. - Дело тут и в личности автора. Своими сочинениями он пытался восполнить то, чего ему самому не хватало. Переполненный различными комплексами, главным из которых был комплекс неполноценности, Ницше грезил сильным человеком, ему самому хотелось быть им. Стремление утвердиться в этом мире - вот что двигало его рукой. Сильному человеку, обладающему здоровой психикой, не нужна тоска по белокурой бестии. Это в первооснове. Специалисты по истории философии объясняют его учение с экономических и социальных позиций того времени, конечно… Что вы там нашли?
Разговаривая, Леденев повернулся к Арвиду и увидел, как тот внимательно рассматривает сложенный вчетверо листок.
- Это я нашел в книге Ницше, - сказал Арвид. - Он лежит здесь давно. Совсем потемнел от времени. Смотрите, написано: Малх…
- Погоди, погоди, Арвид Карлович… Малх… Что-то мне напомнило это имя. Да! Вспомнил…
- Так звали оберштурмфюрера Ауриня, о котором мне рассказывал в Луцисе старый Андерсон, - заметил Казакис.
- Оберштурмфюрер? Да-да, я помню, вы написали это в докладной. Погодите… Сейчас… Да! Ведь Малхом звали и раба, которому апостол Петр отрубил ухо, когда бросился выручать Христа во время его ареста в Гефсиманском саду. Ну-ка, разверните листок!
На листке они увидели странный чертеж и подписи на неизвестном языке.
- Постойте, что это за язык? - проговорил Юрий Алексеевич. - Кажется, латынь. Да, это латынь. К сожалению, перевести слово в слово не смогу…
- Подписи сделаны другой рукой, нежели слово Малх, - заметил Казакис.
- Верно. Вот рукопись Маркерта. Судя по всему, слово Малх написано им. В каком смысле? Имя ли это мифического раба или оберштурмфюрера? И что это за чертеж?
- Кажется, это план, - сказал Арвид. - По-моему, план какого-то здания.
На лестнице послышались шаги, дверь отворилась, и в кабинет вошел Прохор Кузьмич.
- Как дела, следопыты? - спросил он.
- Следопыты из нас не ахти какие. Да и следов здесь, по вашим же словам, не осталось, - ответил Юрий Алексеевич. - Но кое-что мы нашли. А что поведала наша хозяйка?
- Как будто я ее разговорил и даже вызвал некую симпатию у этой суровой дамы. Во всяком случае сейчас я откомандирован ею, чтоб сообщить вам приятное известие: мы приглашены на обед. С минуты на минуту придет дочь профессора и Магда примется накрывать стол.
- Удобно ли? - спросил Леденев.
- Думаю, что приглашение продиктовано самыми добрыми чувствами, - ответил Конобеев. - А нам не вредно посмотреть на эту семью в непринужденной, домашней обстановке.
- А что со Старцевым?
- Тут, Юрий Алексеевич, все чисто, как и предполагал… Я осторожно повел разговор с Магдой и узнал, что покойный профессор, что называется, только и мечтал о браке Татьяны и Старцева. Магда мне прямо сказала, будто Маркерт не раз говорил ей, что он умрет спокойно, если будет знать: Танечка осталась в надежных руках Валентина Петровича. Профессор даже огорчался, видя, что, кроме братской дружбы, между дочерью и Старцевым ничего не зарождается.
- Но ведь он вдвое старше ее! - воскликнул Казакис. - Старцев не в братья, он в отцы годится Татьяне!
- Ну и что? - невозмутимо ответил Прохор Кузьмич. - Ему только сорок пять… Прекрасный возраст для молодожена. Не забывай, что самому Маркерту было столько же, когда он предложил руку и сердце матери Татьяны. И она тогда тоже была вдвое его моложе. Учитывая собственный опыт, профессор не видел и в этом будущем союзе ничего предосудительного.
- А каковы отношения Старцева и Татьяны? - спросил Юрий Алексеевич.
- По наблюдениям Магды, любовью там и не пахнет. Магда склонна скорее подозревать серьезную увлеченность Татьяны Петерсом.
- Значит, анонимка, информация ее, высосана из пальца? - сказал Арвид.
- Наверное, из чего-нибудь посложнее, нежели обыкновенный палец, - проворчал Конобеев. - Старцев-то, что называется, старый холостяк, но, судя по нашим данным, физически нормальный человек. Понятное дело, у него могли быть определенные связи с женщинами, которые не завершились браком. А когда расчеты женщины терпят крах, когда ее оставляют ради другой или ей кажется, что ради другой, женщина начинает мстить. Не все таковы, но и подобных достаточно в этом мире.
