Широко открыв дверь, я некоторое время стоял не шевелясь. Дышал я ровно и неглубоко. В таких ситуациях минута кажется человеку жизнью. Я прислушался: услышал, как бьются волны о борт корабля, металлические звуки якорной цепи, когда "Нантсвилл", гонимый ветром, пытался пойти против течения, глухие вздохи усиливающегося ночного ветра, а иногда и крик ночной птицы. Но это все было не то. Они постепенно превратились в звуки, которые свидетельствовали о покое и безопасности. А других - тайных, говорящих об опасности, - я не различал. Ни дыхания, ни тихих шагов по металлической палубе, ни шелеста одежды - ничего. Если кто-нибудь меня поджидает, то он обладает сверхчеловеческим терпением и выдержкой. Этой ночью меня интересовали не сверхчеловеки, а обыкновенные люди - с ножами, пистолетами или стамесками в руках. Я тихо переступил порог.
Мне еще никогда не доводилось плыть в ночи по Ориноко в самодельном каноэ - и чтобы на меня с ближайшего дерева бросалась анаконда, обвивала кольцами и начинала душить. Но самое интересное, что не нужны ни Ориноко, ни каноэ, ни анаконда, чтобы понять, какое чувство охватывает человека в подобных обстоятельствах. Я это испытал. Звериная хватка двух рук, вцепившихся сзади в мою шею была настолько страшна, что я не испытывал такого не только наяву, но и во сне. На секунду меня парализовало от страха, а в голове промелькнуло рано или поздно дойдет черед и до тебя - такова аксиома нашей профессии. И вот время настало.
Я изо всех сил ударил назад правой ногой, но противник был готов ко всему. Он встретил мой удар. Судя по всему, позади меня находился кентавр с копытами - причем такими большими, какие мне еще ни разу в жизни не встречались. Боль была такая, что показалось, будто нога не просто сломалась, а буквально расщепилась. В ту же секунду, почувствовав его левую ногу позади моей, я нанес второй удар. Но в момент, когда я бил, его ноги уже не было на прежнем месте, зато моя изо всей силы ударилась о железную плиту и отскочила обратно. Тогда я решил работать руками и, подняв их, попытался переломить мелкие суставы на его пальцах, но и тут он меня опередил. Его пальцы сжались в кулаки, а средний буравил мне сонную артерию. Наверняка я был не первым человеком, которого он душил, и если сейчас не предпринять что-либо, то буду и не последним. В ушах я слышал шипение сжатого воздуха, который выходил под большим давлением, а пестрые пятна перед моими глазами становились все больше и красочнее.
В первые секунды меня спасали от удушения капюшон и парусиновый воротник костюма для подводного плавания - довольно плотного, прорезиненного, который был у меня под курткой. Но в следующие мгновения это наверняка не спасет, ибо задача моего противника сводилась к тому, чтобы костяшки пальцев сомкнуть в центре моего затылка. Если он будет и впредь действовать с тем же успехом, то скоро добьется своей цели. Наполовину ему это уже удалось…
Резким движением я нагнулся вперед. Теперь его вес приходился мне на спину, но клещи не ослабли ни на йоту. В то же время он отставил ноги далеко назад. Это была интуитивная реакция на мой рывок, ибо он должен был предположить, что я попытаюсь схватить его за ногу. Но в тот же момент, выведя его из равновесия, я быстро вывернулся, так что мы оба теперь стояли спиной к воде. Собрав все силы, я начал тянуть назад… Один шаг, второй, третий… У "Нантсвилла" не было современных деревянных поручней, а были лишь цепи, состоявшие из трех или четырех рядов. И вот на такую цепь повалился спиной мой душитель.
Если бы я ударился спиной о цепь, то наверняка бы переломил позвоночник или по меньшей мере сильно повредил позвонки, предоставив тем самым ортопеду работу на несколько месяцев.
Парень не крикнул, не застонал и вообще не издал ни звука. Возможно, это просто глухонемой, подумал я. Мне приходилось слышать о глухонемых, обладающих необычайной силой. Видимо, Господь Бог довольно своеобразно позаботился о справедливости: лишая человека одного, он щедро наделял его другим.
