Это "ломаюсь" почти развеселило Мазина. Когда Светлана волновалась, она становилась проще, естественнее и наивнее. Наивной в своей убежденности, что делать так, как она делала, можно, а выкручиваться приходится потому, что люди, которых она совсем не понимала, представлялись ей более хитрыми и только.
- Я и решила поехать. Собралась быстро и поехала.
"Не сочла себя вправе ломаться в такой день! Это оттуда, из деревни, из веков - блюсти себя, но не ломаться, когда нельзя. Вечная борьба с хозяином-мужчиной. С хозяином, которого можно обманывать, бунтовать даже, но от этого он не перестает быть хозяином и имеет свои права. И еще исконное, бабское, вроде жалости: уж как приспичит мужику - аж жалко становится. Хотя все это в корнях где-то, подсознательно, а на поверхности страх, конечно, - не прогадать бы, я не поеду - поедет другая или он к ней. А приеду неожиданно - обрадуется, на них, мужиков, это действует. Может, расчувствуется - правду скажет. Так она думала, наверно, а, возможно, и не все так, потому что не все мы обдумываем полностью и до конца, а просто делаем и всё, особенно женщины".
- Вы были уверены, что Тихомиров здесь?
- Он же меня сюда звал.
- Но он мог и запоздать, не сразу приехать, раз вы сказали, что не приедете.
- Так и вышло.
- Вы приехали раньше его?
- Раньше. Но у меня ключ был.
- Вы не в первый раз бывали здесь?
Мазин не смотрел на Инну.
- Не первый.
- Хорошо. Рассказывайте дальше.
- Ну, приехала я, а его нет. Я зашла в ту комнату, села, решила подождать. Минут тридцать сидела. Его нету. Меня в сон клонить начало. Ведь было поздно уже. Прилегла на диване, задремала я, в общем. А он сразу в эту комнату зашел, а не туда. И не увидел меня.
"Может быть. Она здоровая. И может спать везде, и когда захочет. Ей наверняка не требуется снотворного. Прилегла и задремала. Или нет? Слишком уж спокойно! Скорее не спала, а наоборот, сидела, ждала, нервничала, когда придет, где он сейчас, с кем? А если придет не один? Да, это больше похоже на правду. Но она говорит, что спала, и тут уж ее не проверишь. Пусть так и остается".
- Что вас разбудило?
- Звонок.
- Тихомиров был уже дома?
- Да, он пошел открывать, а я испугалась, никак не могла сообразить, что же делать.
"Слишком часто она жалуется, что не могла сообразить!"
- Слышу, они говорят в прихожей. Антон и она. Я совсем растерялась.
"Все-таки это действительно неприятная ситуация. Спрятаться с риском быть обнаруженной? Или выйти и вызвать скандал? Интересно, почему она решила остаться? Струсила или схитрила, решила подслушать?"
- И что же вы решили?
- Я ничего не решила. Сначала я думала, что она скоро уйдет, а потом уже выйти нельзя было. Ужасно неприятно было. Я не хотела…
"Возможно, а может, и прислушивалась, затаив дыхание, и не боялась ничего, готовая схватиться с соперницей грубо, мертвой хваткой. Этого тоже не узнать".
- Вы слышали весь разговор?
- Да, они громко говорили.
- О чем?
Нет, он не сомневался, что Инна сказала правду, ему просто хотелось узнать, что скажет Светлана.
- Она его унижала.
"Неужели будет иная версия?"
- Она говорила тут, но было не так. И так и не так. Она его унижала, давала ему понять, что он вор и что теперь он никогда не будет жить спокойно. Я не понимала сначала, о чем разговор, а потом начала понимать, но не верила, что Антон мог чужую работу присвоить. Я хотела выйти и сказать прямо: "Не мог он такого сделать и не делал, а если вы его любите, как же можете его вором считать?"
Светлана повернулась к Инне, и Мазин заметил, что слез на ее щеках уже нет.
Инна молчала.
"Интересно, что она о ней думает? Наверно, считает за недалекую, в общем, простушку с хорошо развитой фигурой".
- Но вы не вышли?
