- Не тайком. Мать знала. Нервничала - это я сейчас понимаю. Но и Даша и Коля слово держали. Просто говорила иной раз: "Нужна тебе одежда для фотосессии, возьми у моего одноклассника Коли в магазине…" Как-то так. Ненавязчиво придумывала повод для встречи, в общем. Я ничего такого не мог заподозрить. - Дэн замолчал. Присел на корточки, сделал очередной снимок. Встал. Сосредоточенно нажимая на кнопки, завозился с фотоаппаратом. Плетневу показалось, что техническую проблему он только изображает. - Он меня и на рыбалку иногда звал. Так, знаешь, тоже ненавязчиво. Чтоб я… не заметил. Блин! Вот судьба?! Он под старость счастье нашел, женился по любви, ребенка завел. А тут раз - и все… - Дэн отвернулся - снова возился с камерой, вынимая из нее маленькую квадратную флэш-карту. - Держи свою детективную фотосессию.
- Спасибо! Извини еще раз…
- Зато видно - тщательно работаешь… Вы это… Убийцу найдите. Хороший был мужик. Просто жизнь сложилась… как попало.
- Легко сказать - найдите, - вздохнул Плетнев. - Дело вроде простое, как пять копеек. Ищем убийцу, который где-то совсем рядом, возможно, уже и видели его десятки раз, а понять все равно ничего не можем.
- Это мне кое-что напоминает, - поскреб лысую голову Дэн. - У голландского художника Мориса Эшера есть замечательный цикл картин с нарушенной логикой пространства - "невозможные фигуры". В них затейливым образом используется способность человеческого мозга воспринимать двумерные рисунки как трехмерные. Благодаря этой особенности можно создать совершенно немыслимый треугольник или, к примеру, "вечный" замкнутый водопад. Глаз не замечает несоответствий между отдельными элементами изображения, которые образуют совершенно невозможное, нереальное целое. Отгадка проста, но увидеть ее нельзя.
- Отгадка проста, но увидеть ее нельзя… - повторил Плетнев.
Несколько минут спустя, приложив к уху мобильный, он вышел из двора дома в узкий переулок. Выйдя из двора, обернулся, задрал голову и увидел, что в слуховом чердачном окне поблескивает объектив. Фотограф продолжал работать.
Турецкий
Через сутки Турецкий с Заварзиным были в Ростове и вечером того же дня выехали в Москву. Голованову Турецкий сказал, что возвращается с пустыми руками. Александр Борисович уже ни в чем не был уверен. Вполне возможно, что родственники людей, трудившихся на секретном объекте, все это время были под колпаком. Тогда то, что родители Заварзина побывали в "Глории", - тоже известно, и самого Голованова тоже могли пасти с самого начала. Надо быть очень осторожным. После всего, что парень узнал, ему впору делать пластическую операцию и перевозить за тридевять земель. Но Заварзин сказал, что хочет немедленно увидеть родителей. У них есть домик в Калужской области, и сначала он перевезет стариков туда. А после уж видно будет…
Поехали на поезде, Турецкий хотел дать себе время на размышление. Взял билет в СВ и еще сунул денег проводнику, на всякий случай, чтобы предупреждал, если подозрительные личности будут в вагон заходить.
…Поезд ехал уже несколько часов. Они закусили, выпили по паре рюмок ("за счастливое освобождение" и "за тех, кто нас ждет") и продолжили разговор.
- Значит, что получается? В этот поселок согнали тех военнослужащих, кто на гражданке имел какое-либо отношение к геологической разведке и к нефтяной промышленности?
Заварзин кивнул:
- Как я понял, людей с такими профессиями Банников и его эмиссары…
- Стоп. Ты уверен в этой фамилии?
- Я ее слышал раз пятьсот. Он же меня туда и привез.
- Опиши этого человека.
Заварзин довольно неумело обрисовал портрет. Наверняка сходился только возраст и рост.
- А звание? Он военный?
- Не знаю. В кителе ходил - да, но звезд на погонах вообще не было. У нас поговаривали, что матерый дядька, Афганистан прошел.
- Ладно. Так что там эти его эмиссары?
