Я взял пистолет за ствол и бесшумно заскользил вперед. И действительно, человек стоял, прислонившись к воротам, - я скорее ощущал, чем видел его контуры, но благодаря огоньку сигареты четко определил его позицию. Я выждал, когда он поднес сигарету ко рту в третий раз и она затлела ярче, что ослабило его способность видеть в темноте, и, сделав шаг вперед, изо всей силы ударил рукояткой револьвера в то место, где, согласно точному математическому расчету, должен находиться затылок нормального человека.
Он начал падать в мою сторону. Я подхватил его, и в этот момент что-то больно ударило меня в ребра. Я позволил ему упасть и удалил предмет, запутавшийся в моем дождевике. Им оказался штык с весьма неприятным острием. К штыку примыкал "энфилд-303". Настоящее военное ружье. Это было больше, чем рядовая мера предосторожности. Наши "друзья" явно стали осторожничать, а у меня не было возможности даже выяснить, как много они знали. Время заканчивалось - как для них, так и для меня. Через пару часов начнет светать.
Я взял ружье и осторожно направился к обрыву, тыкая в землю штыком. Постепенно я так наловчился, что перестал даже спотыкаться. Имея в руках ружье со штыком, можно ощупать землю в шести ярдах от себя и даже точно отметить место, где начинается вечность. Я добрался до конца утеса и пошел обратно, повернув ружье таким образом, чтобы оно оставляло после себя в мягком грунте два параллельных следа, которые оканчивались у конца утеса. Потом я вытер приклад и положил ружье на землю. Когда забрезжит рассвет и караул сменят, то они, надеялся я, сделают правильные выводы.
Часового я ударил не так сильно, как задумывал, так что, когда я вернулся, он уже начал шевелиться и тихо постанывал. Это было даже к лучшему, так как в противном случае мне пришлось бы его нести, а я сейчас был просто не в состоянии это сделать. Я сунул ему в рот платок, и стон прекратился. Конечно, это было не по-джентльменски, ибо человек, страдающий насморком или у которого нос полон полипов, может задохнуться от этого минуты через четыре. Но у меня не было времени водить его к лору. Речь шла о его либо о моем здоровье.
За две минуты мне удалось поставить его на ноги. Он не пытался убежать или оказать сопротивление, так как к этому времени его ноги были опутаны короткой веревкой, а руки связаны за спиной. После этого я ткнул ему в затылок дулом пистолета и сказал, чтобы он двигался вперед. Он повиновался. Метров приблизительно через двести, в конце дороги, я свернул на обочину и, связав ему ноги с руками, оставил лежать. Судя по всему, дышал он без особых трудностей.
Часовых больше не было, во всяком случае - у главных ворот. Я прошел по пустынному двору и подошел к главной двери. Она оказалась не закрыта. Я вошел и тут же проклял себя за то, что не догадался пошарить в карманах у часового - не исключено, что у него имелся фонарик. Должно быть, в холле занавеси были задернуты, так как темнота царила полнейшая. И потому опасность наткнуться на какое-нибудь рыцарское снаряжение и с грохотом опрокинуть его была очень велика. Я вытащил крошечный фонарик, но светлячок оказал бы мне в этом деле большую услугу. Даже поднеся фонарик к своим карманным часам, я не мог различить циферблат.
Вчера с воздуха я обратил внимание, что замок построен с симметричной строгостью правильного четырехугольника, с открытой четвертой стороной. Следовало предположение, что поскольку главный вход находится точно в центре развернутого в сторону моря флигеля, то лестница будет находиться прямо напротив. Также можно предположить, что в холле вряд ли поставят рыцарские доспехи или мечи со щитами.
Так оно и оказалось. Сперва я преодолел десять плоских ступенек, затем лестница раздвоилась. Я выбрал правую сторону, откуда светил слабый луч. Шесть ступенек, поворот направо, еще восемь ступенек, и я очутился в коридоре. Преодолеть двадцать четыре ступеньки и не издать ни малейшего звука! Я мысленно благословил архитектора, который в качестве строительного материала для лестницы выбрал мрамор.
