- У нас сюрприз, - сказал Потапов и посмотрел на Дыбенко.
- Руководствовал во всех водочных делишках убиенный Никитин, царствие ему небесное.
- Не может быть, - сказал Дыбенко.
- Может или не может, а есть.
Потапов достал из синенькой папки бумаги.
- И об этом здесь все очень точно прописано.
- Ну-ка? - недоверчиво сказал Дыбенко.
- Ради бога, - великодушно произнес Потапов и протянул Дыбенко бумаги.
Это известие в равной степени и ошеломило, и обрадовало меня. Теперь, по крайней мере, прояснились возможные причины преступления. И всплыло новое лицо, причастное к этому убийству. Притом уже не в качестве свидетеля, а в качестве предполагаемого участника. Это был Куприянов.
Глава IX
На следующий день, получив санкцию на обыск у Никитиной, я направил туда Дыбенко. Что я только не передумал за то время, пока проходил обыск!
Когда Дыбенко вернулся, моя фантазия разыгралась уже до предела. Я приписал Никитину столько грехов, что их хватило бы на десятерых.
- Мы ничего не нашли, - сказал Дыбенко. - Пусто. Больше того, у меня такое впечатление, что Никитин и зарплату домой приносил не полностью. Есть кое-какие сбережения. Сберкнижка на имя жены. Взносы делались раз в месяц по маленькой, очень маленькой сумме. Что-нибудь рублей пятнадцать-двадцать, не больше.
- Во дворе, в сарае смотрели?
- Да. Ничего. Пусто.
- А как Никитина?
- Плохо. Для нее это…
- Ясно. Что вы ей сказали?
- Сказали, что так нужно для следствия. По-моему, не очень-то она поверила. Конечно, все это не совсем красиво. У нее ведь горе как-никак.
- Выходит, что или он так спрятал деньги, что вы не нашли, или…
- Или не брал? - усмехнулся Дыбенко.
- Или не брал.
- Идейный жулик, - сказал Дыбенко. - Это новость. Работал за идею, жил на зарплату.
- А может, и не за идею, - сказал я. - В общем, теперь нужно брать постановление на обыск у Куприянова. И давайте вместе подумаем. Предположим, что убил Куприянов. Нет-нет, - предупредил я жест Дыбенко, - только предположим. Причины пока не будем выяснять, они потом раскроются.
Итак, представим себе, что Куприянов решился на убийство. Допустим, что другого выхода у него не было. Естественно, он подготавливает преступление так, чтобы против него не было никаких улик, тем более если есть время на подготовку. Судя по всему, Никитин убит его собственной пулей, а похитить у него эту пулю могли только на охоте, если, конечно, исключить те пули, которые купили мальчишки для грузил. Но у пацанов такой товар в кармане не залеживается. Они впрок не покупают. Сейчас купил и сейчас же сделал то, для чего купил. Отсюда вывод, что преступление готовилось за полмесяца, следовательно, у Куприянова было время спокойно подготовиться.
- Ну и что? - спросил Дыбенко. - Даже если предположить, что он готовился полгода, а не полмесяца, все равно для нас мало что меняется. И так с самого начала было видно, что убили не сгоряча, раз даже отпечатков на ружье мы не обнаружили. Готовились к этому делу будь здоров как. Только нам от этого не легче, а скорее наоборот.
- Не совсем так, пожалуй… Слушай дальше. Прежде всего Куприянов должен был позаботиться об алиби, потом об отпечатках и прочих уликах, потом о нас, то есть составить полный набор улик против Егора Власова. Это еще раз говорит о том, что все очень тщательно и задолго готовилось. Он знал, что мы не успокоимся, не закроем дела, пока не найдем убийцу, поэтому ему показалось мало одного алиби, и вот он подготовил нам готовую кандидатуру. Но тут он действительно мог опасаться, что мы даже ружье у Егора проверять не будем. Оно, по-моему, у него не зарегистрировано. Значит, он должен был нас как-то подтолкнуть, подсказать, мол, а Егора-то вы забыли. Ну-ка проверьте его повнимательнее. Кто нам указал на Власова?