- Искали специалистов по всей стране, по всем военкоматам. Молочные реки и кисельные берега обещали…
- Откуда знаешь, что по всей стране?
- Здрасте, - ухмыльнулся Заварзин. - Я там столько времени проторчал и, по-вашему, не знаю, кто вместе со мной работал? Нас засекречивали так, что даже родные не знали, где мы находимся. Не говоря уж…
- Ну да, конечно, - пробормотал Турецкий. - Меня другое интересует. Вся эта история так глубоко законспирирована, что трудно даже представить, кто о ней знает. Кто ей руководит, в конце концов. Что ты можешь об этом рассказать?
- Боюсь, не много.
- Ну а все-таки? Давай начнем с самого начала. Ты ушел в армию, чтобы избавиться от тяжелых воспоминаний…
Заварзин посмотрел исподлобья. Турецкий ждал встречный вопрос и дождался.
- А какое вам дело? - недружелюбно поинтересовался Заварзин. - Почему вы вообще ко мне прицепились? Откуда вдруг такой интерес к солдату срочной службы?!
- Во-первых, никакой ты не солдат срочной службы, а если даже и был им, то давно уже ушел на дембель… ну, теоретически.
- Теоретически…
- А во-вторых, едешь к родителям - ну и езжай. Порадуй стариков. А то уж они не очень верят, что ты жив.
- Да я же не против, я только за, - не очень уверенно выговорил Заварзин и выпил еще рюмку.
Турецкий посмотрел на него и понял, что парень с непривычки здорово окосел. Сам же он чувствовал потребность выпить еще, а фляжка коньяка была пуста. Турецкий решил пройтись в ресторан, благо - всего в двух вагонах. Когда он поднялся на ноги, Заварзин уже спал.
В вагоне-ресторане было всего несколько человек. В дальнем углу, возле буфета, беседовали двое мужчин. Кавказец охмурял блондинку. Ужинал пожилой мужчина. Играла музыка - молодая Пугачева скрашивала вечер.
Турецкий прошел к буфетчице и по пути увидел лица мужчин в углу. Ну и ну! Это не командировка, а нескончаемый вечер встреч! Один из них был снова Руслан Тазабаев, он же Будильник, но и второй оказался Турецкому известен - это был известный всей стране Виталий Максаков, министр топлива и энергетики. Ну нет, ребята, такое количество совпадений бывает только в плохих детективах! Слава богу, с Тазабаевым Турецкий лично знаком не был, с Максаковым тоже.
Они о чем-то спорили, и на дружескую дискуссию это походило мало, скорее, на препирательство родственников из-за наследства, - такой вот образ пришел на ум Александру Борисовичу, когда он выбирал себе коньяку буфетной стойки, рядом с играющим магнитофоном.
- Слушай, брат, - вдруг громко сказал Тазабаев, - ты армянский не бери, я этих ростовских знаю, они просто спирт разводят.
Турецкий понял, что это говорится ему. Пришлось повернуться. Чтобы облегчить светскую беседу, он убрал звук у магнитофона.
- А какой тогда?
- Да хоть дагестанский.
Турецкий почесал подбородок.
- Попробовать, что ли?
Максаков доброжелательно ему кивнул и вдруг сказал:
- А мы с вами не знакомы? Мне кажется, мы виделись в каком-то министерстве.
Турецкий непринужденно засмеялся:
- Мне-то, Виталий Иванович, ваше лицо хорошо знакомо, как и всей стране. Но… не думаю, чтобы мы встречались.
Тем временем буфетчица налила, и Турецкий продегустировал. Сейчас ему было совсем не до вкуса коньяка, но нужно было сыграть так достоверно, чтобы Де Ниро с Николсоном обзавидовались. От этого зависело очень многое. Возможно, жизнь.
Максаков и Тазабаев между тем, забыв ненадолго о своих разногласиях, заинтересованно наблюдали за Турецким.
- Чего-то не хватает, - задумчиво сказал он.
- Может, лимона? - предположил Тазабаев.
- Руслан, кто же коньяк лимоном закусывает? - покачал головой Максаков. - Он же только убивает аромат.
