- Так ведь болела, - слукавила Наташа. - Сначала плохо себя чувствовала, потом как-то неудобно было: время прошло, думала, ты уж забыл меня… Ты ведь тоже не звонил.
- Дура ты! Мы с Матильдой под твоими окнами чуть ли не каждый день гуляли…
- A-а! То-то я думаю, где я этой поносный цвет видела?
- Но-но! Попрошу не оскорблять чистопородного брюссельского гриффона!
- Звиняйте, барин!
- То-то же! Это вам не Дуся помоечная…
- Что-о? Моя Дуся? Помоечная! Да как ты смеешь?
Наташа вскочила, накинулась на обидчика с кулаками. Одно неуловимое движение, и она оказалась у него на коленях, его руки крепко прижали ее к себе. И она услышала, как часто и гулко бьется его сердце. И почувствовала, что и ее собственное сердце колотится как сумасшедшее.
Они целовались долго и самозабвенно. Матильда, оставив косточку, села возле ног хозяина, озадаченно наблюдая за непривычной сценой. Сверху, с высоты холодильника, ее недоумение разделяла кошка Дуся. В конце концов Дуся на правах хозяйки громко мяукнула, а в дверь позвонили коротким, резким звонком.
Наташа и Виктор отпрянули друг от друга.
- Что это? Кто это? - воскликнули они одновременно.
Наташа кошкой спрыгнула с колен, торопливо поправила прическу. Звонок повторился. Более длинный и настойчивый.
- Ты кого-нибудь ждешь?
- Нет, никого, - пожала плечами Наташа и направилась в прихожую.
- Кто? - спросила она, приникнув к отверстию глазка.
- Наталия Сергеевна Ковригина здесь живет? - поинтересовались из-за двери.
Ее персоной интересовался высокий, моложавый мужчина. Абсолютно незнакомый.
- Здесь… - растерянно ответила Наташа.
- Я мог бы ее увидеть? - весьма учтиво спросил мужчина.
Наташа приоткрыла дверь. И едва не захлопнула ее перед носом незнакомца. Мужчина был как две капли воды похож на покойного академика Бобровникова, правда, минус лет сорок, вместо седины коротко стриженные, густые каштановые волосы. Но и стать, и черты лица, и цвет глаз… Словно призрак стоял перед нею.
- Позвольте представиться: Игорь Андреевич Бобровников. Ваш адрес мне дали в клинике "Престиж". Я хотел бы поговорить с вами, относительно смерти моей бабушки, Зои Михайловны Бобровниковой. Я могу зайти?
- Конечно. - Наташа отступила, пропуская неожиданного гостя.
Услышав ее напряженный голос, из кухни вышел Виктор.
- Кто это к нам пожаловал, Наташенька? - Он стал за ее спиной, положил руку ей на плечо.
Следом, с истошным лаем, выкатилась Матильда, решившая, видимо, охранять границы государства, с которым установились столь дружественные взаимоотношения.
- Тише, Мотя, успокойся. - Виктор взял собаку на руки. - Так кто к нам пожаловал?
- Это Бобровников… Простите, имя-отчество можно еще раз?
- Игорь Андреевич.
- Так вы внук академика Бобровникова?
- Да, я его внук. А вы, как я понимаю, та самая врач-лаборант, из-за которой погибла моя бабушка?
- Это не так! Вы ничего не знаете! - вскрикнул Туманов. - Ее подставили! Я сейчас все объясню!
- Вот я и пришел, чтобы узнать подробности. Я могу пройти?
- Конечно, Игорь Андреевич! - торопливо произнесла Наташа. - Раздевайтесь, проходите. Я сама в состоянии все объяснить, - мягко, но твердо сказала она в сторону Виктора.
- Это ваш муж, Наталия Сергеевна? Познакомьте нас, пожалуйста.
- Это… мой…
- Виктор Алексеевич, жених, - весьма странно отрекомендовался Туманов.
"Что за идиотство? Что он несет?" - мысленно вскипела Наталия, но решила временно не возражать против самозванца. Мало ли как повернется разговор с внуком академика…
- Ах вот как! - чуть насмешливо улыбнулся Бобровников. - Вы, случаем, не военнослужащий?
