Он наморщил лоб, словно пытался что-то припомнить, но что именно - он так и не вспомнил.
- Скажи, что ты знаешь о "Серафим-клубе"?
- Никогда о нем не слышал, но, судя по названию, это сообщество возвышенных духом священнослужителей.
- Ничего общего, поверь. Что означает слово "серафим"?
- Серафимы, Райдер, - высший ангельский чин. Их также считают покровителями любви. А теперь я могу с твоего позволения вернуться к беседе с мисс Гуд?
Лорд Александр засиделся за полночь, напился и стал многословен. Ушли они из "Золотого снопа" с лордом Кристофером, которому пришлось его поддерживать - тот пошатывался и возвещал о вечной любви к Салли. Сандмен пошел спать, не представляя, как встанет вовремя, чтобы успеть к отправлению кареты. Однако вот он ехал в ней, и летний денек выдался на славу, лучше не пожелаешь.
В полдень карета с грохотом выкатила на главную улицу Мальборо. Почты дожидалась небольшая толпа, Сандмен протолкался сквозь нее и спросил у носильщика, как добраться до поместья графа Эйвбери. До Карн-Манора рукой подать, ответил тот, прямо через реку. Всего полчаса хода. Сандмен направился на юг, дошел до высокой кирпичной стены, и, следуя вдоль нее, вышел к сторожке и запертым чугунным воротам. Отсюда было видно, что в глубь поместья вела посыпанная гравием дорожка.
У сторожки висел колокол, Сандмен несколько раз позвонил, но не получил ответа. Зубцы по верху ворот выглядели устрашающе, поэтому он вернулся и дошел до росшего впритык к стене вяза, по которому было легко взобраться. Помедлив на миг на стене, он повис на руках и спрыгнул в парк. Он прокрался к дорожке, готовый к тому, что его перехватит лесничий или другой слуга, но никого не увидел и спокойно прошел по дорожке сквозь березовую рощицу.
На другой ее стороне перед ним наконец открылся Карн-Манор - красивый каменный особняк с тремя высокими фронтонами по фасаду и увитыми плющом окнами.
Сандмен пересек посыпанную гравием широкую площадку перед особняком - на ней разворачивались экипажи - и поднялся на крыльцо, украшенное по обеим сторонам высокими застекленными фонарями. В левом фонаре одного стекла не хватало, в чаше подсвечника свили гнездо птицы. Сандмен дернул цепочку звонка и стал ждать.
Резкий стук с правой стороны заставил его отступить. Он увидел человека, который пытался открыть окошко с освинцованными стеклами в ближнем к крыльцу помещении. Раму, видимо, заело, но наконец она со скрежетом распахнулась, в окошко высунулся мужчина лет пятидесяти и сердито объявил:
- Дом закрыт для посещений.
- Я так и предполагал, - сказал Сандмен. - Вы его светлость?
- Разве я на него похож? - произнес мужчина раздраженным тоном.
- У меня к его светлости дело, - объяснил Сандмен.
- Дело? Дело? - переспросил мужчина, будто в жизни не слышал этого слова.
- Дело деликатного свойства, - ответил Сандмен многозначительным тоном. - Я капитан Сандмен.
Мужчина скрылся, а Сандмен принялся ждать.
С другой стороны крыльца со скрипом открылось окошко, выглянул все тот же слуга и требовательным тоном спросил:
- Какого полка капитан?
- Пятьдесят второго пехотного.
Слуга снова исчез.
- Его светлость желает знать, - снова возник он в первом окне, - сражались ли вы со своим полком при Ватерлоо.
- Сражался.
Мужчина пропал, Сандмен услышал лязг отодвигаемых засовов, и дверь наконец со скрипом отворилась.
Слуга небрежно поклонился:
- Капитан Сандмен, прошу сюда, сэр.
За дверью был вестибюль, обшитый панелями темного дерева. Слуга повел Сандмена коридором и длинной галереей, где по одну руку тянулся ряд окон, задернутых бархатными шторами, а по другую висели на стене картины.
Слуга открыл дверь и доложил:
- Капитан Сандмен.