И тем не менее он оказался вынужденным разжать хватку и судорожно схватиться за поручни - иначе мы оба упали бы за борт в темные холодные воды Лох-Хоурона. Я оттолкнулся и повернулся к нему, пытаясь разглядеть его лицо. Спиной я прислонился к стене каюты радиста. Мне была необходима какая-нибудь опора, пока жизнь не возвратиться в полупарализованную голову и полумертвую ногу.
Когда он выпрямился у поручней, я смог его увидеть. Довольно смутно - было слишком темно, - но я разглядел белеющее расплывчатым пятном лицо, руки и контуры тела.
Я ожидал увидеть гиганта, но оказалось, что это не так. Глазам можно было не верить. Я различал в темноте коренастую, плотную фигуру. Он был ниже меня ростом. Но это еще ни о чем не говорило: Джордж Хакеншмидт был ростом всего один метр семьдесят пять сантиметров и весил девяносто килограммов, когда подбросил в воздух "Страшного турка", словно футбольный мяч, и с восемьюстами фунтами цемента протанцевал по рингу, чтобы держать себя в норме. Я не страдаю угрызениями совести, ненужной гордостью и могу без ложного стыда убежать от человека, обладающего худшими физическими качествами, чем я, но что касается этого парня, то от него я бы улепетнул еще до того, как он меня увидел. Но в данный момент я не мог этого сделать: моя нога была совсем не в форме. Поэтому я забросил руку назад и вытащил из затылочного кармана нож. Держал я его перед собой, но так прикрыл ладонью лезвие, чтобы он не смог увидеть отблеска стали в слабом свете звезд.
Спокойно, обдуманно, как человек, который хорошо знает, что намеревается делать и ни на йоту не сомневается в успехе, он начал надвигаться на меня. Господь Бог знает, что я тоже ни на йоту не сомневался, что его уверенность была оправдана. Он приближался ко мне сбоку - так что я не мог достать его ногой, - вытянув вперед правую руку. Какой-то односторонний парень. Он опять прицелился. Я выждал, пока его ладонь не очутилась в паре дюймов от моего лица, а потом с силой выбросил свою правую вверх. Наши руки встретились, и лезвие моего ножа прошло как раз по центру его ладони.
Нет, он отнюдь не был глухонемым. Последовали три коротких слова, которые я не решусь повторить. Совершенно неоправданное оскорбление моих: предков. Он быстро отступил, вытирая ладонь о костюм, чтобы потом начать каким-то звероподобным образом зализывать свою рану. Он смотрел на кровь, которая в слабом свете звезд казалась черной как чернила и сочилась с обеих сторон его ладони.
- Ага, оказывается, у малыша есть ножичек! - сказал он тихо.
Сила этого пещерного человека вызывала соответствующие мысли об его уме и манере разговаривать. Но сказал он это спокойным, приятным и почти лишенным акцента голосом благовоспитанного англичанина, уроженца южных районов Англии.
- Что ж, придется отнять его! - Теперь он заговорил громче: - Капитан Имри? - Во всяком случае, это имя я услышал именно так.
- Тише ты, болван! - раздался со стороны матросских кают чей-то злобный, скрежещущий голос. - Неужели ты хочешь…
- Не беспокойтесь, капитан… - Человек не спускал с меня глаз. - Он у меня здесь, перед радиорубкой. Вооружен… У него нож. Но я его сейчас отниму.
- Ты его прижал? Поймал? Хорошо, хорошо, хорошо! - Голос звучал так, словно человек, которому он принадлежал, причмокивал и потирал от удовольствия руки. Кроме того, казалось, что эти слова были произнесены с немецким или австрийским акцентом. Краткий гортанный звук в слове "хорошо" нельзя было не заметить. - Но только будь осторожен! Он мне нужен живым. Жак! Генри! Крамер! Быстро! На мостик и к радиорубке!