- Но такая профессиональная сметливость, - с сомнением покачал головой Арвид. - Отсутствие отпечатков пальцев, новый метод с карандашом и линейкой…
Леденев и Конобеев переглянулись, рассмеялись.
- Милый Арвид, - сказал он, - моя версия, разумеется, не окончательна… Но дай тебе Бог никогда не узнать, как бывают изобретательны женщины, пожелавшие отомстить. Ну, а что у вас, друзья? Чем похвастаете?
- Вот, - сказал Арвид и протянул Конобееву листок, обнаруженный им в книге "Так говорил Заратустра".
- Что это?
- Сами удивляемся, - ответил Казакис. - Чертеж - не чертеж, план - не план… Главное - вот это.
Он взял листок из рук Прохора Кузьмича, сложил его и показал слово Малх, написанное на одной из сторон.
- Как будто написано рукой Маркерта, - сказал Юрий Алексеевич. - Мы и ломаем с Арвидом Карловичем голову над тем, кому принадлежит это имя.
- Если речь здесь идет о Малхе Аурине, оберштурмфюрере, - заметил Арвид Казакис, - то это обстоятельство можно считать подтверждением того, что именно его вместе с Маркертом видел Андерсон в сорок седьмом году.
- Вовсе необязательно, - возразил Прохор Кузьмич, внимательно рассматривая чертеж. - Да, эти надписи сделаны на латинском языке… Я не особенно силен в латыни, но вот здесь, как мне кажется, написано "Главный вход". А это слово означает "Опасность!". Вот здесь, в кавычках, написано "Испытания Господни". При чем здесь Господь?
- Вы сумели узнать из этого документа гораздо больше, нежели мы, - сказал Юрий Алексеевич. - Передадим его экспертам… А в кабинете придется еще повозиться. Может быть, и найдем отгадку…
- Ничего похожего на дневник вам не попадалось? - спросил Конобеев.
- Пока нет.
- А вел ли профессор дневник? - спросил Арвид.
- Если и вел, то вряд ли об этом знают домашние, - усомнился Прохор Кузьмич. - Маркерт был не из тех, кто делится такими вещами даже с близкими.
- По-видимому, пришла его дочь… Я слышу внизу молодой девичий голос, - проговорил Леденев. - Не пора ли нам спуститься?
- Пойдемте, - согласился Конобеев, - как я понял, вы приняли приглашение Магды Брук.
После обеда, когда некоторая натянутость, вызванная необычностью обстановки - не так часто следователи обедают в доме, убийство хозяина которого они расследуют, - натянутость и скованность исчезли, Татьяна Маркерт сказала:
- Хотите, поиграю вам немного?
И добавила:
- Папино любимое.
Она играла грустные пьесы, но выбирала вещи не скорбные, скорее печальные, как бы сожалеющие о невосполнимой утрате и не отказывающие в то же время в необходимости жить дальше и радоваться любым проявлениям жизни. В конце концов и смерть была бы немыслима, если б когда-нибудь не зародилась жизнь…
Закончив играть, Таня некоторое время сидела перед роялем, опустив голову и положив руки на клавиши.
Все молчали.
Таня поднялась и пересела в кресло.
Тогда Юрий Алексеевич решился заговорить с дочерью покойного профессора.
- Вы остались при консерватории? - спросил он.
- Да, уговорили меня поступить в аспирантуру. Хотя, признаться, наша аспирантура весьма относительное учреждение… Что нового можно открыть в исполнительском творчестве? Ведь это сугубо индивидуально. Каждый исполнитель, совершенствуясь в мастерстве, открывает новое только для себя. Другим он передать этого не может… По сути дела, наша аспирантура дает возможность конкретному исполнителю повысить квалификацию - только и всего.
- Но и это уже немало, - заметил Леденев. - Тем более если учесть, каким сложнейшим инструментом вы овладели.
- Вы любите орган? - спросила Татьяна.
- Видите ли, я плохо знаком с органной музыкой. Кое-что слышал в Большом зале Московской консерватории. Иногда, по случаю, приобретаю пластинки. С месяц назад, например, был на органном вечере Гарри Гродберга.
- Исполняли Баха?
- Его… "Двенадцать хоралов", "Прелюдия и фуга ре минор" и еще что-то, не помню названия.
- Если хотите, я могу поиграть для вас в кафедральном соборе. Мне выделили дневные часы для практики.
