Отъезд
Остановив белую девятку перед железнодорожным вокзалом, Ашот посмотрел на Вадима Павловича:
– Посадка уже началась. Вещи у вас еще есть? Или только чемодан?
– Только чемодан. Пойду. Счастливо оставаться.
– Проводить?
– Не нужно. Доберусь сам. – Взяв с заднего сиденья чемодан, Вадим Павлович вышел. Ашот дождался, когда он скроется в вокзальных дверях, и уехал, резко развернув машину.
На перроне, подойдя к вагону СВ, Вадим Павлович остановился около проводника, протянул два билета. Подождал, пока тот их посмотрит, и добавил бумажку в десять рублей. Сказал внушительно:
– Я старый человек и люблю покой. Поэтому купил два билета. Постарайтесь, чтобы ко мне не стучали. Хорошо?
Тертый с виду проводник улыбнулся:
– Какой разговор. – Вложил билеты в "гнезда" своей папки. Спрятал десятку. – Чай после отхода подать?
– Если крепкий, выпью.
– Крепкий, а как же. Специально заварю. Заходите, устраивайтесь. Отправимся, я сделаю чай и постучу.
Войдя в купе, Вадим Павлович закрыл за собой дверь, спрятал чемодан под сиденье. Посидев немного, протянул руку и выдвинул дверной стопор.
Через десять минут поезд "Сухуми – Москва" отошел от перрона.
Договор с шабашниками
Шитик нарочно поставил трейлер перед самым входом в гостиницу "Тбилиси".
Володя посмотрел на часы:
– Наверное, уже у себя. Десять. Вы оформляйтесь, я поищу бригадира.
– Что они вообще делают? – спросил Шитик.
– Точно не знаю. Кажется, мастерят сауны.
– Откуда приехали?
– Из России. Или из Прибалтики, точно не знаю. Но сами русские. Через неделю уезжают. Что, искать?
– Ищите. Найдете – спускайтесь прямо сюда. И ждите. Когда подойду и начну договариваться, уходите. Вот четвертак, за беспокойство.
Спрятав двадцатипятирублевку, Володя ушел в гостиницу. Шитик и Клюй взяли сумки и пошли туда же.
В гостиницу устроились без труда. Дежурная и глазом не повела на липовые паспорта.
В номере Шитик сказал:
– Если хотим, чтоб было чисто, шабашникам придется дать штуку. Так что скидываемся по пятихатке.
Взял у Клюя пятьсот рублей, добавил свои. Бросил:
– Смотри, чтоб не кемарить… Все же сумки. Понял?
– Будь спок, не засну.
– Посиди, я быстро…
Володя уже стоял около трейлера. Рядом, докуривая сигарету, переминался с ноги на ногу невысокий белобрысый человек. Увидев Шитика, бросил окурок. Настороженно оглядел подошедшего.
Володя тут же сказал:
– Бригадир. Договаривайтесь, я отойду. – Отошел в сторону.
Шитик спросил:
– Много вас здесь?
– Допустим, пятеро. Со мной. А что?
– Видишь этот рыдван?
Бригадир мельком взглянул на трейлер:
– Вижу, и что дальше? Разгружать?
– Он пустой. Нужно его разобрать на мелкие части. И оставить на свалке.
Бригадир посмотрел на Шитика, моргнул:
– В каком смысле разобрать?
– В простом. Размонтировать.
– Шутишь? Он же почти новый?
– Никаких шуток. За работу плачу штуку. Аванс – пятихатка. Остальное после выполнения. Причем сделать нужно сегодня. До ночи.
– До ночи?
– Да, чтобы мы могли проверить.
С минуту бригадир рассматривал землю. Поднял голову:
– А… как насчет инструмента?
– Инструмент есть.
– Д-да… штука… Вообще-то работа этого стоит. Минуты три подождать можете? Посоветуюсь с ребятами.
– Только быстро.
– Ясное дело. – Бригадир исчез. Когда же минут через десять вернулся, с ним уже была вся бригада. Отвел Шитика в сторону, предупредил: – Учтите, с работой справимся часа через четыре. Не раньше. Устроит?