- Нет. Как я могла выйти? Она бы подумала, что это Антон меня прячет. А он бы так делать никогда не стал. Если б он знал, где я, он бы прямо сказал, что я здесь, потому что он был прямой и принципиальный.
Мазин отметил - "принципиальный". За весь вечер это было первое нерусское слово. Да, когда она волнуется, ей не до звучных "хобби".
- Он сказал, что не виноват, и я ему верю, верю! А она угрожала ему.
Мазин вопросительно глянул на Инну.
Та ничего не опровергла, только пожала плечами и сказала:
- Эта девушка преувеличивает, конечно, но ее можно понять.
- Предположим, - согласился Мазин. - Что же произошло после того, как ушла Инна Константиновна?
- Я вышла.
- Тихомиров удивился?
- Еще бы! Или нет… закрыл лицо руками.
- Ты все слышала? - спросил.
- Да.
- И что ты поняла?
- Тебя хотят оклеветать!
- Я это заслужил.
- Но ты не мог ничего украсть! Не мог! Я же знаю!
- Да, я не вор. Ты веришь мне?
- Как же я могу тебе не верить!
- Спасибо!
Он поцеловал мне руку.
- А теперь уходи!
- Я не могу оставить тебя сейчас.
- Нет, уходи. Я должен обдумать свое катастрофическое положение. Меня ждет позор и гибель.
- Она не скажет!
Нет, она скажет, она будет мстить мне. У меня нет выхода.
- Что ты задумал?
- Ничего.
- Что ты задумал?
- Пока ничего. Мне нужно решить. Иди, пожалуйста.
- Я не могу оставить тебя одного.
- Одному мне будет лучше. Я не хочу никого видеть!
- Даже меня?
- Мне стыдно перед тобой.
- Хорошо, я уйду, чтобы ты успокоился, но знай и помни, что бы ни случилось, я всегда с тобой.
- Спасибо, Светлана!
- Обещай мне, что ты не сделаешь никаких глупостей.
- Что ты! Я просто должен отдохнуть, а завтра мы все обсудим вместе.
- Обещай мне! Ведь ты настоящий ученый. Ты должен беречь себя. Обещаешь?
- Обещаю…
- Я поверила ему, но он не сдержал слова.
- Вы ушли? - Мазин вернулся к фактам.
- Он так настаивал! Я хотела быть с ним, но я знала, что он не любил перекладывать свои беды на других. Он одолевал их сам. Всегда. А на этот раз…
"Сейчас заплачет, - решил Мазин, и в самом деле глаза Светланы снова начали наполняться слезами. - Как у йогов: управление функциями!"
Этими прозрачными глазами Светлана смотрела на Инну.
- Поэтому я и послала записку. Я, конечно, неправильно поступила. Я должна была сама рассказать, но я не знала, как вы отнесетесь, а вы должны были узнать все, должны были, чтобы наказать ее, потому что она погубила человека! Я думала, что это ее записка, потому что она все время изводила Антона. Пусть я неправильно поступила, но вы должны ее наказать, должны!
- За что?
- Как "за что"?
- Чтобы наказывать Инну Кротову, необходимо, во-первых, доказать, что Антон Тихомиров покончил с собой, а во-вторых, и это тоже немаловажно, что упреки Кротовой были безосновательными, а работа Тихомирова носила вполне оригинальный характер. Все это требуется доказать. Вот если бы у нас была тетрадка и мы могли бы сравнить ее с текстом диссертации… Но тетради-то нет. - Мазин посмотрел на Светлану. Та сжимала замок сумочки.
- Видимо, ее сжег Тихомиров. Вы видели его последней, Светлана. Не проясните ли еще этот вопрос?
Ответить она не успела.
- Неужели вы всерьез полагаете, что Инну могут судить? - перебил Рождественский.
Мазину стадо трудно.
- Если Светлана выступит свидетелей. Она, повторяю, видела Тихомирова последней.
- Неправда. Последним его видел я.
Это было неожиданно. Теперь уже Рождественский, а не Светлана оказался в центре внимания.
