Фрейлейн фон Рейн, кажется, давно привыкла к производимому впечатлению и не тратила внимания на пустяки. Ее вниманием целиком завладел Бородин, который переживал триумф Клавеля со смешанным чувством зависти и обожания. К этому часу Нил Нилыч некоторым образом преобразился. Следов похмельной печали как не бывало, вечерний смокинг сидел как родной. В общем, Бородин сиял как дорогой, даже роскошный подарок.
Клавель как раз решил удивить номером с кружащимися шарами, когда Родион требовательно дернул за локоть. Нехотя оторвавшись от зрелища, Бородин отошел к самому дальнему столу, выставил пирамиду и протянул кий:
– Охота вам в такой вечер заниматься ерундой? Может, отложим?
Суровый юноша проигнорировал жалобный тон. Приняв инструмент, внимательно осмотрел, словно боялся подцепить занозу, и повертел колесом:
– Куда бить?
Лицо Бородина исказила гримаса. Поставив на меловую линию красный шар, ласково, как несмышленышу, объяснил, что битком надо разбить пирамиду, а кий держать так же свободно и легко, как держит смычок хороший скрипач.
– Покажите, – последовал строгий приказ.
Бородин издал неясный звук и принял стойку для удара, да такую, что только картину писать: левая нога выдвинута вперед, прямая, правая несколько отодвинута назад, согнута в колене, идеально прямая спина наклонена к столу. Рука с кием уже пошла на размах, как вдруг Родион спросил:
– Варвара говорила, что беременна?
Кий саданул в нижнюю часть битка, шар подпрыгнул и покатился к борту, не задев пирамиду. Великий мастер произвел детский кикс. Все еще держа кий меж опорных пальцев, Нил оторопело спросил:
– Как?
– Меня больше интересует вопрос, от кого.
Молча вернув красного на позицию, Бородин разбил пирамиду. Шары разошлись удобно: на игру встало три, не меньше.
– Ну и сюрприз приготовили, – наконец сказал он. – Нельзя было сразу. Ваша очередь.
– Играйте, поучусь со стороны. К этому сюрпризу не имею никакого отношения. В лучшем случае – господин Лебедев. Да и то обнаружил на вскрытии.
Нил застонал, как от желудочной рези:
– Сколько было?
– По выводу криминалиста, плоду четыре недели. Подходит?
Почти не целясь, Бородин положил дальний шар.
– Мне трудно об этом говорить.
– Понимаю: такое горе. Молодая невеста, будущая мать, скорее всего, вашего ребенка, восходящая звезда бильярда. А еще звезда "Петербургского листка", вознесенная вашими задачками.
– Нет, это совсем не то.
– Играйте, Нил Нилыч, вон того – мертвый шар, ляжет легко, и выход есть.
Бородин послушно исполнил удар. Шар прыгнул в лузу, потерся и свалился в сетку.
– Вы большой мастер, – похвалил Родион. – А у левой лузы дуплетом можете?
Кий лег на прицельную линию, ударный конец его плавно пульсировал между указательным и безымянным пальцами. Правая рука уже отошла на удар, как вдруг Ванзаров сказал:
– Кстати, Липа тоже беременна.
Нельзя говорить под руку даже чемпионам. Бородин дрогнул, кий ушел не туда, биток скакнул через борт. Два кикса в одной партии – редкий позор. Подбирать упавшего красного пришлось Родиону. Нил замер с кием:
– Нарочно мучаете?
Поставив биток к борту, как полагается правилами, бильярдный неумеха туда же пристроил кий:
– Вы уж решите – или мучаю, или спасаю.
Теперь и Бородин отшвырнул бесполезный инструмент и дрогнувшим голосом, будто со слезой, спросил:
– Зачем вы со мной так?
– Нет, Нил Нилыч, это вы поступаете загадочно и необъяснимо.
– Да что же я такого сделал?
– Во-первых, нагло и неумно врете.
Родион катнул белого: шар толкнул стоявшего у лузы, и тот свалился. Получилась "афера". Ванзаров продолжил:
– И этого достаточно.
– Хорошо, помогал Варваре с газетой, но что же тут преступного? А про ребенка… детей, поверьте, ничего не знал!