Турецкий заметил гримасу ненависти, проскочившую по лицу Тазабаева.
- Налейте теперь… - сказал Турецкий буфетчице. - Да нет, не нужно, я возьму этот, сколько с меня? - Он незаметно нажал на магнитофоне кнопку "запись": не получится, значит, не судьба. Главную задачу он выполнил, вытащил парня из пасти дракона. Правда, надо еще довезти целым. Самое время возвращаться в купе.
Турецкий расплатился, взял бутылку и, ни на кого не глядя, вышел из вагона-ресторана. Два часа сидел в купе, не пил, оружие держал наготове. Выждав установленное время, вернулся в вагон-ресторан. Посетителей там уже не было. Буфетчица мыла стойку. Посмотрела на него вопросительно.
Турецкий сказал:
- Запонку где-то посеял, золотую, блин…
Покрутился рядом, подождал, пока тетка нагнется под стойку, тихонько вынул кассету из магнитофона, сказал:
- А и хрен с ней, все равно любовница подарила, дома не наденешь.
Максаков
Максаков ехал не в спальном вагоне, а в обычном купе, другое дело, что он занимал его целиком. Такая вот была у министра прихоть. Не так уж часто за последние годы ему приходилось ездить на поездах, и он решил поностальгировать. Можно было, конечно, пойти дальше и поехать вообще в плацкартном, но зачем же доводить до абсурда? Да и там его бы наверняка узнали гораздо больше людей, а это ни к чему. Поездка и так была вынужденной. Но откладывать ее было нельзя: во-первых, он хотел на месте посмотреть, как обстоят дела, а во-вторых, это был единственный шанс вытащить Руслана в Москву, в Чечне он засел безвылазно почти год назад. Сначала контролировал производство… а что там, спрашивается, контролировать, когда есть Банников, великолепный исполнительный продюсер, как называл его Максаков, даром что подполковник Генерального штаба. А вытащить Руслана в Москву было надо, очень надо.
Максаков лежал на койке, насвистывал песенку Пугачевой, назойливо засевшую в голове, пил испанское вино "Вега Сицилия Уничи" и презрительно улыбался, вспоминая, как этот дремучий варвар учил высокого мужика со знакомым лицом выбирать коньяк. Вино было 1968 года, редкое вино. Найти его можно только в некоторых дорогих ресторанах или специализированных винных магазинах. Есть и более редкий сорт - Reserva Espesial. Испанцы его уже практически не выпускают, это сверхдорогое вино. В середине XX века было изготовлено всего лишь 12 000 бутылок, большая часть из которых уже выпита, и лишь совсем немного сохранилось в частных коллекциях. Вот, например, у него на даче есть еще дюжина бутылок, за которые было заплачено… впрочем, не важно. Где же он видел этого мужика? Может, в самом деле обознался? По логике вещей, от знакомства с известным политиком любой обыватель не открестился бы… Если, конечно, это знакомство было.
Максаков вдруг поставил бокал на стол и сел на койке. Улыбка на его лице уступила место озабоченности. Он вспомнил. Три года назад он приезжал в Генпрокуратуру, чтобы посоветоваться с генеральным прокурором относительно одного деликатного дельца. Генеральный совет дал, вышел проводить и этого самого мужика показал ему в коридоре, сообщив, что это самый ушлый следователь из всех имеющихся в наличии, которого лучше обходить за три-девять земель… Фамилия у него еще какая-то занятная была. Персидский… Иранский… Турецкий. Точно.
И что же теперь? Совпадение? Невозможно.
Следователь из Генеральной прокуратуры, черт побери!
Что он делал в Ростове? И Ростове ли? Что он делал в этом поезде?
Магнитофон. Пугачева. Та самая назойливая мелодия. И прервалась. Почему? Ах да, этот самый Турецкий прикрутил звук. А почему не вернул обратно?
А Руслан, идиот, вообще ничего не заметил. Впрочем, плевать на него.
Максаков решительно встал и пошел в вагон-ресторан. Понадобилось десять минут, чтобы разбудить буфетчицу (500 рублей) и заставить ее отпереть помещение (500 рублей). Магнитофон стоял на стойке. Кассеты в нем не было.