Свет был теперь заметно сильнее. Я последовал в его направлении и вскоре добрался до двери, которая оказалась приоткрыта примерно на дюйм. Вот что я смог разглядеть: часть шкафа, кусок ковра, кончик кровати и грязный сапог. Из комнаты, словно шум далекой фабрики, доносилось храпение. Я толкнул дверь и вошел.
Я пришел в замок, чтобы отыскать лорда Кирксайда, но каким бы он ни был оригиналом, ясно, что на кровать в сапогах, штанах и спортивной шапочке он бы не лег. Ружье, которое этот человек положил рядом с собой, я тоже никак не мог отнести к атрибутам сна старого лорда. Лицо было закрыто шапочкой до самого носа. На ночном столике лежал фонарик, а наполовину пустая бутылка виски довершала картину. Стакана просто не было. То немногое, что я увидел, заставило меня прийти к выводу, что речь идет об одном из тех приятелей, примитивные радости жизни которых еще не испорчены современной цивилизацией. Это был верный страж, который в суровую шотландскую ночь подготовился к тяжелому дежурству со всей ответственностью. Правда, вряд ли он своевременно пришел бы на смену, так как на земле не было такой силы, которая смогла бы его разбудить. Судя по его виду, без посторонней помощи он вряд ли проснется раньше полудня.
Правда, не исключалась возможность, что он себя сам разбудит, ибо первобытные звуки были так громки, что могли разбудить и мертвого. Мне показалось, что он относится к той категории людей, которые, просыпаясь, первым делом хватаются за бутылку. Поэтому я откупорил виски и опустил туда полдюжины таблеток, которыми снабдил меня аптекарь из Торбея. Потом я снова закрыл бутылку, взял себе его фонарик и ушел.
Следующая дверь привела в ванную комнату. Грязный умывальник, зеркало, забрызганное водой, две кисточки с засохшей пеной, стаканчик, крышка которого лежала рядом, на полу - два полотенца, которые, видимо, когда-то были белыми. Сама ванна оказалась абсолютно чистой. Судя по всему, именно здесь часовые освежались после сна.
Очередное помещение было таким же грязным и находилось в таком же беспорядке, как и спальня часового. Видимо, эта комната принадлежала человеку, которого я уложил спать прямо на землю.
Я пошел дальше - к комнате, которая располагалась в центре. Собственно, она должна была принадлежать лорду Кирксайду. Так и оказалось, только в комнате его не было. Чтобы понять это, достаточно было заглянуть в шкаф. Кровать лорда оставалась нетронутой.
Следующая комната - ванная лорда Кирксайда. Тут часовые бы смутились. Почти антисептическая чистота явно указывала на ее принадлежность аристократу. На стене висела аптечка. Я достал лейкопластырь и заклеил фонарик, чтобы он выпускал один тоненький луч. Остатки пластыря я сунул себе в карман.
Следующая дверь оказалась запертой, но замки - тех времен, когда строился сам Дюб-Скейр, - не стали для меня проблемой. Я вынул из кармана самую лучшую отмычку в мире - продолговатый кусочек твердого целлулоида, - просунул ее в щель на уровне задвижки и, оттянув дверь в сторону петель, начал двигать ее туда-сюда. Повторив процедуру два-три раза, я остановился и прислушался. Дело в том, что эти шумы могли разбудить часового. И уж тем более человека, находящегося в этой комнате. Но я не услышал шорохов ни изнутри, ни со стороны коридора.