- Да-с, подполковник запаса. Возражения есть?
- Разумеется, нет, - чуть улыбнулся гость.
- А у вас, простите, документы с собой? - не унимался Туманов. - А то Наталия по простоте душевной первому встречному все вывалить готова… А информация все же конфиденциальная.
"Это еще что такое? Прямо кот Матроскин какой-то", - негодовала про себя Наташа.
- Разумеется, есть. Понимаю вашу настороженность.
С этими словами Бобровников достал из кармана какое-то удостоверение и показал его Туманову.
- Ага… Вона что… Ага… - растерянно пробормотал тот. - Что ж, проходите, милости просим.
Широким жестом он пригласил гостя в комнату. "Совсем обнаглел! На минуточку, кто здесь хозяин?!" - подумала Наталия, но отстаивать права эмансипированной женщины было не время.
Мужчины сидели в комнате, друг против друга. Их разделял журнальный столик. Туманов молча буравил глазами Бобровникова, как бы давая понять, что ни пяди родной земли он в обиду не даст. "Родная земля", то бишь Наталия Сергеевна, рылась в ящиках секретера. Наконец извлекла оттуда тонкую пластиковую папочку, села рядом с Виктором на диван, протянула папку Бобровникову.
- Что это?
- Там внутри результат анализа, который я делала Зое Михайловне за час до ее смерти. Посмотрите компьютерную распечатку.
Бобровников достал листок, углубился в цифры.
- Но здесь указан очень низкий уровень глюкозы!
- Совершенно верно.
- А в клинике мне сказали, что вы дали неправильный результат: высокий уровень сахара вместо низкого. И доктор был вынужден ввести бабушке инсулин, что в данной ситуации оказалось роковым.
- Это неправда, - спокойно ответила Ковригина. - Я внесла в компьютер тот результат, который показал прибор, биохимический анализатор. Посмотрите на распечатку, там в верхнем углу указаны дата и время. Но мой результат через несколько минут был изменен, в компьютере появилась другая цифра: вместо два и пять появилось двадцать один и пять. Не имею понятия, как это произошло. Лично я исправить результат не могла: у меня был ограниченный доступ в компьютерную программу. Кто внес изменения, я не знаю. Видимо, врач опирался на измененную цифру и ввел инсулин по ошибке, но это не моя ошибка. Вместо того чтобы разобраться, медицинский директор Стрельцов и заведующая лабораторией пытались свалить вину за смерть Зои Михайловны на меня. Если бы я не сохранила эту распечатку… Даже не знаю, где бы я сейчас находилась.
- В камере бы находилась. В тюремной камере, - буркнул Виктор.
- Ну зачем так мрачно? - чуть улыбнулся Бобровников. - Насколько я понимаю, существует корпоративная медицинская солидарность. Один за всех и все за одного…
- Что вы! - замахала руками Наташа. - Какая солидарность? В моем случае коллектив частной клиники, сплотившись тесными рядами, всячески пытался меня из лаборатории выжить.
- Чем же вы им не нравились?
- Не знаю… Не вписалась я в их "малину".
И Наташа принялась рассказывать Игорю сагу о клинике "Престиж". Она говорила довольно долго, чувствуя, что ее снова начинает трясти от воспоминаний о самом жутком месяце своей трудовой жизни. Рассказывала о липовых диагнозах, которые ставились на основе липовых результатов анализов, о том, что все клиницисты находились прямо-таки в наркологической зависимости от заведующей лабораторией. О том, как ее, Наташу, постоянно пытались подставить то исчезнувшими пробирками с кровью, то пропавшими тест-системами.
- …В общем, повторяю, смерть вашей бабушки усиленно пытались свалить на меня, но не получилось. Это не моя ошибка, видит Бог!
- Да какая ошибка?! Уморили они ее! - вставил Виктор.
- Но-но! Какое ты имеешь право так говорить? - накинулась на него Наташа. - Уморили - это уж слишком, но вообще-то странная эта клиника… Короче, все, что я смогла сделать, - это уволиться. Что и сделала.
Бобровников помолчал, затем поднял на Наташу глаза и произнес:
- Вы знаете, что через несколько дней после смерти бабушки скончался и дед?