- Афонин, - сказал Дыбенко, - в том-то и дело, что указал нам Афонин.
- Вот именно, в том-то и дело. Куприянову было выгодно сделать это чужими руками. Кстати, ты помнишь показания старика?
Я достал протокол.
- Вот смотри, что Афонин говорит. Первым заметил Куприянов и сказал об этом ему.
- А не кажется тебе, что это уж чересчур, - улыбнулся Дыбенко. - Допустим, Куприянов все подготовил, это еще можно, но как он мог сделать так, что Егор именно в это время входил в дом?
- А он не входил.
- А что же он делал?
- Спал…
- Кто же тогда входил? Тогда выходит, что был еще один соучастник?
- Может быть, и еще один. А может, и никто вообще не входил…
- Как так?
- А так. Читай, что Афонин говорит. Видишь, ему Куприянов сообщает об этом как будто вскользь, между делом, заостряя внимание не на том, что Егор входит в дом, а на том, что, вот, дескать, где-то его черти таскают. Непохоже на него. У старика, естественно, не было оснований сомневаться в правдивости его слов, он тут же оглядывается, и ему кажется, что он видит, как закрывается и хлопает скрипучая дверь. Куприянов был уверен, что как только мы найдем гильзу и проверим ружье, так про дверь забудем, поэтому и оставил это место в своей подготовке уязвимым. В общем, дверь-то, думал он, - это не улика, и поэтому надеялся на авось. Так оно и случилось бы, если б это было не единственным свидетельским показанием в этом деле. И еще одну ошибку он допустил, но это из-за отсутствия профессиональных навыков. Со временем он просчитался, а именно это и дало нам доказательства невиновности Егора.
Кстати, насчет двери. Она у Егора не стучит и не скрипит. Он ее содержит в порядке, чтобы от племянницы бегать незаметно. Я на другой день сам проверял. Совершенно бесшумная дверь.
- А почему молчал?
- Не до этого было, - ответил я и усмехнулся. - Берег для случая. До лучших времен.
- Что ж, ты его сразу подозревал, я имею в виду Куприянова? - удивился Дыбенко.
- Я всех подозревал, пока не убедился в их невиновности. А Куприянов до сих пор не убедил меня в этом, а ведь старался. Помнишь, как он подробно расписывал свое алиби? Ведь тогда его об этом никто и не спрашивал.
- Ну хорошо, а как он мог все успеть? - спросил Дыбенко. - Ведь ему нужно было зайти к Егору, взять ружье, обежать по Зеленой и встретить Никитина. А потом вернуться, повесить ружье на место и появиться в клубе. Ведь он же смотрел кино и вышел со всеми.
- Что же, - спокойно ответил я, - вопрос серьезный. Дело в том, что он вышел немного раньше…
- Откуда это известно?
- Я выяснил у контролерши. Незадолго до конца сеанса, минут за десять, за пятнадцать, сказала она, кто-то вышел. Мужчина, кто именно, она не заметила, потому что сама сидела в зале. Картина шла первый день, и она, усадив народ на места, осталась посмотреть.
- А это ты когда выяснил?
- После первой встречи с ним.
- И ты, наверное, думаешь, что поступил нормально по отношению ко мне? - обиженно спросил Дыбенко. - Почему ты мне раньше не рассказал?
- А если б я был не прав?
- Ну и что? Все равно мог бы поделиться. Вдвоем-то легче.
- Вдвоем легче работать, когда есть факты. А когда одни догадки и предположения, то все по-другому… Вдвоем можно так увлечься какой-то идеей, что невинного человека усадить на скамью подсудимых.
Дыбенко замолчал, прошелся по кабинету.
- Ну а пуля?
- Пуля тем более ложится на эту версию. Куприянов выкрал ее во время поездки на охоту. Я думаю еще раз послать гильзу на экспертизу. На ней должны быть следы машинного масла и бензина. Наши эксперты, наверное, не обратили на это внимания. Приняли за производственные остатки. Нужен очень тонкий анализ.