– Еще Липе составили протекцию в "Аквариуме".
– Вы и сюда залезли?
– Жалеете, что не послушали Аглаю, не закопали глаз? А вместо этого побежали в полицию?
– Почему я должен жалеть?
– Потому что залез я, как выразились, глубже, чем рассчитывали.
– Бред какой-то. – Бородин схватил шар и принялся крутить его в руке. И очень зря: у него за спиной Ирма изготовилась к прыжку, так что Ванзарову пришлось даже состроить страшные глаза: опасности нет.
– Попробуем разложить то, что названо бредом, в логическую цепочку. – Родион чуть сдвинулся с линии прямого броска шаром. – Итак, состоятельный и неженатый господин Бородин приносит в дом целый пуд счастья. Аж две невестки. Матушка его, очевидно давно мечтающая о внуках, готова принять любую. При этом выбор господина Бородина странен до невероятности. Одна барышня – бланкетка, другая – еще числится по тому же Врачебно-санитарному комитету. Вопрос: отчего такой странный выбор? Логичный ответ: обе прекрасно играют на бильярде. Логичный, но недостаточный. Оказывается, одну из них господин Бородин обучил игре на спор. Впрочем, как и другую. Барышни, что называется, спарринг-партнеры. Или партнерши. При этом господин Бородин уверяет, что они не знают друг друга…
– Это правда, они не знали! – вставил Нил. – То есть хочу сказать: не знали, как я представлял их матушке…
– Возможно, – согласился Родион. – Но это не главное. Происходят иные странные происшествия. Господин Бородин составляет задачки, разрешает публиковать их под фамилией Нечаевой. При этом делает все возможное, чтобы бездарная шпагоглотательница выступала на сцене. Дамам шьются туалеты в самом дорогом ателье столицы. Одна из них живет в роскошных меблированных комнатах. Другая – не отказывает себе в редких духах. Зачем такие траты? Логичный ответ: дамы потребовали плату за участие в чем-то…
Нил просто ждал, не соглашаясь и не отвергая.
– С этим ясно, – продолжил Родион, не дожидаясь аплодисментов. Не себе, Клавелю, конечно. – Не раскрыт другой вопрос: для чего такие сложности господину Бородину? Быть может, от скуки? Маловероятно, ведь господину Бородину есть чем себя развлечь. Попробуем с другого конца. Назначен решающий матч между барышнями. Варвара превосходит соперницу на голову. Однако бешеный интерес знатоков вызывают ставки на победу заведомо более слабого игрока. И тут появляется некая дама, до тех пор неизвестная бильярдному миру, которая в порыве щедрости кладет пять тысяч на победу Незнамовой. С чего вдруг? Только если результат ей известен. Вспомним, как развивались события. В решающий момент, когда счет был равным и судьба висела на волоске, Нечаева вдруг делает кикс. Но делает его так грубо и опасно, словно плюет в лицо. Кому? Логика указывает на Липу. Очевидно, понимая это, Незнамова выбита из колеи, не может взять партию, которую в той позиции выиграл бы и слабейший игрок. В итоге Нечаева побеждает. Почему? Быть может, решила выиграть нечто большее. Что происходит с неизвестной, поставившей пять тысяч? Теряет не только их, но и двадцать пять тысяч призовых. Знаете, что в этом странного?
Ответом юному чиновнику полиции стал шквал аплодисментов в дальнем конце зала. Месье Клавель был на высоте. Не смутившись, Родион продолжил:
– Во-первых, со счета госпожи Нечаевой, на который переводились ее гонорары, были сняты все средства, как раз перед матчем. В комнате их не оказалось. Допустим, исчезли бесследно. Но куда более загадочно, откуда взялись еще три тысячи, недостающие до пяти. Случайно не знаете?
– Ах вот в чем дело, – Нил словно очнулся от летаргического сна. – Теперь понял. Хотите сказать: я провернул аферу? Подготовил двух игроков, неравных по силам, чтобы тайно сделать ставку на слабого и сорвать банк? Но это даже не дико, это смешно! Бильярд для меня – высокое и чистое искусство. Для чего пачкаться грязью, от которой век не отмыться?