Он оказался в просторной комнате. Солнце заливало своими лучами огромный стол, густо покрытый разноцветными пятнышками, которые Сандмен поначалу принял за цветы или лепестки. Затем он понял, что это тысячи игрушечных солдатиков из свинца. Стол представлял собой макет долины, где разыгралась битва при Ватерлоо. Сандмен в изумлении разглядывал этот макет девяти с лишним метров длиной и шести шириной. За приставным столиком две девушки раскрашивали солдатиков. Тут непонятный скрип заставил его глянуть в сторону южного окна, и он увидел графа. Его светлость сидел в инвалидной коляске, а скрип издала колесная ось, когда слуга развернул кресло лицом к посетителю.
Граф был облачен в старомодное платье, какое носили во времена, когда мужчины еще не обратились к сдержанным черным и темно-синим тонам. На нем был камзол травчатого шелка красного и синего цвета с широкими манжетами и большим воротником, на который низвергался водопад кружев.
- Вы ломаете голову, - писклявым голосом обратился он к Сандмену, - каким образом солдатиков ставят в середину стола, не так ли?
Ни о чем таком Сандмен не думал, но теперь это и вправду его заинтересовало, поскольку дотянуться до середины огромного стола было решительно невозможно.
- Каким, милорд?
- Бетти, милочка, покажи ему, как это делается, - распорядился граф.
Одна из девушек положила кисточку и нырнула под стол. Раздался глухой стук, изрядная часть долины поднялась в воздух, и под ней появилась ухмыляющаяся Бетти.
- Это макет Ватерлоо, - с гордостью объяснил граф.
- Вижу, милорд.
- Мэддокс передал мне, что вы служили в Пятьдесят втором. Покажите, где стоял ваш полк.
Сандмен обогнул стол и указал на батальон красных мундиров на гребне холма.
- Мы были вот тут, милорд.
Макет и вправду был изумителен. Он показывал расположение двух армий перед началом сражения. Сандмен даже различил свою роту и предположил, что крохотный всадник перед шеренгами изображает его самого.
- Чему вы улыбаетесь? - спросил граф резким тоном.
- Только тому, милорд, - Сандмен еще раз поглядел на макет, - что в тот день я не был на коне.
- Что за рота?
- Гренадеры.
Граф согласно кивнул и заметил:
- Поставлю вас вместо конника пехотинцем.
В скрипучей своей коляске он обогнул стол и подъехал к Сандмену:
- Скажите, не потому ли Бонапарт проиграл битву, что затянул с началом?
- Нет, - коротко ответил Сандмен.
Теперь граф был рядом и мог взирать на Сандмена снизу вверх. Глаза у него были темные, печальные, с покрасневшими веками.
- Кто вы такой, черт возьми? - проворчал он.
- Я от виконта Сидмута, милорд, и…
- Кто такой виконт Сидмут, черт возьми?
- Министр внутренних дел, милорд. - Сандмен предъявил доверенность, но граф отмахнулся. - Верно ли мне сказали, милорд, - продолжал Сандмен, - что слуги из вашего дома на Маунт-стрит теперь находятся здесь? Я бы хотел побеседовать с одной служанкой.
- Вы намекаете, - угрожающе произнес граф, - что Блюхер подоспел бы скорее, атакуй Бонапарт раньше?
- Нет, милорд.
- Значит, он бы выиграл битву, если б атаковал раньше, - настаивал граф.
Сандмен посмотрел на макет - впечатляющий, подробный и совершенно неправильный. Начать с того, что утром, еще до атаки французов, все были в грязи с головы до ног, потому что накануне главная часть армии притащилась назад из Катр-Бра и заночевала под открытым небом, с которого лило как из ведра. Сандмен вспомнил раскаты грома, вспышки молний и всеобщий ужас, когда несколько лошадей сорвались с привязи и стали носиться среди насквозь промокшего войска.
- Так почему же Бонапарт проиграл? - сварливо вопросил граф.
- Потому, что бросил кавалеристов в атаку без поддержки пехоты или артиллерии.
- А почему он ввел кавалерию в бой именно тогда, не раньше и не позже? Отвечайте-ка.