- О, воспользуюсь этим с величайшим удовольствием! - воскликнул Юрий Алексеевич. - Я слышал о вашем знаменитом соборе и не менее знаменитом органе. Как мне узнать, когда вы играете там? У меня ведь тоже… расписание. И если часы моего досуга совпадут с вашей работой, то непременно приду послушать.
Ничего не ответив, Татьяна достала из сумочки записную книжку, написала на листке, вырвала его и подала Леденеву.
- Вот в эти дни и часы, - сказала она. - Буду рада вас видеть. Не так часто встречаешь любителей органной музыки, тем более…
Она хотела сказать "среди людей вашей профессии", но в последний момент спохватилась. Татьяна поняла, что ей совсем не хочется обидеть этого человека, уже внушившего ей необъяснимую симпатию. Она шла от некоей внутренней теплоты, способности наделять людей, общающихся с Леденевым, уверенностью и покоем.
- Мне будет приятно показать вам наш концертный зал, - сказала Татьяна и улыбнулась Юрию Алексеевичу.
- А мне вы позволите послушать вашу игру? - спросил Арвид. - Органная музыка любезна и моей душе тоже.
- Разумеется, приходите, - ответила Татьяна. - Сейчас я хочу, чтобы вы послушали мои любимые хоральные прелюдии Баха из его "Органной книжки".
Она нашла пластинку, поставила ее, и гостиную наполнили звуки органа.
- Играет Хельмут Вальха, - сказала Татьяна и передала Юрию Алексеевичу обложку пластинки, где разъяснялось на обороте, что именно хотел сказать каждой из прелюдий великий мастер.
"Как будто возможно передать содержание музыки словами", - подумал Леденев, следя за мелодией и читая неуклюжие разъяснения некоего музыковеда.
Органист перешел к седьмой прелюдии "Der Tag, der ist so freuedenreich - Столь радостный день", - о котором разъяснитель написал, что "этот, восходящий к средневековью хорал Бах скромными средствами превратил в поэму радости и ликования", когда в благородную гамму звуков ворвался резкий звонок телефона.
Трубку сняла Магда.
- Кого-нибудь из ваших, - сказала она, обращаясь к мужчинам.
Татьяна убрала адаптер с пластинки. Прохор Кузьмич подошел к телефону.
- Слушаю, - сказал он. - Конобеев.
- Это я… Кравченко вас беспокоит, Прохор Кузьмич. Хочу сообщить новость. Нашли Петерса…
Глава третья
АЛИБИ И СЛУЧАЙ
I
Арнольд Закс любил бывать в Юсовых дюнах. Обычно он посещал их в дни, когда находился в приподнятом состоянии. Не от алкоголя, нет… В дюны Арнольд приезжал трезвым и без дружков. Он чувствовал порою неодолимое желание побыть одному, очиститься, что ли…
Сегодня Арнольд Закс неприкаянно бродил по аккуратным улицам поселка Юсово. Его раздражали веселые и беззаботные лица курортников и приехавших на воскресенье западноморцев, претила сутолока на пляже, где Арнольд и купаться не стал… Он жалел, что приехал сюда. Ему было тошно сегодня. Выпить бы… Да знакомых не было видно, а в одиночку Закс никогда не пил.
Настроение у него испортилось со вчерашнего дня, когда Арнольд узнал от стармеха, что судовой движок окончательно посыпался. Если не сменить в нем кое-что, то фишбот будет надолго выведен из эксплуатации. Закс разнес деда в пух и прах, но двигатель ругань капитана не отремонтировала. Вдвоем со стармехом бросились они на технический склад искать недостающие запчасти. Но без подписи главного инженера на складе им ничего не обломилось… Не помогла и бутылка рома "Гавана клаб", выставленная стармехом. Главного инженера они не нашли. Кончилась трудовая неделя, начался, так сказать, уик-энд, а его главный инженер комбината проводил всегда на лоне природы. В воскресенье технический склад не работал. Складские работники законным образом отдыхали, в отличие от рыбаков, у которых между прочим нет ни праздников, ни воскресений. Словом, РБ-28 застрял в Пионерском ковше до понедельника. Ребята для блезиру принялись пачкать лбы в машине, а капитан Закс, чтоб не травить себе попусту психику, подался в Юсовы дюны.
С планом на РБ-28 было пока неплохо. Но кто знает, сколько маслопупы проваландаются с движком. Известно это было разве что Нептуну… Да и то сомнительно. Ну что он, Нептун, понимает в судоремонте и дефиците запчастей?! Вот потому Закс и не находил себе места среди праздношатающихся людей, которым до фени были втулки, муфты и всякие там поршни…
Он выпил кружку пива в полупустом баре. Народ жался к пляжным палаткам, где пиво шло без наценки на элегантный интерьер и пить его можно было в костюме прародителя плюс синтетические плавки… Спокойная обстановка бара, на стене сказочная Юрате в балтийских волнах с горстью янтаря в ладонях, тихая музыка вконец расслабили дух Арнольда, и он подался в парк.