Вот почему, дорогой мой Дыбенко, я не хочу пока настаивать на аресте Куприянова. К тому же я не хочу ему давать возможность отсидеть за хищение и укрыться этим самым от обвинения в убийстве. То, что он воровал, это ясно. И никуда он не денется. У нас есть свидетельские показания завмагов, а вот то, что он убил, доказать будет сложнее. Тем более если мы его арестуем и тем самым заставим мобилизоваться, приготовиться к активной защите.
Глава X
Я позвонил на завод и вызвал к себе Куприянова.
Через несколько минут его машина затормозила под окнами отделения милиции.
- Здравствуйте, - сказал Куприянов вежливо и остановился у порога кабинета.
- Здравствуйте, Николай Васильевич. Побеспокоил я вас. Проходите, присаживайтесь, что же вы стоите? Есть интересная новость. Вообще-то нельзя никому рассказывать, но вы же не посторонний человек. И я надеюсь, что вы меня не подведете. Строго между нами.
- Конечно, - заверил меня он. - А в чем дело?
- Власов наконец признался, - сказал я, доверительно склонившись к нему через стол.
- В чем признался? - переспросил он.
- Как в чем? В убийстве, - сказал я, удивляясь его непонятливости.
Некоторое время он молчал, потом отрицательно покачал головой.
- Этого не может быть, - произнес он раздельно и отчетливо.
Мне показалось, что голос у него дрогнул, мне даже почудился вздох облегчения.
- Этого не может быть, - повторил Куприянов, - произошла какая-то ошибка. Не мог Егор убить. - Теперь его голос звучал свободно, как-то раскованно.
- Какая может быть ошибка, - обиженно сказал я, - как-то нехорошо вы говорите, Николай Васильевич. Вот у нас есть протоколы с его подписью. - Я похлопал по стопке бумаг у себя на столе, где никаких протоколов не было.
- Как же это так? - Куприянов недоуменно развел руками. - Знал его всю жизнь. Никогда бы не подумал… Вы меня совсем огорошили. Как же он его?
- Да очень просто: подстерег около дома и выстрелил из ружья.
- Невероятно…
- А вы еще своей головой ручались…
- Да кто же знал?
- А я вас по делу вызвал, - сказал я.
- Всегда готов, - оживленно ответил Куприянов, - что за дело?
- Собственно говоря, дела целых два. Начнем по порядку. Первое. Мы с вами в прошлый раз разговаривали, так сказать, неофициально. Протокола ваших показаний у нас нет. Конечно, вы очень помогли следствию, но нужно соблюсти все формальности. Повторите, пожалуйста, как вы видели Власова в день убийства.
- Я приехал в клуб на машине и оставил ее сзади у черного хода, - начал рассказывать он.
Я автоматически записывал его слова и думал о том, что его опять никто не просил рассказывать все с самого начала. Я его спросил только о Власове. Он мне слово в слово повторил историю со свечой. Но перебивать его я не стал.
- …Я и гляжу, он поднимается на крыльцо, - рассказывал Куприянов, - ну и сказал об этом Афонину. Мы с ним вместе шли в Овражный.
- Вы не могли ошибиться? - спросил я и внимательно посмотрел на него.
- Нет, - не задумываясь, ответил Куприянов, - это был он, я же видел, как он хромал по лестнице. А так, конечно, разве впотьмах разглядишь? Я тогда и не знал, что он после такого дела идет. Я бы сразу к вам пришел, а то еще защищал его… Бывает же… Голову прозакладывал. - Он невесело усмехнулся.
- Вот здесь подпишите, - сказал я, протягивая ему протокол.
Он внимательно прочитал и подписался. Вычертил свою фамилию полностью, аккуратным почерком.
- А второе дело к вам как к члену месткома. Вы не можете вспомнить, кто ездил на открытие охоты к озеру? На какой машине?
- Да я же их и отвозил, - сказал Куприянов. - А охотников всех, конечно, не припомню сейчас. Но можно у них же и спросить. Покойный Владимир Павлович ездил с нами, Агеев, Исаков Игорь Алексеевич - главный инженер завода, еще кто-то… Если очень нужно, я могу порасспросить и список сделать.
