* * *
Бродить дальше не имело смысла. Белесый растворился в чаще и найти его было невозможно. Чтобы прочесать такой лес, надо взвод, а то и роту. Усатый и дядя Паша, матерно ругая Белесого, лес и все на свете, вернулись к полю боя. Бородатый лежал, задрав голову, глядя в небо мертвыми глазами. Казалось, он, оскалившись, усмехался, и Усатого передернуло от этой потусторонней ухмылки.
- Фу-у, черт бы его взял. Накрой чем-нибудь этого кретина. А... черт с ним, - махнул он рукой, видя, что дядя Паша тоже не горит желанием возиться с трупом.
Не сговариваясь, зашагали к просеке, за которой находилась проселочная дорога. Пора было уносить ноги.
Они вышли из сумрачного леса, щурясь от ярких солнечных лучей. Казалось, ничто не изменилось, все было таким же, как и час назад. "Жучка" с выключенным двигателем, стояла там, где ей и положено было стоять, все как сидели, так и сидят на местах. Конопатый вроде бы подремывал, но это тоже в порядке вещей - а что ему еще делать?
- Руки за голову! Живо! Стоять на месте! - слова ударили, словно бич. Но подчиняться команде никто не собирался. Оба метнулись к машине, но тут же прогремел выстрел. Предупредительный.
- Сказал стоять! Следующая пуля ваша!
Усатый и дядя Паша уразумели, что игра проиграна и обхватили собственные затылки
- Оружие на землю! Живо!
Петров поднялся из своей засады, по очереди направляя пистолет то на одного, то на другого. Усатый бросил на землю пистолет, дядя Паша нож. Петрова это не очень убедило. Передав "Макарова" Пеночкину, он все же удостоверился, что больше ни у того, ни у другого ничего нет. Потом, ремнем от их же брюк связал обоих спина к спине, и уложил прямо в пыль.
- Вот так мы в Афгане "духов" вязали, - приговаривал, колдуя с ремнями. Подошел управляющий, не вытерпев сидения в спрятанной машине. Он все еще не пришел в себя, никак не веря в реальность происходящего.
Засада удалась, рыбка клюнула. Но до полной ясности было далеко.
- Давай их в машину, - велел Пеночкин Петрову. - Надо с ними потолковать.
Однако отвечать на вопросы никто из тех, кто перешел теперь в разряд пленников, отвечать не захотел. Но из показаний Тенгиза и Кости можно было заключить, что противниками задержанных были те, кто следил за "бугром" - Аликом. Но где они? Где сам Алик?
- Вам надо, вы и ищите, - презрительно процедил усатый.
Беглый осмотр пистолета говорил о том, что из него только что стреляли. Судя по количеству оставшихся в обойме патронов, не один раз. О том, насколько результативны были выстрелы, судить было трудно. Возможно, есть убитые или раненые. Надо прочесывать, лес, нужна подмога. Пеночкин пошел на рацию: доложить по начальству и запросить указаний. Петров беседовал с управляющим. Его интересовало, какова конфигурация лесного массива, в котором шла перестрелка и в какую сторону могли уйти ее участники, если остались живы.
- Если перестрелка произошла между этими, которых мы задержали и теми, которых видели идущими вслед за бригадиром ваших шабашников, то группы разошлись в противоположных направлениях, разумеется, если все обошлось без жертв. Куда можно выйти, двигаясь все время в том направлении?
Петров показал в сторону, противоположную той, откуда появились бандиты.
- Выйти можно на дорогу. Вполне приличная грейдерная дорога.
- Машины там ходят?
- Бывает. Сейчас, во время уборки, довольно часто.
- Стало быть, можно уехать на попутной?
- Вполне.
- А как отсюда на эту дорогу проехать?
- От этой дороги, на которой мы сейчас находимся, километров через пять есть сверток, ответвление. Вот оно и выводит на ту дорогу.