Выбрав скамейку, Закс сел и стал посматривать по сторонам. Гуляющих в тенистой аллее почти не было. Наискосок от него, на противоположной стороне, сидела девушка с журналом "Экран" в руках. Арнольд снова подумал о том, что зря он забрался сегодня в дюны. По такому настроению лучше засесть в доброй компашке на хате… И в этот момент Закс услыхал треньканье гитары.
По аллее продвигались два патлатых щенка. Хвоесосы, определил их Арнольд. Оба в красных расклешенных брюках, полосатых рубахах, с огромными блестящими бляхами ремней на животах…
Завидев девушку с журналом, они остановились. Подталкивая друг друга локтями, парни принялись паясничать перед ней, осыпая пошлостями и предложениями "разделить их одиночество". Не достигнув успеха, они уселись рядом, заглядывали в журнал, вели себя прилипчиво и нагло.
Девушка попыталась встать, но щенки-хвоесосы схватили ее за локти и притянули к сиденью.
Арнольд поначалу с любопытством смотрел на разыгравшуюся сцену, затем почувствовал, как зарождается глухое раздражение. Осознав это чувство, Закс обрадовался. Вот теперь он отведет душу, выместит на этих сосунках отвратность и черноту собственного настроения да, глядишь, и доброе дело совершит…
Он усмехнулся, встал со скамейки и медленно подошел к соседке и этим двум приставалам.
- Вы невежливы, дети, - сказал он негромко. - Вас плохо воспитывали в школе и дома.
- Ха, - сказал один из них. - Дядя с нами шутит, дядя - большой педагог.
- Он жаждет иметь бледный вид, - отозвался второй. - А завещание написать не успел…
- Слушай, Вася, - сказал Арнольд. - Оставь человека в покое и мотай отсюда… Брысь!
Они оставили девушку, гитара лежала на скамейке, поднялись и стали подходить к Заксу с двух сторон.
Арнольд ждал. Улыбка не сходила с лица. Когда же расстояние сократилось достаточно, он резко крутнулся на месте - и ударил так, что ребра обеих его ладоней пришлись на переносицы нападавших.
Бил Закс не очень сильно, но достаточно крепко. Парни схватились за лица руками… О продолжении схватки и не помышляли даже.
- Бакланы! - сказал Арнольд. - Неохота снова к хозяину вертаться, а то б я научил вас вежливости.
Он взял гитару, повесил одному из щенков на шею, повернул обоих и поддал ногой под зад каждому из них.
- Бегите, волосаны, отсюда! - крикнул Арнольд. - Встречу еще раз - отметелю так, что вас, сявок, никакая больница не примет. Век свободы не видать… Брысь, бакланы! Бегом!
Арнольд повернулся к девушке. Она улыбалась и приветливо смотрела на Закса.
- Надеюсь, они вас не обидели, эти невоспитанные мальчики? - спросил он.
- Благодарю вас, - сказала девушка. - Вы настоящий мужчина, хотя и побывали у хозяина.
Арнольд несколько смешался.
- Вы знаете, что это такое?
- Немножко. Самой, правда, не приходилось и по фене ботаю слабовато.
- Ну и ну, - сказал Закс. - Интересное знакомство. Как я погляжу, вы тут и без моей помощи управились бы…
- Что вы, спасибо вам! Выручили в трудную минуту… Садитесь!
Арнольд присел.
- Тогда разрешите и представиться. Арнольд Закс. Капитан.
Уловив недоверчивый взгляд девушки, он добавил:
- Нет, в самом деле капитан. А сидеть - сидел. Было дело. По недоразумению. С этими я говорил так, чтоб припугнуть покрепче. Они ведь любят под блатных работать… Вот пусть и думают, что нарвались на истинного урку.
- Теперь моя очередь, - сказала девушка. - Зовут меня Зоя. Жукова Зоя. Должность совсем неромантичная - медицинская сестра.
- Значит, сестра милосердия… Хорошая должность, добрая, - заметил Арнольд. - Вы одна здесь?
- Была с компанией, со вчерашнего дня… Ночевали на турбазе. Только пришлось мне там не по сердцу, я и сбежала.
- И правильно сделали. Я вот тоже маюсь в одиночестве. И настроение никуда…