- Он сделал ошибку, милорд, даже самые лучшие генералы порой ошибаются.
Граф нетерпеливо похлопал по подлокотникам коляски:
- Бонапарт не совершал бесполезных ошибок. Он, может, и был мерзавцем, но умным мерзавцем. Итак, почему?
Сандмен вздохнул:
- Наш строй был прорежен, мы занимали оборону на противоположном склоне холма. По-моему, нас даже не было видно. С французской стороны могло показаться, что мы просто исчезли. У них перед глазами был пустой косогор, они, должно быть, решили, что мы отступаем, и ринулись в атаку. Могу я спросить вашу светлость, что случилось с горничной вашей жены на Маунт-стрит?
- Жены? У меня нет жены. Мэддокс!
- Милорд? - Слуга шагнул к коляске.
- Принеси-ка, пожалуй, курятины и шампанского, - распорядился граф и сердито взглянул на Сандмена: - Вы там были, когда императорская гвардия пошла в атаку?
- Был, милорд, от залпов, возвестивших о начале первого наступления, до самого последнего выстрела.
Граф поежился и неожиданно произнес:
- Ненавижу французов. Мерзкое племя. При Ватерлоо, капитан, мы стяжали славу!
Сандмену довелось встречать людей, подобных графу, - помешанных на Ватерлоо и стремящихся вызнать о каждом памятном миге того страшного дня. Их всех объединяло одно: никого из них не было на поле битвы.
- Сколько раз французская кавалерия шла в атаку?
- Мне бы всего лишь хотелось узнать, милорд, перебралась ли сюда из Лондона горничная по имени Мег.
- Откуда мне, черт возьми, знать про слуг этой стервы? А вам-то это зачем?
- Один человек, милорд, сидит в тюрьме и ждет казни за убийство вашей жены, тогда как есть серьезные основания считать его невиновным.
Граф начал смеяться. Смех зарождался в глубине его узкой груди и вызывал слезы у него на глазах. Он извлек из-за кружевной манжеты носовой платок, вытер глаза и хриплым голосом произнес:
- Значит, она даже смертью своей причинила зло? О, моя Селия хорошо преуспела во всем дурном. - Он снова сердито посмотрел на Сандмена: - Итак, сколько батальонов императорской гвардии пошли на приступ?
- Меньше, чем было нужно, милорд. Что случилось со слугами вашей жены?
Граф пропустил вопрос мимо ушей - в эту минуту на край стола поставили курицу и шампанское. Он подозвал Бетти нарезать курицу и, пока она это делала, обнял ее за талию. Поглядев на Сандмена слезящимися глазами, он сказал:
- Мне всегда нравились женщины молодые. Молодые и нежные. Эй, ты! - обратился он ко второй девушке. - Налей-ка шампанского, детка.
Девушка подошла с другой стороны и стала наполнять бокал, а он тем временем запустил руку ей под юбку.
Граф проглотил курицу, вылакал шампанское и отпустил девушек, похлопав каждую по мягкому месту.
- Мне говорили, французская кавалерия ходила в атаку раз двадцать, не меньше. Это правда?
Перед Сандменом, глядевшим в окно, возникли картины из его снов. Французская кавалерия лавиной накатывает вверх по склону на гребень, что удерживают англичане, кони скользят на сырой земле. В жарком дымном мареве возникают все новые и новые всадники, налетают на британские позиции, британские знамена окутаны дымом.
- Мне одно хорошо запомнилось, милорд, - сказал Сандмен, поворачиваясь к графу. - Я был благодарен французам за то, что, пока их кавалерия топчется на нашем плацдарме, их артиллерия не может накрыть нас огнем.
- Но все-таки сколько раз они ходили на приступ?
- Десять? Двадцать? Они ломились не переставая, а сколько их там было - не разобрать из-за дыма. Нам все время приходилось оглядываться, милорд, потому что всякий раз, прорвав линию обороны, они непременно возвращались.
- Стало быть, они нападали с двух сторон?
- Со всех сторон, милорд. Сколько слуг держала ваша жена?
Граф ухмыльнулся.
- Принеси мне всадника, Бетти! - приказал он.