– Устроит. Наш номер двести пятнадцать. Второй этаж. Как закончите, постучите. – Отсчитал пятьсот рублей. – Аванс. Остальное после проверки. Номера снимите и разбейте. Бортовой замажьте. Ясно?
– Ясно. А ключи?
– Ключи, инструмент, все в машине.
– Мелочь от машины можно взять? Колеса, приборы?
– Берите.
– Понял. – Бригадир пошел к своим. Остальное Шитика не интересовало.
Поднявшись в номер и бросив Клюю: "Кемарим, у нас часа четыре…" – он запер дверь и рухнул на кровать.
Разбудил Шитика осторожный стук в дверь. Проснувшись, он подтянул к глазам светящийся циферблат – половина третьего. Пересилив себя, встал. Подошел к двери, спросил тихо:
– Кто?
– Я… Бригадир… Проверять будете?
– А-а… Да-да… Сейчас. Подождите. – Растолкал Клюя: – Запрись. Я скоро.
Руки стоящего в коридоре бригадира были выпачканы мазутом. Увидев Шитика, бригадир кивнул:
– Такси внизу.
У вынесенной в предгорье промышленной свалки такси остановилось. Вместе с Шитиком бригадир подошел к краю полого спадающего вниз отвала. В лунном свете с трудом, но можно было разглядеть кузова разбитых машин, прутья металлоконструкций, горы мусора.
– Видите? – показал бригадир. – Вон он, прицеп. В самом центре.
Вглядевшись, Шитик увидел серебристый кузов без колес, судя по всему, сброшенный с откоса. Чуть поодаль виднелась кабина. Вернее, то, что от нее осталось.
– Вижу. Номера сняли?
– Сняли. Бортовой закрасили, как вы сказали. Спустимся? Тут легко, я покажу.
– Не надо. Вижу, наш. Где колеса? Взяли себе?
– Себе. Приборы тоже. Ну и кое-что еще. Не возражаете?
– Да нет. Ладно, везите назад.
Вернувшись вместе с бригадиром в гостиницу, Шитик передал ему еще пятьсот рублей.
Утром Шитик и Клюй без особых хлопот добрались до вокзала и сели в шестичасовой скорый. Как только поезд отошел от перрона, облегченно вздохнули: впервые за двое суток они могли отоспаться по-настоящему.
Возвращение с Сенежа
Два дня на Сашкиной даче пролетели незаметно. Стояла отличная погода. Каждое утро я брал этюдник и уходил к "Рыболову Сенежья". Устраивался нарочно с той стороны, где глухой забор заменяла стальная сетка, – чтобы видели отдыхающие и сторож. Видела меня и собака, не раз заинтересованно смотревшая из-за сетки в мою сторону.
Стоя перед этюдником в одних плавках, я писал примерно до полудня, не спеша работая акварелью. Когда жара становилась невыносимой, откладывал кисть и нырял в озеро. Плавал до изнеможения, заплывая чуть ли не до середины, вода была мягкой и теплой. Возвращаясь на берег, бросался на покрывало, обсыхал и снова брался за кисть.
Завтракал я плотно, но часам к трем меня все равно охватывал безумный голод. При первых же его признаках уходил на дачу и начинал готовить обед. Точнее, жарить картошку с ветчиной, а также мыть помидоры и огурцы и резать хлеб. Затем устраивался на веранде за столом и уничтожал все в считанные минуты.
Надо сказать, эту вынужденную скуку я переносил довольно легко. Конечно, я жалел, что не могу хотя бы позвонить Алене, но в то же время понимал – короткая разлука будет полезной. Во-первых, хоть чуть-чуть отрастут волосы, во-вторых, окончательно пройдут красные пятна, все еще украшавшие мою шею.
Сашка привез меня на Сенеж с пятницы на субботу. Обещал приехать через два дня, то есть в воскресенье вечером. Но в воскресенье он не появился, так что вечер у телевизора мне пришлось коротать одному.
В понедельник я встал рано. Пробежав несколько кругов вокруг дачи, принял душ, затем, растираясь после душа, взглянул по привычке в зеркало и облегченно вздохнул. Наконец-то… Сашка не обманул: кожа на моем лице снова была девственно чиста. Все до одного покраснения бесследно исчезли.