- Нужен живым? - повторил человек, стоявший напротив меня, повторил мягко и спокойно. - Живым - это может означать: не совсем мертвым… - Он снова начал высасывать кровь из раны на ладони. - Может быть, ты отдашь мне нож мирно и по-доброму? Я предлагаю…
Я не стал ждать. Он придерживался испытанной тактики: заговаривал противника, который вежливо слушал и выжидал, пока он не закончит, не подозревая, что человека можно пристрелить и на середине фразы, когда он считает себя в безопасности и меньше всего ожидает этого. Игра, конечно, не по правилам, но зато очень действенная. И у меня не было желания ждать до тех пор, пока я почувствую это на своей шкуре. Правда, я не совсем представлял, как он на меня нападет, но предполагал, что это будет нечто вроде броска вперед - головой или ногами - и что мне, если он свалит меня на палубу, больше с нее не подняться. Во всяком случае, без посторонней помощи. Поэтому я сделал резкий шаг вперед, направил фонарик ему в лицо и, увидев, что на какое-то мгновение он закрыл глаза, понял, что для меня это единственная возможность нанести удар, который, увы, был не таким сильным, на какой я рассчитывал, так как нога казалась сломанной, да к тому же из-за темноты я не мог хорошенько примериться. Но в данных обстоятельствах мне ничего не оставалось, как довольствоваться и этим. Собственно говоря, от такого удара он должен был бы сломаться пополам, но вместо этого парень остался стоять на месте и лишь немного нагнулся вперед, держась руками за поручни. Слава Богу, это был только человек. Я мог видеть блеск глаз, но не выражение лица, что было к лучшему, так как вряд ли оно польстило бы мне.
Я бросился наутек. Я вспомнил, что когда-то видел в Базельском зоопарке гориллу, большую черную тварь, которая рвала руками толстые автомобильные покрышки и считала это легким упражнением для пальцев.
Так вот я предпочел бы сейчас оказаться в одной клетке с этой гориллой, чем на палубе в тот момент, когда этот парень придет в себя после удара. Я быстро свернул за радиорубку, взобрался в спасательную лодку и растянулся на дне.
Люди, которые находились ко мне ближе всех - некоторые с карманными фонариками, - были уже у подножия трапа, ведущего на мостик. Мне бы пришлось бежать до кормы, чтобы добраться до каната с обтянутым резиной крючком, который я забросил на его борт. Но туда мне нельзя, пока не очистится средняя палуба. А потом эта возможность исключалась. Когда отпала необходимость держать всё в секрете, кто-то зажег корабельные огни, и весь нос и средняя часть судна осветились ярким резким светом. Одна из ламп в передней части корабля висела на мачте, почти над тем местом, где лежал я. У меня было такое ощущение, что я муха, пытающаяся укрыться на белой стене. Я плотнее прижался к днищу лодки, словно хотел его выдавить.
Они поднялись по трапу и стояли у радиорубки. Внезапно я услышал встревоженный гул голосов, проклятия и понял, что они нашли парня. Его голоса я не слышал и пришел к выводу, что он в отключке. Резкий голос с немецким акцентом рявкнул:
- Раскудахтались как куры! Тихо! Жак, автомат при тебе?
- Да, капитан! - Жак говорил спокойно, голос был уверенный, и при определенных обстоятельствах я счел бы его приятным. Но в теперешнем положении меня мало заботило, приятен он или нет.
- Отправляйся на корму! Встань перед входом в салон, смотри вперед и наблюдай за средней палубой. А мы пройдем на нос и прочешем весь корабль до кормы. Если он не сдастся, стреляй по ногам. Мне он нужен живым!
Боже ты мой! Это похуже, чем кольт! Тут дело пахло не одной пулей, а целой очередью. Я понятия не имел, какой автомат у этого Жака. Возможно, он при каждом нажатии на спуск выпускал по дюжине пуль. Я почувствовал, как мышцы правого бедра снова начали затекать, что постепенно привело к рефлекторному движению.
- А что делать, если он прыгнет за борт, сэр?
- Неужели мне нужно учить тебя, Жак?
- Нет, сэр, не надо.