- Где она? - требовательно спросил Максаков.
- Так это… - Она терла заспанное лицо. - Сперли, что ли? Вот гады-то! Она ж не моя! Зинка, сменщица, дала под честное слово. Ну не гады, а?!
Максаков вернулся к себе и стал методично припоминать содержание разговора. Говорил ли он что-нибудь откровенно неподходящее, что сразу станет ясно постороннему уху? Говорил, черт побери! И Руслан, дубина, говорил, и он говорил. Все время говорил. Без остановки, без продыху. Вешал лапшу Будильнику, рисовал грандиозные перспективы сотрудничества…
Нет, полагаться на лучшее нельзя, недопустимо. Нужно действовать. Нужно упредить. А то и так неприятности как из рога изобилия. Еще и эта странная история с утечкой базы данных "Аргуса" на его голову! Ах, как не вовремя. Разобраться бы, кто подкузьмил… Времени нет. Ни на что не хватает времени, хоть клонируй себя, ей-богу.
Чонг
На ладони Чонг Ли лежали несколько мятых купюр и горсть монет. Вот и весь капитал. Он разглядывал их и шевелил губами - пересчитывал. Денег действительно было всего ничего - три десятки и мелочь. И что их жалеть? В конце концов, в жизни есть вещи поважнее. Любовь, например. И Чонг Ли, сжав свои капиталы в кулаке, решительно отправился к киоску с мороженым.
…Совсем юная китайская девушка, выискивая кого-то взглядом, шла по улице. Стройная и худенькая, с наивным детским лицом, непритязательно одетая, она была не то чем-то напугана, не то сильно озабочена.
- Лянь… - Из-за ее плеча протянулась рука с рожком клубничного мороженого в яркой упаковке.
Девушка вздрогнула и тут же радостно улыбнулась, оборачиваясь, - за спиной у нее стоял Чонг Ли.
- Ли!
- Лянь, милая, это тебе.
- Спасибо! - Она взяла у него мороженое.
Чонг Ли смотрел на нее с обожанием. Лянь потянулась к нему, и они едва-едва прикоснулись друг к другу губами. А потом взялись за руки и медленно пошли по улице - ни дать ни взять комсомольцы из старых советских фильмов.
- Сто лет такого не ела… С клубникой! Знаешь, кто я, Ли?
- Кто?
- Я - настоящая московская девушка. Ем дорогое мороженое, которое мне купил мой парень… Ты сделал чудо!
На это романтическое признание Ли ответил очень серьезно:
- Чудеса иногда должны случаться.
Лянь, впрочем, тут же забеспокоилась:
- Чонг Ли, у тебя мало денег… И ты очень рискуешь… Но это ничего! Через пять минут мы будем в безопасности. Пройдем - тут меньше людей. - Она кивнула на ближайший переулок, и они свернули туда.
- С тобой я ощущаю себя тигром. Хотя мне нельзя терять голову. Нужно быть очень, очень осторожным тигром.
- Почему?
- Вчера меня пытались убить.
- Ты… шутишь?!
- Нет. В общежитии.
Лянь в ужасе застыла, мазнув себя мороженым по подбородку.
- Я чуть не подвел брата и его друзей… Даже не представляю, как эти люди узнали, что я жив и где меня искать.
- Эти люди? - переспросила девушка. - О ком ты говоришь?
- О "Триаде". Если они такие вездесущие - значит, это "Триада". Больше некому.