- Пожалуйста, Николай Васильевич, очень нужно.
- А для чего? Тоже по этому делу? - осторожно спросил Куприянов.
Я ожидал этот вопрос, я его очень ожидал.
- Да нет, это совсем по другому поводу. Там что-то с лицензиями напутали; из охотничьего общества просили разобраться. У нас ведь не одно это дело. Скучать не приходится. - Я поднялся и протянул Куприянову руку. - Теперь все. Спасибо за помощь, не буду вас больше задерживать. До свидания.
Я сходил в дежурку, привел Славу Дыбенко к себе в кабинет и усадил за свой стол. Дыбенко взглянул на показания Куприянова.
- Это только что ты написал?
- Да. Прочти внимательно.
- Ты смотри, - сказал Дыбенко немного погодя, - все-таки он видел Власова. Даже разглядел, что он хромает по ступенькам.
- Он, брат, все разглядел, - сказал я и затянулся сигаретой. - Крыльцо-то выходит в переулок, и, чтобы увидеть человека на нем, нужно находиться как раз посередине переулка. Афонин оглянулся, как он мне сам показал, уже почти пройдя переулок. А ширина его, сам знаешь, метров двенадцать. Вот и получается, что, пока они быстрым шагом прошли эти шесть метров, Егор успел взойти на крыльцо, отпереть дверь, да черт с ней, с дверью, предположим, что она уже была отперта, и войти в дом. Да он дверную ручку спьяну ищет полминуты. И к тому же никогда не оставляет дом незапертым. А знаешь, как он быстро от Егора отрекся? Говорит, знал бы, откуда идет, сразу к вам явился. Он даже не спросил, за что убит Никитин. Как говорится, слона-то я и не приметил.. Самое главное не спросил. То, что должно в первую очередь интересовать нормального человека. Зато как он насторожился, когда я заговорил об охоте! Ты бы видел, даже побледнел.
Тем же вечером мы проверили Афонина. Я, беседуя с ним о Никитине, провел его по Первомайской мимо Керосинного переулка. Дыбенко в это время поднялся на крыльцо Власова и вошел в дом, хлопнув дверью. Афонин и ухом не повел, да и мне-то было не очень слышно. Когда мы прошли некоторое расстояние, я спросил у него:
- Вы сейчас что-нибудь слышали?
- Да вроде бы ничего особенного, - сказал Афонин и пожал плечами. - А что было-то?
Глава XI
Мы совершенно не знали, что делать с Егором Власовым. Он стоял на своем. На допросы я его больше не вызывал. Каждый день заходил к нему в камеру. Егор отмалчивался. Был непривычно трезв и угрюм. Только однажды спросил о племяннице. Не произошло ли с ней чего. Я успокоил его и в тот же день разрешил ей навестить Егорыча. Он заплакал, когда она вошла в камеру.
Куприянова мы с тех пор ни разу не вызывали. Он сам забеспокоился и позвонил мне. Сообщил, что составил список охотников. Я поблагодарил его и сказал, что все уже обошлось. Он поинтересовался, когда суд и вызовут ли его как свидетеля.
- А как же, - ответил я.
- Жалко, - сказал он, - а я уж в отпуск собрался. Путевку мне дали на Черное море.
- Ничего не поделаешь, - сказал я, - это не от меня зависит. Я бы с доброй душой.
Я съездил к озеру, где последний раз в жизни охотился Никитин. В стволе, как я ожидал, было всего три пули и след от четвертой, которую Никитин вынул из дерева. Агеев указал мне место, с какого стрелял Никитин. Расстояние было метров пятнадцать. Промахнуться трудно.
Потом мы долго ползали на четвереньках и искали стреляные гильзы. Нашли четыре штуки. Они были точно такими, как и та, найденная в колодце. Мы собрали их. Как только вернулся в город, я послал все пять гильз с нарочным в областное управление для более тщательной экспертизы в кабинетных условиях. Результаты оправдали мои надежды. На той самой гильзе были обнаружены следы бензина и машинного масла. На других, разбухших от росы и дождя, ничего, кроме птичьего помета, обнаружить не удалось. Эксперты еще раз подтвердили, что эти гильзы, все пять, из одной партии.