Я был не глупее Жака, и мне тоже не нужно было ничего объяснять. У меня появился какой-то неприятный и суховатый привкус во рту и в горле. Минута была в моем распоряжении, не больше. Я тихо проскользнул к крыше радиорубки со стороны штирборта, то есть с места, дальше всего расположенного от капитана Имри. Оттуда я быстро спустился на крышу и метнулся к рулевой будке.
Внутри мне фонарик не понадобился. Отражение больших ламп давало достаточно света. Я присел на корточки, оказавшись ниже застекленной части, огляделся, и мой взгляд сразу упал на что нужно: металлический ящичек с ракетами на пожарный случай.
Двумя быстрыми движениями я перерезал ремни, которыми ящичек был прикреплен к полу, а к одной из ручек ящичка привязал канат ярдов четырех длиной. После этого я вытащил из кармана пластиковый мешочек и быстро стянул морскую куртку и брюки, которые были надеты поверх костюма для подводного плавания. Я засунул их в пластиковый мешок и привязал его к поясу. Куртка и брюки были очень важными атрибутами. Фигура, которая разгуливала по "Нантсвиллу" в прорезиненном костюме для подводного плавания, вряд ли смогла бы сделать все то, что сделал я, не возбуждая любопытства. В полутьме в одежде моряка меня спокойно могли принять за члена экипажа. Да так оно и было дважды - правда, на известном расстоянии.
Костюм моряка сыграл большую роль и в те минуты, когда я средь бела дня покидал Торбейскую гавань. Вид человека в костюме для подводного плавания, который в конце дня собрался в море, тоже привлек бы внимание, так как любопытство жителей маленькой гавани, расположенной на западном плоскогорье, в этом отношении - как я уже смог установить - ничем не отличалось от любопытства их собратьев с материка. Некоторые сформулировали бы это более категорично.
Ползком я выскользнул из двери рулевой рубки в сторону мостика, добравшись до конца, я выпрямился. Я был вынужден это сделать. Риск неизбежен. Сейчас или никогда! Я слышал шаги приближающейся команды, которая шла цепочкой со стороны носа. Я поднял ящичек с ракетами и, взявшись за веревку, начал его раскачивать - медленно и осторожно, как моряк раскачивает лот, прежде чем выбросить его за борт.
Ящичек весил по меньшей мере фунтов сорок, но я этого не замечал. С каждым взмахом дуга становилась все круче. Наконец она достигла угла в сорок пять градусов. Видимо, это было большее, чего я мог достичь. Время вышло. У меня было такое чувство, будто я нахожусь у всех на глазах, в центре внимания, как какой-нибудь канатоходец, освещенный дюжиной мощных прожекторов. Когда ящичек, описав очередную дугу, находился в нижней точке, я потянул за веревку изо всех сил, чтобы придать ему наибольшую скорость, а затем выпустил из рук и упал на кучу парусины. Не успел я это сделать, как вспомнил, что не проделал дыры в проклятом ящике. Я не знал, погрузится ли он на дно или останется на поверхности, но зато представлял, что будет со мной, если он не затонет. Ясно было и другое: ломать над этим голову поздно.
Я услышал, как с главной палубы, расположенной в семи - десяти ярдах от мостика, раздался чей-то крик, и пришел к выводу, что меня обнаружили. Но я ошибся. Буквально через секунду прозвучал громкий, успокаивающий душу шлепок в воду, и голос, принадлежащий Жаку, прокричал:
- Он прыгнул за борт! По штирборту, за мостиком! Быстро дайте поисковый прожектор!
Должно быть, как ему и было приказано, он отправился на корму и оттуда, увидев дугообразное падение в воду темного предмета, сделал единственный логически напрашивающийся вывод. Жак быстро соображал. Кроме того, в три секунды он передал сообщникам все, о чем они должны были знать: что произошло и какие нужно принять меры, чтобы с помощью автомата превратить меня в сито.
Люди, шедшие цепью, бросились в сторону кормы и пробежали буквально подо мной, в то время как я по-прежнему прятался на краю капитанского мостика.
- Ты его видишь, Жак? - капитан Имри говорил очень быстро и спокойно.