- Да, знаю. И выражаю вам бесконечное сочувствие. К моменту его смерти я уже уволилась. Но в тот день, когда на врачебной конференции Стрельцов во всеуслышание обвинил меня в смерти Зои Михайловны, я была у академика. Прибежала к нему в палату в слезах… Невыносимо было думать, что и он будет считать меня виновницей своей утраты… Он был так добр ко мне! Вообще он был необыкновенно мудрым человеком! Утешил меня, сказал, что сам чувствует себя виновным в том, что оставил ее одну в таком состоянии…
- В каком?
- Ну… Юрий Петрович сказал: мол, он сам должен был понять, что уровень сахара у Зои Михайловны резко упал - это было видно по ее состоянию, очень тревожному и, как он выразился, неадекватному. Но академик решил, что ее беспокойство связано с известием о внучке… С ее неприятностями. И не придал значения.
- Но врач-то должен был оценить клиническую картину! - вставил Игорь. - Я сам припоминаю пару таких приступов, когда она становилась словно невменяема. В те далекие времена, когда она еще не очень умела регулировать дозу инсулина. Действительно, человек словно пьян, он заговаривается, бывает и агрессивен. И что же, клиницист не мог оценить такой картины? Мог спутать ее с гипергликемией? Странно…
- То же самое сказал Юрий Петрович. Он считал смерть жены ошибкой молодого, неопытного доктора.
- А кто этот доктор? Как его фамилия?
- Ну… Разве в клинике вам не сказали?
- Нет. Мне дали только ваши координаты, сказав, что именно вы во всем и виноваты.
- Ага! Она еще виновата в том, что делала анализы бандитам, которых она не делала. Забыла, Наталия? - прогудел Виктор.
- Но может, это и не бандит, откуда я знаю? Но факт такой был: за моей подписью в компьютере появились результаты анализов, которые я не могла делать, Дак как не работала в тот день. Это как раз было последней каплей, после этого я и уволилась…
- Так как фамилия молодого, неопытного доктора? - настаивал Бобровников. Почти требовал. Наташа помолчала.
- Знаете, мне бы не хотелось ее называть. Но вы можете запросить официального расследования и все узнать - все фамилии, все, что сопутствовало кончине ваших родственников. Я могу рассказать только то, что связано со мной. Вы уж извините.
- Ну хорошо, я понимаю. Доносчику первый кнут, не так ли?
Наталия вылупила на гостя глаза. Откуда эта фраза времен ее детства? Почти пароль улицы Рубинштейна. Гость чуть улыбнулся, попросил:
- Расскажите еще о последних днях деда. Что вам запомнилось? Вы с ним общались?
- Ну, можно сказать, да. Я приходила к Юрию Петровичу делать анализы крови, определять параметры свертываемости. Это у постели больного делается. И мы с ним разговаривали. У нас оказалась общая страсть: театр. Боже, сколько он всего помнил! Всех актеров по именам, еще с послевоенных времен. Отрывки из спектаклей помнил, представляете? Читал мне монологи Эзопа из "Лисы и винограда", представляете? Я столько не помню, сколько он! Меня его память просто поразила!
- Вот как? - задумчиво произнес Бобровников. - А уже через пару дней от его памяти и следа не осталось… Он не узнал человека, с которым дружил полвека… скажите, Наталия Сергеевна, а кто-нибудь кроме вас может рассказать мне о его последних днях?
- Ну… Там работала медсестрой моя приятельница, Катя Игнатьева, по-моему, она как раз возле Юрия Петровича и дежурила.
- Мы можем с ней связаться?
- Давайте попробуем… Правда, после моего увольнения мы почти не перезваниваемся…
Наташа набрала номер:
- Алло, Катерина? Привет!
- Наташка? Ничего себе! Ты куда пропала?
- Никуда я не пропадала. Болела, трудоустраивалась и так далее. Как у тебя дела?
- Как сажа бела! Я из этого бардака тоже уволилась. Вернее, они меня, гады, просто вышвырнули…
Послушав пару минут пулеметную очередь, Наташа мягко остановила приятельницу:
- Кать! Здесь у меня в гостях внук академика Бобровникова. Ты не могла бы с ним поговорить?