– Двадцать пять тысяч – не лишние и в грязном виде.
– Для вас – может быть. Но у меня есть состояние. Богатство спасает от мелких подлостей. Вам это трудно понять.
Получив оплеуху, Родион стерпел и виду не подал, только усы опасно вздыбились. Теперь слова подбирал тщательно:
– Я не сказал: лично вам. Быть может, появился некто, кто требовал от вас такую сумму. Чтобы не разорить семью, были вынуждены пойти на это.
– Милейший Ванзаров, это романтический бред, – дружелюбно заметил Нил. – От вас, прагматика и реалиста, такого не ожидал.
– Вы так думаете? А если сделать предположение, что этот самый некто узнал о вашем прошлом что-то такое, что стоило больших денег?
– Повторяю: бред.
– Например, кто-то предъявил веские доказательства вашей страсти к четырнадцатилетним девочкам.
Умильно заморгав ресницами, что вовсе не шло такому блестящему господину, Нил промямлил:
– Откуда вы…
– Не волнуйтесь, это касается только вашей совести. У меня нет никаких доказательств, а искать их я не собираюсь. Вопрос в другом: вас могли шантажировать. Признаться в этом господину Вендорфу или мне было невозможно. Вот и пришлось выдумывать историю с женитьбой. Это логично и просто. Что же касается глаза, он замечательно вписывается в эту цепочку: предупреждение о серьезности намерений и одновременно напоминание о чем-то, памятном вам. Вот и весь рок. Сюда же вписывается смерть Варвары – наказание за выигрыш матча. Ну как?
Шар выпал из массивной ладони бильярдиста, плечи опустились, и весь он сдулся, словно кукла на самоваре, из которой выпустили пар. Бдительная барышня фон Рейн успокоилась.
– Господин Ванзаров. – Нил говорил тихо, за триумфом Клавеля его было едва слышно. – Могу вам поклясться чем угодно… Спасением души, жизнью своей матушки, жизнью нерожденного ребенка моего. Чем хотите. Никакого шантажа не было…
– А что было?
– В том-то и дело: ничего! – крикнул Бородин и осекся. – Знаю, не верите мне. Да, у каждого есть грешки, раз уж покопались в них, но это моя болезнь и мой стыд, ничего не могу поделать. Я хотел себя наказать, женившись на одной из… таких девочек, то есть проституток, которым испортил жизнь… Это моя боль и мой грех, они со мной всегда, они сильнее меня. Понимаете вы это?
– Хотите убедить, что не убивали Варвару и Марфушу? – быстро спросил Родион, так старательно готовивший свою атаку.
– Клянусь вам…
– Назовите кто. Вы должны знать.
Ноги подкосились, тело бильярдиста поехало вниз. Все еще держась за борт стола, Нил сползал на пол, так что виднелась одна голова. По щекам его побежали сырые ручейки. Сильный мужчина натурально рыдал на коленях:
– Клянусь! Я ничего не понимаю. Это кошмар, рок, напасть, не знаю что. Варвара умерла. Тонька отравилась. Марфуша разбилась, Аглая ходит сама не своя, матушка весь день рыдает, я живу как в аду. Умоляю, поверьте мне. Я так боюсь…
Даже стальная логика с таким же сердцем, бывает, сдаются. Подхватив массивного господина под мышки, Родион кое-как подтянул его тело, сотрясаемое рыданиями. Стакан воды, который принесла заботливая Ирма, оказался весьма кстати. Клацая зубами, Нил выпил, отдышался и успокоился.
– Простите, – кое-как проговорил он. – Вам не следовало этого видеть. Не сдержался, накипело… Ребенка Варвариного жалко. Я бы его не оставил, воспитал, научил играть в бильярд, рос бы в нашем доме.
– У вас остается второй шанс – с Олимпиадой Ивановной.
– Да-да, конечно… Это счастье.
– Придется поверить, что вы не Синяя Борода, – утешил жестокий юноша. – Во всяком случае, пока. А то мало ли что придет в голову, чтоб не жениться.