- Пока нет, сэр!
- Он сейчас должен вынырнуть на поверхность! - В душе я пожелал, чтобы он не был так чертовски самоуверен. - Такой прыжок наверняка стоил ему глубокого дыхания. Крамер, возьми двух человек в лодку и прочеши воду поблизости от корабля! Генри - ящик с гранатами! Карло - на мостик, прожектор на штирборт!
О лодке я не подумал, и уже одно это было достаточно плохо, - но гранаты! Я почувствовал, как холодок побежал по спине, - я знал, что значит для человека подводный взрыв, даже самый незначительный. Он был в двадцать раз эффективнее, чем такой же на суше, я же через несколько минут обязательно должен быть в воде. Во всяком случае, я мог предпринять кое-что в отношении прожектора, который находился в полуметре над моей головой. Я держал кабель в левой руке, а нож в правой и хотел было его перерезать, но в последний момент все же оказался достаточно сообразительным, чтобы понять, что если я перережу кабель, то это будет все равно что закричать: "Я здесь! Хватайте меня!" Иначе говоря, если я перережу кабель, я тем самым весьма недвусмысленно заявлю, что нахожусь на корабле. Если стукнуть Карло по голове, когда он поднимется ко мне по трапу, это приведет к такому же результату. Таких людей вокруг пальца не обведешь. Не раздумывая долго, я быстро проковылял через рулевую рубку в сторону бакборта, спустился по трапу и побежал на нос. На передней палубе никого не было.
Я услышал чей-то окрик, а затем щелканье затвора. Наверняка это Жак со своим автоматическим оружием. Неужели он что-нибудь увидел? В тот же момент раздалась автоматная очередь. Возможно, ящичек с ракетами всплыл на поверхность, и он в темноте перепутал его со мной? Ведь так просто не станут расходовать патроны. Но что бы он там ни увидел в воде, я его благословил. Ведь они полагали, что я выплыл из воды со стороны штирборта и что меня изрешетили, сделав похожим на швейцарский сыр, так что искать меня на этой стороне они не будут.
Якорь со стороны бакборта был спущен. Я перемахнул через борт, упершись ногами в якорный клюз, а потом соскользнул на цепь. Этой ночью спортивным арбитрам надо было бы быть рядом со мной с секундомером: убежден, что побил мировой рекорд по спуску по якорной цепи.
Вода была холодной, но, поскольку на мне был костюм для подводного плавания, меня это мало трогало. Море неспокойное, прибой. И то и другое было как нельзя кстати. Я плыл вдоль бакборта "Нантсвилла" и никого не видел. Меня тоже. Основные действия происходили с другой стороны.
Мой акваланг, ласты и остальное снаряжение для подводного плавания были привязаны к рулевому винту. "Нантсвилл" сидел в воде только наполовину, так что верхняя часть винта находилась неглубоко под водой. При неспокойном море, да еще во время прилива надеть акваланг - дело нелегкое. Но мысль о Крамере и его гранатах меня подстегивала. Не говоря о том, что мне нужно было отсюда убираться, так как предстоял длинный путь и много дел по возвращении.
Я слышал шум моторной лодки, которая бороздила воду около штирборта. Он то нарастал, то затихал. Но ближе чем на тридцать пять ярдов лодка не приближалась. Выстрелов я больше не слышал. Видимо, капитан Имри остановился на применении гранат. Я привязал грузила и скользнул в темную, надежную глубь. Здесь я проверил направление по светящемуся компасу и поплыл. Минут через пять я вынырнул на поверхность, а еще через пять почувствовал, как ноги коснулись каменистого дна острова, где я спрятал надувную лодку.
Я взобрался на скалы и посмотрел назад. С "Нантсвилла" освещалось море, а моторная лодка продолжала кружить. Потом я услышал звон якорной цепи. Якорь подняли.
Я спустил надувную лодку на воду, сел в нее, высвободил весла и поплыл в юго-западном направлении. Я все еще находился в зоне действия корабельного прожектора, но обнаружить темную фигурку в темной лодке посреди темного моря очень трудно.