К моменту, когда Пеночкин завершил переговоры, у Петрова уже созрел план. Поскольку подмога прибудет не скоро, а сложа руки сидеть не резон, он решил проехать на шоссе - возможный путь для другой вооруженной группы. Может быть, удастся заметить, куда направляются предполагаемые противники пойманных бандитов, а при благоприятных условиях и задержать.
- А на чем поедешь? - поинтересовался Пеночкин. Ни разрешать, ни запрещать лейтенанту что-либо предпринимать он не мог, хотя как старший по званию мог порекомендовать воздержаться от неправильных действий. Но в данном случае предложение Петрова было разумным: время упускать нельзя.
- На этой машине поеду. - Петров кивнул головой в сторону синих "Жигулей".
- Рискованно. Особенно одному. И дать в подмогу некого. Разве что водителя нашего.
- Не пойдет. Он в форме, сразу весь камуфляж испортит. Да ничего. В разведке я служил. В Афгане кое-чему научился. Там дела поинтереснее крутили, но шкура, как видите, цела.
- Что ж, давай. Только все-таки про осторожность не забывай.
* * *
На шоссе, куда попал Петров после того как преодолел соединяющий две дороги отрезок, было пустынно. Он остановил машину, вышел. Тихо. Спокойно. Пели, непуганные птицы. "Как на кладбище... Удивительная благодать" - усмехнулся лейтенант. Пожалуй, прокатился он напрасно. Никого здесь нет и, возможно, не должно и быть. Если и есть, кто живой, то мог выйти совсем в другой стороне.
Уезжать однако Петров не торопился. Встречу на определенное время никто не назначал, стало быть, надо и покараулить немного. Кто знает...
Взметнувшаяся над кустами у дороги стайка птиц от внимания Петрова не ускользнула. Интуиция, чувство разведчика, опыт подсказывали: надо быть начеку. Он замер, рука сама легла на ребристую рукоятку пистолета. Через кусты явно продирался кто-то. Минутой позже этот кто-то материализовался в образе молодого человека со светлыми волосами, голого по пояс и с рюкзаком на плече. В правой руке был зажат посошок, которым путник раздвигал высокую траву и кустарник, на левую была накручена майка. Одна из деталей описания, которую сообщили вызволенные Петровым из плена, цепко засела в голове Петрова: светлый, белесый. "Значит, все сходится. Игра продолжается".
На всякий случай он откинул капот двигателя, делая вид, что устраняет какую-то неисправность, в то же время зорко наблюдая за действиями молодого человека. А тот без колебаний направился прямо к машине. Вид его опасений не вызывал, посошок свой он отбросил, оружие если и было, то разве что в рюкзаке.
Когда их разделяло всего несколько метров, белесый, приветливо улыбнувшись, заговорил:
- Что, авария? До города не подбросите? Заплачу...
А глаза бегали, схватывая детали, оценивающе.
"Выясняет, один ли я", - мелькнула у Петрова догадка.
- Отчего же не подвезти, если по пути...
Петров захлопнул капот и выпрямился. Но договорить он не успел. Майка на руке незнакомца вдруг взметнулась к поясу, и Петров ощутил страшный удар-толчок в солнечное сплетение. Мысль зафиксировала природу толчка прежде, чем в уши толкнулся хлопок выстрела.
"Вот так... Там я не дал бы выстрелить первым..."
Он упал на капот не столько от пули, пронзившей его, сколько от автоматической привычки: будучи раненым, не ждать следующей пули. А для слабеющей руки твердая опора пригодилась для ответных выстрелов: "Макаров" почти вырывался из пальцев, когда гашетка была нажата трижды. Нет, не мог лейтенант позволить подонку завладеть оружием и машиной. Поэтому бил наверняка: промахнуться он не имел сейчас права. Ему хватило бы и одной пули для мишени, находящейся даже в пять раз дальше, но сейчас он слишком хорошо знал, что сознание может покинуть его прежде, чем он сумеет прицелиться. Несколько пуль - для полной гарантии, что бандит не уйдет...