Бородин издал протяжный и жалобный стон, будто из резиновой игрушки вышел воздух.
– Ладно вам, шуток не понимаете. Лучше расскажите про Марфушу.
Размазав слезы здоровенной ладошкой, что выглядело жалостливо и комично, Бородин признался, что не знает о ней ничего.
– Блаженная, да и только, что тут скажешь, – добавил он. – Может, Аглая знает.
– Кстати, про Аглаю. Какие у нее литературные вкусы?
– Литературные? И это вас интересует? Удивительный человек…
– И все же – какие?
– От вас – нет секретов. Нянюшка боготворит классическую литературу, в основном драматургию. Когда-то в юности мечтала быть актрисой, но не получилось. Обожает читать всякие пьесы. Чем древнее, тем лучше. Греки всякие и прочая ерунда.
– А научная литература? Химическая? Медицинская?
Нил горько усмехнулся:
– Когда ей? Да и зачем? Изучать химические процессы варки варенья или установку банок при простуде?
– Вот и мне любопытно, зачем домоправительнице читать "Судебную медицину" доктора Карла Эммерта 1882 года издания.
– Вот уж не знаю. Спрошу.
– А заодно выясните у няни еще один пустяк.
– Пожалуйста. А что именно?
– Узнайте у нее, что за родственник госпожи Нечаевой лишился глаза, который оказался на горке ягод.
– Как? – глупо вылупился Бородин.
– Это я вас спросил, – поправил Ванзаров. – Забыть не могу, сколько варенья погибло.
Убедившись, что бильярдист достаточно пришел в себя, чтобы вернуться на представление Клавеля, Родион отпустил его и остался с Ирмой. Чтобы пошептаться в одиночестве. Даже если кто-то захотел бы подслушать – ни за что бы не смог: восторги фанатов карамболя оглушили отель.
11
Быть может, счастье – это всего лишь не мучиться с поиском своего места в мире. Афанасию Курочкину повезло необычайно. Почти сразу нашел он свое призвание. Призвание быть филером. Не сказать чтобы маленький Афанасий грезил о филерской службе, но как-то само собой вышло, что попробовал раз – и понравилось навсегда. Филерская доля была не тяжела для Курочкина. Мог он сутками пропадать на посту, не есть, не спать, а только вести назначенный объект. Наверное, в прошлой жизни был волком или тигром и в этой привычки зверя пригодились удивительно. Афанасий испытывал необъяснимый охотничий азарт, когда вел жертву, был невидимым и знал каждый шаг ее, нет, вздох. Филерский талант, одним словом.
Наблюдение за Блохой стало доставлять удовольствие. Барышня появилась в дверях через два часа, но была одета неброско, во все черное. Чтоб, значит, быть незаметной. Вот ведь глупышка. Осторожно осмотрелась по сторонам, заглянула на другую сторону улицы и только тогда крикнула извозчика. Такую манеру филер очень любил: объект знает, что его ведут, пытается засечь преследователя, но видит только обычных прохожих. Где ей обмануть самого Курочкина. Приятное волнение, всегда возникавшее, когда объект начинал проявлять строптивость, растеклось в душе Афанасия.
Блоха приехала на Апраксин рынок, велела извозчику ждать, побродила по темным закоулкам, зашла в трактир без вывески, где было темно и накурено, вышла оттуда под ручку с лихим пареньком, проехала с ним на Литейный проспект, пробыла в Версале с час и уже одна вернулась в меблированные комнаты.
Следующая вылазка была предпринята, когда на улицах зажглись газовые фонари. Блоха принарядилась в светлое и неторопливо, как на работу, отправилась по Вознесенскому. Почти сразу ее остановил худощавый молодой господин. Посмеялись, договорились и взяли извозчика. И тут Афанасий чуть не потерял объект. Ожидая, что бланкетка повезет клиента в Версаль, занял позицию на углу Екатерининского канала. Но когда Блоха исчезла более чем на пять минут, понял, что совершил ошибку. Бросившись со всех ног, успел заметить пролетку, повернувшую на Забалканский проспект. Ноги, которые кормят филера не хуже волка, не подвели.