В связи с этим я позавтракал в особо повышенном настроении, а после отправился на обычное место, захватив этюдник и сумку с покрывалом и полотенцем. У озера, расстелив покрывало и установив этюдник, посмотрел на часы. Оказалось, что я пришел раньше обычного, в половине восьмого. Что ж, подумал я, больше сделаю.
Начав работу, довольно скоро заметил: в связи с понедельником на территории "Рыболова Сенежья" наблюдается оживление. Отдыхающие спешили на работу, из ворот то и дело выезжали машины.
Вскоре база опустела, осталась лишь бесстрастно сидящая на причале собака. Сторож, тщательно заперев лодки, а также двери домиков и ворота, уехал с последней машиной.
Часа два после этого я работал в полном одиночестве, пока не услышал чуть поодаль шум мотора. Оглянулся. Золотистая девятка, выкатив из-за камышей, резко затормозила около меня.
Сашка, выключив мотор, подмигнул:
– Привет. Как ты здесь?
– Нормально. – Я и в самом деле чувствовал себя нормально.
– Не скучаешь?
– Да нет. Видишь, тружусь.
– Что-то тихо. – Сашка оглянулся. – Где весь народ.
– Уехал. Понедельник же.
– Отдыхающие понятно, а персонал?
– Сторож тоже свалил с отдыхающими.
– И заведующий?
– Заведующий в отпуске.
– Вижу, ты в курсе всех дел.
– Стараюсь.
– Как вообще с той ночевкой?
– Нормально.
– А подробней?
– Спал, как суслик. Утром повыяснял отношения со сторожем. Попытался всучить десятку, он отказался. После этого собрал манатки и ушел.
– Собака не обижала?
– Да нет. Ты прав, собака здесь вполне мирная.
– Тогда собирайся. Времени в обрез, я ведь с работы. Прихватим то, что осталось на даче, и в Москву.
Сзади раздалось угрожающее рычание. Я оглянулся. По другую сторону от ограды, заливаясь лаем, прямо на меня со всей силы бросилась уже знакомая мне собака. Отброшенный назад стальной сеткой, пес снова кинулся в мою сторону. Интересно, подумал я, что это с ним? Ведь я всего-навсего хочу убрать этюдник, свой собственный этюдник. Присев на передние лапы и подняв шерсть на загривке, пес продолжал рычать. Вот снова бросился на сетку.
Я стал уговаривать:
– Дик, ты что? Это же мой этюдник! Ну? Тебя же никто не трогает. Да перестань ты. Дик! Ну?
Уговоры не действовали, Дик продолжал злобно рычать и бросаться на сеть.
Я посмотрел на Сашку:
– Что с ним?
Он пожал плечами:
– Не обращай внимания. Не хватало нам еще псом заниматься. Забрасывай все в тачку и поехали.
Сложив вещи на заднее сиденье, я сел вперед. Под непрекращающийся злобный лай захлопнул дверцу. Сашка дал задний ход, развернулся. Через три минуты он затормозил у ворот своей дачи.
– Переодевайся, не забудь захватить шмотки. И назад. Давай, я выходить не буду.
На даче я надел свою рубашку, джинсы, кроссовки. Проверил: в сумке ли бритва, зубная щетка, документы. Вернулся в машину.
– Ничего не забыл? – Сашка включил мотор. – Документы, ключи от дома?
– Все взял.
– Ключи от машины?
– Со мной, не волнуйся. Поехали.
Сашка не спеша выехал на ведущую к Ленинградскому шоссе грунтовую дорогу. Минут через десять, попетляв среди дач и пригородов, мы выехали на магистраль. Доведя скорость до ста двадцати, Сашка сказал:
– Я отсидел свое в Москве, ты на даче. А это значит – все, конец эпопеи. Даже если что-то случится и в дело вступит милиция, придраться к нам будет невозможно. У нас абсолютное алиби. Для всех. Понимаешь?
– Мне что, кричать "ура"?
– В принципе, можешь и крикнуть. Кстати, я только что звонил Вере – она купила картину. Просила сразу же заехать за деньгами.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас. Причем дала очень неплохо, я даже сам не ожидал. Пятнадцать штук.