Отчетливо увидев, как белесый каждый раз дергался от нового попадания, а потом рухнул, Петров стал сползать на землю. Живот жгло, как раскаленным утюгом. Сознание все еще оставалось ясным, но перед глазами уже плыла какая-то розовая муть. Эх, лейтенант, дырявили тебя уже под Джелалабадом. И пулей, и осколком на войне дырявили, а тут, на родине, под зелеными березками... Терпи, лейтенант, терпи. Он попытался принять такое положение, при котором кровь текла бы меньше, зажал рану рукой, но все равно чувствовал, как под ладонью горячими толчками пульсировало. Он теряет кровь все больше и больше. Но подняться до сиденья машины уже не было сил. А вокруг - никого, только лес. И не было ребят, которые вынесут из-под огня, перевяжут, дадут воды. А так хотелось пить... Он закрыл глаза и перед его внутренним взором поплыли горы, белые вершины вдали, выжженные солнцем подножья. "Подонок, - скрипнул он зубами. - Ах, подонок". Но большой ненависти, как ни странно, он не испытывал. Может, от сознания, что тот тоже лежит, истекающий кровью. Впрочем, тот вряд ли о чем-то думает.
Ему показалось, что закуковала кукушка. А, может, и не показалось. "Странно, откуда тут в горах кукушка? Интересно, сколько она мне посулит лет? Да, а какие горы? Ведь я в России. Надо взять себя в руки. Но дух все равно не ушел. Дух... Какой он, к черту, дух... Подонок, мразь..." Прежде чем потерять сознание, он засунул пистолет поглубже под себя.
* * *
Пеночкин безучастно взирал на кутерьму, которая поднялась по прибытии оперативной группы. Привезли собаку, прибыл врач и крепкие парни из группы захвата. В зарешеченную машину втолкнули задержанных и она тотчас умчалась. Собака взяла след тех, которые вышли из леса, а начальник оперотдела тихо спросил: "Где Петров?"
Вопрос больно резанул Пеночкина. Морщась, словно от боли, он стал объяснять. Майор выслушал все молча, так же молча пошел к своей машине. "Можно, я тоже поеду?" Майор кивнул. Управляющий, который забросил все свои дела, был еще тут же, все понял. Он тоже попросил позволения поехать, чтобы указать дорогу. Предложение было разумным, от него не отказались.
В машине управляющий пытался что-то говорить, но откликались на его разговоры неохотно. Всех охватило мрачное предчувствие. Почему он не вернулся? Имея колеса, он приехал бы уже сто раз...
...То, что они увидели, заставило сжаться сердце даже у них, видавших виды. Белесый лежал в луже крови. Было понятно, что врач тут уже не нужен. А вот Петров... Петров был еще жив. Он даже говорил что-то. Пеночкин и майор, нагнувшись, расслышали:
- Левша... Как я не догадался сразу, что он левша... Он стрелял с левой... Осторожней с ним...
С "ним" уже никто больше осторожничать не станет. Даже при вскрытии. Но лейтенанту этого сейчас не объяснить. Он уже говорил не про левшу, а про горы, про зной и просил пить.
Майор сидел у рации.
- Вышлите вертолет с врачом! Вертолет с врачом, а лучше с реанимационной бригадой! Что?
Майор выругался, грубо, жестко, скрипнув зубами: "Что генерал, при чем тут генерал?"
* * *
Дождавшись, что стрелки часов сомкнулись на двенадцати, Бельтиков постучал в дверь кабинета. Услышав "войдите", открыл дверь.
Человек, сидевший за столом небольшого кабинета, показался Бельтикову знакомым. И точно, тот поднялся навстречу, протянул руку, приветливо улыбнулся.
- Здравствуйте, товарищ Бельтиков! Не узнаете?
Бельтиков силился вспомнить. Пеночкин пришел ему на помощь.