- Вы шли неправильным путем, когда связали меня в своих умозаключениях с моей машиной. Я приезжал на такси, - сказал он Мазину с нервной решимостью.
Тот кивнул по возможности вежливо.
- На машине поехала Инна. Я остался ее ждать. Я нервничал, даже жалел, что рассказал ей обо всем. Пошел в ресторан, взял бутылку коньяку и вернулся не на дачу, естественно, а на квартиру Инны. Ее еще не было, а времени прошло много. Что оставалось делать? Я мог предположить все, что угодно. И я не выдержал, поехал сюда сам. Я не хотел говорить об этом и мог бы смолчать и сейчас, но я не ожидал, что наш разговор так повернется. Конечно же, Инна абсолютно ни в чем не виновата. Виноват этот негодяй. И если ей угрожает суд, я должен сказать правду. Я видел этого подонка последним, и он не помышлял о самоубийстве. Если б не вмешалась судьба, он пережил бы нас всех. Я готов подтвердить это в любом суде. И доказать, что он украл труд профессора Кротова, потому что я видел и тетрадку, и автореферат.
Мазин ожидал протеста Светланы, но та сидела, как в рот воды набрав. "Чем же он так ее удивил?"
- Возможно, вы видели тетрадь, но куда она девалась?
- Он уничтожил ее.
- Тихомиров?
- Да.
- Вы в этом уверены?
- Абсолютно. Он сжег ее перед моим приходом. Вот зачем ему потребовалось остаться одному, и вот что он собирался обдумывать!
- Расскажите подробно, - повторил Мазин слова, которые повторял неоднократно. Правда, на этот раз без напора.
- У меня, как вы понимаете, тоже был ключ от квартиры. Это, между прочим, моя квартира, и я никогда не прощу себе, что пустил сюда этого проходимца.
- Не нужно давать воли эмоциям. Мы же договорились.
- Совершенно верно. Но я не открыл дверь ключом. Я позвонил. Я думал, что здесь еще могла быть Инна, и не хотел врываться непрошеным. Он отворил мне не сразу Тут все слышно из клетки. Я слышал его шаги на кухне, потом он открыл кран и только тогда подошел к двери…
- Кто там?
- Это я.
- Игорь?
- Ты один?
- Как видишь.
Он действительно был один. Я опоздал и разъехался с Инной. Из кухни пахло горелой бумагой, но я не сразу обратил на это внимание. Мне было не до сантиментов. Я пришел говорить с ним и не собирался играть в бирюльки.
У тебя была Инна?
Он собирался соврать, но понял по моему тону, что этого делать не стоит:
- Откуда ты знаешь?
- Она поехала к тебе после разговора со мной.
Антон спросил нагло:
- О чем же вы беседовали, если не секрет?
- Она сказала тебе.
- А… все эти сплетни?
- Сплетни?
- Ну, конечно, сплетни.
- Я говорю о записках Кротова.
- Выдумки.
- Что?
- Выдумки обиженной, оскорбленной женщины.
- Ну, знаешь, я не подозревал, что ты такой наглец.
- Прошу разговаривать со мной прилично.
- Ты вор.
Категоричность моего тона припугнула его.
- От другого я не потерпел бы таких слов, но ты, Игорь, слишком долго был моим другом.
- Это кончилось.
- Жаль, когда мужчины расходятся из-за женщины.
- Дело не в женщине, а в том, что ты сделал.
- Брось! Не стоит придавать значение тому, что Инна наговорила тебе сгоряча.
- Она мне ничего не наговаривала. Она не такой человек. Я узнал все сам.
- Что именно?
- Утром я искал сигареты в нижнем ящике стола и видел, что в нем лежит.
По-моему, Антон растерялся. Он замолчал, но наглость взяла верх:
- Что же там лежит?
- Тетрадка Кротова.
- Интересно! Ты не страдаешь галлюцинациями?
- Нет!
Я шагнул к столу и выдвинул ящик. В нем ничего не было. Антон наблюдал за мной со злобной ухмылкой.
- Это ничего не значит. Я видел тетрадку.
Он поманил меня пальцем:
- Сходи на кухню.