- Какой внук? Разве у него есть внук? - моментально напряглась Катерина. - А чего мне с ним говорить? О чем? Ты вообще зачем кому ни попадя мой телефон даешь?
- Я? Я никому не даю, я тебе сама звоню. Ты же дежурила возле Юрия Петровича?
- Ну и что? Поставили дежурить, и дежурила. Извини, я сейчас не могу разговаривать, я к родителям спешу, мама заболела.
И она шмякнула трубку.
Наталия озадаченно взглянула на Игоря Андреевича.
- Разговор не получился? - улыбнулся тот. - Что ж, вы правы: будем следовать официальным путем. Спасибо вам за разговор, Наталия Сергеевна. Рад вас снова увидеть в добром здравии…
- Снова? - Наташа вглядывалась в лицо мужчины.
- Рад тебя видеть, Коврижка!
- Так это ты, Лютый?.. То есть вы?
- Я! Что, так изменился?
Виктор недоуменно переводил взгляд с одного на другого.
- Вы что, на "ты"? - ошалел он.
- Когда-то были на "ты", - весело сообщил Игорь Андреевич.
- Когда-то этот мужчина спас мне жизнь, - откликнулась Наталия. Лицо ее озарилось такой светлой улыбкой, что Виктор занервничал. - Правда, было это лет тридцать с лишком тому назад, когда мы совместно штурмовали крыши улицы Рубинштейна. И дрались чуть не каждый день. И было ему тогда лет примерно…
- Двенадцать, - напомнил Игорь.
- И фамилия, насколько я помню, была другая? Лютнев. Игорь Лютнев.
- Она у меня была двойная. Лютнев-Бобровников. Просто в школе звали по первой части, которая досталась от деда по материнской линии. Он был художником, не очень удачным правда, но фамилию, понимаешь, хотел увековечить. И ревновал к роду Бобровниковых, это род моего отца, где переплелись судьбы деда-академика и бабушки дворянских кровей. Поэтому "деда Лютик", как звал его ваш покорный слуга, настоял на двойной фамилии внука, - усмехнулся Игорь. - Я после его кончины сократился до Бобровникова. Двойная фамилия - это как-то напыщенно. Больше подходит натурам художественным, а не… Впрочем, ладно, не важно. Ужасно рад встрече, Наташа!
- И я! - живо откликнулась Наталия.
- По этому поводу предлагаю выпить! - встрял Виктор.
Возражений не последовало.
- Ладно, я на стол накрываю, это быстро! - вскочила Наталия и исчезла на кухне.
- Это же надо! Надо же так встретиться через тридцать лет! Я ж говорю, земной шар на удивление мал! А Питер - еще более малая его часть! Мне, правда, фамилия Лютнев до сей поры ничего не говорила, но фамилию Стрельцова, медицинского директора клиники "Престиж", знаю не понаслышке.
- Вот как? - удивился теперь уже Бобровников. - Откуда, если не секрет?
- Откуда - не секрет. Что могу - расскажу.
- Прошу к столу! - крикнула из кухни Наталия. Мужчины живо откликнулись на призыв.
Глава 23
МУШКЕТЕРЫ
В понедельник, в три часа пополудни, в приемную первого заместителя генерального прокурора Меркулова вошел высокий, худощавый, весьма импозантный мужчина, немного за сорок. Клавдия Сергеевна оторвалась от компьютера, взглянула на незнакомца. Щеки ее порозовели. Клавдия Сергеевна, личный секретарь Меркулова, была женщиной свободной и реагировала на любого интересного мужчину в возрасте от семи до семидесяти. Посетитель весьма учтиво поздоровался и попросил аудиенции замгенпрокурора.
- Константин Дмитриевич работает с документами, - сухим служебным голосом ответила секретарь. - Вообще-то к нему на прием запись. Могу записать вас на… март, - взглянув в ежедневник, сообщила Клавдия и опустила глаза в вырез блузки, который слегка обнажал пышные, зрелые формы.
Голос ее был весьма строг, но густо подведенные глаза в сеточке симпатичных морщинок выражали нечто иное, что Бобровников перевел следующим образом: "Это только с виду я строгая, по долгу службы. А в душе - белая и пушистая. Да и телом ничего".