Оказалось, Блоха повезла мужчину в трактир Сурогина, известный отличной бильярдной залой, где играла сама Мария Нилова – загадочная дама, всегда в черном платье, про которую ходил слух, что это переодетый мужчина, беглый монах.
Трактир был полон. На одном столе играли, другие были свободны. В этот вечер Нилова дала себе выходной или же отправилась смотреть на Клавеля. Заказав в бильярдную пива, Блоха предложила господину партию на три рубля. Пари было принято, игра началась.
Не всякий человек, входивший в соприкосновение с объектом, награждался кличкой. Однако новый господин такой чести удостоился и был занесен в филерскую книжечку под именем Стручок. Придумывание имен, хлестких и метких, было еще одной приятной стороной филерской работы.
Первую партию Блоха проиграла с треском. Стручок забрал выигрыш, поцеловал даме ручку, заказал еще выпивки и закуски, после чего они решили, что такой приятный вечер надо продолжить. Во второй партии разбивать выпало Стручку. Ударив сильно, он сделал хороший разбой. Блоха прокатила для виду и отдала стол. Стручок выиграл вторую партию. Впрочем, как и третью. Играл неплохо, почти не делал ошибок, но опытный глаз не мог не признать в нем новичка. Рука напряженная, удар слишком резкий, да и к столу бросается с такой яростью, будто на штурм.
Поражения на настроении дамы не сказались никак. Она требовала продолжать. Ставки были подняты до пяти рублей. Молодой человек был явно при деньгах. Не прошло и полутора часов, как долг Блохи вырос до двадцати девяти рублей – подряд проиграла шесть партий. Стручок проявил благородство и готов был списать долг, но дама весело засмеялась, сказав, что только вошла в форму. А потому предлагает поднять ставку до десятки. Как истинный джентльмен, Стручок не возражал.
Характер игры сменился внезапно. Блоха больше не допускала досадных промахов или нелепых киксов. Биток попадал в цель с коротким хлопком. Шары летели один за другим, противник не успевал подойти к столу. Проигранная партия доставила Стручку большую радость – аплодировал и отвешивал комплименты. Блоха их благосклонно приняла. И предложила продолжить. Конечно, Стручок согласился. Словом, вечер протекал замечательно.
Афанасий тщательно проверил бильярдную. Выход из нее был только один – через обеденную залу. Двери или занавесей, отвлекающих внимание, не было. Окон нет. Все столы просматривались без помех. Света достаточно. В открытую наблюдать за матчем – ошибка начинающего филера. А Курочкин давно обрел опыт.
Выбрав стол, чтобы держать под контролем все входы и выходы из трактира и залы, заказал ужин, не особо обильный, но восполняющий потраченные силы. И даже рассчитался вперед, чтобы в любую минуту сняться с места. Но, кажется, в ближайшие часы Стручок и Блоха не собирались расставаться. Да и зачем – игра пошла интересная. Дама только что выиграла вторую партию на червонец.
12
Вокруг Сенного рынка помещаются не только доходные дома и дома терпимости, но и заведения, где зарабатывают на хлеб насущный руками. Бессчетное число мастерских, в которых чинят, лудят, паяют, приколачивают, сверлят, шьют и сдирают шкуры с зайцев, пойманных в окрестных лесах, разместилось по подвалам и нижним этажам. За все, что требуется в домашнем хозяйстве, от починки кастрюли до заточки ножей, умелые руки брались с охотой и удовольствием. И брали совсем немного. Чтобы на жизнь хватило да детей прокормить, не говоря уже о женах, но тем всегда не угодишь.
Мастерские не закрывались допоздна, мало ли кому что понадобится. И в этот час жестяное дело слесаря Корчевина готово было услужить любому. Но в мастерской находился гость совсем нежеланный. Околоточный надзиратель Лужков, грозно насупив брови, будто сама власть явила свое вечно строгое лицо, сотрясал бумажкой, по виду – вырванной из иллюстрированного журнала.
– Это что такое? – грозно вопрошал полицейский мальчишку лет пятнадцати, в пыли, грязи и саже до самых бровей и напуганного не меньше. Блюститель распотрошил готовый заказ и теперь грозил листком.