Я выскочил из комнаты. В раковине застряли остатки мокрого пепла. Она еще горела, когда я постучал!
- Узнаешь?
Я молчал.
- Ты же ее видел. Похожа?
Он еще издевался.
- Я не боюсь вас. Никто вам не поверит, потому что у вас нет доказательств. И никто не захочет скандала. Даже твой отец будет против тебя.
Что мне оставалось делать?
- Чтоб завтра же твоей ноги тут не было. Забирай вещи и уезжай в общежитие. Я не хочу больше иметь ничего общего с такой сволочью!
- Это все? - поинтересовался Мазин.
- Да, я немедленно ушел, но твердо уверен, что Тихомиров и не помышлял о самоубийстве. То, что он сжег тетрадь, говорит само за себя. Он не собирался сдаваться. Он был спокоен. И думаю, что он был прав. Вряд ли Инна захотела бы тратить нервы на разоблачение этой скотины.
- Т-а-к, - протянул Мазин без энтузиазма. - Все это интересно, хотя и не имеет никакого отношения к делу.
- Как не имеет?
- Очень просто. Вам не удалось опровергнуть версию о самоубийстве. Наоборот, ваш визит мог подтолкнуть Тихомирова к этому шагу. До сих пор он видел только одного опасного свидетеля - Инну Константиновну, теперь же вас стало двое. Это осложнило его положение. Если же смерть Тихомирова все-таки не самоубийство, то по-прежнему непонятно, как он мог погибнуть. Зачем он оказался на окне?
- Этого я, разумеется, не знаю определенно, но могу высказать предположение. На окне, если помните, висела китайская бамбуковая штора. Это не моя штора. Антон принес ее из общежития и сам прибил с внешней стороны окна. Окно, как видите, выходит на запад, и во второй половине дня в комнате бывает очень жарко. Это мешало ему работать. Возможно, когда я предложил Тихомирову убраться, он полез на подоконник, чтобы снять штору. Отсюда и все остальное.
- Возможно. Но может быть другое.
- А именно?
- Ваш рассказ усложнил предполагаемую картину. Число версий растет, и не исключена такая: визит ваш оказался не столь мирным, как вы его описали. Объяснение могло закончиться бурно.
- Что вы имеете в виду?
- Насильственную смерть.
- И я…
- Невозможно! - не дала ему договорить Инна.
Светлана прижала к щекам кулаки.
- Вы так думаете? - спросил Мазин с иронией. - Конечно, вам лучше знать, на что способен Игорь Анатольевич. У меня тоже полной уверенности нет. Но кое-что можно проверить.
И вдруг неожиданно он повернулся к Светлане и сказал слова, всех удивившие:
- Светлана, почему вы как ребенок размазываете слезы пальцами? Разве у вас нет носового платка?
И, не дожидаясь ответа, Мазин встал и взял с колен Светланы ее сумку:
- Наверно, он здесь?
Он потянулся, чтобы открыть сумку.
- Не нужно, не нужно, я сама!
Теперь вскочила Светлана, вскочила гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Она схватила сумку, но Мазин не выпустил ее из рук.
- Почему вы не разрешаете мне поухаживать за вами?
Он щелкнул замочком, но не открыл сумку, а продолжал смотреть на Светлану:
- Можно мне открыть вашу сумку?
- Там нет… нет платка.
Игорь и Инна ничего не понимали в этой шутовской, какой-то нелепой сцене.
- А может быть, есть? Может быть, вы просто забыли, а? Давайте-ка поищем вместе.
И он приоткрыл сумку.
- Вы не имеете права! - закричала она и рванула сумку с силой на себя. На этот раз Мазин ее не удерживал. Светлана покачнулась и упала на стул, выпустив сумку из рук. Мазин наклонился и поднял ее.
- Все-таки придется поухаживать, - сказал он и достал из сумки старенькую тетрадку.
- Вот видите, - обратился он к Рождественскому, не глядя на побелевшую Светлану, - а вы говорили, что записки сожжены. Ведь это та тетрадь?
Инна смотрела на Мазина, как на фокусника, и ему стало неудобно.