Когда девушка послушно принесла французского драгуна в зеленом мундире, он поставил солдатика на стол, а девушку посадил себе на колени.
- Я стар, капитан, - обратился он к Сандмену, - и, если вам что-то от меня нужно, следует меня ублажить. Вы расскажете все, что хочется знать мне, и тогда, быть может, я расскажу немножко о том, что хочется знать вам.
Часы в вестибюле за дверью пробили шесть, и Сандмена охватило отчаяние при мысли о впустую потраченном времени. Он понимал, что граф будет вести с ним игру весь вечер и спровадит, не ответив ни на один вопрос.
- Начнем-ка с самого начала, капитан, - сказал граф, - начнем с рассвета, а? Ночью шел дождь, так?
Сандмен обошел стол, так что оказался позади коляски, наклонился, едва не касаясь лицом жесткой щетины парика, и тихо произнес:
- Почему бы нам не поговорить о конце сражения, милорд? Об атаке императорской гвардии? Потому что я был там, когда мы ударили супостату во фланг. - Он пригнулся еще ниже и произнес хриплым шепотом: - Они уже выиграли битву, милорд, им оставалось только преследовать неприятеля, но мы в мгновение ока переменили ход истории. Мы смешали ряды, милорд, открыли по ним беглый огонь, а потом примкнули штыки, я мог бы вам рассказать, как все в точности было. Я мог бы рассказать вам, милорд, как мы победили. Но вам этого не узнать, милорд, никогда не узнать, потому что я, черт побери, позабочусь, чтобы никто из офицеров Пятьдесят второго полка не сказал вам ни слова! Понятно? Всего хорошего, милорд.
И он пошел к двери.
- Капитан! Постойте!
Граф спихнул девушку с колен, его нарумяненное лицо задергалось от волнения. Ему до смерти хотелось узнать, как именно была отбита атака хваленой гвардии Бонапарта. Он велел слугам и девушкам выйти вон.
И все же на то, чтобы развязать графу язык, потребовалось время. Время и бутылка французского коньяка. Но в конце концов граф рассказал горькую историю своего брака.
- Ноги, - мечтательно произнес он, - какие ноги, капитан! Первое в ней, что приковало мой взгляд.
- В театре "Сан парей"?
Граф наградил Сандмена проницательным взглядом и спросил:
- Кто вам это сказал? Кто?
- Городская молва, - ответил Сандмен.
- Мой сын? - предположил граф и рассмеялся: - Эта бледная немочь? Его мать была набожной серой мышью, этот безмозглый дурак думает, что пошел в нее, но как бы не так! Он пошел в меня. Может, капитан, он всю жизнь проползает на коленях, однако на уме у него одни сиськи и задницы, ноги и опять же сиськи. Говорит, хочет стать священником! Не станет. Ему одного хочется, капитан, чтобы я поскорее умер! - Граф злобно выплевывал каждое слово. - Так что же эта слабоумная худосочная мелочь вам наболтала? Что я убил Се-лию? Может, и так, капитан, а может, за меня поработал Мэддокс, но как вы это докажете, ну-ка?
Граф ждал ответа, но Сандмен молчал.
- Господи, эта стерва меня только что по миру не пустила. Никогда не видел, чтобы женщина тратила столько денег. Когда я опомнился, то попытался лишить ее содержания. Велел попечителям выставить ее из дома, но сукины дети ее не тронули. Может, она с кем из них блудила? Этим она и добывала деньги, капитан, усердным блудом.
- Вы хотите сказать, милорд, что она была шлюхой?
- Не простой шлюхой, тут нужно отдать ей должное. Она называла себя актрисой, танцовщицей. Селия занималась шантажом, капитан. Брала в любовники какого-нибудь молодого человека, заставляла несчастного дурака написать письмо-другое с домогательствами ее милостей, а когда он обручался с богатой наследницей, угрожала предать его письма огласке. Изрядно таким образом зарабатывала, весьма изрядно!
- Вам известно, с какими мужчинами она так обошлась?
Граф отрицательно покачал головой и уставился на макет, чтобы не смотреть в глаза Сандмену.
- Я не хотел знать имен, - произнес он тихо.