Он чуть улыбнулся и протянул визитную карточку:
- Доложите, пожалуйста.
- Пожалуйста, - пробежав глазами текст, мигом подчинилась женщина и скрылась за дверью кабинета, обдав Игоря одуряюще-сладким ароматом духов.
В приемную влетел (именно влетел) спортивного вида мужчина с папочкой в руке.
- А где Клавдия? - по-свойски спросил он Игоря, словно они проработали под одной крышей добрый десяток лет.
- Она у Меркулова, - в тон ответил Бобровников.
- Одна?
- Пока да.
- Лады, я третьим буду. А вы чего здесь паритесь?
Игорь опять улыбнулся. Его явно с кем-то спутали.
- Жду аудиенции.
- Не ждите, идемте со мной. Вы ведь Бобровников? Игорь Андреевич?
- Да, - слегка растерялся Игорь, едва не добавив что-нибудь вроде: разве мы где-то встречались?
- Моя фамилия Турецкий. Следователь по особо важным делам. Зовут Александр Борисович. Можно по имени. Согласен?
Бобровников все не мог привыкнуть к той простоте, с которой в столице переходили на свойское "ты". Все же давало себя знать чопорное питерское воспитание. Но незнакомый Турецкий был так обаятелен и доброжелателен, что Игорь, улыбнувшись, пожал плечами:
- Ну… давайте попробуем.
- Мне Костя по внутрянке позвонил, сказал, что ты пришел уже. Мы тебя ждем.
В этот момент дверь кабинета распахнулась, выплыла Клавдия, игриво выпятив и без того выдающийся бюст.
- Константин Дмитриевич ждет вас, - стрельнув в посетителя глазами, проворковала секретарь, не заметив затаившегося за дверью Турецкого.
- Клавдия, коварная! Что это за тон?
- Ай! - закричала испуганная Клавдия. - Сан Борисыч, это вы? Что за шутки дурацкие? Что вы за дверью прячетесь, как пэтэушник какой-то!! - разгневалась она.
- А что это ты голосом модулируешь в рабочее время? За тобой, я вижу, глаз да глаз! - строго произнес Турецкий.
Бобровников недоуменно наблюдал сцену ревности. Ему казалось, что Генеральная прокуратура учреждение сугубо официальное… А здесь такие шекспировские страсти…
- Не обращайте внимания, - словно прочел его мысли Турецкий. - Мы с Клавдией Сергеевной как родные, это у нас просто стиль общения такой. Все же двадцать лет совместно боремся с преступностью, одна семья, понимаешь…
И, поймав сверкающий взор накрашенных глаз, торопливо добавил:
- А Клавдии Сергеевне все те же восемнадцать, что и двадцать лет тому.
И, не дожидаясь ответа вспыхнувшей от возмущения боевой подруги, он увлек Бобровникова в кабинет начальства.
- Что за переполох в приемной? - осведомился Константин Дмитриевич, поднимаясь из-за стола.
- Ничего-ничего, это я Клавдию Сергеевну пожурил слегка по-отечески.
- Понятно. Здравствуйте, Игорь Андреевич, - он протянул гостю руку. - Присаживайтесь. Как я понимаю, вы уже познакомились с Александром Борисовичем? Моя рекомендация: лучший следователь Генпрокуратуры, человек во всех отношениях достойный. Хоть и любит порой представляться этаким анфан терибль, то есть всеми любимым, ужасным ребенком..
- Ладно, Константин Дмитриевич, давайте перейдем к делу, - совершенно серьезно произнес Турецкий. - Пошутили, и будет.
Меркулов одарил Александра взглядом, в котором читалось одно слово: "Нахал!!" - но вслух произнес:
- Давайте перейдем. Как я понимаю, Игорь Андреевич, вас привело ко мне дело личное, сугубо семейное? Не удивляйтесь, что я пригласил на разговор Александра Борисовича, ибо, во-первых, если вашему делу будет дан ход, мы без него все равно не обойдемся, а во-вторых, он уже некоторым образом причастен к вашим семейным делам.
- Вот как? Каким же образом?