- Помните, я приходил к вам в редакцию? Приглашали меня прочитать нечто вроде лекции по правовым вопросам. С вами мы тогда еще разговорились, и вы мне предлагали выступить в газете, рассказать о каком-нибудь деле поинтересней...
Бельтиков вспомнил: да, был такой разговор. Выходит, не за тем пригласил его этот симпатичный следователь, чтобы допрашивать о краже? Он приободрился и уже хотел было сказать, что в редакции сейчас не работает, но Пеночкин продолжал:
- Дело как раз есть, и весьма любопытное, но я вас пригласил, чтобы выяснить одну деталь. Вы, как нам стало известно, работали нынче в совхозе. Приобщились, так сказать, к осуществлению продовольственной программы непосредственно, путем приложения физических сил. Как и почему - это дело, понятно, сугубо ваше личное. Но есть один момент, который требует объяснения, а объяснить его нам пока никто не может. Вот, может, вы поможете...
Пеночкин вытянул ящик стола, достал оттуда журнал "Огонек". Нет, разумеется, это был не журнал. Что это было, Бельтиков понял сразу. Сколь ни мимолетно было его знакомство с этой подшивочкой сброшюрованных журнальных листочков, он ее узнал. И по изменившемуся лицу Бельтикова понял это и Пеночкин.
- Похоже, что вам это знакомо? - следователь положил ладонь на журнальную обложку.
Бельтиков не ответил. Он просто не знал, что говорить.
- Можно посмотреть? - наконец выдавил он хрипло.
- Пожалуйста. А я вам поясню, почему мы проявляем интерес к этому выбранному из журналов детективу. По свидетельству одного из членов вашей бригады, а именно Тенгиза Мухамедьянова, он взял эту самодельную книжицу на полке в бывшей столовой, где вы жили во время работы в совхозе. Кто ее туда положил - он не знает. Не ответили на этот вопрос и остальные ваши собригадники. Сказали - "нет не знаем". Управляющий заверил, что до вашего появления никто положить не мог.
Бельтикова бросило в жар. Уже не думая о последствиях, он выпалил, словно бросившись в ледяную воду:
- Я положил.
Пеночкин впился в него глазами.
- Это становится интересным, - пробормотал он. И спросил. - Вы положили. А где вы ее взяли?
Бельтиков вздохнул. И заговорил заметно севшим голосом:
- Я бы тоже как и все мог ответить: "не знаю". Но... Не могу...
И Бельтиков рассказал о краже сумок, рюкзака, всех вещей, ничего не утаивая. Сказал и о том, что Тенгиз к этому всему непричастен и о происхождении журналов действительно ничего не знает.
- А что я должен был сделать? Идти заявлять на людей, с которыми собрался вместе работать? Не мог я этого. Ну, а теперь все равно... - устало закончил он.
- Да-а, совесть, совесть... - неопределенно протянул Пеночкин. - А вы знаете, что бригадиру вашему все это стоило жизни.
- Как? - вырвалось у Бельтикова.
- Что вы решили сделать с сумкой, когда поняли, что в ней наркотики?
- Алик сказал, что утопит ее.
- И вы поверили?
- Конечно. Мы приехали с намерением работать и хорошо подзаработать. Наркоманов среди нас не было, о том, чтобы продать, и слова не было...
- Значит было. Бригадир не утопил сумку. Он спрятал ее в лесу, а сам стал искать в городе покупателя. Вот эти-то покупатели его и выследили. Выследили и убили там же в лесу, неподалеку от мест, в которых вы работали. И вы ничего об этом не слышали?
Бельтиков был ошеломлен.
- Меня не было в городе, - выговорил он с трудом. - И ни с кем из бригады я не общался по приезде.
- Стало быть, старик и тот второй, знали о происхождении журнала? А мне солгали, не желая говорить о краже.
- Старик про эти журналы мог ничего и не знать. Он спал, когда вскрывали сумку, а я их прибрал, намереваясь почитать на досуге. Однако досуга не было, и я о журналах этих забыл. А Тенгиз, видимо, на них наткнулся...