Я немного приоткрыл дверь и затаил дыхание. В комнате горел свет. Поменяв карманный фонарик на пистолет, я опустился на колени, нагнулся и резко распахнул дверь. В следующий момент я уже стоял на ногах. Сьюзен Кирксайд, правда, не храпела, но тем не менее спала таким же глубоким сном, как и человек, которого я только что видел. Ее волосы были подобраны голубой шелковой лентой. Такие лица не часто увидишь на улице средь бела дня. Как сказал лорд, ей был двадцать один год, но сейчас можно было дать не больше семнадцати. Иллюстрированная газета, которую она читала перед сном, выскользнула из ее рук и валялась на полу. На ночном столике стоял стакан с водой и лежали снотворные таблетки, которые можно получить без рецепта. Видимо, не так-то легко найти забвение в замке Дюб-Скейр, и я не сомневался, что Сьюзен Кирксайд оно давалось труднее, чем другим.
С крючка, находящегося рядом с умывальником в углу комнаты, я снял полотенце и отер им основную грязь с лица, а потом немного привел в порядок волосы и проверил в зеркале, смогу ли я дружески и в то же время самоуверенно улыбнуться. Выглядел я в этот момент как человек, за которым гоняется полиция всего мира.
Мне понадобилось почти две минуты, чтобы разбудить ее. Для того, чтобы она пришла в себя окончательно, понадобилось еще какое-то время, и это обстоятельство, видимо, оказалось мне на руку: девушка не закричала. Все-таки у нее была возможность привыкнуть к факту, что в ее комнате среди ночи находится незнакомый мужчина. К тому же я изобразил дружелюбную улыбку - причем так при этом старался, что заломило скулы. Но я не был уверен, что это помогло.
- Кто вы? Кто? - Голос дрожал, а полусонные глаза раскрылись так, что, казалось, готовы были выскочить из орбит. - Не дотрагивайтесь до меня! Не вздумайте что-либо сделать… Иначе я закричу… Я позову на помощь…
- Я не собираюсь до вас дотрагиваться, Сью Кирксайд. Кроме того, сперва подумайте, помогут ли ваши крики. Советую не орать и быть послушной девочкой. Говорите шепотом. Думаю, что вести себя каким-либо другим образом неразумно. Вы согласны со мной?
Несколько секунд она смотрела на меня застывшим взглядом, губы ее шевелились, словно собирались что-то сказать, но постепенно страх стал проходить. Она внезапно села в постели и сказала:
- Вы - мистер Джонсон. Человек из вертолета.
- Вы должны быть немного повнимательнее, - ответил я с упреком. - В таком виде вас бы арестовали даже в "Фоли Бержер". - Свободная рука быстро схватила одеяло и натянула его до самого подбородка. Я тем временем продолжал: - Зовут меня Калверт, и я работаю на государство. Я ваш друг, в котором, как мне кажется, вы и ваш старик отец нуждаетесь, не так ли, Сьюзен?… Я имею в виду лорда Кирксайда…
- Что вы от меня хотите? - прошептала она. - Что вы вообще здесь делаете?
- Я нахожусь здесь, чтобы избавить вас от бед, - сказал я. - Кроме того, я пришел, чтобы получить приглашение на вашу свадьбу с достопочтенным Джоном Роллинсоном! Советую, если удастся, назначить бракосочетание на конец месяца. В это время я как раз буду в отпуске.
- Уходите! - Голос ее был тих и полон отчаяния. - Прошу вас, уходите быстрее, иначе вы все испортите. Если вы друг, то прошу вас - уходите! Уходите!
Она действительно этого хотела, судя по ее виду, больше всего на свете. Я сказал:
- У меня создается впечатление, что здесь всем основательно промыли мозги. Если вы верите в обещания этих людей, то тогда вам придется поверить и в существование Санта-Клауса. Они никогда не позволят вам исчезнуть; никогда не решатся вас отпустить. Они уничтожат все доказательства, благодаря которым можно было бы идентифицировать их личности. Такая судьба ожидает любого, чьи пути пересекутся с их.
- Они этого не сделают! Не верю! Я присутствовала при разговоре отца с Лаворским. Он торжественно заверил, что с нами ничего не случится, что в конце концов они бизнесмены и убийства не по их части. Я верю, что он отдавал отчет своим словам!
- Значит, Лаворский! - Так оно и должно было быть. - Говоря вам это, он, возможно, сам себе верил. Но он наверняка не сказал вам, что в течение последних трех дней они убили четверых и уже четыре раза покушались лично на меня.