- А слуги, милорд? Где они теперь?
- Здесь их нет, - ответил граф, сердито посмотрев на Сандмена. - Я велел попечителям их рассчитать. А сейчас, черт возьми, рассказывайте, что было, когда императорская гвардия пошла в атаку.
И Сандмен рассказал.
Глава 6
Сандмен вернулся в Лондон под вечер в четверг. Ночь он провел на куче соломы во дворе трактира "Голова короля" в Мальборо и спал беспокойно. Он не верил, что граф Эйвбери убил либо организовал убийство жены. Из поездки он вынес лишь одно - покойная графиня зарабатывала на жизнь, шантажируя своих любовников. Полезное знание, но оно не помогало установить их имена.
В "Золотой сноп" Сандмен вошел через боковую дверь во двор конюшни и накачал воды в оловянную кружку, прикованную к насосу цепочкой. Он осушил кружку, услышал перестук копыт и обернулся. Джек Гуд седлал красивого коня. Как и его конь, Джек был высоким и сплошь черным - черные сапоги, черные штаны, черная куртка в обтяжку и длинные черные волосы, перехваченные на затылке черной шелковой лентой. Он улыбнулся Сандмену:
- У вас усталый вид, капитан.
- Устал, разбит, голоден и хочу пить, - сказал Сандмен и набрал еще воды.
- Вот что с вами делает мирная жизнь, - весело заметил Гуд, засовывая два длинноствольных пистолета в притороченные к седлу кобуры.
Сандмен выпил воду, опустил кружку и спросил:
- Что будете делать, мистер Гуд, когда вас поймают?
- Когда поймают? Обращусь к вам за помощью, капитан. Салли говорит, что вы вытаскиваете из петли.
- Пока что, однако, еще никого не вытащил.
- И сомневаюсь, что когда-нибудь вытащите, - мрачно сказал Гуд, - потому что мир устроен иначе. Им плевать, сколько народу они вешают, капитан, главное, чтоб все прочие приняли к сведению - да, вешают. Может, я кончу свои дни, танцуя на подмостках у Джемми Боттинга, но спать это мне не мешает и слез я не лью. Виселица - вот она, капитан, мы под ней живем, на ней же нас и вздернут. И ничего нам не изменить, потому что ублюдки этого не хотят. Это не наш мир, а их. Там вас какие-то парни ждут в задней каморке, - сообщил он, имея в виду заднюю гостиную. - Но, прежде чем будете с ними говорить, вы должны знать: я обедал в "Собаке и утке", и там ходил слушок, что за вашу жизнь дают пятьдесят гиней. - На вас кто-то крепко обиделся, капитан. Я предупредил в "Снопе", чтоб вас не трогали, потому что вы добры к моей Салли, но я не отвечаю за все воровские пивнушки в Лондоне.
У Сандмена екнуло сердце. Пятьдесят гиней за его жизнь?
- Вы, часом, не знаете, кто дает эти деньги? - спросил он.
- Я спрашивал, но никто не знает. Держите ухо востро.
Сандмен проскочил через комнату с бочками в коридор, откуда в заднюю гостиную вела дверь для прислуги. Виконт Сидмут намекнул, что дело будет легким, месячное жалованье за день работы, но неожиданно оказалось, что не за день, а за жизнь. Осторожно, чтобы не шуметь, Сандмен приоткрыл дверь локтем и припал глазом к щели.
Он услышал за спиной шаги, но не успел обернуться, как к его уху прижалось холодное дуло пистолета.
- Хороший солдат всегда проводит рекогносцировку, верно, капитан? Я так и думал, что сперва вы придете сюда, - сказал сержант Берриган.
Сандмен обернулся:
- Что вы собираетесь делать, сержант? Застрелить меня?
- Просто хочу убедиться, что вы безоружны, - ответил Берриган и стволом пистолета отвел полы его сюртука. Удостоверившись, что капитан не вооружен, он кивнул на дверь:
- После вас, капитан.
- Сержант… - начал было Сандмен, рассчитывая воззвать к доброму началу Берригана, но сержант взвел курок и наставил пистолет в грудь Сандмена. Тот повернул ручку и вошел.