Совсем недавно Чонг Ли работал в цехе по пошиву одежды. Цех сгорел, остальные восемь работников погибли. Чонг Ли остался единственным выжившим свидетелем разыгравшейся драмы. Цех Чжана был нелегальным, он располагался в подвале стремительно ветшавшей пятиэтажки в Мневниках. Про китайский цех в микрорайоне, конечно, знали многие. Однако жаловаться местным жителям в голову не приходило. Во-первых, ясно было, что милиционеры, в чьи обязанности входило отслеживать таких подпольщиков, давно были куплены хозяином нелегального предприятия. А что касается шума, так Чжан сразу обшил потолок и стены импровизированного цеха звукоизолирующим материалом, так что не очень-то они жильцам и мешали. Но помешали кому-то другому…
Через несколько минут после того, как Чонг Ли, притащивший хозяину не ту упаковку лейблов, был отправлен за нужным товаром, хранившимся в дворовом гараже, входная дверь цеха лязгнула и распахнулась под ударом тяжелого армейского ботинка. Трое амбалов в масках, ворвавшиеся в подвал, обрушили настоящий шквал автоматных очередей, под которым первыми упали хозяин Чжан и его русский партнер. Спустя несколько секунд были расстреляны и все остальные работники цеха. Чонг Ли, с упаковкой на спине, увидел убийц в тот момент, когда те, выскочили из подъезда, и замер, вжавшись в стену гаража. Три амбала в черных шапках с прорезями для глаз, натянутых на физиономии, прошли в каких-нибудь двух метрах. Чонг Ли, выросший в цирковой семье, умел оставаться невидимым и неподвижным часами, даже если вокруг не было спасительной полуночной темноты…
Лянь от ужаса зажала себе лицо руками.
- Это я, я виновата!
- Не говори глупостей.
- Я! Я!!
- Ты? Нет, я не верю…
Лянь больше не отвечала.
Чонг Ли внимательно посмотрел на подружку и понял, что это всерьез.
- Но как такое может быть?
- Понимаешь… Я сказала подружке… она торгует за соседним прилавком… Я сказала, что ты мне позвонил. Что у тебя неприятности, но ты жив. Я не думала, что это так опасно. - И Лянь заплакала.
Чонг Ли погладил ее по голове и прижал к плечу.
- Ты не кори себя. Просто не доверяй ей больше. Главное, вообще никому не рассказывай о том, что говорила со мной и видела меня. А то знаешь… теперь все может случиться.
Лянь всхлипнула и закивала. Мороженое белыми и красными каплями текло по ее руке, но она этого не замечала. Они шли по стройплощадке, вдоль высокого глухого забора.
Шум стройки остался позади, а здесь был пустырь, лежали несколько бетонных блоков, впереди виднелись будки, в каких обычно живут строители. Лянь все еще лизала мороженое и рассеянно оглядывалась.
- Слава богу, здесь мы в безопасности, - выдохнула она.
- Почему именно здесь?
- Тут работает моя двоюродная сестра. Устроилась чернорабочей.
- И как же она нас защитит? - улыбнулся Чонг Ли. - Это русская стройка? Или наша?
- Кажется, русская. Видишь? - Она показала ему на двух рабочих-строителей, которые шли в полусотне метров от них. Строители, по виду таджики, через несколько секунд скрылись из вида.
- Твоя сестра упорная девушка - получила работу у русских. Наверно, ей хорошо платят, да?
- Не знаю. - В ее голосе прозвучало деланое безразличие.
- Лянь, я помню, тебе тоже не нравилось работать на рынке. Ты говорила, что на такие деньги смешно жить.
- Не обращай внимания, это были просто слова. Я очень уставала с непривычки и болтала ерунду.
- Я рад… Люди говорили… что ты хотела пойти работать к господину До. Я подрался с одним парнем, который говорил о тебе такое.
- Завистливые люди придумывают гадости о порядочных китаянках, чтоб помешать чужому счастью. Но мы же будем счастливы, да?
Лянь взял ее за руку, посмотрел в глаза.
- Да! Как только все утихнет и меня перестанут искать, я найду работу. И заработаю много денег. Может быть, даже вернусь к своему призванию…
- Любимый, я знаю.
Девушка увлекала его все дальше от входа на стройплощадку, дальше от лязга и шума, в сторону подсобок.
- И мы получим разрешение родителей. И моих, и твоих…
- Я как раз хотела тебе сказать. Из-за этого я и настаивала на встрече…
Чонг Ли смотрел на нее, затаив дыхание.
- Я получила письмо от родителей. Они согласны, чтоб я вышла за тебя замуж.
- Заранее?!
- Заранее.
- Лянь! Любимая!
Чонг Ли обнял девушку за плечи. И тут же, как застенчивый подросток, стал суетливо копаться в карманах.