- Вы лжете! Такое… Такое в наши дни не случается. Имейте же хоть немного сострадания и оставьте меня в покое!
- Так говорить может только дочь потомка старейшего шотландского рода, - ответил я сухо. - Нам никогда не договориться. Где ваш отец?
- Не знаю. Мистер Лаворский и капитан Имри - это тоже один из них - заехали за ним сегодня около одиннадцати вечера. Отец не сказал, куда уезжает. Он вообще ничего не сказал. - Девушка замолчала и опустила руки. Щеки ее покраснели. - Что вы имели в виду, сказав, что нам не договориться?
- Он не говорил, когда вернется?
- Что вы имели в виду?
- То, что вы еще слишком молоды и недостаточно проницательны. То, что вы не знаете, как подл этот мир, и поэтому готовы поверить всему, что пообещает прожженный негодяй. К тому же вы отказываетесь верить единственному человеку, который в состоянии всех вас спасти. Поэтому разрешите сказать, мисс Кирксайд, что вы глупая, упрямая девчонка. Если бы достопочтенный Роллинсон не должен был спрыгнуть со сковороды в огонь, то я бы сказал, что он еще хорошо отделался.
- Что вы имеете в виду? - Живому и подвижному лицу трудно придать безучастное выражение, но на сей раз ей это удалось.
- Если он умрет, то не сможет на вас жениться и тем самым не совершит роковой ошибки! - сказал я грубо. - А он умрет только по той причине, что Сью Кирксайд не захотела ничего предпринять! Потому что она оказалась слепа и не захотела взглянуть правде в глаза! - На меня нашло вдохновение - я опустил воротник и стянул шарф. - Как я вам нравлюсь? - спросил я.
Судя по всему, не слишком. Она побледнела. Я посмотрел в зеркало и должен признаться, что Филипп Калверт мне тоже не понравился. Калейдоскоп красок на моей шее был похож на радугу.
- Квин? - прошептала она.
- Вы знаете его? Знаете лично?
- Я знаю всех. По крайней мере, большинство. Повар однажды сказал, что Квин, будучи пьяным, похвастался, что когда-то работал в цирке, в группе силовых гимнастов. А потом как-то вечером повздорил с одним из своих партнеров. Речь шла о женщине. Он убил напарника. Да, все это так. - Она пыталась отвести взгляд. - Я думала… думала, все это сплетни.
- И вы до сих пор думаете, что они, как миссионеры, проповедуют христианское учение? - насмешливо спросил я. - Вы знаете Жака и Крамера?
Она кивнула.
- Мне пришлось их ликвидировать после того, как они убили моего друга. Сломали ему шею. А после этого попытались убить меня и моего босса. Я потом убрал еще одного. Если не ошибаюсь, его звали Генри. Ну как, теперь верите? Или по-прежнему считаете, что вся эта история - детская игра?
Моя обработка произвела на нее сильное впечатление. Лицо ее превратилось из бледного в серое, как пепел.
Она сказала:
- Кажется, мне придется сдаться.
- Позднее, - холодно произнес я, хотя больше всего мне хотелось ее обнять и тихо сказать: "Ладно, ладно, не ломайте свою хорошенькую головку и предоставьте все вашему старому другу Филиппу. Весь этот кошмар кончится до наступления следующей ночи". Мне очень хотелось сказать ей нечто подобное, но вместо этого я суровым тоном проговорил: - У нас нет времени заниматься пустяками. Ведь, в конце концов, это вы собираетесь выходить замуж или нет? Отец сказал, когда вернется?
Какое-то время она смотрела на умывальник в углу комнаты, видимо, решая сдаться или нет. Потом снова подняла глаза и прошептала:
- Вы не лучше других… Вы - страшный человек… Убийца!
Я встряхнул ее за плечи. Потом со злостью в голосе спросил:
- Он сказал, когда вернется?