– Пятнадцать штук за мою картину? Пятнадцать тысяч?
– Именно.
– Шутка?
Сашка потрепал меня по плечу.
– Серега, разве такими вещами шутят? Вера предложила за твою картину пятнадцать тысяч. И попросилa поскорей заехать за деньгами, она уезжает. Что молчишь?
– Я в жизни не видел таких денег. Сразу.
– Теперь увидишь. Собственно, что тебя удивляет? Она ведь уже платила пятнадцать тысяч.
– Не она, а ее любовник. Причем платила за троих. И за три картины.
– А теперь столько же за одну. Но ты же знаешь: со временем цены на произведения искусства поднимаются. Это ведь закон.
– Кончай издеваться.
– Я не издеваюсь. Да и вообще, разговор окончен. Все – сделка состоялась.
Вглядываясь вперед, я обдумывал услышанное. Честно говоря, я не был готов к такой сумме.
– Что, я в самом деле могу сегодня же взять эти деньги?
– Не можешь, а должен. Вечером она уезжает.
– Как же это сделать?
– Очень просто. Я отвезу тебя домой. Оттуда на своей машине поедешь к Вере. Запомни адрес: Комсомольский проспект, шестьдесят четыре, квартира сто двенадцать. Шестой этаж, кода нет. Зайдешь, и она без звука отдаст бабки. Адрес запомнил? Или ты и раньше его знал?
– Нет, раньше не знал. Комсомольский, шестьдесят четыре, сто двенадцать?
– Правильно. Только перед тем, как подняться, позвони из автомата. Она ведь ночная птица. Мало ли, поднимешься, а она вдруг не одета.
– Ладно.
– Серега, если без меня не было бы продажи, без тебя не было бы нашей общей свободы.
– Какой еще свободы?
– Простой. От Вадима Павловича.
Я попытался вспомнить, кто же такой Вадим Павлович. Наконец выплыло: человек, пытавшийся "взять калым". Выдавил:
– А-а… от Вадима Павловича. Понял. Что, он теперь отпал?
– Пока не знаю. Во всяком случае, его просьбу мы выполнили. Ну, а там… Поживем – увидим.
Сашка замолчал, я тоже не лез в разговор. Мне нужно было для себя соединить никак пока несоединяемое. Допустим, я сегодня действительно получу эти пятнадцать тысяч. Получу за что? За картину? Или за услугу, которую оказал Вадиму Павловичу по Сашкиной просьбе? Бездарностью себя я не считаю. Но не считаю себя и гением. Обычный крепкий художник, только и всего. И знаю – тот портрет пятнадцать тысяч не стоит. Но я знаю и другое – ни у одного произведения искусства нет реальной рыночной цены. За картину платят столько, сколько хотят платить. Со мною же вообще особый случай: я умею рисовать, но профан во всем, что касается сбыта собственных произведений. Без Сашки я сейчас наверняка умирал бы с голода. И уж во всяком случае не имел бы того, что имею. Конечно, приятней было бы получить эти пятнадцать тысяч именно за картину. А не за услугу. Но если я получил их за услугу, пусть так и будет. Придумывать себе иллюзии я не собираюсь.
При въезде в Москву Сашка сбавил скорость:
– Серый, ты что? Есть проблемы?
– Да нет… Какие могут быть проблемы при таком гонораре.
– Браво. Ответ на пять с плюсом. Но запомни: если будут проблемы, я всегда выручу. Всегда, понял?
– Понял.
– Пустых слов у меня не было. В том числе и насчет неоплатного долга. Усмехнулся: – Ладно, закончили с комплиментами. Музыку включить? Новая кассета.
– Включи.
Сашка тронул кнопку, и оставшуюся часть пути я не без удовольствия слушал его новые записи.
Затормозил Сашка прямо у моей арки:
– Смотри, ничего не забудь. Созваниваемся?
– Созваниваемся. – Выйдя, я пригнулся: – Сань, спасибо.
– Перестань. Спасибо тебе. До звонка.
– До звонка.