Стало ясно, что Куприянов украл патрон с пулей в ту поездку на озеро. И все-таки против него не было ни одной прямой улики.
Я стал внимательно изучать биографию самого Никитина. Сначала по личному делу, изъятому из отдела кадров завода. Долго вчитывался в его автобиографию. Но ничего заслуживающего особого внимания я из этих бумаг не почерпнул. Только общие факты, даты. Родился он в нашем городе в тысяча девятьсот двадцать первом году. Закончил школу. Поступил в Московский пищевой институт. С третьего курса пошел на войну. Призывался в нашем городе, как раз только что приехал на каникулы. Воевал до последнего дня. Закончил войну в Берлине. Вернулся в институт. После диплома некоторое время работал в Москве, сразу продвинулся по службе, был переведен в областной город, потом по личной просьбе сюда. Словом, ничего особенного. Только одно меня немного насторожило. Почему он так стремился в наш маленький городок? Что это? Тяга к родным местам? Почему он бросил хорошую должность в областном центре и приехал сюда? Почему он и в дальнейшем наотрез отказался от повышения? Ответить на все эти вопросы могла только Никитина. Я направился к ней.
Она открыла дверь и молча пропустила меня вперед, в комнату.
- Незваный гость хуже татарина, - с напускной веселостью сказал я. - Опять к вам. Наверное, уже надоел, но ничего не поделаешь, служба…
Она промолчала. Я остановился в дверях. Никитина подошла к столу и взяла в руки кусок материи. Видимо, она занималась шитьем, и мой приход помешал ей. Некоторое время мы оба молчали. Я стоял у дверей облокотившись о стену. Она шила, искоса поглядывая на меня с нескрываемым раздражением. Я первый нарушил это неприятное молчание. Не двигаясь с места, я сказал:
- Не все в нашей работе, Настасья Николаевна, можно сделать, не запачкав рук. Не все получается тактично, тонко, чутко. Собственно говоря, сама работа такая. И дело мы имеем с людьми, которым совершенно наплевать на такт, совесть, честь и даже на уголовный кодекс. С ними нельзя работать в белых перчатках, обходиться полумерами - это логика борьбы. Я понимаю, что говорю прописные истины, и я понимаю, что они не всегда верны. Я не оправдываюсь. Я хочу, чтобы вам было ясно: мы ищем преступника, убившего вашего мужа. Преступник должен быть найден.
- Проходите же, - сказала она, не отрываясь от шитья. - Что вы застряли в дверях? Садитесь.
Я сел напротив нее.
- Ну что вам теперь нужно? - спросила она.
- Я и не знаю, как вам сказать.
- Скажите как есть.
- Мне нужно кое-что выяснить о жизни Владимира Павловича.
Она горестно вздохнула и отложила шитье.
- Ну что с вами делать? Пойдемте на кухню пить кофе.
Выпили по чашке кофе, поговорили на посторонние темы. Никитина решительно прервала нашу светскую беседу:
- Что вы все вокруг да около? Давайте задавайте свои вопросы.
- Скажите, Настасья Николаевна, - сказал я, осмелев, - Владимир Павлович вам никогда не говорил, почему он переехал в наш город из областного центра с хорошей, перспективной должности?
- Разговор такой у нас был, - произнесла она задумчиво. - Еще давно, как только мы поженились. Я была молодая, и, помню, мне тогда страшно хотелось уехать из этого города. Мне казалось, что я пропаду здесь от тоски. Знаете, в молодости всегда так думаешь. И все время я его упрекала за то, что он перебрался сюда. А когда я узнала, что сделал он это по своей доброй воле с большим трудом, его не хотели отпускать с прежней работы, то можете себе представить: разозлилась ужасно. Стала требовать, чтобы он перевелся обратно. Спрашивала, почему так поступил. Он отшучивался. Так ничего толком и не объяснил. Говорил что-то о родине, родном доме и все такое. Этот его поступок так и остался для меня загадкой. Да и не только этот…