- Нет. - Она посмотрела на меня совсем уж печально. Давненько женщины не смотрели на меня так. Я опустил руки.
- Вы хоть знаете, что здесь делают эти люди?
- Нет.
Я поверил. Ее старик, видимо, был в курсе, но ей, разумеется, ничего не сказал. Лорд Кирксайд был достаточно умен, чтобы понять, что непрошеные гости не уйдут просто так. Возможно, он со своей стороны тоже вел безнадежную игру, втайне надеясь, что они пощадят его дочь, если будут уверены, что она ни о чем не знает. Но в таком случае ему следовало обратиться к психиатру. Однако, сидя в его шкуре или, точнее, в этом дерьме, я бы, наверное, тоже хватался за любую соломинку.
- Одно ясно, - продолжал я. - Судя по всему, вы знаете, что ваш жених не умер. Как и ваш брат, как и все остальные. Их просто держат здесь, под замком. Я прав?
Она молча кивнула.
Мне хотелось, чтобы она не смотрела на меня такими глазами.
- Вы знаете, сколько всего человек?
- Десять… Нет, больше. Я знаю, что среди них есть дети. Три мальчика и девочка.
Так и должно было быть. Двое сыновей вахмистра Макдональда и мальчик с девочкой, которые находились на борту переоборудованного спасателя, вышедшего из Торбея. Я не поверил ни одному слову из того, что рассказала мне Сьюзен относительно гуманности Лаворского, но меня не удивил тот факт, что люди, находившиеся на исчезнувших судах и ставшие невольными свидетелями бесчеловечных поступков, были еще живы. Для этого имелись веские причины.
- А вы знаете, где их держат? Ведь в замке наверняка найдутся подходящие тайники и подвалы…
- Внизу действительно есть нечто подобное. За последние четыре месяца я даже близко не могла к ним подойти.
- В таком случае у вас имеется великолепный шанс. Одевайтесь и проводите меня туда.
- Вниз? - Она с ужасом посмотрела на меня. - Вы с ума сошли? Отец говорил, что там денно и нощно находятся по меньшей мере трое часовых. - Теперь, подумал я, их уже не трое, а двое, но, поскольку она была обо мне и без того плохого мнения, промолчал. - И, конечно, они вооружены! Нет, вы явно спятили! Я ни за что туда не пойду!
- Откровенно говоря, я и не думал, что вы согласитесь. Вы бросаете на произвол судьбы своего жениха, жалкая трусиха, достойная всяческого презрения. - Я чувствовал вкус этого самого презрения на губах. - Да, лорду Кирксайду можно только позавидовать! Счастливый отец! И жениху тоже!
Она не выдержала и ударила меня, и в этот момент я понял, что победил.
- Не надо этого делать: можете разбудить часовых. Лучше одевайтесь.
Я сел спиной к кровати и, пока она одевалась, рассматривал дверь и стены. Честно говоря, мне надоело говорить женщинам, насколько я ужасен.
Наконец она сказала:
- Я готова.
На ней была дневная "униформа": нечто вроде пиратской блузы и штаны, из которых она выросла лет в пятнадцать. Подготовка заняла секунд тридцать. Очень странно.
Глава 9
ЧЕТВЕРГ с четырех часов тридцати минут до рассвета
Держась за руки, мы спустились по лестнице. Я был убежден, что являюсь самым последним человеком из тех, с кем она согласилась бы пробыть в одиночестве на необитаемом острове, но тем не менее она, должно быть от страха, довольно крепко ко мне прижималась.
Спустившись, мы повернули направо. Через каждые несколько ярдов я ненадолго зажигал фонарик, что, собственно, было излишним, так как Сьюзен хорошо знала каждый дюйм нашего пути. Добравшись до конца холла, мы свернули налево, в сторону восточного флигеля, и, пройдя ярдов восемьдесят, остановились у двери.
- Кладовая, - прошептала она. - А за ней - кухня.
Я нагнулся и заглянул в замочную скважину. Совершенно темно. Мы вошли в кухню, и я осветил ее. Она была пуста.