"Зачем я разыграл этот дурацкий номер? Но с другой стороны, как было заставить ее отдать тетрадку? Ладно, сыщик должен поступать эффектно и таинственно".
- Итак, Игорь Анатольевич, вашему рассказу полностью доверять не приходится. И вашему тоже, к сожалению, - обернулся он к Светлане. - Вы, конечно, захватили тетрадь, чтобы возвратить ее Инне Константиновне? спросил он насмешливо. - Почему же вы так медлили? И даже предпочли пользоваться пальцами вместо платка? Чтобы не открывать сумочку? Потому что она маленькая и тетрадь могли легко заметить?
Светлана молчала.
- Не придумывайте только еще одну версию, а то я сам скоро запутаюсь. Лучше прибегнем к помощи техники. Это будет надежней. Людям свойственно все усложнять. У вас есть магнитофон, Игорь Анатольевич?
- Вы хотите записать наши показания на пленку?
- Нет, наоборот, я хочу предложить вам послушать кое-что.
- Магнитофон есть. Сейчас я налажу его.
- Пожалуйста!
Мазин достал из кармана небольшую бобинку с пленкой:
- Вот это прокрутите, если вам не трудно.
Рождественский поставил пленку.
- Одну минутку, - попросил Мазин. - Я включу сам. Сначала вы услышите несколько поясняющих слов.
Стало тихо до стука часов на книжном шкафу.
Потом из магнитофона раздался голос Мазина:
- Готовы ли вы рассказать все, что знаете?
- Да, готов.
- Назовите, пожалуйста, себя.
Мазин надавил кнопку:
- Светлана, вам знаком этот голос?
- Да. Это Олег.
- Совершенно верно.
Он снова включил магнитофон.
- Чистяков Олег Васильевич.
- Чем вы занимаетесь?
- Служу в армии.
- Хорошо, теперь рассказывайте.
- Извините, я волнуюсь. Может, не все гладко получится. Но уж как будет. Мне неудобно это рассказывать. Понимаете, мы со Светланой дружили еще в школе. И вообще считалось, что навсегда. Потом я поступил в училище, она сюда приехала, но думали, что временно и как только будет возможность, мы зарегистрируемся. Мы встречались, когда можно было. Я приезжал, и она ко мне. Писали часто. Короче, я не сомневался.
В прошлом году я окончил училище, получил назначение. Но вы сами понимаете, военная служба с личными планами не всегда считается. Послали туда, где нужно. Там нет университета, понятно. А она учится. Мы решили еще подождать. Нельзя же было срывать ее с учебы. Я, конечно, верил ей, потому что мы много раз говорили… Правда, последнее время она стала реже писать. Я - два письма, она одно только. Писала, что все в порядке. Но я волновался, переживал. А тут у меня случилась командировка рядом, и я договорился с командованием, чтобы на день сюда заехать.
- Вы предупредили об этом Светлану?
- Нет, так получилось…
- Ясно, продолжайте.
- Я приехал в город поздно. Вечером. Прямо с вокзала побежал к тетке…
Мазин не слушал его слов. Он видел эти слова.
- Тетя Катя, это я!
- Кто ты?
- Олег. Света дома?
Тетка открыла не сразу, копается за дверью, но пускает его в конце концов, и вот он сидит уже за столом, а рядом лежит его фуражка с золотым плетеным шнуром, и он слушает, как тетка говорит деловито:
- Ты к ней, Олег, больше не приезжай. То, что было у вас, дело детское. Прошло и нету. Светлана сейчас замуж собирается.
У него в горле пересохло. Спросил, запинаясь:
- Кто ж он?
- Человек солидный, научный работник - Тихомиров. Говорю тебе все подробно, чтоб зря голову не морочить. Сам пойми, если была у тебя любовь, так не мешай ее счастью. С тобой у нее какая жизнь будет? Сегодня тут, завтра перебросили. Зачем и учиться было? Если ты такой отчаянный, что на земле тебе места мало и на аэропланах летаешь реактивных, то дело твое, конечно. А когда разобьешься? Что ей останется? Пенсия твоя? Я прямо говорю, потому что я человек прямой…