- Что и ему едва не стоило жизни. Спасла счастливая случайность. А вот офицера нашего спасти не удалось... Молодой, подающий надежды. В Афганистане уцелел, а тут... И все из-за этой сумки.
Наступила продолжительная пауза. Каждый думал о своем.
- Что ж, - наконец прервал молчание Пеночкин, - доля вашей вины в этой истории, конечно, есть. Не мне решать, какова она. Вам, несомненно, зачтется добровольное признание. Вы действительно могли сказать "не знаю" и мне бы ничего не оставалось делать, как поверить. А тут раскрылись, совершенно неожиданно, еще несколько преступлений, краж, на которые у меня лежат заявления и которые я, честно говоря, уже отложил в сторону нераскрытых. И это благодаря вам. Сейчас я могу "обрадовать" своих заявителей. А ущерб, вероятнее всего, заставят возместить. Вас. Нет, не лично вас, а всех по мере вины. Старику придется с большей частью заработанного распроститься, если он, конечно, не пропил все.
- Он пьет, в основном, одеколон. А на одеколоне пропить такую сумму трудно. На стеклоочистителе - тем более...
- Ну, что ж, тем лучше. При нынешней тенденции как можно меньше наказывать лишением свободы, при полном возмещении ущерба все может ограничиться условным наказанием.
Пеночкину явно не хотелось становиться на официальную ногу с журналистом, хотя и оказавшимся в таком положении. Надо бы составить протокол допроса, но он заговорил, как бы рассуждая про себя.
- Вот смотрите, что получается. Четыре трупа мы имеем в этом деле. Это кроме нашего работника, погибшего, так сказать, на посту. Еще трое арестованы. В сумке, которую украл ваш старик, кроме наркотиков оказались важные сведения, которые помогли нам выйти на организаторов ограбления аптеки. Не зря за ней охотились, не зря убивали друг друга. Арест преступников помог предотвратить еще одно готовящееся преступление. Понимаете, хотели шантажировать девушку и заставить ее принять участие в ограблении. В предыдущем случае им такое удалось...
Это все, что мы имеем в своем, так сказать, активе. Я имею в виду раскрытые преступления. Но ведь это самая верхушка айсберга! Каковы его размеры - даже предположить трудно. Арестованные признают лишь то, что удается доказать. Да и то не всегда. Кто стоит за ними - нам неизвестно. Те двое, которые были убиты, выслеживали вашего бригадира по чьему-то заданию. Они уже никогда не скажут, кто им велел это делать. Сцепились с теми, кто тоже охотился за сумкой, случайно. На кого они работали? Установили, что один - бывший врач "скорой помощи", в настоящее время - не у дел. Чем занимался и на что жил - неизвестно. Второй - студент. Жил с вполне обеспеченными родителями. Об этой его деятельности, понятно, никто из родни и не подозревал. Как, впрочем, и у первого.
Человека, пославшего сумку с наркотиками в другой город через подставного лица, тоже убили. Убили за то, что много знал и раскрыл адреса перекупщиков наркотиков. А потом, когда сумку украли, рассказал об этом, боясь провала. Надеялся этим заслужить прощение. Но разве в этом мире прощают?
Да-а... Старик ваш, наверное, близко бы к этой сумке не подошел, знай, какой это смертельно опасный груз. Пять жизней... Впрочем, она, и доставленная по назначению, все равно бы убивала. Но другим путем, и не тех. Но ваш бригадир и наш лейтенант были бы живы. Впрочем, лейтенанта можно было еще спасти. Если бы не один, извините, дурак-перестраховщик из управления, который не решился выслать вертолет без согласования с генералом. Не захотел брать под свою ответственность. А была дорога каждая секунда. Умер на операционном столе. Слишком поздно он на него попал...
Словом, материала тут не то, что для статьи, для целой повести хватит. Только вот конец этой повести пока не просматривается... И трудно сказать, как скоро мы сумеем его приблизить.