Посмотрев вслед девятке, я прошел во двор. Здесь все выглядело неизменным. Моя шестерка стояла там же, где я ее оставил. Подумал: стоит ли заходить домой? Собственно, зачем? Писем я не жду, включенных электроприборов не оставлял. Глянул на свой балкон, сел в машину, бросил на заднее сиденье сумку. Повернул ключ, посмотрел на щиток – порядок: масло есть, бензина километров на сто. Но пока мне надо только на Комсомольский проспект.
От Сокольников до Комсомольского добирался ровно полчаса. Верин дом оказался одним из многих кирпичных гигантов, вытянувшихся вдоль Комсомольского проспекта. Остановив машину, посмотрел на часы – половина первого. Может, для Веры это и рано, но меня ее расписание не касается. Позвоню, а там видно будет.
Выйдя из машины, вошел в арку. Не без труда отыскал нужный подъезд, потом пришлось долго искать будку телефона-автомата. Наконец, набрав номер, услышал тихий женский голос:
– Слушаю.
– Вера, добрый день. Это Сергей Лотарев. Я не рано?
– А, Сережа! Доброе утро. Ничего. Вы где?
– Стою у вашего подъезда.
– По-моему, вы у меня не были?
– Не доводилось.
– Понятно. Подождите, сейчас соображу. – Судя по всему, Вера или еще в постели, или надевает халат. – Ладно, поднимайтесь. Квартиру вы знаете?
– Сто двенадцать? Шестой этаж?
– Правильно. Сереженька, долго принимать вас не смогу. У меня бедлам, я сегодня уезжаю. Вам откроет домработница, а я… Я выйду на минуту. Уж простите, ради бога. Хорошо?
– Вера, о чем вы. Саша меня предупредил. Я поднимусь и уйду.
– Спасибо. Поднимайтесь, жду.
На шестом этаже я позвонил в квартиру с табличкой "112". Дверь тут же открылась. Домработница – полная женщина в рабочем халате – улыбнулась:
– Да, да, Вера Николаевна предупредила. Вас как зовут-то?
– Сергей.
– Проходите, Сергей. Вон туда, в дальнюю комнату. Вера Николаевна ждет.
Вошел в квартиру. Обилием картин и старинных безделушек прихожая напоминала антикварную лавку. Мало чем отличалась от прихожей и дальняя комната. Я на секунду замер, заметив среди висящих на стенах картин свой натюрморт. Вставленный в дорогую раму натюрморт выглядел вполне прилично среди множества других самых что ни на есть разностильных работ. Тут же услышал Верин голос:
– Сережа, вы пришли? Подождите минутку.
Вышла Вера в красном роскошном халате, с лицом, намазанным кремом.
– Сереженька, простите, но мы свои люди. Вы ведь поймете?
– Вера, конечно.
– Саша говорил, что я взяла вашу роботу?
– Говорил.
– Узнали свой натюрморт?
– Конечно.
– Ладно, не буду дурить вам голову. Где же у меня деньги… А, вот здесь. – Подойдя к ореховому секретеру, Вера открыла ящичек. В нем были аккуратно уложены деньги – сотенные, полусотенные, двадцатипятирублевки. Не люблю эти счеты, но придется считать. У вас есть куда положить?
Я раскрыл сумку:
– Наверное, сюда?
– Давайте, мне все равно. – Морщась, Вера отсчитала пятнадцать тысяч. Подождала, пока я задерну молнию. Улыбнулась: – Мне так неудобно. Может, хотите кофе?
– Спасибо, Вера, все прекрасно. Пойду.
– Хорошо. Антонина вас выпустит. – Потрогала щеки. – Счастливо. Саше привет. Приеду, увидимся. До свидания?
– До свидания.
Спустившись и выйдя на улицу, я пошел не к машине, а снова к телефону-автомату. Опустил две копейки, набрал номер. После двух гудков трубку сняли, и я услышал настороженный голос Алены:
– Алло?
– Алена, привет. Это я. Я в Москве и недалеко от тебя. Выйдешь через пять минут?
– Конечно, – прозвучал ответ после некоторого молчания. – Через пять минут я выхожу.
Подъехал я минут через десять. Алена в открытом белом сарафане, который ей очень шел, уже стояла на краю тротуара. Усевшись со мной рядом, она хлопнула дверцей, сказала, не глядя: